Утомленные кардиналы снова собрались в Валане. На этот раз имя аббата Дж
арада кардинала Кендемина появилось в списке номинантов с самого начал
а конклава, и он совершенно неожиданно обрел поддержку примерно пятнадц
ати процентов электората. Лишь затем поползли слухи, что, будучи избранн
ым, преосвященный Джарад произнесет слова «Non accepto»
Не принимаю (лат.).
, которых не слышали примерно две тысячи лет, с тех пор, как святой Пет
р, ставший папой Селестином V, уединившись в своей пещере отшельника, тщет
но повторял их, пока отчаявшаяся коллегия не выволокла его из пещеры и не
усадила на папский престол.
На этот раз конклав опасался всуе, решив, что одному из его членов недоста
ет преданности то ли империи, то ли бюрократии Валаны и ее западных союзн
иков. Называлось имя и Элии Коричневого Пони, ибо Красный Дьякон был проф
ессиональным юристом и дипломатом, искушенным в переговорах, но его отно
сительная молодость, его репутация человека, которым можно манипулиров
ать, и тот факт, что, прежде чем он воссядет на папство, его придется помаза
ть в священники, а потом и в епископы, Ц все эти соображения перевесили. Т
олько преосвященный Джарад, никогда не отличавшийся верностью суждени
й о людях, предложил своему другу поддержку, но тот не принял ее.
Единственная телеграфная линия на континенте тянулась от Ханнеган-сит
и в Тексарке до далекого юго-восточного угла Денверской Республики. Что
бы получить металл для ее сооружения, предыдущий Ханнеган конфисковал в
империи все медные монеты, все медные горшки и кастрюли и много церковны
х колоколов. Линия помогала оберегать завоеванные южные районы от вторж
ения свободных Кочевников с севера, но теперь она использовалась и для т
ого, чтобы информировать Филлипео Харга о ходе конклава и пересылать инс
трукции архиепископу Бенефезу и его союзникам в Священной Коллегии. Поч
ти каждый день посланник от Бенефеза скакал к югу и забирал почту на терм
инале, а второй курьер ехал в другую сторону и там отправлял почту. Никто и
з кардиналов не имел возможности поддерживать такую связь со своими епа
рхиями.
Но население Валаны снова мрачнело. Единственной индустрией Валаны был
о обслуживание церковных нужд, и благополучие бюргеров зависело от преб
ывания в городе изгнанного папы. Молитвы, осуждающие раскол, истово звуч
али на конклаве, но в местных церквах они не пользовались популярностью.
Рабочие ежедневно отскребали стены кафедрального собора, смывая ночны
е граффити, которые оставляли родственники тех же рабочих.
Прошли и демонстрации. Горожане и жители окрестных деревень собрались, ч
тобы предложить вниманию неприступных и неумолимых кардиналов своих с
обственных кандидатов. На улицах часто слышалось имя Амена Спеклберда, с
вятого человека, обитавшего в этих местах, целителя и заклинателя дождей
. Он был отлученным от сана священником ордена Святой Девы Пустыни; знал е
го и епископ Денвера, который заставил его выбирать между отлучением от
сана и трибуналом по обвинению в ереси.
Но, движимый Святым Духом, священным ужасом перед разгулом толпы и прибл
ижением суровой зимы, конклав наконец избрал самого епископа Денвера, вы
сокочтимого Марионо Скуллите (он не был членом коллегии, но считался чел
овеком, на которого можно было положиться), надеясь, что при нем положение
дел не ухудшится. Он принял имя Линуса VII, и это позволяло предполагать, что
он вернется к политике того папы, который до злосчастной рыбалки собирал
ся положить конец расколу.
Но сейчас Линус VII медленно умирал от неизвестной болезни, которую никак н
ельзя было отнести на счет яда (разве что его сестры и племянники, которые
служили дегустаторами блюд понтифика, тоже участвовали в заговоре). Прок
онсультировавшись с папским врачом, кардинал Элиа Коричневый Пони наня
л частную карету без церковных гербов и кучера из Кочевников, который не
знал ни слова на языке Скалистых гор. «Мне надо попрактиковаться в диале
кте Диких Собак», Ц объяснил кардинал своему помощнику. И, не привлекая в
нимания, направился в юго-западную пустыню, чтобы посоветоваться с абба
том Джара-дом кардиналом Кендемином. Кучер, восседавший на козлах, бегло
говорил на нескольких языках, и им было о чем поболтать в дороге.

Брат Чернозуб снова покинул монастырь. Он знал, что должен вернуться, но в
ременами буйное наследие, доставшееся ему от Кочевников, неудержимо овл
адевало им. На несколько дней он забывал и свои обеты, и здравомыслие Ц и
пускался в бега. Он бежал не столько от плохой еды, жесткой лежанки и долги
х занудных часов бдений, сколько от власти своих надменных, всезнающих и
всевидящих начальников. На этот раз он, стащив несколько монет со стола н
астоятеля, купил в деревне хлеба и бурдюк из-под вина. Наполнив его водой,
Чернозуб побрел к северу. В первый день он предпочитал держаться в сторо
не от дорог, чтобы не встретиться с путешественниками, но к закату, опасая
сь волков, вернулся к главной дороге и на ночь нашел укрытие в каком-то мо
нашеском убежище. Оно представляло собой замкнутые каменные стенки без
крыши, трех шагов в ширину и длину, но все же достаточно высокие, чтобы даж
е разъяренный волк не мог их перепрыгнуть. Среди разнообразных граффити
была надпись по-латыни, которая приветствовала гостей и запрещала им ис
пражняться в пределах стен. Такие убежища вдоль дорог возводили монахи е
го собственного ордена, но никто не заботился, чтобы содержать их в чисто
те. По полу текла струйка воды, отбившаяся от горного источника. Чернозуб
разжег костерок и вскипятил в кружке воды, опустив туда для вкуса нескол
ько зерен мескита. Еще до того, как на небе высыпали звезды, он съел нескол
ько сухарей с куском сухой баранины. Голодать он начнет через несколько
дней. Дрожа от холода, он устроился спать в углу и к рассвету снова разжег
костер.
Двигаясь параллельно дороге Ц как он ошибочно прикинул по положению со
лнца, Ц от которой на рассвете отклонился после того, как заметил группу
всадников с длинными ружьями, Чернозуб вышел к каньону, который, насколь
ко он видел, пересечь было невозможно. День пошел на вторую половину, и про
вести ночь ему было негде. На большой дороге все же было убежище, где он мо
жет чувствовать себя в безопасности, по крайней мере, от четвероногих хи
щников. Здесь они могут его выследить. Задремав в сумерках у тлеющего кос
тра, он все же услышал приближение всадников, вскарабкался по откосу изв
илистой дороги и, спрятавшись среди скал, стал ждать, пока всадники не поя
вились в поле зрения. Это были солдаты. Стражники папы или из Тексарка? С э
того расстояния он не мог определить, кто они такие. Внезапно перепугавш
ись, он съежился за камнем. Еще маленьким мальчиком его изнасиловали сол
даты, и ужас пережитого продолжал преследовать его.
Путников на дороге почти не попадалось, и это мог быть или монах, или конок
рад. Сегодня это были воры, которых Чернозуб увидел издалека. До сумерек о
ставалось не менее полутора часов, но не было ни следа хоть какого-то пути
по ту сторону лежавшего перед ним ущелья. Над землей уже сгущалась непро
глядная тьма. Он должен двигаться. На этих землях не существовало никаки
х законов, если не считать закона далекой Церкви. Двинувшись в другую сто
рону от каньона, он решил взобраться на Последнее Пристанище.
Расположившись на его склоне, Чернозуб, четыре дня тому назад покинувший
аббатство, стал свидетелем появления Красного Дьякона. Он не догадывалс
я, что пассажир кареты, в пыльном облаке появившейся с севера и пролетевш
ей через Санли Боуиттс к аббатству святого Лейбовица, был тем человеком,
который в прошлом обрек его на печальное существование, восхитившись ег
о переводом Боэдуллуса, но который еще в большей степени повлияет на его
будущее.
Когда запасы воды подошли к концу, он стал искать на Последнем Пристанищ
е следы мифического источника и хижины, в которой некогда обитал пустынн
ик, старый еврей, ушедший из этих мест во времена тексарских завоеваний. О
н нашел руины хижины, но не было ни следа ручья или другого источника воды
, который вряд ли мог существовать в окружающей пустыне. Другой миф утвер
ждал, что старый еврей был заклинателем дождя и не нуждался в источнике. Ч
ернозуб пришел к выводу, что это было правдой, поскольку на Столовой горе
зелени было больше, чем в низине. В этом заключалась какая-то тайна, но он н
е мог разрешить ее. Почти все время, пока его бурдюк не опустел окончатель
но, он возносил молитвы Святой Деве или просто сидел на резком ветру, охва
ченный сокрушением и злостью. Было начало весны и по ночам он едва не заме
рзал. Мучаясь невыносимым холодом и рыская в поисках воды, он наконец пон
ял, что ему придется возвращаться в монастырь и каяться в своем безумии.

И вот теперь, спустя три дня после того, как карета миновала деревню, он, по
драгивая и хлюпая носом, сидел в мрачном холле, ожидая решения своей учас
ти. Время от времени какой-нибудь монах или послушник бесшумно проходил
мимо, направляясь в библиотеку или мастерскую, но Чернозуб, ссутулившись
, продолжал сидеть на месте, поставив локти на колени и закрыв руками лицо
, понимая, что никто даже кивком не признает свое с ним знакомство. Но случ
илось исключение. Кто-то быстро прошел мимо и остановился у дверей зала з
аседаний. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Чернозуб поднял глаза и уви
дел своего бывшего психотерапевта Левиона Примирителя, который смотре
л на него сверху вниз. Когда их взгляды встретились, Чернозуб внутренне с
ъежился, но в глазах монаха не было ни презрения, ни жалости. Слегка покача
в головой, он вошел в зал, куда, скорее всего, был вызван как свидетель. Пред
полагалось, что разговоры, которые они вели в келье Левиона, были столь же
конфиденциальны, как тайна исповеди. Но Чернозуб уже никому не доверял.
Кардинала Коричневого Пони почти сразу же поставили в известность о нес
анкционированном отсутствии Чернозуба, ибо вскоре после своего появле
ния он попросил представить ему работу юного монаха, который переводил Б
оэдуллуса на язык Кочевников, и Джараду пришлось сообщить о растущем неп
одчинении переводчика. И что хуже всего Ц восхищаясь переложением Боэд
уллуса на язык Кочевников, Коричневый Пони вслух зачитал своему кучеру и
з Кочевников, чье родовое имя означало Святой Медвежонок, и своему секре
тарю, старому седобородому священнику и-Лейдену, бегло говорившему на д
иалекте Диких Собак, несколько отрывков из Дюрена в переводе Чернозуба,
и все трое решительно отвергли его.
Ц Эти теологические идеи совершенно чужды мышлению Кочевников, Ц объ
яснил Джараду Коричневый Пони, неожиданно поддержав мнение переводчик
а и отвергнув точку зрения Джарада. И что еще хуже Ц когда они перечитыва
ли работу, внимание преосвященного Джарада привлекло примечание к «Веч
ным идеям», которое Чернозуб и не стер, и не подписал своим именем: «Эта ко
нцепция Девы как олицетворения утробного молчания, в котором рождается
и звучит слово, соотносится с мистическим опытом…»
Коричневый Пони перевел это обратно на латынь. Свидетели последовавшей
сцены не могли припомнить, чтобы когда-либо преосвященный Джарад был в т
акой ярости.

Страх Чернозуба, сидевшего у двери трапезной, превратился в иррациональ
ный ужас, когда старый послушник Вушин неслышно подошел и уселся рядом с
ним на скамье. На церковном наречии с сильным тексарским акцентом (хотя н
а самом деле он отказывался пользоваться ол'заркским диалектом тексарс
кого), сосед пробормотал несколько слов, которые можно было принять за пр
иветствие, после чего скрутил сигаретку, а для этого требовалось особое
разрешение от аббата или настоятеля. Но Вушин был очень странной личност
ью, не испытывавшей потребности приносить какие-то религиозные обеты, н
о чей статус как политического беженца из Тексарка и непревзойденное ис
кусство кузнеца позволяли ему уверенно чувствовать себя в стенах монас
тыря, хотя за спиной у него было зловещее прошлое. Он посещал мессы и соблю
дал все предписанные ритуалы, но никогда не подходил к причастию, и никто
не мог с уверенностью утверждать, является ли он вообще христианином. Он
явился откуда-то с западного побережья, кожа, сейчас покрытая морщинами,
носила желтоватый оттенок, и разрез глаз до странности разнился. Те, кто п
обаивался и не любил его, за спиной называли Вушина брат Топор. В течение ш
ести лет он служил палачом при нынешнем Ханнегане и еще несколько лет Ц
при его предшественнике, после чего впал в немилость при императорском д
воре и, спасая свою жизнь, перебрался на Запад.
За три года пребывания в аббатстве он заметно похудел и быстро состарилс
я, но его появление на скамье у зала заседания вызвало беспричинный ужас
у обвиняемого, который съежился, сидя рядом. До этой минуты Чернозуб боль
ше всего боялся отлучения Ц со всеми присущими ему поражениями в гражда
нских правах и прочими неприятностями. Теперь перед его мысленным взоро
м всплыли острейшие ножи для кухни, топоры и косы, которые Вушин делал для
садовников. «Почему, зачем этот профессиональный убийца оказался рядом,
когда идет мой процесс?». Для Чернозуба не подлежало сомнению, что Вушина
пригласил трибунал Ц но не как свидетеля. «Я его почти не знаю!» Он всегда
пытался понять, осознает ли что-нибудь отрубленная голова, падая в корзи
нку.
Вушин коснулся его руки. Чернозуб дернулся, задохнувшись, но сосед всего
лишь предлагал ему комок чистой хлопковой ваты из своей мастерской.
Ц Вытри нос.
Чернозуб сразу же осознал, что этот человек предлагает ему вытереть сопл
и, которые свисали уже до подбородка.
Ц На Столовой горе по ночам жутко холодно, Ц сказал брат Топор, давая по
нять, что он знает о местопребывании беглеца во время его отсутствия. Зна
чит, и все знали.
Чернозуб нерешительно воспользовался его предложением, после чего лиш
ь вежливо кивнул в знак благодарности, словно он соблюдает благоговейно
е молчание, что в данных обстоятельствах даже для него несло оттенок лиц
емерия.
Вушин улыбнулся. Осмелев, Чернозуб спросил:
Ц Вы тут из-за меня?
Ц Не уверен, но скорее всего нет. Думаю, что уеду отсюда с кардиналом.
Приободрившись и расслабившись, Чернозуб принял прежнее положение. Ему
казалось очень странным, что Топор, который говорил на безукоризненном о
л'заркском, отказывался общаться на этом языке, хотя, когда он говорил на ц
ерковном, акцент выдавал его. Кроме церковного он владел одним из наречи
й, которыми постоянно пользовались в аббатстве, но когда брат Топор слыш
ал его, то сразу же уходил. Какую пользу, задумался Чернозуб, может принест
и кардиналу Элии Коричневому Пони или курии палач, который ненавидит сво
его бывшего хозяина? Неужто Церковь отступила от древнего отказа пролив
ать кровь своих врагов?

Через час прозвонил колокол, сзывающий на ужин. Зал заседаний снова прев
ратился в трапезную и члены трибунала приступили к еде. Когда по коридор
у бесшумно заструился поток монахов, Вушин встал, дабы присоединиться к
ним.
Ц Ты не ел? Ц спросил он у обвиняемого. Чернозуб отрицательно покачал г
оловой и остался сидеть. Еще до окончания трапезы в дверях показался Лев
ион и обратился к нему:
Ц Брат-медик говорит, что ты должен поесть.
Ц Нет. Меня тошнит.
Ц Глупый, Ц сказал Левион. Ц Глупый и счастливый, Ц больше для себя, че
м для Чернозуба, добавил он, возвращаясь в трапезную.
«Счастливый?» Ц слово застряло у Чернозуба в мозгу, но он не мог найти ему
объяснения.
До него смутно доносились слова благодарственной молитвы Ц ужин кончи
лся. Монахи столь же бесшумно покинули трапезную, в которой остались тол
ько члены трибунала. На этот раз Чернозуб обрел смелость смотреть на них,
но никто, даже Крапивник и Поющая Корова, не бросили взгляда в его сторону
, проходя мимо. За последним человеком закрылась дверь. Слушание возобно
вилось.
Вскоре дверь снова открылась. Кто-то вышел и остановился. Подняв глаза, Че
рнозуб увидел веснушчатое лицо, седеющие рыжеватые волосы и отблеск пур
пура. На него смотрели зеленовато-голубые глаза. Задохнувшись, Чернозуб
встал и, двигаясь как во сне, собрался преклонить колена. Кардинал Элия Ко
ричневый Пони подхватил его под руку, когда он споткнулся.
Ц Ваша светлость! Ц хрипло произнес Чернозуб и снова попытался поклон
иться.
Ц Садись. Ты еще не оправился. Я хотел бы минутку поговорить с тобой.
Ц Конечно, милорд.
Чернозуб остался стоять, но кардинал, сев на скамейку, потянул его за рука
в рясы, заставив присесть рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64