судебная организация, занятая назначением наказаний виновным после проведения всестороннего расследования, в ходе которого обвиняемые пользуются определенными гарантиями; пенитенциарная система, исполняющая вынесенные судами приговоры
(штрафы, тюремное заключение, принудительные работы, смертная казнь и т. п.). Здесь еще можно обнаружить следы институтов, имевшихся в других человеческих сообществах, но никогда прежде эти институты не были столь развитыми и законченными. К тому же
, когда создаются международные судебные органы или, например, корпоративные суды, их копируют именно с государственных образцов.я:
3. Только государство располагает наибольшей материальной силой, чтобы заставить выполнять свои решения. Здесь кроется одно из важнейших оснований <суверенитета>. : Поскольку только государство (или почти только) обладает полицейской системой и совре
менной армией, оно не имеет перед собой ни одного сообщества, способного ему противопоставить эквивалентную материальную силу. В случае конфликта с применением насилия за государством неизбежно остается последнее слово. Можно констатировать, что в де
йствительности в ходе истории <суверенитет> являлся достоянием социальных групп, располагавших самой большой материальной силой: именно разрушение войска под видом организации феодальных дружин породило распыление суверенитета в средневековых государ
ствах; именно создание регулярных армий породило суверенные государства. Для того, чтобы могло появиться стоящее над государствами международное сообщество, для того, чтобы исчез государственный суверенитет необходимо создание международных вооруженн
ых сил, превосходящих по мощи государственные.
:Сводить государство к наибольшей материальной силе так же абсурдно, как и к правовой теории суверенитета: в действительности все <основывается на государственническом феномене. Юридический суверенитет, совершенство организации, наибольшая материальн
ая сила тесно связаны между собой и в то же время с другим элементом, характеризующим государство: с силой уз солидарности внутри государственного сообщества, внутри <нации>. Основное препятствие на пути создания международной армии состоит в том, чт
о интернациональное сообщество не настолько сильно ощущается его членами, чтобы они согласились умереть за него. А нация воспринимается именно так, и поэтому она может иметь армию, совершенную политическую организацию и юридический суверенитет.я:
:Скромное государство, которое мы должны создать, не есть государство <свободного предпринимательства> (Etat de laissez faire); это государство, которое действует не для того, чтобы навязать априорные взгляды своих технократов через командование или
регламентацию, а чтобы способствовать трансформации глубинных регуляций реальных человеческих систем. Это действие не менее важно, не менее благородно и не менее трудно, как раз наоборот, но оно не нуждается больше в сохранении той же ситуации власт
вования и превосходства.
:Миссия регламентации, возложенная на общественные власти, в принципе не вызывает возражений: без минимальной регламентации нет должного уважения контрактов, исчезает доверие, на котором зиждется экономическая деятельность. Сама конкуренция может раз
виваться, если только ее ограничивают
и защищают правила. Конечно, эти правила могут быть основаны на традиции, как, впрочем, и условия, которые обеспечивают уважение контрактов. Но уже давно во всех странах недостаточность системы, основанной на традициях, привела к развитию сильного ре
гламентационного свода правил (un corpus reglementaire), который касается как соблюдения контрактов, так и поддержания условий для конкуренции, условий, регулирующих рынок труда, обеспечивающих защиту окружающей среды, запрещающих вред-ные для здоро
вья производства, а также вредную или морально предосудительную деятельность.
Спор, таким образом, идет не о необходимости регламентации, а о типе власти, которая должна ее разрабатывать, о типе власти, которая должна ее применять, с одной стороны, и о границах этой власти и превышении ее полномочий - с другой. Различие между
страной с либеральной традицией, такой, как США, и страной с административной традицией, такой, как Франция, хорошо извест-но. Чрезвычайная власть административного государства <по-французски> проистекает из того, что оно господствует над законодател
ьной властью в области разработки законов и над судебной властью в области их исполнения. Возможность быть
судьей самому себе, которую оно, таким образом, оставило за собой, составляет одно из главных препятствий прихода к власти скромного государства. Однако это только одна сторона дела. Первенство законодательной и судебной властей в такой стране, как С
ША, вовсе не мешает умножению там правил, а как раз наоборот. Это сравнение многое объясняет, так как оно позволяет лучше понять причины той ситуации, которая порождает болезнь и похожие реакции отторжения в столь разных в общем странах.
Первая и самая главная из этих причин - потрясающий рост сложности сделок между участниками экономической и социальной игры. Вереница взаимозависимостей и многочисленные вторичные последствия всякой деятельности, которые вытекают из этой сложности, д
елают невозможным поддержание простых правил обеспечения ответственности и защиты людей и вещей. Переход к обществу услуг ускоряет это развитие в том отношении, что сами рынки услуг еще более сложны, и человеческие отношения, которые они создают, име
ют намного меньше ограничений, чем отношения купли-продажи традиционной индустриальной модели.
Однако к воздействию сложности прибавляется еще один, более второстепенный довод. Это - необходимость вмешательства
с целью обеспечения равенства доступа к экономической и социальной игре (jeu economique et social), во-первых, и равенства условий игры ее участников, во-вторых. В таком случае главной задачей регламентации является установление между индивидами дос
таточного равенства, которое свободная игра рынка обычно ликвидирует настолько, что задетой оказывается сама жизнеспособность общества. Прямые вмешательства активного регламентирования, ограничивающего свободу заключения контрактов, диктующего особые
условия найма рабочей силы, ее увольнения, продвижения по службе и использования налогообложения для обеспечения большего равенства доходов, повлекли за собой развитие налогового права, социального права, делового права, сложности и противоречия кот
орых не перестают приводить в растерянность самих специалистов по этим вопросам.
Как решать эти проблемы? Было бы абсурдным верить, что их можно оставить на милость рынка. Сложность возникла как реакция властей на реальные противоречия, реакция, в основании которой лежит логическая ошибка. Рассуждение шло таким образом, будто еди
нственным способом овладеть этой сложностью было противопоставление ей еще большего числа правил. Однако современное размышление о человеческих системах (les systemes humains) начинает oбнаруживать парадоксальную идею о том, что единственным эффекти
вным ответом на нее является ответ <простоты> (de la simplicite). А это требует намного больших усилий в области умножения знаний о таких системах и проведения в них экспериментирования.
Прежде всего следует отметить, что наиболее эффективными регламентациями являются такие, которые опираются на уже существующие регуляции конкретной человеческой системы. Единственной целью регламентаций тогда становится их гарантия и усиление. Лучшее
изучение традиций, обычаев и регуляций такого рода могло бы привести к значительному ограничению необходимого регламентирования и к созданию более простых правил.
С другой стороны, нужно попытаться переосмыслить методы их применения. Странно констатировать, но концепция устрашения, действенность которой столь долго оспаривалась в области уголовного законодательства, остается, напротив, ключевой концепцией в об
ласти гражданского регламентирования. О карательном характере последнего приходится сожалеть тем более потому, что принципы наказания воспринимаются плохо. Мы превращаем отношения индивидов и коллектива в разновидность социальной игры в воров и жанда
рмов, в которой множество правил и видов контролирования смягчается слабостью их применения.
Однако разве не было бы более разумным попробовать сначала лучше понять рациональность тех видов поведения, которые считаются нежелательными, а затем попытаться воздействовать на условия, которые их порождают, с одной стороны, и попытаться предусмотр
еть внимательнее возможности ошибки - с другой.
:Проблема, стоящая перед нами, - это проблема трансформации сложной системы; для того чтобы достичь успеха в ее решении, нужно найти иные рычаги воздействия, нежели страх
и добродетель.
Первое замечание должно касаться ресурсов. Карательный подход исходит из размышления о принуждениях (contraintes). Это - руссоистское, упрощенное рассуждение: человек - хороший, достаточно ликвидировать принуждения, которые навязывает общество, и поз
волить ему самому найти средства устроить свои дела. Марксисты и либералы, несмотря на их сильнейшие расхождения, в одинаковой степени оказываются отмеченными этой философией (которую они заимствовали у философов XVIII в.). Ни те, ни другие не уважаю
т общество такое, как оно есть. Они не хотят понять, что только в этом обществе они могут найти ресурсы для развития, что успех любой реформы есть плод процесса обучений, что именно эта способность человека к обучению и делает такое изменение одновре
менно возможным и приемлемым и что иначе нет ничего, кроме сумятицы, хаоса и распада : Вернемся вновь к дискуссии о трех полюсах стратегического размышления (un raisonnement strategique): цели - ресурсы - ограничения (objectifs - ressouces - contrai
ntes). Карательное размышление отдает предпочтение отношению <цели - ограничения>. Революционеры хотят устранить все препятствия сразу, тогда как реформаторы довольствуются осторожным и постепенным подходом, однако и те и другие придают лишь очень не
большое значение ресурсам. Стратегическое размышление переворачивает эти условия задачи: определяющими должны быть ресурсы, а вовсе не цели. Именно в зависимости от этих ресурсов нужно если не определять, то по крайней мере сверять с ними цели. Что к
асается размышления о принуждениях, то его не следует отделять от размышления о ресурсах, так как то, что является ресурсом, часто является и принуждением, точно так же как то, что нам представлялось принуждением, может, напротив, стать ресурсом. Ква
лификация и энергия персонала, ориентированного на формальный контроль, является решающим средством для поддержания необходимой строгости исполнения сделок, но эти же качества становятся принуждениями, препятствиями при проведении реформы, направленн
ой на дерегламентацию тех секторов деятельности, которые раздавлены быстрым размножением контрольных функций. Проблема состоит не в наказании чрезмерно старательных контролеров, а в ином использовании их способностей. То, что казалось здесь на первый
взгляд абсурдным утопическим, становится совершенно разумным, когда к их поведению приглядишься повнимательнее. Анализ того, что считают принуждениями, позволяет открыть в то же время возможные ресурсы. Крайний партикуляризм различных категорий служ
ащих, которые ревниво относятся к своим привилегиям и прерогативам, например, может оказаться таким ресурсом, если будет принято решение о ревальвации тех специальностей, которым они соответствуют, для того чтобы обеспечить более динамичное управлени
е. Трансформация принуждений в ресурсы для осуществления изменений может, таким образом, стать одним из главных элементов стратегии реформ.
Вернемся к нашей французской проблеме. Мы хотим открыть наше общество, сделать его способным на динамичное экономическое, политическое и культурное развитие, которое позволило бы всем его членам развивать свои способности в разнообразном мире хотя и
традиционного индустриального общества. Из анализа нашей системы принятия решений мы делаем вывод, что для того, чтобы достичь успеха, мы должны стремиться главным образом к тому, чтобы трансформировать громоздкое, всеведущее государство, которое мы
создали, в скромное государство, более толковое, стремящееся поставить себя на службу обществу, а не командовать им. Главной функцией такого государства должно было бы стать стремление в первую очередь помочь всем социальным подсистемам, которые сост
авляют общество, найти наилучшие регуляции изменений и возглавить крестовый поход за инвестирование в качество.
Здесь появляется фундаментальное противоречие, которое вынуждает нас на стратегическое размышление: нельзя изменить общество, не изменив роль государства, не изменив роль чиновников. Однако последние, как и все сформировавшиеся корпорации, враждебны
всякому изменению.
Фронтальная атака на чиновничество, которое не хочет понять нужд новой действительности, приказание им измениться, наказание их, если они не изменятся, не дадут никакого практического результата и будут катастрофическими с политической точки зрения.
Я уже отмечал фатальную ошибку Учредительного собрания 1791 г. во Франции, которое считало, что может, ничем не рискуя, навязать свои рациональные взгляды духовенству полностью дискредитированного Старого режима (Ancien regime). Опрокинув некоторые
главные регуляции общества, которое было более сложным, чем позволяло им думать их руссоистское видение мира, они воскресили умирающего и спровоцировали идеологическую войну, которая продолжалась более двух веков. Была ли возможность действовать по-д
ругому? Я думаю, что да, но, поскольку невозможно переделать Историю, вспомним лучше поведение французских социалистов и поведение квебекских либералов в школьном вопросе. В 1960 г. квебекцы успешно провели во время своей <спокойной революции> операц
ию по секуляризации общества, которую, казалось, провести было намного труднее, чем все подобные предприятия <французской левой>. И если им удалось добиться успеха, то это произошло потому, что они поняли всю важность человеческого ресурса, который п
редставляли собой католическое духовенство, школьные религиозные институты и их, пусть и порицаемые, традиции. И вместо того чтобы на них нападать, они решили на них опереться.
Стратегическое размышление о модернизации французского общества должно прежде всего касаться тех необходимых ресурсов, которые составляет в нем чиновничество. Вместо того чтобы сваливать на чиновников ответственность за недостатки системы, нашим рефо
рматорам следует подумать о том, чем они могли бы помочь им в их усилиях по обновлению.
Главными ресурсами в реформе государства действительно являются прежде всего человеческие ресурсы. Ни в какой другой области французского общества ресурсами так не пренебрегают, так плохо их не используют и так не растрачивают их впустую. Остается то
лько повторить, что, сделав акцент на развитии и использовании этих ресурсов, можно было бы получить совершенно неожиданные результаты. Они должны и могут стать главным рычагом модернизации государства.
Последствия исторических сдвигов, связанных
с изменением пространства
Сдвиг в местоположении демократии от небольших городов-государств к крупным и даже гигантским нациям-государствам привел к важным последствиям как практического, так и теоретического характера, хотя это отнюдь не означает, что теория находилась в лад
ах с практикой. К концу восемнадцатого столетия изучение города-государства, который более двух тысячелетий рассматривался как естественное и даже исключительно благоприятное устройство для демократического порядка - взгляд, все еще отстаивавшийся Ру
ссо в <Общественном договоре> (1762), - ока-залось почти повсеместно вытесненным изучением наций-государств, а демократические усилия, идеи и идеология должны были сместить свой центр тяжести в сторону проблемы демократизации управления нацией-госуда
рством. Последствия этого сдвига, однако, не были учтены в полной мере. Я бы хотел обозначить семь таких важных последствий.
1. Представительство. В силу практической неосуществимости сбора всех граждан или хотя бы их значительной части представительство, которое Руссо предал анафеме в <Общественном договоре>, сделалось неизбежным следствием расширения пространства политич
еской системы.
2. Расширение пространства. Как только решение о представительстве было принято, барьеры относительно демократического союза, установленные собранием города-государства, были уничтожены и представительная демократия могла расширять пространство своег
о функционирования без каких-либо пределов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
(штрафы, тюремное заключение, принудительные работы, смертная казнь и т. п.). Здесь еще можно обнаружить следы институтов, имевшихся в других человеческих сообществах, но никогда прежде эти институты не были столь развитыми и законченными. К тому же
, когда создаются международные судебные органы или, например, корпоративные суды, их копируют именно с государственных образцов.я:
3. Только государство располагает наибольшей материальной силой, чтобы заставить выполнять свои решения. Здесь кроется одно из важнейших оснований <суверенитета>. : Поскольку только государство (или почти только) обладает полицейской системой и совре
менной армией, оно не имеет перед собой ни одного сообщества, способного ему противопоставить эквивалентную материальную силу. В случае конфликта с применением насилия за государством неизбежно остается последнее слово. Можно констатировать, что в де
йствительности в ходе истории <суверенитет> являлся достоянием социальных групп, располагавших самой большой материальной силой: именно разрушение войска под видом организации феодальных дружин породило распыление суверенитета в средневековых государ
ствах; именно создание регулярных армий породило суверенные государства. Для того, чтобы могло появиться стоящее над государствами международное сообщество, для того, чтобы исчез государственный суверенитет необходимо создание международных вооруженн
ых сил, превосходящих по мощи государственные.
:Сводить государство к наибольшей материальной силе так же абсурдно, как и к правовой теории суверенитета: в действительности все <основывается на государственническом феномене. Юридический суверенитет, совершенство организации, наибольшая материальн
ая сила тесно связаны между собой и в то же время с другим элементом, характеризующим государство: с силой уз солидарности внутри государственного сообщества, внутри <нации>. Основное препятствие на пути создания международной армии состоит в том, чт
о интернациональное сообщество не настолько сильно ощущается его членами, чтобы они согласились умереть за него. А нация воспринимается именно так, и поэтому она может иметь армию, совершенную политическую организацию и юридический суверенитет.я:
:Скромное государство, которое мы должны создать, не есть государство <свободного предпринимательства> (Etat de laissez faire); это государство, которое действует не для того, чтобы навязать априорные взгляды своих технократов через командование или
регламентацию, а чтобы способствовать трансформации глубинных регуляций реальных человеческих систем. Это действие не менее важно, не менее благородно и не менее трудно, как раз наоборот, но оно не нуждается больше в сохранении той же ситуации власт
вования и превосходства.
:Миссия регламентации, возложенная на общественные власти, в принципе не вызывает возражений: без минимальной регламентации нет должного уважения контрактов, исчезает доверие, на котором зиждется экономическая деятельность. Сама конкуренция может раз
виваться, если только ее ограничивают
и защищают правила. Конечно, эти правила могут быть основаны на традиции, как, впрочем, и условия, которые обеспечивают уважение контрактов. Но уже давно во всех странах недостаточность системы, основанной на традициях, привела к развитию сильного ре
гламентационного свода правил (un corpus reglementaire), который касается как соблюдения контрактов, так и поддержания условий для конкуренции, условий, регулирующих рынок труда, обеспечивающих защиту окружающей среды, запрещающих вред-ные для здоро
вья производства, а также вредную или морально предосудительную деятельность.
Спор, таким образом, идет не о необходимости регламентации, а о типе власти, которая должна ее разрабатывать, о типе власти, которая должна ее применять, с одной стороны, и о границах этой власти и превышении ее полномочий - с другой. Различие между
страной с либеральной традицией, такой, как США, и страной с административной традицией, такой, как Франция, хорошо извест-но. Чрезвычайная власть административного государства <по-французски> проистекает из того, что оно господствует над законодател
ьной властью в области разработки законов и над судебной властью в области их исполнения. Возможность быть
судьей самому себе, которую оно, таким образом, оставило за собой, составляет одно из главных препятствий прихода к власти скромного государства. Однако это только одна сторона дела. Первенство законодательной и судебной властей в такой стране, как С
ША, вовсе не мешает умножению там правил, а как раз наоборот. Это сравнение многое объясняет, так как оно позволяет лучше понять причины той ситуации, которая порождает болезнь и похожие реакции отторжения в столь разных в общем странах.
Первая и самая главная из этих причин - потрясающий рост сложности сделок между участниками экономической и социальной игры. Вереница взаимозависимостей и многочисленные вторичные последствия всякой деятельности, которые вытекают из этой сложности, д
елают невозможным поддержание простых правил обеспечения ответственности и защиты людей и вещей. Переход к обществу услуг ускоряет это развитие в том отношении, что сами рынки услуг еще более сложны, и человеческие отношения, которые они создают, име
ют намного меньше ограничений, чем отношения купли-продажи традиционной индустриальной модели.
Однако к воздействию сложности прибавляется еще один, более второстепенный довод. Это - необходимость вмешательства
с целью обеспечения равенства доступа к экономической и социальной игре (jeu economique et social), во-первых, и равенства условий игры ее участников, во-вторых. В таком случае главной задачей регламентации является установление между индивидами дос
таточного равенства, которое свободная игра рынка обычно ликвидирует настолько, что задетой оказывается сама жизнеспособность общества. Прямые вмешательства активного регламентирования, ограничивающего свободу заключения контрактов, диктующего особые
условия найма рабочей силы, ее увольнения, продвижения по службе и использования налогообложения для обеспечения большего равенства доходов, повлекли за собой развитие налогового права, социального права, делового права, сложности и противоречия кот
орых не перестают приводить в растерянность самих специалистов по этим вопросам.
Как решать эти проблемы? Было бы абсурдным верить, что их можно оставить на милость рынка. Сложность возникла как реакция властей на реальные противоречия, реакция, в основании которой лежит логическая ошибка. Рассуждение шло таким образом, будто еди
нственным способом овладеть этой сложностью было противопоставление ей еще большего числа правил. Однако современное размышление о человеческих системах (les systemes humains) начинает oбнаруживать парадоксальную идею о том, что единственным эффекти
вным ответом на нее является ответ <простоты> (de la simplicite). А это требует намного больших усилий в области умножения знаний о таких системах и проведения в них экспериментирования.
Прежде всего следует отметить, что наиболее эффективными регламентациями являются такие, которые опираются на уже существующие регуляции конкретной человеческой системы. Единственной целью регламентаций тогда становится их гарантия и усиление. Лучшее
изучение традиций, обычаев и регуляций такого рода могло бы привести к значительному ограничению необходимого регламентирования и к созданию более простых правил.
С другой стороны, нужно попытаться переосмыслить методы их применения. Странно констатировать, но концепция устрашения, действенность которой столь долго оспаривалась в области уголовного законодательства, остается, напротив, ключевой концепцией в об
ласти гражданского регламентирования. О карательном характере последнего приходится сожалеть тем более потому, что принципы наказания воспринимаются плохо. Мы превращаем отношения индивидов и коллектива в разновидность социальной игры в воров и жанда
рмов, в которой множество правил и видов контролирования смягчается слабостью их применения.
Однако разве не было бы более разумным попробовать сначала лучше понять рациональность тех видов поведения, которые считаются нежелательными, а затем попытаться воздействовать на условия, которые их порождают, с одной стороны, и попытаться предусмотр
еть внимательнее возможности ошибки - с другой.
:Проблема, стоящая перед нами, - это проблема трансформации сложной системы; для того чтобы достичь успеха в ее решении, нужно найти иные рычаги воздействия, нежели страх
и добродетель.
Первое замечание должно касаться ресурсов. Карательный подход исходит из размышления о принуждениях (contraintes). Это - руссоистское, упрощенное рассуждение: человек - хороший, достаточно ликвидировать принуждения, которые навязывает общество, и поз
волить ему самому найти средства устроить свои дела. Марксисты и либералы, несмотря на их сильнейшие расхождения, в одинаковой степени оказываются отмеченными этой философией (которую они заимствовали у философов XVIII в.). Ни те, ни другие не уважаю
т общество такое, как оно есть. Они не хотят понять, что только в этом обществе они могут найти ресурсы для развития, что успех любой реформы есть плод процесса обучений, что именно эта способность человека к обучению и делает такое изменение одновре
менно возможным и приемлемым и что иначе нет ничего, кроме сумятицы, хаоса и распада : Вернемся вновь к дискуссии о трех полюсах стратегического размышления (un raisonnement strategique): цели - ресурсы - ограничения (objectifs - ressouces - contrai
ntes). Карательное размышление отдает предпочтение отношению <цели - ограничения>. Революционеры хотят устранить все препятствия сразу, тогда как реформаторы довольствуются осторожным и постепенным подходом, однако и те и другие придают лишь очень не
большое значение ресурсам. Стратегическое размышление переворачивает эти условия задачи: определяющими должны быть ресурсы, а вовсе не цели. Именно в зависимости от этих ресурсов нужно если не определять, то по крайней мере сверять с ними цели. Что к
асается размышления о принуждениях, то его не следует отделять от размышления о ресурсах, так как то, что является ресурсом, часто является и принуждением, точно так же как то, что нам представлялось принуждением, может, напротив, стать ресурсом. Ква
лификация и энергия персонала, ориентированного на формальный контроль, является решающим средством для поддержания необходимой строгости исполнения сделок, но эти же качества становятся принуждениями, препятствиями при проведении реформы, направленн
ой на дерегламентацию тех секторов деятельности, которые раздавлены быстрым размножением контрольных функций. Проблема состоит не в наказании чрезмерно старательных контролеров, а в ином использовании их способностей. То, что казалось здесь на первый
взгляд абсурдным утопическим, становится совершенно разумным, когда к их поведению приглядишься повнимательнее. Анализ того, что считают принуждениями, позволяет открыть в то же время возможные ресурсы. Крайний партикуляризм различных категорий служ
ащих, которые ревниво относятся к своим привилегиям и прерогативам, например, может оказаться таким ресурсом, если будет принято решение о ревальвации тех специальностей, которым они соответствуют, для того чтобы обеспечить более динамичное управлени
е. Трансформация принуждений в ресурсы для осуществления изменений может, таким образом, стать одним из главных элементов стратегии реформ.
Вернемся к нашей французской проблеме. Мы хотим открыть наше общество, сделать его способным на динамичное экономическое, политическое и культурное развитие, которое позволило бы всем его членам развивать свои способности в разнообразном мире хотя и
традиционного индустриального общества. Из анализа нашей системы принятия решений мы делаем вывод, что для того, чтобы достичь успеха, мы должны стремиться главным образом к тому, чтобы трансформировать громоздкое, всеведущее государство, которое мы
создали, в скромное государство, более толковое, стремящееся поставить себя на службу обществу, а не командовать им. Главной функцией такого государства должно было бы стать стремление в первую очередь помочь всем социальным подсистемам, которые сост
авляют общество, найти наилучшие регуляции изменений и возглавить крестовый поход за инвестирование в качество.
Здесь появляется фундаментальное противоречие, которое вынуждает нас на стратегическое размышление: нельзя изменить общество, не изменив роль государства, не изменив роль чиновников. Однако последние, как и все сформировавшиеся корпорации, враждебны
всякому изменению.
Фронтальная атака на чиновничество, которое не хочет понять нужд новой действительности, приказание им измениться, наказание их, если они не изменятся, не дадут никакого практического результата и будут катастрофическими с политической точки зрения.
Я уже отмечал фатальную ошибку Учредительного собрания 1791 г. во Франции, которое считало, что может, ничем не рискуя, навязать свои рациональные взгляды духовенству полностью дискредитированного Старого режима (Ancien regime). Опрокинув некоторые
главные регуляции общества, которое было более сложным, чем позволяло им думать их руссоистское видение мира, они воскресили умирающего и спровоцировали идеологическую войну, которая продолжалась более двух веков. Была ли возможность действовать по-д
ругому? Я думаю, что да, но, поскольку невозможно переделать Историю, вспомним лучше поведение французских социалистов и поведение квебекских либералов в школьном вопросе. В 1960 г. квебекцы успешно провели во время своей <спокойной революции> операц
ию по секуляризации общества, которую, казалось, провести было намного труднее, чем все подобные предприятия <французской левой>. И если им удалось добиться успеха, то это произошло потому, что они поняли всю важность человеческого ресурса, который п
редставляли собой католическое духовенство, школьные религиозные институты и их, пусть и порицаемые, традиции. И вместо того чтобы на них нападать, они решили на них опереться.
Стратегическое размышление о модернизации французского общества должно прежде всего касаться тех необходимых ресурсов, которые составляет в нем чиновничество. Вместо того чтобы сваливать на чиновников ответственность за недостатки системы, нашим рефо
рматорам следует подумать о том, чем они могли бы помочь им в их усилиях по обновлению.
Главными ресурсами в реформе государства действительно являются прежде всего человеческие ресурсы. Ни в какой другой области французского общества ресурсами так не пренебрегают, так плохо их не используют и так не растрачивают их впустую. Остается то
лько повторить, что, сделав акцент на развитии и использовании этих ресурсов, можно было бы получить совершенно неожиданные результаты. Они должны и могут стать главным рычагом модернизации государства.
Последствия исторических сдвигов, связанных
с изменением пространства
Сдвиг в местоположении демократии от небольших городов-государств к крупным и даже гигантским нациям-государствам привел к важным последствиям как практического, так и теоретического характера, хотя это отнюдь не означает, что теория находилась в лад
ах с практикой. К концу восемнадцатого столетия изучение города-государства, который более двух тысячелетий рассматривался как естественное и даже исключительно благоприятное устройство для демократического порядка - взгляд, все еще отстаивавшийся Ру
ссо в <Общественном договоре> (1762), - ока-залось почти повсеместно вытесненным изучением наций-государств, а демократические усилия, идеи и идеология должны были сместить свой центр тяжести в сторону проблемы демократизации управления нацией-госуда
рством. Последствия этого сдвига, однако, не были учтены в полной мере. Я бы хотел обозначить семь таких важных последствий.
1. Представительство. В силу практической неосуществимости сбора всех граждан или хотя бы их значительной части представительство, которое Руссо предал анафеме в <Общественном договоре>, сделалось неизбежным следствием расширения пространства политич
еской системы.
2. Расширение пространства. Как только решение о представительстве было принято, барьеры относительно демократического союза, установленные собранием города-государства, были уничтожены и представительная демократия могла расширять пространство своег
о функционирования без каких-либо пределов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151