И сегодня немногие поддержат наивный взгляд, согласно которому <прогресс истории> раз и нав
сегда положил конец этому прямому способу эксплуатации людей. Сторонники такого взгляда ошибочно полагают, что, поскольку формальная свобода однажды была завоевана, для нас уже невозможно вновь подпасть под власть таких примитивных форм эксплуатации.
я:
Догму, согласно которой экономическая власть является корнем всех зол, следует опровергнуть. Ее место должно занять понимание опасностей, исходящих от любой формы бесконтрольной власти. Деньги как таковые не особенно опасны. Они становятся опасными,
только если на них можно купить власть непосредственно или путем порабощения экономически слабых, которые должны продавать себя, чтобы жить.
:Конечно, на практике марксисты никогда полностью не полагались на доктрину бессилия политической власти. В той мере, в какой они имели возможность действовать или планировать свою деятельность, они обычно, подобно всем остальным, предполагали, что п
олитическую власть можно использовать для контроля за экономической властью. Однако их планы и действия никогда не основывались ни на явном отказе от их первоначальной теории бессилия политической власти, ни на каком-то тщательно разработанном взгляд
е на самую фундаментальную проблему всякой политики, а именно проблему контроля за контролерами, за опасной концентрацией власти в государстве. Марксисты так и не осознали всего значения демократии как единственного хорошо известного средства осущест
вления такого контроля. Как следствие, марксисты не смогли понять опасности, таящейся в политике, ведущей к возрастанию власти государства. Более или менее бессознательно отказавшись от доктрины бессилия политики, они сохранили взгляд, согласно котор
ому проблема государственной власти не является важной. Власть плоха, по их мнению, только потому, что находится в руках буржуазии. Оставаясь приверженцами своей формулы диктатуры пролетариата, марксисты так и не поняли, что всякая власть - политичес
кая не в меньшей мере, чем экономическая, - опасна. Действительно, марксисты не смогли осознать принципа : согласно которому всякая широкомасштабная политика должна быть институциональной, а не личностной. И когда они шумно требуют расширения полномо
чий государственной власти (в противоположность Марксову взгляду на государство), они не принимают во внимание то, что дурные личности могут завладеть этой более широкой властью. Отчасти именно это является причиной, по которой - как только марксисты
все же приступали к рассмотрению вопроса
о вмешательстве государства - они планировали предоставить государству практически беспредельную власть в области экономики. Они сохранили Марксово холистское и утопическое убеждение, согласно которому только совершенно новая <социальная система> мож
ет улучшить существующее положение вещей.
Я дал критику этого утопического и романтического подхода
к социальной инженерии : но хочу добавить, что экономическое вмешательство, даже предлагаемые нами постепенные, поэтапные методы социальной инженерии могут привести к бесконтрольному возрастанию власти государства. Интервенционизм, следовательно, кра
йне опасен. Это, конечно, не является решающим аргументом против него, поскольку государственная власть всегда была и останется опасным, но неизбежным злом. Однако надо помнить следующее важное предостережение: если мы ослабим нашу бдительность и есл
и, предоставляя государству больше власти через
интервенционистское <планирование>, не будем одновременно усиливать наши демократические институты, то можем потерять свободу. А если свобода будет потеряна, то будет потеряно и все остальное, включая и <планирование>. Действительно, с какой стати пл
аны, касающиеся благосостояния людей, должны выполняться, если люди не обладают властью, чтобы обеспечить это? Только свобода может сделать безопасность надежной.
Таким образом, мы видим, что существует не только парадокс свободы, но и парадокс государственного планирования. Если мы планируем слишком много, т. е. отдаем слишком большую власть государству, то свобода будет потеряна, и это поставит крест и на са
мом планировании. Высказанные соображения возвращают нас к нашему призыву к постепенным, поэтапным методам социальной инженерии в противоположность утопическим или холистским методам, а также к нашему требованию, согласно которому следует планировать
меры для борьбы против конкретного зла, а не для установления некоторого идеального добра. Государственное вмешательство должно быть ограничено в той степени, которая в действительности необходима для защиты свободы.
Вместе с тем недостаточно сказать, что предлагаемые нами решения должны быть минимальными, что нам следует быть бдительными и что мы не должны отдавать больше власти государству, чем это необходимо для защиты свободы. Такие требования скорее всего то
лько ставят проблемы, чем показывают пути их решения. Вполне возможно, что решений таких проблем вообще не существует. Действительно, приобретение новой экономической власти государством - чья сила в сравнении с силами его граждан всегда опасно велик
а - может сделать сопротивление ей бесполезным. Ведь до сих пор еще никто не доказал, что свободу можно сохранить, и не показал, как ее можно сохранить.
:Мы провели важное различение между личностями (лицами) и институтами. Мы отмечали, что, хотя сегодняшние политические проблемы часто могут требовать личных решений, вся долгосрочная политика - особенно всякая демократическая долгосрочная политика -
должна разрабатываться в рамках безличных институтов. В частности, проблема контроля за правителями и проверки их власти является главным образом институциональной проблемой - проблемой проектирования институтов для контроля за тем, чтобы плохие пра
вители не делали слишком много вреда. Аналогичные соображения применимы и к проблеме контроля за экономической властью государства. Мы должны защищаться от лиц и от их произвола. Институты одного типа могут предоставлять безграничную власть тому или
иному лицу, но институты другого типа могут отнимать ее у этого лица.я:
Таким образом, мы подошли к различению двух совершенно разных методов, посредством которых может происходить экономическое вмешательство государства. Первый - это метод проектирования <правовой структуры> протекционистских институтов (примером могут
быть законы, ограничивающие власть собственников животных и собственников земли). Второй - это метод предоставления на некоторое время органам государства свободы действовать - в определенных пределах, - как они считают нужным для достижения целей, п
оставленных правителями. Мы можем назвать первую процедуру <институциональным> или <косвенным> вмешательством, а вторую - <личным> или <прямым> вмешательством. (Конечно, существуют и промежуточные случаи).
С точки зрения демократического управления нет никакого сомнения в том, какой из этих методов предпочтительнее. Политика любого демократического вмешательства, очевидно, заключается в использовании второго метода в тех случаях, в которых первый метод
неприменим. :
Первый метод может быть охарактеризован как рациональный, второй - как иррациональный - не только в указанном смысле, но также в совершенно другом и очень важном смысле. Отдельный гражданин может познать и понять правовую структуру, которая должна бы
ть спроектирована таким образом, чтобы быть ему понятной. Она вносит фактор уверенности и безопасности в общественную жизнь. Когда эта структура изменяется, то
в течение переходного периода должны быть предусмотрены гарантии для тех индивидуумов, которые построили свои планы
в расчете на ее неизменность.
В противоположность этому метод личного вмешательства
с необходимостью вносит в социальную жизнь постоянно растущий элемент непредсказуемости и тем самым развивает чувство иррациональности и небезопасности социальной жизни. Использование дискреционной власти1, как только оно начинает широко практиковать
ся, имеет тенденцию к быстрому росту, так как необходимы корректировки властных решений, а корректировки дискреционных краткосрочных решений вряд ли могут быть произведены при помощи институциональных средств. Эта тенденция должна в значительной степ
ени повышать иррациональность системы, создавая у большинства людей впечатление, что за сценой истории действуют какие-то скрытые силы, и тем самым толкая людей к принятию заговорщицкой теории общества со всеми ее последствиями - охотой за еретиками,
национальной, социальной и классовой враждой.
Несмотря на все это, совершенно очевидное, казалось бы, предпочтение институционального метода везде, где это возможно, далеко не является общепринятым. Неспособность принять такую политику, по моему мнению, вызывается разными причинами. Одна из них
состоит в том, что требуется соответствующая независимость правительства для того, чтобы приступить к долгосрочной задаче перепроектирования <правовой структуры>. Однако правительства обычно кое-как сводят концы с концами и дискреционные полномочия с
оставляют способ их жизни. (Не говоря уже
о том, что правители склонны любить такие полномочия ради них самих). Однако самая важная причина, безусловно, состоит в простом недопонимании значения различия между этими двумя методами. Так, последователям Платона, Гегеля и Маркса, например, заказ
ан путь к его пониманию. Им никогда, не понять, что старый вопрос: <Кто будет правителем?> должен быть заменен более реальным вопросом: <Каким образом мы можем укротить его?>
:Маркс был последним из конструкторов великих холистских систем1. Нам следует позаботиться, чтобы он и впредь оставался в этом качестве, и не пытаться заменить его систему другой великой системой. Однако мы не нуждаемся в холизме. Мы нуждаемся в пос
тепенной и поэтапной социальной инженерии.
Ни термин <институт>, ни термин <политический> совершенно точного значения не имеют: в этом-то и кроется трудность определения понятия политических институтов. Для начала попытаемся выделить конкретное, объективное и научное понятие <политические инс
титуты>, а потом покажем, какими преимуществами оборачивается употребление этого выражения вместо термина <конституционное право> и наряду с ним.
Думается, что термин <институты> можно было бы резервировать для обозначения совокупности идей, верований, обычаев, составляющих упорядоченное и организованное целое (например, брак, семья, выборы, правительство, собственность и т. д.). Удовольствуем
ся временно этим понятием.я:
Что касается понятия <политический>, то и тут ясности не больше: по сути оно относится к двум разнопорядковым феноменам.
А) Одни, исходя из этимологии слова, называют политическими институтами институты государства (от греческого <полис> - город - государство - более или менее соответствующее тому, что мы сегодня называем государством), т. е. институты некой человеческ
ой общности, наилучшим на сегодняшний момент образом организованной и усовершенствованной.я:
Б) Другие относят понятие <политический> к тому основополагающему общественному явлению, которое Дюги называл <разделением на управляющих и управляемых>. В любой человеческой группировке есть две категории людей: те, кто командуют,
и те, кто подчиняются; те, кто отдают приказы, и те, кто им повинуются; начальники и подчиненные, управляющие и управляемые. Это фундаментальное различие существует в семье, в самоуправляющей единице, в государстве, в ассоциациях, в религиозных братс
твах, в церквах и т. д. Политическими называют такие институты, которые затрагивают правителей и их власть, руководителей и их полномочия.
:а) Консервативное понимание политических институтов в XIX в. В XIX в. люди охотно противопоставляли термин <институты> термину <конституция>. Первым они обозначали те социальные и политические структуры, которые были порождены традицией, историей, н
равами, привычками; вторым - подчеркивали вторжение воли, нацеленной на придание политической власти рациональной и крепкой организации. Либералы требовали конституции; консерваторы утверждали верховенство институтов, рассматриваемых ими как <естеств
енные>, над конструкциями, полагаемыми как <искусственные>. В то же время последние противились изменениям и реформам, ущемляющим их интересы. Восхваляя рациональную политическую структуру, утвержденную официальным документом, их противники, напротив
, хотели одним ударом опрокинуть установленные институты и заменить их другими, имеющими иное содержание. Так, термины <конституция> и <конституционное право> получили новаторское звучание, в то время как термин <политические институты> имел консерва
тивный оттенок: установить конституцию означало в каком-то смысле совершить <Революцию посредством Права>.
Сегодня многое изменилось по крайней мере в политически развитых странах (в других ситуация такая же, как в Европе
XIX в.). Марксистский анализ распространил идею, частично верную, о том, что либеральный, парламентский способ правления, установленный конституционным путем, используется <буржуазией> для поддержания своего господства над <пролетариатом>
и для сохранения существующего общественного строя. С другой стороны, этот анализ настаивал на том, что право и конституция являются частью общественной <надстройки>, базис которой образован экономическими институтами. Приверженность конституционным
текстам принимает сегодня, таким образом, более или менее консервативный характер. В XIX в. конституций требовали левые партии: ныне о них вспоминают скорее правые партии.
б) Научное понимание политических институтов в настоящее время : Параллельно описанной выше эволюции происходила другая. Противопоставление <институтов> и <конституций> более не означает, что акцент делается на традициях вопреки изменениям, на прошло
м в противовес реформам: суть в том, что акцент ставится на реальную и конкретную организацию обществ, а не на юридические установления, которые мы пытаемся к ним приложить, не достигая этого полностью. Это в какой-то степени противостояние факта и п
рава.
Данная эволюция отражает современное развитие социальных наук. Сегодня человеческое общество и его институты рассматриваются как объект науки: в течение последних пятидесяти лет шло мощное развитие методов научного наблюдения за общественными явления
ми. Конечно, юридические феномены занимают важное место среди общественных явлений, но не только они. К тому же в праве нужно различать то, что является эффективно применимым, и то, что таковым не является. Закон, юридическое установление, Конституци
я являются не выражением реального, но попыткой упорядочения реального, попыткой, которая нико- гда не удается полностью.
Мы видим, таким образом, точное значение термина <политические институты>. :Это значит, что мы не должны более придерживаться юридического анализа политических институтов,
а должны включать его в более полный и объемный анализ социологического характера; анализ, присущий политической науке.
:Совокупность политических институтов, действующих
в данной стране в данный момент, составляет <политический режим>: в каком-то смысле политические режимы - это созвездия, звездами в которых являются политические институты.я:
Существование власти установлено во всех человеческих сообществах, особенно в национальных государствах-нациях: посмотрим же, с помощью каких практических средств эта власть заставляет уважать себя, какими способами она добивается повиновения. Первос
тепенное значение для этого имеют доктрины, рассматривающие природу власти: они представляют собой один из тех способов, которыми власть добивается послушания (или, напротив, одно из препятствий этому послушанию). Власть не просто материальный факт,
<вещь>, как сказал бы Дюркгейм1: она глубоко проникнута идеями, верованиями, коллективными представлениями. То, что люди думают о власти, является одной из ее фундаментальных основ.
Среди этих верований и коллективных представлений идея права в современных, особенно этатических, обществах играет основополагающую роль. Для современного человека власть в государстве должна осуществляться в правовых формах, в соответствии с правовы
ми процедурами: власть должна соответствовать некой концепции права. Подобная связь власти и права постоянно ставится под сомнение в СССР, в коммунистических учениях: однако она остается глубоко укорененной в верованиях западного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
сегда положил конец этому прямому способу эксплуатации людей. Сторонники такого взгляда ошибочно полагают, что, поскольку формальная свобода однажды была завоевана, для нас уже невозможно вновь подпасть под власть таких примитивных форм эксплуатации.
я:
Догму, согласно которой экономическая власть является корнем всех зол, следует опровергнуть. Ее место должно занять понимание опасностей, исходящих от любой формы бесконтрольной власти. Деньги как таковые не особенно опасны. Они становятся опасными,
только если на них можно купить власть непосредственно или путем порабощения экономически слабых, которые должны продавать себя, чтобы жить.
:Конечно, на практике марксисты никогда полностью не полагались на доктрину бессилия политической власти. В той мере, в какой они имели возможность действовать или планировать свою деятельность, они обычно, подобно всем остальным, предполагали, что п
олитическую власть можно использовать для контроля за экономической властью. Однако их планы и действия никогда не основывались ни на явном отказе от их первоначальной теории бессилия политической власти, ни на каком-то тщательно разработанном взгляд
е на самую фундаментальную проблему всякой политики, а именно проблему контроля за контролерами, за опасной концентрацией власти в государстве. Марксисты так и не осознали всего значения демократии как единственного хорошо известного средства осущест
вления такого контроля. Как следствие, марксисты не смогли понять опасности, таящейся в политике, ведущей к возрастанию власти государства. Более или менее бессознательно отказавшись от доктрины бессилия политики, они сохранили взгляд, согласно котор
ому проблема государственной власти не является важной. Власть плоха, по их мнению, только потому, что находится в руках буржуазии. Оставаясь приверженцами своей формулы диктатуры пролетариата, марксисты так и не поняли, что всякая власть - политичес
кая не в меньшей мере, чем экономическая, - опасна. Действительно, марксисты не смогли осознать принципа : согласно которому всякая широкомасштабная политика должна быть институциональной, а не личностной. И когда они шумно требуют расширения полномо
чий государственной власти (в противоположность Марксову взгляду на государство), они не принимают во внимание то, что дурные личности могут завладеть этой более широкой властью. Отчасти именно это является причиной, по которой - как только марксисты
все же приступали к рассмотрению вопроса
о вмешательстве государства - они планировали предоставить государству практически беспредельную власть в области экономики. Они сохранили Марксово холистское и утопическое убеждение, согласно которому только совершенно новая <социальная система> мож
ет улучшить существующее положение вещей.
Я дал критику этого утопического и романтического подхода
к социальной инженерии : но хочу добавить, что экономическое вмешательство, даже предлагаемые нами постепенные, поэтапные методы социальной инженерии могут привести к бесконтрольному возрастанию власти государства. Интервенционизм, следовательно, кра
йне опасен. Это, конечно, не является решающим аргументом против него, поскольку государственная власть всегда была и останется опасным, но неизбежным злом. Однако надо помнить следующее важное предостережение: если мы ослабим нашу бдительность и есл
и, предоставляя государству больше власти через
интервенционистское <планирование>, не будем одновременно усиливать наши демократические институты, то можем потерять свободу. А если свобода будет потеряна, то будет потеряно и все остальное, включая и <планирование>. Действительно, с какой стати пл
аны, касающиеся благосостояния людей, должны выполняться, если люди не обладают властью, чтобы обеспечить это? Только свобода может сделать безопасность надежной.
Таким образом, мы видим, что существует не только парадокс свободы, но и парадокс государственного планирования. Если мы планируем слишком много, т. е. отдаем слишком большую власть государству, то свобода будет потеряна, и это поставит крест и на са
мом планировании. Высказанные соображения возвращают нас к нашему призыву к постепенным, поэтапным методам социальной инженерии в противоположность утопическим или холистским методам, а также к нашему требованию, согласно которому следует планировать
меры для борьбы против конкретного зла, а не для установления некоторого идеального добра. Государственное вмешательство должно быть ограничено в той степени, которая в действительности необходима для защиты свободы.
Вместе с тем недостаточно сказать, что предлагаемые нами решения должны быть минимальными, что нам следует быть бдительными и что мы не должны отдавать больше власти государству, чем это необходимо для защиты свободы. Такие требования скорее всего то
лько ставят проблемы, чем показывают пути их решения. Вполне возможно, что решений таких проблем вообще не существует. Действительно, приобретение новой экономической власти государством - чья сила в сравнении с силами его граждан всегда опасно велик
а - может сделать сопротивление ей бесполезным. Ведь до сих пор еще никто не доказал, что свободу можно сохранить, и не показал, как ее можно сохранить.
:Мы провели важное различение между личностями (лицами) и институтами. Мы отмечали, что, хотя сегодняшние политические проблемы часто могут требовать личных решений, вся долгосрочная политика - особенно всякая демократическая долгосрочная политика -
должна разрабатываться в рамках безличных институтов. В частности, проблема контроля за правителями и проверки их власти является главным образом институциональной проблемой - проблемой проектирования институтов для контроля за тем, чтобы плохие пра
вители не делали слишком много вреда. Аналогичные соображения применимы и к проблеме контроля за экономической властью государства. Мы должны защищаться от лиц и от их произвола. Институты одного типа могут предоставлять безграничную власть тому или
иному лицу, но институты другого типа могут отнимать ее у этого лица.я:
Таким образом, мы подошли к различению двух совершенно разных методов, посредством которых может происходить экономическое вмешательство государства. Первый - это метод проектирования <правовой структуры> протекционистских институтов (примером могут
быть законы, ограничивающие власть собственников животных и собственников земли). Второй - это метод предоставления на некоторое время органам государства свободы действовать - в определенных пределах, - как они считают нужным для достижения целей, п
оставленных правителями. Мы можем назвать первую процедуру <институциональным> или <косвенным> вмешательством, а вторую - <личным> или <прямым> вмешательством. (Конечно, существуют и промежуточные случаи).
С точки зрения демократического управления нет никакого сомнения в том, какой из этих методов предпочтительнее. Политика любого демократического вмешательства, очевидно, заключается в использовании второго метода в тех случаях, в которых первый метод
неприменим. :
Первый метод может быть охарактеризован как рациональный, второй - как иррациональный - не только в указанном смысле, но также в совершенно другом и очень важном смысле. Отдельный гражданин может познать и понять правовую структуру, которая должна бы
ть спроектирована таким образом, чтобы быть ему понятной. Она вносит фактор уверенности и безопасности в общественную жизнь. Когда эта структура изменяется, то
в течение переходного периода должны быть предусмотрены гарантии для тех индивидуумов, которые построили свои планы
в расчете на ее неизменность.
В противоположность этому метод личного вмешательства
с необходимостью вносит в социальную жизнь постоянно растущий элемент непредсказуемости и тем самым развивает чувство иррациональности и небезопасности социальной жизни. Использование дискреционной власти1, как только оно начинает широко практиковать
ся, имеет тенденцию к быстрому росту, так как необходимы корректировки властных решений, а корректировки дискреционных краткосрочных решений вряд ли могут быть произведены при помощи институциональных средств. Эта тенденция должна в значительной степ
ени повышать иррациональность системы, создавая у большинства людей впечатление, что за сценой истории действуют какие-то скрытые силы, и тем самым толкая людей к принятию заговорщицкой теории общества со всеми ее последствиями - охотой за еретиками,
национальной, социальной и классовой враждой.
Несмотря на все это, совершенно очевидное, казалось бы, предпочтение институционального метода везде, где это возможно, далеко не является общепринятым. Неспособность принять такую политику, по моему мнению, вызывается разными причинами. Одна из них
состоит в том, что требуется соответствующая независимость правительства для того, чтобы приступить к долгосрочной задаче перепроектирования <правовой структуры>. Однако правительства обычно кое-как сводят концы с концами и дискреционные полномочия с
оставляют способ их жизни. (Не говоря уже
о том, что правители склонны любить такие полномочия ради них самих). Однако самая важная причина, безусловно, состоит в простом недопонимании значения различия между этими двумя методами. Так, последователям Платона, Гегеля и Маркса, например, заказ
ан путь к его пониманию. Им никогда, не понять, что старый вопрос: <Кто будет правителем?> должен быть заменен более реальным вопросом: <Каким образом мы можем укротить его?>
:Маркс был последним из конструкторов великих холистских систем1. Нам следует позаботиться, чтобы он и впредь оставался в этом качестве, и не пытаться заменить его систему другой великой системой. Однако мы не нуждаемся в холизме. Мы нуждаемся в пос
тепенной и поэтапной социальной инженерии.
Ни термин <институт>, ни термин <политический> совершенно точного значения не имеют: в этом-то и кроется трудность определения понятия политических институтов. Для начала попытаемся выделить конкретное, объективное и научное понятие <политические инс
титуты>, а потом покажем, какими преимуществами оборачивается употребление этого выражения вместо термина <конституционное право> и наряду с ним.
Думается, что термин <институты> можно было бы резервировать для обозначения совокупности идей, верований, обычаев, составляющих упорядоченное и организованное целое (например, брак, семья, выборы, правительство, собственность и т. д.). Удовольствуем
ся временно этим понятием.я:
Что касается понятия <политический>, то и тут ясности не больше: по сути оно относится к двум разнопорядковым феноменам.
А) Одни, исходя из этимологии слова, называют политическими институтами институты государства (от греческого <полис> - город - государство - более или менее соответствующее тому, что мы сегодня называем государством), т. е. институты некой человеческ
ой общности, наилучшим на сегодняшний момент образом организованной и усовершенствованной.я:
Б) Другие относят понятие <политический> к тому основополагающему общественному явлению, которое Дюги называл <разделением на управляющих и управляемых>. В любой человеческой группировке есть две категории людей: те, кто командуют,
и те, кто подчиняются; те, кто отдают приказы, и те, кто им повинуются; начальники и подчиненные, управляющие и управляемые. Это фундаментальное различие существует в семье, в самоуправляющей единице, в государстве, в ассоциациях, в религиозных братс
твах, в церквах и т. д. Политическими называют такие институты, которые затрагивают правителей и их власть, руководителей и их полномочия.
:а) Консервативное понимание политических институтов в XIX в. В XIX в. люди охотно противопоставляли термин <институты> термину <конституция>. Первым они обозначали те социальные и политические структуры, которые были порождены традицией, историей, н
равами, привычками; вторым - подчеркивали вторжение воли, нацеленной на придание политической власти рациональной и крепкой организации. Либералы требовали конституции; консерваторы утверждали верховенство институтов, рассматриваемых ими как <естеств
енные>, над конструкциями, полагаемыми как <искусственные>. В то же время последние противились изменениям и реформам, ущемляющим их интересы. Восхваляя рациональную политическую структуру, утвержденную официальным документом, их противники, напротив
, хотели одним ударом опрокинуть установленные институты и заменить их другими, имеющими иное содержание. Так, термины <конституция> и <конституционное право> получили новаторское звучание, в то время как термин <политические институты> имел консерва
тивный оттенок: установить конституцию означало в каком-то смысле совершить <Революцию посредством Права>.
Сегодня многое изменилось по крайней мере в политически развитых странах (в других ситуация такая же, как в Европе
XIX в.). Марксистский анализ распространил идею, частично верную, о том, что либеральный, парламентский способ правления, установленный конституционным путем, используется <буржуазией> для поддержания своего господства над <пролетариатом>
и для сохранения существующего общественного строя. С другой стороны, этот анализ настаивал на том, что право и конституция являются частью общественной <надстройки>, базис которой образован экономическими институтами. Приверженность конституционным
текстам принимает сегодня, таким образом, более или менее консервативный характер. В XIX в. конституций требовали левые партии: ныне о них вспоминают скорее правые партии.
б) Научное понимание политических институтов в настоящее время : Параллельно описанной выше эволюции происходила другая. Противопоставление <институтов> и <конституций> более не означает, что акцент делается на традициях вопреки изменениям, на прошло
м в противовес реформам: суть в том, что акцент ставится на реальную и конкретную организацию обществ, а не на юридические установления, которые мы пытаемся к ним приложить, не достигая этого полностью. Это в какой-то степени противостояние факта и п
рава.
Данная эволюция отражает современное развитие социальных наук. Сегодня человеческое общество и его институты рассматриваются как объект науки: в течение последних пятидесяти лет шло мощное развитие методов научного наблюдения за общественными явления
ми. Конечно, юридические феномены занимают важное место среди общественных явлений, но не только они. К тому же в праве нужно различать то, что является эффективно применимым, и то, что таковым не является. Закон, юридическое установление, Конституци
я являются не выражением реального, но попыткой упорядочения реального, попыткой, которая нико- гда не удается полностью.
Мы видим, таким образом, точное значение термина <политические институты>. :Это значит, что мы не должны более придерживаться юридического анализа политических институтов,
а должны включать его в более полный и объемный анализ социологического характера; анализ, присущий политической науке.
:Совокупность политических институтов, действующих
в данной стране в данный момент, составляет <политический режим>: в каком-то смысле политические режимы - это созвездия, звездами в которых являются политические институты.я:
Существование власти установлено во всех человеческих сообществах, особенно в национальных государствах-нациях: посмотрим же, с помощью каких практических средств эта власть заставляет уважать себя, какими способами она добивается повиновения. Первос
тепенное значение для этого имеют доктрины, рассматривающие природу власти: они представляют собой один из тех способов, которыми власть добивается послушания (или, напротив, одно из препятствий этому послушанию). Власть не просто материальный факт,
<вещь>, как сказал бы Дюркгейм1: она глубоко проникнута идеями, верованиями, коллективными представлениями. То, что люди думают о власти, является одной из ее фундаментальных основ.
Среди этих верований и коллективных представлений идея права в современных, особенно этатических, обществах играет основополагающую роль. Для современного человека власть в государстве должна осуществляться в правовых формах, в соответствии с правовы
ми процедурами: власть должна соответствовать некой концепции права. Подобная связь власти и права постоянно ставится под сомнение в СССР, в коммунистических учениях: однако она остается глубоко укорененной в верованиях западного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151