А-П

П-Я

 

Всякую свободную деятельность государство старается затормозить и подавить своей цензурой, своим
надзором, своей полицией, считая своим долгом так поступать, и таков действительно его долг - долг самосохранения. Государство хочет непременно что-то сделать из людей, и пото-му в нем живут только сделанные люди; всякий, кто хочет быть самим собой,
- враг государства и ставится им ни во что.
<Он - ничто> означает, что государство не использовало его, что оно не предоставляет ему никакой должности, никакого служебного места, никакого промысла и т.п.
Эдгар Бауэр1 мечтает в либеральных порывах еще о <правительстве, которое, исходя из народа, никогда не было бы с ним
в оппозиции>. Правда, он сам тут же берет слово <правительство> назад: <В республике действует не правительство, а исполнительная власть. Власть, которая всецело и исключительно исходит от народа, которая не имеет по отношению к народу ни самостоятел
ьной силы, ни собственных принципов, ни собственных чиновников, а, напротив, утверждается на единственной высшей государственной власти - на народе, и только в нем черпает свою силу и свои принципы. Следовательно, понятие правительства совершенно не
подходит к демократическому государству>. Однако, суть дела остается та же. <Выдвинувшееся, утвердившееся, почерпнутое> превращается в нечто <самостоятельное> и, подобно младенцу, вышедшему из чрева матери, тотчас же становится в оппозицию. Если бы п
равительство не было чем-либо самостоятельным и противодействующим, оно было бы ничем.
<В свободном государстве нет правительства> и т.д. Это ведь означает, что народ, став суверенным, не допускает никакой высшей власти над собою. Разве не так же обстоит дело и в абсолютной монархии? Разве может быть там правительство, стоящее над суве
реном? Над сувереном, как бы он ни назывался - князем или народом, никогда не стоит никакое правительство, это само собою разумеется. Но во всяком <государстве> надо мной будет стоять правительство, будь то государство абсолютное, республиканское или
<свободное>. Мне одинаково плохо приходится, как в том, так и в другом.
Республика - не что иное, как абсолютная монархия, ибо безразлично, называется ли монарх государем или народом: оба
они - <величества>. Именно конституционный строй ясно показывает, что никто не может и не хочет быть только орудием. Министры первенствуют над своим господином - государем, депута-
ты - над своим господином - народом. Тут, значит, уже по крайней мере свободны партии, именно - партия чиновников (так называемая народная партия). Государь вынужден подчиняться воле министров, народ плясать под дудку палат. Конституционализм шире ре
спублики, ибо он - разлагающееся государство.я:
Чисто либеральную фразу мы находим у Науверка1: <Человек только тогда в совершенстве выполняет свое призвание, когда он чувствует и сознает себя членом человечества и действует как таковой. Отдельный человек не может осуществить идею человечности, ес
ли он не опирается на все человечество и не черпает
в нем силу, как Антей>.
Там же говорится: <Отношение человека к государству (respublica) сводится теологическим мировоззрением к частному делу и тем самым совершенно отрицается>. Как будто политическое мировоззрение не поступает точно так же с религией! Оно объявляет религи
ю <частным делом>.
Если бы вместо того, чтобы говорить людям о <священной обязанности>, <назначении человека>, <призвании осуществить полную человечность> и т. п. заповедях, им бы показали, что их своекорыстный интерес страдает от безучастия к течению государственных д
ел, то этим была бы достигнута цель без возвышенных тирад. Но вместо того автор, враг богословов, говорит: <Особенно в наше время государство предъявляет требования ко всем своим членам. Мыслящий человек усматривает в теоретическом и практическом слу
жении государству обязанность, святейший долг свой>, и затем автор подробнее развивает мысль
о <безусловной необходимости того, чтобы каждый участвовал
в делах государства>.
Политиком был и до окончания времен будет тот, у кого мыслями о государстве полна голова или сердце. Или и голова, и сердце, иначе говоря, кто одержим государством или верует в него.
<Государство - необходимейшее орудие для полного развития человечества>. Таковым оно, конечно, было, пока мы хотели развивать человечество; но, когда мы хотим развивать самих себя, оно станет для нас только препятствием.
Можно ли теперь еще реформировать и <улучшать> государство и народ? Нельзя - как нельзя менять дворянство, духовенство, церковь и т.д.: их можно упразднить, отменить, уничтожить, но не реформировать. Можно ли бессмыслицу реформировать так, чтобы она
превратилась в смысл, или следует просто отказаться от нее?
Отныне следует заботиться уже не о государстве (государственном устройстве и т. п.), а обо мне. Этим погружаются
в достойную их бездну и обращаются в ничто все вопросы о власти государей, о конституции и т. д. Я же, это ничто, вызову свои творения из самого себя.
:
К главе об обществе относится также и вопрос о <партии>, восхваляемой в последнее время.
В государстве важны партии. <Партия, партия! Как можно не примыкать к партии!> Но единичная личность единственна, а не член партии. Единичный свободно соединяется с другим и так же свободно отделяется. Партия не что иное, как государство
в государстве, и в этом меньшем пчелином царстве должен также царить мир, как и в большом государстве. Как раз те, которые больше всех кричат о необходимости оппозиции в государстве, первые возмущаются раздорами в партии. Это доказывает, что
и они желают лишь государства. Не о государство, а об единственного разбиваются все партии.
Теперь то и дело убеждают хранить верность своей партии,
и никого так не презирают партийные люди, как ренегата. Нужно идти со своей партией с закрытыми глазами и безусловно признавать все ее основные принципы. Конечно, насилие не так велико, как в закрытых обществах, которые связывают своих членов твердым
и законами или статутами (например, в орденах, у иезуитов и т. д.) Но и партия перестает быть союзом в тот момент, когда она делает известные принципы связывающими и хочет оградить их от всякого рода нападений, а этот момент и есть момент рождения па
ртии. Как партия, она - уже родившееся общество, мертвый союз, застывшая идея. Партия абсолютизма не может допустить, чтобы члены ее сомневались в непоколебимой истине этого принципа: это сомнение было бы возможно лишь тогда, если бы они были достато
чно эгоистичны, чтобы пожелать еще чего-нибудь сверх своей партии, то есть быть беспартийными. Но они могут быть беспартийными не как люди партии, а только как эгоисты.я:
Словом, партия не терпит беспартийности, а в беспартийности проявляется эгоизм. Что мне за дело до партии! Я найду достаточно людей, которые соединятся со мной, не став под мое знамя.я:
Образуют ли партию эгоисты, или единственные? Как бы они могли быть собственными, если бы принадлежали к какой-нибудь партии!
Значит, не следует быть членом никакой партии? Именно примыкая к партии и вступая в ее круг, единичный заключает с нею союз, который продолжается до тех пор, пока партия и я преследуем одну и ту же цель. Но сегодня я разделяю принципы партии, а завтр
а уже не могу разделять их и <нарушаю верность> ей. Партия не должна быть ничем связывающим меня (не накладывать на меня обязательств), и я не питаю к ней почтения; если она мне более не нравится, я становлюсь ее врагом.
Члены всякой партии, которая хочет долго просуществовать, всегда в такой степени несвободны, или, лучше, безличны, не эгоистичны, в какой они служат этой цели партии. Самостоятельность партий обусловливает несамостоятельность членов ее.
Партия, какова бы она ни была, никогда не может обойтись без своего <сrеdо>, ибо принадлежащие к ней должны верить в принципы ее, считать их бесспорными, вне сомнений. Принципы эти должны быть безусловной аксиомой для члена партии. Другими словами, н
ужно принадлежать партии душой и телом, чтобы быть настоящим партийным человеком, а не эгоистом в большей или меньшей степени. Усомнись в христианстве - и ты более не истинный христианин: ты совершил <наглость>, ты осмелился вопрошать и привлек христ
ианство к суду твоего эгоизма. Ты согрешил перед христианством, этим партийным делом (оно ведь, например, не дело евреев, то есть не дело другой партии). Но благо тебе, если грех твой тебя не испугал: твоя <наглость> поможет тебе стать эгоистом и дос
тичь своеобразия.
Значит, эгоист никогда не может быть членом партии или стоять за какую-нибудь партию? Может, но партия остается для него только партией: он из партии, он принимает в ней участие.
Наилучшим государством будет, очевидно, то, которое будет иметь наиболее преданных граждан, и чем более теряется чувство законности, тем более сил и достоинств теряет и государство, эта система нравственности, эта <истинная> нравственная жизнь. Вмест
е с <добрыми гражданами> исчезает и благоустроенное государство; оно разлагается среди анархии и беззакония. <Уважение перед законами!>. Этим цементом скрепляется целостность государства. <Закон свят, и кто его нарушает - преступник>.
Без преступлений нет государства: нравственный мир - а это и есть государство - полон обманщиков, мошенников, лжецов, воров и т. д. Так как государство - <господство закона>, иерархия его, то эгоист во всех тех случаях, где его польза идет вразрез с
пользой государства, может удовлетворить свои желания только путем преступления.
Государство не может отказаться от притязаний на то, что его законы и распоряжения святы, и при этом единичный считается таким же не-святым (варваром, дикарем, <эгоистом>) по отношению к государству, каким когда-то считался по отношению к церкви. Для
единичной личности государство окружает себя ореолом святости.я:
Общество предоставляет воле каждого отдельного лица ответственность за невыгодные последствия его образа действий
и этим признает его свободное решение; государство же поступает как раз наоборот: оно отказывает личности в праве на свободное решение и признает это право лишь за собой, то есть за государственным законом, так что, кто преступает деление государства
, тот считается таким же преступником, как и преступающий заповеди Божии, - это взгляд, который удержался еще со времен господства церкви. Бог - свят сам по себе, и заповеди церкви, как и государства,- заповеди этого святого; он дает их миру через по
средство своих помазанников и деспотов, венчанных <Божией милостью>. Если церковь имела смертный грех, то государство имеет <достойных казни> преступников, если первая имела еретиков, то второе имеет государственных изменников, если первая налагала ц
ерковные наказания, то государство налагает уголовные кары, церковь вела инквизиционные процессы, государство - фискальные, словом, в церкви - грехи,
в государстве - преступления, в церкви - инквизиция и в государстве - инквизиция. Но не настанет ли час, когда и святость государственности падет, подобно церковной? Страх перед его законом, благоговение перед его величием, покорность его <подданных>
, долго ли еще продержится это все? Не исказится ли, наконец, <святой лик>?
Какая глупость требовать от государственной власти, чтобы она вступила в <честную> борьбу с единичной личностью, чтобы она делила с ней, как выражаются о свободе печати, <свет и воздух>. Если государство, эта отвлеченная идея, должно стать реальной с
илой, то именно оно и должно быть властью, стоящей выше единичной личности. Государство <священно> и не должно терпеть <дерзких нападений> единичной личности. Если государство священно, то должна существовать цензура. Политические либералы принимают
первое и отрицают вытекающие из этого выводы. Но все-таки они признают за государством право репрессий - они глубоко убеждены в том, что государство нечто большее, чем единичная личность, и что оно вправе мстить, называя свою месть наказанием.
Наказание только тогда имеет смысл, когда оно должно искупать собой оскорбление святого. Если человек считает что-нибудь священным, то он заслуживает наказания, когда восстает против своей святыни. Человек, который щадит жизнь другого человека потому
, что она для него священна, и боится коснуться ее, и есть религиозный человек.
Вейтлинг1 считает, что преступления происходят вследствие <общественного неустройства> и питает надежду, что в коммунистическом строе преступления станут невозможными, ибо исчезнут соблазны, порождающие их, например, деньги. Но так как, однако, он во
зводит и свое организованное общество в святое
и неприкосновенное, то он делает крупную ошибку, несмотря на свои благие намерения. Всегда найдутся люди, которые на словах будут стоять за коммунистическое общество и в то же время
будут подкапываться под него. Вейтлинг вынужден все же изыскивать <средства против естественного остатка человеческих болезней и слабостей>, а <средства для излечения> уже явно показывают, что единичных личностей считают призванными для
известного <лечения>, а потому с ними и будут поступать соответственно этому <человеческому назначению>. Спасительное средство, или излечение, есть только оборотная сторона наказания,
и теория излечения идет параллельно с теорией наказания; если последняя считает какой-нибудь акт прегрешением против права, то первая считает его прегрешением человека против самого себя, уклонением от здоровья. Но правильно считать, что данный акт п
ригоден или не пригоден с моей точки зрения, служит мне на пользу или во вред, то есть я должен относиться к нему как
к моей собственности, которую я оберегаю или разрушаю. <Преступление> или <болезнь> - определения не эгоистические, то есть исходящие не от меня, а от кого-либо другого: они указывают на то, нарушено ли право в общем; принесен ли ущерб здоровью едини
чного лица (больного) или общему здоровью (общества). <Преступление> беспощадно <наказуется>, а к <болезни> относятся с <любвеобильной мягкостью, состраданием> и т. п.
За преступлением следует наказание. Но если падет преступление, ввиду того что исчезнет святыня, то вместе с ним должно отпасть и наказание, ибо и оно имеет значение только по отношению к святому. Церковные наказания уничтожены. Почему? Потому что, к
ак кто поступает со <святым Богом> - личное дело каждого. Но подобно тому, как пало церковное наказание, должны уничтожиться все наказания. Все грехи против всякого рода святыни должны быть, как грех против Бога, - личным делом каждого. По нашим теор
иям уголовного права, над исправлением которых <в духе времени> так усердно, но безрезультатно трудятся, людей должно наказывать за разные <бесчеловечные> поступки, и применение этих теорий особенно ясно выявляет их нелепость: вешают мелких воров, а
крупных оставляют на свободе. Посягательства на чужую собственность наказуются заключением в тюрьму, а против <насилования мысли>, подавления <естественных прав человека> действуют только увещаниями
и просьбами.
Уголовный кодекс обусловливается лишь тем, что есть святое, и должен исчезнуть, если будет уничтожено наказание. Повсюду хотят теперь создать новое уголовное законодательство, и никто не задумывается над тем, что такое само наказание. Но наказание до
лжно исчезнуть и замениться удовлетворением, которое, в свою очередь, не должно служить <праву> или справедливости, а нам лично. Если кто-либо поступает так, как нам не угодно, то мы должны сломить его силу и утвердить нашу: мы этим доставляем удовле
творение себе и не должны иметь глупого желания доставить удовлетворение праву (то есть призраку). Человек должен обороняться против человека, а не святыня против человека, так же как уже не обороняется против человека Бог, которому прежде и еще до с
их пор подают руку помощи все <слуги Божии> для того, чтобы наказать <извергающего хулу>. Вследствие такого преклонения перед святым люди, лично ничуть не пострадавшие, предают преступников в руки полиции и судов: это - без-участная передача в руки <
начальства>, <которое лучше всего
управляет святым>. Люди с каким-то безумием направляют полицию на все, что кажется им безнравственным или только <неприличным>, и эта ярость народа больше защищает и охраняет институт полиции, чем это может сделать правительство.
Эгоист всегда утверждал себя в преступлении и высмеивал святое. Разрыв со святым может стать всеобщим, или, вернее - святое может погибнуть. Революция не повторится, но взамен нее придет великое, мощное, бесстрашное, бесстыдное, гордое преступление.
Слышишь отдаленные раскаты грома, видишь, как небо зловеще молчит и хмурится?
:Не называй людей грешниками, и они не будут грешны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151