Но так как государство не будет этого делать даром, то он должен предоставить в его распоряжение свои силы для работ, какие оно найдет нужным (например, для каторжных или исправи
тельных работ), и таким образом он на некоторое время или же по усмотрению [власти] пожизненно попадает в положение раба. - Если же он убил, то он должен умереть. Здесь нет никакого суррогата для удовлетворения справедливости. Жизнь, как бы тягостна
она ни была, неоднородна со смертью; стало быть, нет и иного равенства между преступлением и возмездием, как равенство, достигаемое смертной казнью преступника, приводимой в исполнение по приговору суда, но свободной от всяких жестокостей, которые че
ловечество в лице пострадавшего могло бы превратить в устрашение. - Даже если бы гражданское общество распустило себя по общему согласию всех его членов (например, если бы какой-нибудь населяющий остров народ решил бы разойтись по всему свету), все р
авно последний находящийся в тюрьме убийца должен был бы быть до этого казнен, чтобы каждый получил то, чего заслуживают его действия,
и чтобы вина за кровавое злодеяние не пристала к народу, который не настоял на таком наказании; ведь на народ в этом случае можно было бы смотреть как на соучастника этого публичного нарушения справедливости.
Указанное равенство наказания, возможное лишь через смертный приговор, выносимый судьей по строгому праву возмездия, проявляется в том, что лишь посредством него смертный приговор выносится всем соразмерно с внутренней злостностью преступника (даже к
огда это касается не убийства, а какого-нибудь другого государственного преступления, наказуемого лишь смертью). - Допустим, что, подобно тому как это было в последнем шотландском мятежея1, где одни участники (как Бальмерино и другие) полагали, что л
ишь исполняли свой долг перед династией Стюартов, другие же, наоборот, преследовали свои частные цели, высший суд принял бы такое решение: каждый должен иметь свободу выбора между смертью и каторгой; в этом случае я сказал бы: честный человек выберет
смерть, мошенник - каторгу, - таково свойство человеческой души. Ибо первый знает нечто такое, что он ценит выше самой жизни, а именно честь; другой считает, что покрытая позором жизнь все же лучше, чем небытие. :Первый из них, бесспорно, заслуживае
т меньшего наказания, чем второй, и, таким образом, наказание их совершенно соразмерно, если все одинаково осуждены к смерти; тот мягок по своему способу восприятия, этот черств; напротив, если бы все были осуждены на каторгу, первый был бы наказан с
лишком сурово, второй же, если принять во внимание его низость, - слишком мягко; таким образом, и в этом случае, когда выносится приговор определенному числу замешанных в заговоре преступников, лучший уравнитель перед общественной справедливостью - с
мерть. - Кроме того, не было случая, чтобы приговоренный к смерти за убийство жаловался, что мера наказания для него слишком высока и, значит, несправедлива; если бы он высказался таким образом, каждый рассмеялся бы ему в лицо. - В противном случае с
ледовало бы допустить, что хотя согласно закону с преступником не поступают несправедливо, законодательная власть в государстве все же не правомочна назначать ему такого рода наказание и если она это делает, то вступает
в противоречие с самой собой.
Итак, сколько есть преступников, совершивших убийство, или приказавших его совершить, или содействовавших ему, столько же должно умереть; этого требует справедливость как идея судебной власти согласно всеобщим, a priori обоснованным законам. - Если,
однако, число соучастников такого рода действия столь велико, что государство, стараясь не иметь подобных преступников, скоро могло бы дойти до того, что в нем не останется ни одного подданного, но в то же время оно не хочет ликвидировать себя, т.е.
перейти в еще худшее, естественное состояние, не знающее никакой внешней справедливости (и особенно если оно не хочет зрелищем бойни притупить чувство народа), - то суверен должен обладать властью в этом крайнем случае самому выступить (представить с
ебя) в качестве судьи и вынести приговор, который назначал бы преступникам вместо смертной казни какое-нибудь другое наказание, дающее возможность сохранить число жителей, например ссылку; но это может произойти не согласно публичному закону, а в сил
у повеления, т.е. через акт права верховной власти, который может в виде помилования практиковаться лишь в единичных случаях.
А вот маркиз Беккариая1 из участливой сентиментальности напыщенной гуманности выдвинул против этого утверждение
о неправомерности любой смертной казни на том основании, что такое наказание не могло содержаться в первоначальном гражданском договоре; ибо тогда каждый в составе народа должен был бы согласиться на лишение себя жизни в случае, если он убьет другого
(из состава народа); но такое согласие невозможно, так как никто не может распоряжаться своей жизнью. Все это - софистика и крючкотворство.
Человек подвергается наказанию не потому, что он захотел его, а потому что он захотел совершить наказуемый поступок; какое же это наказание, если с ним случается то, чего он сам хотел, да и вообще невозможно хотеть быть наказанным. - Сказать: я хочу
быть наказанным, когда кого-нибудь убью, означает не что иное, как: я вместе со всеми прочими подчиняюсь законам, которые естественным образом становятся карающими, если
в составе народа имеются преступники. Совершенно невозможно, чтобы я, который как участвующий в законодательстве сам определяет карающий закон, оказался тем самым лицом, которое
в качестве подданного подвергается наказанию по этому закону; ведь будучи таковым, т.е. преступником, я никак не могу иметь голос в законодательстве (законодатель священен). Следовательно, если я составляю закон против самого себя как преступника, то
именно чистый разум во мне, устанавливающий правовые законы, подчиняет меня карающему закону как лицо, способное на преступление, стало быть, как другое лицо, вместе со всеми остальными членами гражданского союза. Иными словами, не народ (каждый инд
ивид в нем), а суд (общественная справедливость), стало быть, не преступник, а кто-то другой присуждает к смертной казни, и в общественном договоре вовсе не содержится обещание разрешать себя наказывать и таким образом распоряжаться собой и своей жиз
нью. В самом деле, если бы в основании правомочия наказывать лежало обещание злодея, что он захочет подвергнуться наказанию, то ему же и должна была бы быть предоставлена возможность решать, заслуживает ли он наказания, и, таким образом, сам преступн
ик стал бы своим собственным судьей. - Главная ошибка этого софизма состоит в следующем: собственное решение преступника (на которое необходимо считать способным его разум), [а именно] что он должен лишиться жизни, рассматривается как решение воли ли
шить самого себя жизни,
и, таким образом, приведение в исполнение и вынесение приговора представляют себе объединенными в одном лице.
Между тем существует два заслуживающих смертной казни преступления, относительно которых остается сомнительным, правомочно ли законодательство назначить за них смертную казнь. К обоим этим преступлениям побуждает чувство чести. Одно из них - это прес
тупление, [побуждаемое] честью пола, другое - воинской честью, и притом подлинной честью, возлагаемой как долг на каждый из этих двух разрядов людей. Первое из них - это убийство матерью своего ребенка; второе - убийство товарища по оружию, дуэль. -
Так как законодательство не может снять позор рождения внебрачного ребенка, равно как и не может смыть пятно, падающее из-за подозрения в трусости на младшего военачальника, который не противопоставляет пренебрежительному обращению свою силу, стоящую
выше страха смерти, то представляется, что люди в этих случаях находятся в естественном состоянии и хотя умерщвление, которое не должно было бы здесь называться убийством, в обоих этих случаях безусловно наказуемо, все же высшая власть не может кара
ть его смертью. Появившийся на свет внебрачный ребенок родился вне закона, стало быть, и вне охраны его. Он как бы вкрался в общество (подобно запрещенному товару), так что общество может игнорировать его существование (ибо по справедливости он не до
лжен был бы существовать таким образом), а стало быть, и его уничтожение, позор же матери, когда узнают о ее внебрачных родах, не может быть снят никаким указом. - Назначенного младшим начальником воина, которому нанесено оскорбление, общественное мн
ение его сотоварищей также заставляет искать удовлетворения
и, как в естественном состоянии, наказывать обидчика не через закон по суду, а посредством дуэли, в которой он сам подвергает свою жизнь опасности, дабы доказать свое мужество воина, а на этом мужестве в значительной мере зиждется честь его сословия,
если даже дуэль приводит к умерщвлению противника, которое
в таком поединке, происходящем публично и с согласия обеих сторон, пусть и без охоты, не может, собственно говоря, быть названо убийством. - Что же в обоих этих случаях (относящихся к уголовному правосудию) находится в соответствии с правом? - Здесь
карательная справедливость попадает в весьма затруднительное положение: либо она должна объявить понятие чести (которое здесь вовсе не пустой звук) по закону недействительным и таким образом вынести смертный приговор, либо же она должна снять
с преступления подобающую ему кару (смерть), [т.е.] либо оказаться жестокой, либо же снисходительной. Распутывается этот узел так: категорический императив карательной справедливости (противозаконное умерщвление другого должно караться смертью) остае
тся, но само законодательство (а стало быть,
и гражданское устройство), до тех пор пока оно остается варварским и неразвитым, виновато в том, что мотивы чести у людей (субъективно) не желают совпадать с распоряжениями [власти], (объективно) соответствующими их целям, так что общественная, исход
ящая от государства справедливость становится несправедливостью с точки зрения справедливости, [исходящей] от народа.
II
Право помилования преступника - будь то смягчение наказания или полное освобождение от него - это самое щекотливое из всех прав суверена: оно доказывает блеск его величия и в то же время ведет в значительной степени к несправедливости. -
В отношении преступлений подданных друг против друга ему безусловно не следует применять это право; ведь в данном случае безнаказанность - величайшая несправедливость по отношению к подданным. Следовательно, он может применять это право лишь в случае
ущерба, нанесенного ему самому. Но и в этом случае не тогда, когда из-за безнаказанности может возникнуть угроза для безопасности народа. - Это право единственное, заслуживающее названия права верховной власти.
О правовом отношении гражданина к отечеству
и к зарубежным странам
Страна, жители которой уже по конституции, т.е. без надобности совершить какой-нибудь особый правовой акт (стало быть, по рождению), суть сограждане одной и той же общности, называется отечеством; страна, где таковые [не выполняют] этого условия, наз
ывается зарубежной, а если эта страна представляет собой часть территории, на которую вообще распространяется власть [данного] государства, она называется провинцией (в том смысле, в каком это слово употребляли римляне), которая, поскольку она состав
ляет не союзническую часть империи как местожительства сограждан, а лишь его владение как зависимое, должна уважать территорию господствующего государства как метрополию.
1. Подданный (рассматриваемый также как гражданин) имеет право эмиграции; ибо государство не могло бы удерживать его как свою собственность. Однако вывезти он может лишь свое движимое имущество и не может взять с собой недвижимое; недвижимое имуществ
о он мог бы взять с собой лишь в том случае, если бы он был правомочен продать землю, на которой он до сих пор жил, и взять с собой вырученные за нее деньги.
2. Государь обладает правом покровительства иммиграции
и заселения [страны] чужестранцами (колонистами) (хотя бы коренные жители и косо смотрели на это), но лишь в том случае, если это не влечет за собой сокращение частных земельных владений подданных.
3. В случае, если подданный совершил преступление, которое делает всякое общение с ним сограждан пагубным для государства, государь имеет право изгнания его в какую-нибудь провинцию за границей, где он будет лишен всех прав гражданина, иначе говоря,
[государь имеет] право выдворения.
4. Равным образом государь имеет право высылки вообще, т.е. [вправе] пустить своего подданного, совершившего преступление, по белу свету, т.е. за границу вообще:; поскольку государь лишает его всякого покровительства, это равносильно тому, что
в пределах государства он оказывается вне закона.
51
Три власти в государстве лишь в той мере, в какой они вытекают из понятия общности вообще (res publica latius dicta), суть лишь отношения объединенной, a priori происходящей из разума воли народа и чистую идею главы государства, имеющую объективную р
еальность. Этот глава (суверен) до тех пор остается лишь пустым порождением мысли (представляющим весь народ), пока еще нет физической личности, представляющей высшую государственную власть и обеспечивающей этой идее воздействие на волю народа.
Отношение высшей государственной власти к воле народа можно мыслить трояким образом: либо одно лицо в государстве повелевает всеми, либо некоторые равные между собой совместно повелевают всеми остальными, либо, наконец, все вместе повелевают каждым,
стало быть, и самим собой, иначе говоря, форма государства может быть либо автократической, либо аристократической, либо демократической. - Легко заметить, что автократическая форма государства самая простая, а именно это - (отношение) короля к народ
у, стало быть, это (такая форма), где лишь один - законодатель. Аристократическая форма сложена уже из двоякого рода отношений, а именно из отношений знатных между собой (в качестве законодателей), цель которых - быть сувереном, и затем из отношений
этого суверена к народу; демократическая же форма самая сложная, а именно она должна сначала объединить волю всех, дабы из этого образовать народ, затем волю граждан, дабы образовать общность, и, наконец, поставить во главе этой общности суверена, ко
торый и есть сама эта объединенная воля. Что касается применения права в государстве, то, пожалуй, наиболее простая (форма государства) есть и наилучшая, однако в отношении самого права она и наиболее опасная для народа ввиду деспотизма, к которому о
на весьма сильно тяготеет. Правда, в механизме объединения народа посредством принудительных законов упрощение есть разумная максима, а именно когда весь народ пассивен и подчиняется одному лицу, которое стоит над ним; но это не делает подданных граж
данами. :
Государственные формы - это всего лишь буква первоначального законодательства в гражданском состоянии, и они могут существовать до тех пор, пока они как принадлежность механизма государственного строя считаются по старой и длительной привычке (следов
ательно, лишь субъективно) необходимыми. Но дух первоначального договора налагает на устроящую власть обязательство делать способ правления соответствующим идее первоначального договора и, если этого нельзя добиться сразу, постепенно и последовательн
о так изменять это правление, чтобы оно по своему действию согласовывалось с единственно правомерным строем, а именно со строем чистой республики:
Международное право
:Право государств в отношении друг к другу, которое не совсем правильно называется международным правом, - оно должно было бы, скорее, называться межгосударственным, - это то право, :когда одно государство, рассматриваемое как моральное лицо по отнош
ению к другому государству, в состоянии естественной свободы, а следовательно, и в состоянии постоянной войны, делает своей задачей установить отчасти право на войну, отчасти право во время войны, отчасти право заставлять друг друга выйти из этого со
стояния войны, стало быть, установить строй, обеспечивающий прочный мир, то есть право после войны; международное право содержит в себе лишь то, что отличает право народов от права естественного состояния отдельных людей или семей (в отношении друг к
другу) таким образом, что
в международном праве рассматриваются не только отношения одного государства к другому в целом, но и отдельных лиц одного государства в отношении отдельных же лиц другого, равно как и их отношение к другому государству в целом. :
Элементы международного права таковы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
тельных работ), и таким образом он на некоторое время или же по усмотрению [власти] пожизненно попадает в положение раба. - Если же он убил, то он должен умереть. Здесь нет никакого суррогата для удовлетворения справедливости. Жизнь, как бы тягостна
она ни была, неоднородна со смертью; стало быть, нет и иного равенства между преступлением и возмездием, как равенство, достигаемое смертной казнью преступника, приводимой в исполнение по приговору суда, но свободной от всяких жестокостей, которые че
ловечество в лице пострадавшего могло бы превратить в устрашение. - Даже если бы гражданское общество распустило себя по общему согласию всех его членов (например, если бы какой-нибудь населяющий остров народ решил бы разойтись по всему свету), все р
авно последний находящийся в тюрьме убийца должен был бы быть до этого казнен, чтобы каждый получил то, чего заслуживают его действия,
и чтобы вина за кровавое злодеяние не пристала к народу, который не настоял на таком наказании; ведь на народ в этом случае можно было бы смотреть как на соучастника этого публичного нарушения справедливости.
Указанное равенство наказания, возможное лишь через смертный приговор, выносимый судьей по строгому праву возмездия, проявляется в том, что лишь посредством него смертный приговор выносится всем соразмерно с внутренней злостностью преступника (даже к
огда это касается не убийства, а какого-нибудь другого государственного преступления, наказуемого лишь смертью). - Допустим, что, подобно тому как это было в последнем шотландском мятежея1, где одни участники (как Бальмерино и другие) полагали, что л
ишь исполняли свой долг перед династией Стюартов, другие же, наоборот, преследовали свои частные цели, высший суд принял бы такое решение: каждый должен иметь свободу выбора между смертью и каторгой; в этом случае я сказал бы: честный человек выберет
смерть, мошенник - каторгу, - таково свойство человеческой души. Ибо первый знает нечто такое, что он ценит выше самой жизни, а именно честь; другой считает, что покрытая позором жизнь все же лучше, чем небытие. :Первый из них, бесспорно, заслуживае
т меньшего наказания, чем второй, и, таким образом, наказание их совершенно соразмерно, если все одинаково осуждены к смерти; тот мягок по своему способу восприятия, этот черств; напротив, если бы все были осуждены на каторгу, первый был бы наказан с
лишком сурово, второй же, если принять во внимание его низость, - слишком мягко; таким образом, и в этом случае, когда выносится приговор определенному числу замешанных в заговоре преступников, лучший уравнитель перед общественной справедливостью - с
мерть. - Кроме того, не было случая, чтобы приговоренный к смерти за убийство жаловался, что мера наказания для него слишком высока и, значит, несправедлива; если бы он высказался таким образом, каждый рассмеялся бы ему в лицо. - В противном случае с
ледовало бы допустить, что хотя согласно закону с преступником не поступают несправедливо, законодательная власть в государстве все же не правомочна назначать ему такого рода наказание и если она это делает, то вступает
в противоречие с самой собой.
Итак, сколько есть преступников, совершивших убийство, или приказавших его совершить, или содействовавших ему, столько же должно умереть; этого требует справедливость как идея судебной власти согласно всеобщим, a priori обоснованным законам. - Если,
однако, число соучастников такого рода действия столь велико, что государство, стараясь не иметь подобных преступников, скоро могло бы дойти до того, что в нем не останется ни одного подданного, но в то же время оно не хочет ликвидировать себя, т.е.
перейти в еще худшее, естественное состояние, не знающее никакой внешней справедливости (и особенно если оно не хочет зрелищем бойни притупить чувство народа), - то суверен должен обладать властью в этом крайнем случае самому выступить (представить с
ебя) в качестве судьи и вынести приговор, который назначал бы преступникам вместо смертной казни какое-нибудь другое наказание, дающее возможность сохранить число жителей, например ссылку; но это может произойти не согласно публичному закону, а в сил
у повеления, т.е. через акт права верховной власти, который может в виде помилования практиковаться лишь в единичных случаях.
А вот маркиз Беккариая1 из участливой сентиментальности напыщенной гуманности выдвинул против этого утверждение
о неправомерности любой смертной казни на том основании, что такое наказание не могло содержаться в первоначальном гражданском договоре; ибо тогда каждый в составе народа должен был бы согласиться на лишение себя жизни в случае, если он убьет другого
(из состава народа); но такое согласие невозможно, так как никто не может распоряжаться своей жизнью. Все это - софистика и крючкотворство.
Человек подвергается наказанию не потому, что он захотел его, а потому что он захотел совершить наказуемый поступок; какое же это наказание, если с ним случается то, чего он сам хотел, да и вообще невозможно хотеть быть наказанным. - Сказать: я хочу
быть наказанным, когда кого-нибудь убью, означает не что иное, как: я вместе со всеми прочими подчиняюсь законам, которые естественным образом становятся карающими, если
в составе народа имеются преступники. Совершенно невозможно, чтобы я, который как участвующий в законодательстве сам определяет карающий закон, оказался тем самым лицом, которое
в качестве подданного подвергается наказанию по этому закону; ведь будучи таковым, т.е. преступником, я никак не могу иметь голос в законодательстве (законодатель священен). Следовательно, если я составляю закон против самого себя как преступника, то
именно чистый разум во мне, устанавливающий правовые законы, подчиняет меня карающему закону как лицо, способное на преступление, стало быть, как другое лицо, вместе со всеми остальными членами гражданского союза. Иными словами, не народ (каждый инд
ивид в нем), а суд (общественная справедливость), стало быть, не преступник, а кто-то другой присуждает к смертной казни, и в общественном договоре вовсе не содержится обещание разрешать себя наказывать и таким образом распоряжаться собой и своей жиз
нью. В самом деле, если бы в основании правомочия наказывать лежало обещание злодея, что он захочет подвергнуться наказанию, то ему же и должна была бы быть предоставлена возможность решать, заслуживает ли он наказания, и, таким образом, сам преступн
ик стал бы своим собственным судьей. - Главная ошибка этого софизма состоит в следующем: собственное решение преступника (на которое необходимо считать способным его разум), [а именно] что он должен лишиться жизни, рассматривается как решение воли ли
шить самого себя жизни,
и, таким образом, приведение в исполнение и вынесение приговора представляют себе объединенными в одном лице.
Между тем существует два заслуживающих смертной казни преступления, относительно которых остается сомнительным, правомочно ли законодательство назначить за них смертную казнь. К обоим этим преступлениям побуждает чувство чести. Одно из них - это прес
тупление, [побуждаемое] честью пола, другое - воинской честью, и притом подлинной честью, возлагаемой как долг на каждый из этих двух разрядов людей. Первое из них - это убийство матерью своего ребенка; второе - убийство товарища по оружию, дуэль. -
Так как законодательство не может снять позор рождения внебрачного ребенка, равно как и не может смыть пятно, падающее из-за подозрения в трусости на младшего военачальника, который не противопоставляет пренебрежительному обращению свою силу, стоящую
выше страха смерти, то представляется, что люди в этих случаях находятся в естественном состоянии и хотя умерщвление, которое не должно было бы здесь называться убийством, в обоих этих случаях безусловно наказуемо, все же высшая власть не может кара
ть его смертью. Появившийся на свет внебрачный ребенок родился вне закона, стало быть, и вне охраны его. Он как бы вкрался в общество (подобно запрещенному товару), так что общество может игнорировать его существование (ибо по справедливости он не до
лжен был бы существовать таким образом), а стало быть, и его уничтожение, позор же матери, когда узнают о ее внебрачных родах, не может быть снят никаким указом. - Назначенного младшим начальником воина, которому нанесено оскорбление, общественное мн
ение его сотоварищей также заставляет искать удовлетворения
и, как в естественном состоянии, наказывать обидчика не через закон по суду, а посредством дуэли, в которой он сам подвергает свою жизнь опасности, дабы доказать свое мужество воина, а на этом мужестве в значительной мере зиждется честь его сословия,
если даже дуэль приводит к умерщвлению противника, которое
в таком поединке, происходящем публично и с согласия обеих сторон, пусть и без охоты, не может, собственно говоря, быть названо убийством. - Что же в обоих этих случаях (относящихся к уголовному правосудию) находится в соответствии с правом? - Здесь
карательная справедливость попадает в весьма затруднительное положение: либо она должна объявить понятие чести (которое здесь вовсе не пустой звук) по закону недействительным и таким образом вынести смертный приговор, либо же она должна снять
с преступления подобающую ему кару (смерть), [т.е.] либо оказаться жестокой, либо же снисходительной. Распутывается этот узел так: категорический императив карательной справедливости (противозаконное умерщвление другого должно караться смертью) остае
тся, но само законодательство (а стало быть,
и гражданское устройство), до тех пор пока оно остается варварским и неразвитым, виновато в том, что мотивы чести у людей (субъективно) не желают совпадать с распоряжениями [власти], (объективно) соответствующими их целям, так что общественная, исход
ящая от государства справедливость становится несправедливостью с точки зрения справедливости, [исходящей] от народа.
II
Право помилования преступника - будь то смягчение наказания или полное освобождение от него - это самое щекотливое из всех прав суверена: оно доказывает блеск его величия и в то же время ведет в значительной степени к несправедливости. -
В отношении преступлений подданных друг против друга ему безусловно не следует применять это право; ведь в данном случае безнаказанность - величайшая несправедливость по отношению к подданным. Следовательно, он может применять это право лишь в случае
ущерба, нанесенного ему самому. Но и в этом случае не тогда, когда из-за безнаказанности может возникнуть угроза для безопасности народа. - Это право единственное, заслуживающее названия права верховной власти.
О правовом отношении гражданина к отечеству
и к зарубежным странам
Страна, жители которой уже по конституции, т.е. без надобности совершить какой-нибудь особый правовой акт (стало быть, по рождению), суть сограждане одной и той же общности, называется отечеством; страна, где таковые [не выполняют] этого условия, наз
ывается зарубежной, а если эта страна представляет собой часть территории, на которую вообще распространяется власть [данного] государства, она называется провинцией (в том смысле, в каком это слово употребляли римляне), которая, поскольку она состав
ляет не союзническую часть империи как местожительства сограждан, а лишь его владение как зависимое, должна уважать территорию господствующего государства как метрополию.
1. Подданный (рассматриваемый также как гражданин) имеет право эмиграции; ибо государство не могло бы удерживать его как свою собственность. Однако вывезти он может лишь свое движимое имущество и не может взять с собой недвижимое; недвижимое имуществ
о он мог бы взять с собой лишь в том случае, если бы он был правомочен продать землю, на которой он до сих пор жил, и взять с собой вырученные за нее деньги.
2. Государь обладает правом покровительства иммиграции
и заселения [страны] чужестранцами (колонистами) (хотя бы коренные жители и косо смотрели на это), но лишь в том случае, если это не влечет за собой сокращение частных земельных владений подданных.
3. В случае, если подданный совершил преступление, которое делает всякое общение с ним сограждан пагубным для государства, государь имеет право изгнания его в какую-нибудь провинцию за границей, где он будет лишен всех прав гражданина, иначе говоря,
[государь имеет] право выдворения.
4. Равным образом государь имеет право высылки вообще, т.е. [вправе] пустить своего подданного, совершившего преступление, по белу свету, т.е. за границу вообще:; поскольку государь лишает его всякого покровительства, это равносильно тому, что
в пределах государства он оказывается вне закона.
51
Три власти в государстве лишь в той мере, в какой они вытекают из понятия общности вообще (res publica latius dicta), суть лишь отношения объединенной, a priori происходящей из разума воли народа и чистую идею главы государства, имеющую объективную р
еальность. Этот глава (суверен) до тех пор остается лишь пустым порождением мысли (представляющим весь народ), пока еще нет физической личности, представляющей высшую государственную власть и обеспечивающей этой идее воздействие на волю народа.
Отношение высшей государственной власти к воле народа можно мыслить трояким образом: либо одно лицо в государстве повелевает всеми, либо некоторые равные между собой совместно повелевают всеми остальными, либо, наконец, все вместе повелевают каждым,
стало быть, и самим собой, иначе говоря, форма государства может быть либо автократической, либо аристократической, либо демократической. - Легко заметить, что автократическая форма государства самая простая, а именно это - (отношение) короля к народ
у, стало быть, это (такая форма), где лишь один - законодатель. Аристократическая форма сложена уже из двоякого рода отношений, а именно из отношений знатных между собой (в качестве законодателей), цель которых - быть сувереном, и затем из отношений
этого суверена к народу; демократическая же форма самая сложная, а именно она должна сначала объединить волю всех, дабы из этого образовать народ, затем волю граждан, дабы образовать общность, и, наконец, поставить во главе этой общности суверена, ко
торый и есть сама эта объединенная воля. Что касается применения права в государстве, то, пожалуй, наиболее простая (форма государства) есть и наилучшая, однако в отношении самого права она и наиболее опасная для народа ввиду деспотизма, к которому о
на весьма сильно тяготеет. Правда, в механизме объединения народа посредством принудительных законов упрощение есть разумная максима, а именно когда весь народ пассивен и подчиняется одному лицу, которое стоит над ним; но это не делает подданных граж
данами. :
Государственные формы - это всего лишь буква первоначального законодательства в гражданском состоянии, и они могут существовать до тех пор, пока они как принадлежность механизма государственного строя считаются по старой и длительной привычке (следов
ательно, лишь субъективно) необходимыми. Но дух первоначального договора налагает на устроящую власть обязательство делать способ правления соответствующим идее первоначального договора и, если этого нельзя добиться сразу, постепенно и последовательн
о так изменять это правление, чтобы оно по своему действию согласовывалось с единственно правомерным строем, а именно со строем чистой республики:
Международное право
:Право государств в отношении друг к другу, которое не совсем правильно называется международным правом, - оно должно было бы, скорее, называться межгосударственным, - это то право, :когда одно государство, рассматриваемое как моральное лицо по отнош
ению к другому государству, в состоянии естественной свободы, а следовательно, и в состоянии постоянной войны, делает своей задачей установить отчасти право на войну, отчасти право во время войны, отчасти право заставлять друг друга выйти из этого со
стояния войны, стало быть, установить строй, обеспечивающий прочный мир, то есть право после войны; международное право содержит в себе лишь то, что отличает право народов от права естественного состояния отдельных людей или семей (в отношении друг к
другу) таким образом, что
в международном праве рассматриваются не только отношения одного государства к другому в целом, но и отдельных лиц одного государства в отношении отдельных же лиц другого, равно как и их отношение к другому государству в целом. :
Элементы международного права таковы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151