До тех пор, пока один из
них не осмелится потребовать возвращения отца и не возьмет на
себя его защиту с апломбом Марка Антония, напомнившего рим-
лянам, собравшимся вокруг останков Цезаря о его добродетелях.
Обращаясь скорее к сердцу, чем к разуму, он пробуждает у всех
чувство привязанности к покойнику. Он возрождает сыновнее
почтение их детства. В то же время, он провозглашает необходи-
мость возвращения отца в лице его наследника. И с тем большей
силой, чем больше чувствуется его отсутствие.
18-2457
Это верный признак воскрешения имаго: после своей смерти
предок, воспоминание и представление о котором определенное
время сохранялись в тайниках памяти, возвращается, чтобы за-
нять свое место и вернуть свои права. Но в лице одного из
своих сыновей, участвовавшего в его убийстве и ставшего поэто-
му героем. Каждый признает его и видит в нем хранителя места
отца. Однажды в те далекие времена он заставляет своих брать-
ев искупить общее убийство; с упорством Марка Антония, пре-
следующего Брута и других заговорщиков, с жестокостью Ста-
лина, унижающего, а затем истребляющего своих соратников по
революции. Таким образом, он освобождается от чувства
вины, которую теперь возлагает на них. Он уничтожает в
зародыше любое поползновение его убить, как они убили
настоящего отца.
<Надо сказать, что отец, - пишет Фрейд, - восстановившись в своих
правах после того, как его свергли, жестоко мстит за свое давнее пора-
жение и устанавливает власть, которую никто не осмеливается оспари-
вать, подчиненные же сыновья используют новые условия, чтобы еще
вернее снять с себя ответственность за совершенное преступление>.
Связанные союзом они склоняют головы, некоторые теряют
их, который обязывает одного играть против всех остальных.
Став властелином равных, отцом ровни, как Цезарь, Сталин или
Мао, он делает им внушение: <Вы так же хорошо, как и я, знаете,
что произошло. Если бы мы стали ворошить старые истории, то к
чему бы это привело? Думаете ли вы, что толпа хотела бы их
знать? Вовсе нет? Ей нужна вера в наше отцовство, нужно пови-
новение отцу, которого я представляю>. И он провозглашает
перед всеми: <Знаете ли вы, что наш общий предок возродился
во мне?>. Таким образом, он заявляет о себе и присваивает себе
черты несравненного и незабвенного основателя сообщества: Мои-
сея, Христа, Ленина - гаранта прошлого и прокладывающего путь
в будущее.
Отныне новый вождь может сосредоточить в своих руках
власть, распределенную на всех. Оя выполняет свою задачу, ут-
верждая неравенство в массе людей, которая только что выдер-
жала свой самый жестокий бой за равенство. Задача, аналогичная
задаче Наполеона, вскоре после Французской революции восста-
новившего титулы и ранги Старого режима, и задаче Сталина,
восстановившего привилегии и почести, которые незадолго до
того были отданы на поругание гегемонам истории. Эти примеры
не имеют целью что-либо доказать, а лишь иллюстрируют мои
слова.
Несмотря ни на что, эволюция никогда не поворачивает вспять,
и ничто не возвращается назад. Каковы бы ни были его козыри,
занимающий отцовское место - узурпатор, укравший власть осно-
вателя и власть своих братьев. Он должен принимать закон брат-
ского клана, сообразовать с его требованиями свои поступки и
свою власть. Чтобы достичь этого, он сохраняет форму клана, но
изменяет его содержание. В самом деле, уважая равноправный
характер клана, одинаковый для всех, он добавляет к нему запре-
щение и внешние санкции, которые принимают в расчет относи-
тельную силу каждого. Равные перед законом люди больше не
равны перед наградами и наказаниями. То, что позволено высшим,
запрещено низшим. Перейдя в руки нового отца, ставшего судьей
и обвинителем, закон трансформируется. Он больше не власть, а
лишь инструмент власти. Отныне он включает два веса и две
меры: одни - для господствующих, другие - для подчиненных.
Другими словами, женское изобретение закона превратилось в
матрицу мужского творения, в порядок, то есть в право, ограни-
ченное властью, в патриархальный порядок. ^
<В промежутке между ними, - пишет Фрейд, - произошла великая
социальная революция. Материнское право было заменено установле-
нием патриархального порядка>.
Фрейд ясно говорит об этом: за правом матерей следует по-
рядок отцов.
Как следствие этого, общество разделяется на семьи, во главе
каждой из которых стоит отец, имеющий над ней власть, уравно-
вешенную небольшим числом моральных предписаний и соци-
альных правил. Безусловный вождь, домашний тиран своей жены
и детей, он воссоздает первобытную орду в другом виде.
Все происходило так, как если бы в процессе эволюции инди-
виды и исчезнувшие массы воскресали, чтобы взять реванш над
мятежом и изменениями. Как если бы отмена материнского права
и возвращение патриархального порядка определили истинную
судьбу общества. Рано или поздно, то, что началось убийством
отца, заканчивается резней сыновей. Революция уничтожает их,
как некогда они уничтожили его. Никто не избежит этого: <Даже
если, - по словам Пропорция, - этот ловкий малый прячется под
железом и бронзой, смерть заставит его высунуть голову>. В
конце концов, порядок побеждает.
Как харизма заставляет признать себя? Носителем какого свой-
ства является человек, привязывающий к себе других людей?
Каков инструмент его могущества? Харизма должна была бы
представлять отца, воскрешенного и перевоплощенного в лич-
ность одного из своих убийц. Но это также и сам убийца в
образе героя, то есть один из сыновей, воспротивившихся тирану
и победивший его. Итак, есть два персонажа в одном: обожеств-
ленное имаго отца и след героического индивида, его сына. Вож-
дя, который обладает подобной харизмой массы признают. Он
притягивает к себе чувства влюбленного восхищения к умерше-
му отцу и страх перед неистовством жестокости, насилием с пуга-
ющими последствиями, на которые способен, как известно, тот, кто
убил отца и подчинил соперничающих братьев.
Самая большая сила исходит от его двойственности. Он од-
новременно производит впечатление того, кто <над другими> и
того, кто <как другие>. Держатель места отца, который оживает в
нем, redivivus, он в то же время занимает место массы братьев-
заговорщиков, которые вверили ему свою власть. Так появля-
лись - и мы знаем теперь почему - римские императоры, отцы для
патрициев, трибуны для плебса. Таковы в большинстве своем со-
временные лидеры, держатели всей власти и избранные предста-
вители народа. В общем, единство противоположностей в личнос-
ти одного человека. Вот почему его притяжение непреодолимо.
Здесь возникает настоящая трудность. Такая реконструкция
эволюции, а в ней действительно можно сомневаться, не соответ-
ствует научным наблюдениям, и не я первый, кто это сказал.
Самое странное, на мой взгляд, заключается не в том, что она
была изобретена в гениальном порыве. Не в том, что придирчи-
вые ученые не оставили в ней камня на камне. А в том, что,
вместо того, чтобы исчезнуть среди руин и отбросов разума, как
должно бы по бы быть, она все живет и продолжает нас интересо-
вать. Мне нужно доказать, почему она имеет к нам отношение и
почему мы сохраняем ее в качестве центральной гипотезы на
протяжении нашего повествования.
Можно было бы сказать, что она*, как говорят
англичане. Она заставляет вибрировать в нас струну, которая не
* Звонит в колокол (англ. ). - Прим.. тюр.
53?
позволяет нам о ней каким-то образом забыть. Эта струна на-
стойчиво звучит в стихах Шекспира: каждый в его трагическом
мире говорит нам об умервщлении короля одним из его сыновей
и о его возрождении в лице другого человека, когда времена
изменились. Она вибрирует в сердце нашей культуры, когда Ниц-
ше яростно взывает к нам: <Бог умер! Бога нет! Мы его убили! >.
На что Фрейд возражает: <Бог, которого мы убили, - это отец! И
уже давно, на заре веков. Теперь мы только повторяем первона-
чальное преступление и вспоминаем о нем>. Всякий мятеж и
всякая революция в современную эпоху, которая не поскупилась
на них, напоминают об этом. И эта неизменная пара смерти и
воскресения вновь и вновь встречается в каждой культуре. Как
если бы она выражала неоспоримую психологическую истину,
которую эта гипотеза отражает в нашей. (Одна из причин, по
которой я предложил различать механизм воскресения имаго и
механизм возвращения подавленного, заключается в этом особом
содержании, убийстве отца, и в предустановленности цикличности.)
Наконец, эволюция, определенная гипотезой тотемического
цикла, - такое название ей следовало бы дать - пытается объяс-
нить природу влияния харизмы на психологию толп, которая без
этого продолжала бы выступать <как что-то бесплотное, чудес-
ное и иррациональное>.
Итак, плодотворна ли эта гипотеза? Продолжение исследования
нам это покажет. По крайней мере, на этой стадии мы видим, что
она ставит проблемы, касающиеся психологии толп в таком клю-
че, как никакая другая гипотеза их не ставила. Именно по этой
причине она и занимает основное место в исследованиях Фрейда
в этой области. Точнее, она - их лейтмотив. Эта эволюция чело-
вечества от эпохи толпы к эпохе закона и права и от нее к эпохе
порядка (орда, матриархат, патриархат) буквально перекликается
с восхитительно прочерченной Вико эволюцией, от эпохи богов к
эпохе героев и затем к эпохе человека. Но одновременно она
стремится обрисовать историю с психологической точки зрения,
как результат работы идеализации.
Вначале принуждение навязывается людям с силой грубой
реальности, которую они переоценивают, так же, как тирания отца,
подавляет физическими способами желание сыновей соединиться
с женщинами. Затем приходит время испытаний и коалиций меж-
ду ними. Они создают социальную контрдействительность, чтобы
объявить сначала о своем отказе покориться, чтобы затем побе-
дить. Ведь убийство отца имеет именно этот смысл. Но сила,
побежденная во всех, в конце концов возвращается к каждому,
преображенная в психическую реальность, состоящую из воспо-
минаний и символов. Ей, конечно, повинуются, как повиновались
физической реальности, тираническому отцу, но уже в качестве
идеала, представляющего ее противоположность: идеал <Я> или
идеал группы. Теперь уже реагируют не на явления, непосред-
ственно существующие в реальности, не на собственный опыт
даже, а на явления, идеализированные мыслью, на имаго мира.
Отныне человек должен преодолеть не силу реальности, действу-
ющую на него, а силу идеала. Это сила идеала в нем. Освободив-
шись от первой, он становится рабом второй.
Тотемическая гипотеза придает смысл работе идеализации.
Она определяет прогресс, который происходит в культуре, как и
в политике, от внешнего мира к миру внутреннему. С течением
времени люди создают в самих себе как психическую инстанцию
некое сверх-<Я>, отказ от инстинктов, навязанное им извне. На-
против, в экономике и технике прогресс идет от внутреннего к
внешнему и выполняет работу материализации. Он всегда стре-
мится воспроизвести во внешнем мире в виде физических проте-
зов (роботов, инструментов, машин) части тела, руки, ноги, глаза,
также как внутренние идеи и ощущения. С одной стороны, из
мира вещей хотят сделать мир людей, а с другой, наоборот, - из
мира людей мир вещей. Было бы слишком большим упрощением
утверждать, что эта эволюция имеет своим источником от-
цеубийство, воспоминание о котором мы храним. Никто не по-
мышлял построить на этом гипотезу и ввести ее в науку. Теперь
это сделано.
Г. Блумер
КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ*
Сфера коллективного поведения
Термин <коллективное поведением. Природа коллективного
поведения предполагает рассмотрение таких явлений, как толпы,
сборища, панические настроения, мании, танцевальные помеша-
тельства, стихийные массовые движения, массовое поведение, об-
щественное мнение, пропаганда, мода, увлечения, социальные дви-
жения, революции и реформы. Социологи всегда интересовались
этими явлениями, но только в последние годы были предприняты
попытки сгруппировать их в единый раздел социологии и рас-
смотреть в качестве различных выражений одних и тех же осно-
вополагающих факторов. Термин <коллективное поведение> упот-
ребляется для обозначения этой сферы интересов социологии.
Групповая акгавность как коллектавное поведение. С опреде-
ленной точки зрения практически всякая групповая активность
может мыслиться как коллективное поведение. Групповая актив-
ность означает, что индивиды действуют вместе определенным
образом, что между ними существует некое разделение труда и
что налицо определенное взаимное приспособление различных
линий индивидуального поведения. В этом смысле групповая ак-
тивность является коллективным делом. В аудитории, например,
имеется определенное разделение труда между преподавателем и
учащимися. Учащиеся действуют, придерживаясь каких-то ожи-
даемых от них линий поведения, и равным образом для препода-
вателя характерен какой-то особый, ожидаемый от него вид дея-
тельности. Действия учащихся и преподавателя приспосабливаются
друг к другу, чтобы сформировать упорядоченное и согласован-
ное групповое поведение. Это поведение коллективно по своему
характеру.
Основа коллективного поведения. В только что приведен-
ном примере коллективное поведение появляется потому, что уча-
щиеся и преподаватели обладают общим пониманием или тради-
циями в отношении того, каким образом они должны вести себя в
' Американская социологическая мысль. М. 1994.
535
аудитории. От учащихся ожидаются определенные линии пове-
дения, и они сознают подобные ожидания; точно так же и от
преподавателя ожидаются вполне определенные действия, и он
отдает себе отчет в подобном ожидании. Это направление пове-
дения определенными экспектациями всегда отмечает групповую
активность, которая находится под влиянием обычая, традиции,
условностей, правил или институционных регулятивов. Таким
образом, могут быть высказаны два положения: во-первых, по-
давляющее большинство случаев коллективного поведения лю-
дей объясняется их общими экспектациями и пониманием; во-
вторых, значительная доля социологической сферы исследования
посвящена изучению подобного коллективного поведения. Ког-
да социолог изучает обычаи, предания, игровые традиции, нравы,
институты и социальную организацию, он имеет дело с социальными
правилами и социальными детерминантами, посредством которых
организуется коллективное поведение.
Коллективное поведение как раздел социологии. Из преды-
дущего утверждения вытекает один вопрос: если практически
вся социология связана с рассмотрением коллективного поведе-
ния, то в каком смысле можно говорить об исследовании коллек-
тивного поведения как об отдельном разделе социологии? Ответ
на этот вопрос позволит нам с большей ясностью определить, на
что именно направлено исследование коллективного поведения.
Элементарные формы коллективного поведения. В то вре-
мя как основной объем человеческого коллективного поведения
существует в форме регулируемой групповой деятельности, дос-
таточно часто наблюдается и такое коллективное поведение, ко-
торое не находится под влиянием каких-то правил или экспекта-
ций. Возбужденная толпа, биржевая паника, состояние военной
истерии, обстановка социальной напряженности представляют со-
бой примеры такого рода коллективного поведения. В этих слу-
чаях коллективное поведение возникает спонтанно и не подчиня-
ется предустановленным соглашениям или традициям. Изучение
именно таких элементарных и спонтанных форм и составляет
один из наиболее интересных моментов в сфере исследования
коллективного поведения.
Организованные формы коллективного поведения. Не ме-
нее интересно в исследовании коллективного поведения прослежи-
вание того пути, по которому элементарные и спонтанные формы
развиваются в организованные. Обычаи, условности, институты и
социальная организация претерпевают определенное развитие,
представленное переходом от расплывчатого и неорганизованно-
го состояния к устоявшемуся и организованному статусу. Опре-
деление путей и характера подобного развития становится в изу-
чении коллективного поведения весьма важным аспектом.
Определение коллективного поведения. Приведенные в са-
мой общей форме, эти замечания предполагают, что исследователь
коллективного поведения стремится к пониманию условий воз-
никновения нового социального строя, так как его появление
равнозначно возникновению новых форм коллективного поведе-
ния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
них не осмелится потребовать возвращения отца и не возьмет на
себя его защиту с апломбом Марка Антония, напомнившего рим-
лянам, собравшимся вокруг останков Цезаря о его добродетелях.
Обращаясь скорее к сердцу, чем к разуму, он пробуждает у всех
чувство привязанности к покойнику. Он возрождает сыновнее
почтение их детства. В то же время, он провозглашает необходи-
мость возвращения отца в лице его наследника. И с тем большей
силой, чем больше чувствуется его отсутствие.
18-2457
Это верный признак воскрешения имаго: после своей смерти
предок, воспоминание и представление о котором определенное
время сохранялись в тайниках памяти, возвращается, чтобы за-
нять свое место и вернуть свои права. Но в лице одного из
своих сыновей, участвовавшего в его убийстве и ставшего поэто-
му героем. Каждый признает его и видит в нем хранителя места
отца. Однажды в те далекие времена он заставляет своих брать-
ев искупить общее убийство; с упорством Марка Антония, пре-
следующего Брута и других заговорщиков, с жестокостью Ста-
лина, унижающего, а затем истребляющего своих соратников по
революции. Таким образом, он освобождается от чувства
вины, которую теперь возлагает на них. Он уничтожает в
зародыше любое поползновение его убить, как они убили
настоящего отца.
<Надо сказать, что отец, - пишет Фрейд, - восстановившись в своих
правах после того, как его свергли, жестоко мстит за свое давнее пора-
жение и устанавливает власть, которую никто не осмеливается оспари-
вать, подчиненные же сыновья используют новые условия, чтобы еще
вернее снять с себя ответственность за совершенное преступление>.
Связанные союзом они склоняют головы, некоторые теряют
их, который обязывает одного играть против всех остальных.
Став властелином равных, отцом ровни, как Цезарь, Сталин или
Мао, он делает им внушение: <Вы так же хорошо, как и я, знаете,
что произошло. Если бы мы стали ворошить старые истории, то к
чему бы это привело? Думаете ли вы, что толпа хотела бы их
знать? Вовсе нет? Ей нужна вера в наше отцовство, нужно пови-
новение отцу, которого я представляю>. И он провозглашает
перед всеми: <Знаете ли вы, что наш общий предок возродился
во мне?>. Таким образом, он заявляет о себе и присваивает себе
черты несравненного и незабвенного основателя сообщества: Мои-
сея, Христа, Ленина - гаранта прошлого и прокладывающего путь
в будущее.
Отныне новый вождь может сосредоточить в своих руках
власть, распределенную на всех. Оя выполняет свою задачу, ут-
верждая неравенство в массе людей, которая только что выдер-
жала свой самый жестокий бой за равенство. Задача, аналогичная
задаче Наполеона, вскоре после Французской революции восста-
новившего титулы и ранги Старого режима, и задаче Сталина,
восстановившего привилегии и почести, которые незадолго до
того были отданы на поругание гегемонам истории. Эти примеры
не имеют целью что-либо доказать, а лишь иллюстрируют мои
слова.
Несмотря ни на что, эволюция никогда не поворачивает вспять,
и ничто не возвращается назад. Каковы бы ни были его козыри,
занимающий отцовское место - узурпатор, укравший власть осно-
вателя и власть своих братьев. Он должен принимать закон брат-
ского клана, сообразовать с его требованиями свои поступки и
свою власть. Чтобы достичь этого, он сохраняет форму клана, но
изменяет его содержание. В самом деле, уважая равноправный
характер клана, одинаковый для всех, он добавляет к нему запре-
щение и внешние санкции, которые принимают в расчет относи-
тельную силу каждого. Равные перед законом люди больше не
равны перед наградами и наказаниями. То, что позволено высшим,
запрещено низшим. Перейдя в руки нового отца, ставшего судьей
и обвинителем, закон трансформируется. Он больше не власть, а
лишь инструмент власти. Отныне он включает два веса и две
меры: одни - для господствующих, другие - для подчиненных.
Другими словами, женское изобретение закона превратилось в
матрицу мужского творения, в порядок, то есть в право, ограни-
ченное властью, в патриархальный порядок. ^
<В промежутке между ними, - пишет Фрейд, - произошла великая
социальная революция. Материнское право было заменено установле-
нием патриархального порядка>.
Фрейд ясно говорит об этом: за правом матерей следует по-
рядок отцов.
Как следствие этого, общество разделяется на семьи, во главе
каждой из которых стоит отец, имеющий над ней власть, уравно-
вешенную небольшим числом моральных предписаний и соци-
альных правил. Безусловный вождь, домашний тиран своей жены
и детей, он воссоздает первобытную орду в другом виде.
Все происходило так, как если бы в процессе эволюции инди-
виды и исчезнувшие массы воскресали, чтобы взять реванш над
мятежом и изменениями. Как если бы отмена материнского права
и возвращение патриархального порядка определили истинную
судьбу общества. Рано или поздно, то, что началось убийством
отца, заканчивается резней сыновей. Революция уничтожает их,
как некогда они уничтожили его. Никто не избежит этого: <Даже
если, - по словам Пропорция, - этот ловкий малый прячется под
железом и бронзой, смерть заставит его высунуть голову>. В
конце концов, порядок побеждает.
Как харизма заставляет признать себя? Носителем какого свой-
ства является человек, привязывающий к себе других людей?
Каков инструмент его могущества? Харизма должна была бы
представлять отца, воскрешенного и перевоплощенного в лич-
ность одного из своих убийц. Но это также и сам убийца в
образе героя, то есть один из сыновей, воспротивившихся тирану
и победивший его. Итак, есть два персонажа в одном: обожеств-
ленное имаго отца и след героического индивида, его сына. Вож-
дя, который обладает подобной харизмой массы признают. Он
притягивает к себе чувства влюбленного восхищения к умерше-
му отцу и страх перед неистовством жестокости, насилием с пуга-
ющими последствиями, на которые способен, как известно, тот, кто
убил отца и подчинил соперничающих братьев.
Самая большая сила исходит от его двойственности. Он од-
новременно производит впечатление того, кто <над другими> и
того, кто <как другие>. Держатель места отца, который оживает в
нем, redivivus, он в то же время занимает место массы братьев-
заговорщиков, которые вверили ему свою власть. Так появля-
лись - и мы знаем теперь почему - римские императоры, отцы для
патрициев, трибуны для плебса. Таковы в большинстве своем со-
временные лидеры, держатели всей власти и избранные предста-
вители народа. В общем, единство противоположностей в личнос-
ти одного человека. Вот почему его притяжение непреодолимо.
Здесь возникает настоящая трудность. Такая реконструкция
эволюции, а в ней действительно можно сомневаться, не соответ-
ствует научным наблюдениям, и не я первый, кто это сказал.
Самое странное, на мой взгляд, заключается не в том, что она
была изобретена в гениальном порыве. Не в том, что придирчи-
вые ученые не оставили в ней камня на камне. А в том, что,
вместо того, чтобы исчезнуть среди руин и отбросов разума, как
должно бы по бы быть, она все живет и продолжает нас интересо-
вать. Мне нужно доказать, почему она имеет к нам отношение и
почему мы сохраняем ее в качестве центральной гипотезы на
протяжении нашего повествования.
Можно было бы сказать, что она
англичане. Она заставляет вибрировать в нас струну, которая не
* Звонит в колокол (англ. ). - Прим.. тюр.
53?
позволяет нам о ней каким-то образом забыть. Эта струна на-
стойчиво звучит в стихах Шекспира: каждый в его трагическом
мире говорит нам об умервщлении короля одним из его сыновей
и о его возрождении в лице другого человека, когда времена
изменились. Она вибрирует в сердце нашей культуры, когда Ниц-
ше яростно взывает к нам: <Бог умер! Бога нет! Мы его убили! >.
На что Фрейд возражает: <Бог, которого мы убили, - это отец! И
уже давно, на заре веков. Теперь мы только повторяем первона-
чальное преступление и вспоминаем о нем>. Всякий мятеж и
всякая революция в современную эпоху, которая не поскупилась
на них, напоминают об этом. И эта неизменная пара смерти и
воскресения вновь и вновь встречается в каждой культуре. Как
если бы она выражала неоспоримую психологическую истину,
которую эта гипотеза отражает в нашей. (Одна из причин, по
которой я предложил различать механизм воскресения имаго и
механизм возвращения подавленного, заключается в этом особом
содержании, убийстве отца, и в предустановленности цикличности.)
Наконец, эволюция, определенная гипотезой тотемического
цикла, - такое название ей следовало бы дать - пытается объяс-
нить природу влияния харизмы на психологию толп, которая без
этого продолжала бы выступать <как что-то бесплотное, чудес-
ное и иррациональное>.
Итак, плодотворна ли эта гипотеза? Продолжение исследования
нам это покажет. По крайней мере, на этой стадии мы видим, что
она ставит проблемы, касающиеся психологии толп в таком клю-
че, как никакая другая гипотеза их не ставила. Именно по этой
причине она и занимает основное место в исследованиях Фрейда
в этой области. Точнее, она - их лейтмотив. Эта эволюция чело-
вечества от эпохи толпы к эпохе закона и права и от нее к эпохе
порядка (орда, матриархат, патриархат) буквально перекликается
с восхитительно прочерченной Вико эволюцией, от эпохи богов к
эпохе героев и затем к эпохе человека. Но одновременно она
стремится обрисовать историю с психологической точки зрения,
как результат работы идеализации.
Вначале принуждение навязывается людям с силой грубой
реальности, которую они переоценивают, так же, как тирания отца,
подавляет физическими способами желание сыновей соединиться
с женщинами. Затем приходит время испытаний и коалиций меж-
ду ними. Они создают социальную контрдействительность, чтобы
объявить сначала о своем отказе покориться, чтобы затем побе-
дить. Ведь убийство отца имеет именно этот смысл. Но сила,
побежденная во всех, в конце концов возвращается к каждому,
преображенная в психическую реальность, состоящую из воспо-
минаний и символов. Ей, конечно, повинуются, как повиновались
физической реальности, тираническому отцу, но уже в качестве
идеала, представляющего ее противоположность: идеал <Я> или
идеал группы. Теперь уже реагируют не на явления, непосред-
ственно существующие в реальности, не на собственный опыт
даже, а на явления, идеализированные мыслью, на имаго мира.
Отныне человек должен преодолеть не силу реальности, действу-
ющую на него, а силу идеала. Это сила идеала в нем. Освободив-
шись от первой, он становится рабом второй.
Тотемическая гипотеза придает смысл работе идеализации.
Она определяет прогресс, который происходит в культуре, как и
в политике, от внешнего мира к миру внутреннему. С течением
времени люди создают в самих себе как психическую инстанцию
некое сверх-<Я>, отказ от инстинктов, навязанное им извне. На-
против, в экономике и технике прогресс идет от внутреннего к
внешнему и выполняет работу материализации. Он всегда стре-
мится воспроизвести во внешнем мире в виде физических проте-
зов (роботов, инструментов, машин) части тела, руки, ноги, глаза,
также как внутренние идеи и ощущения. С одной стороны, из
мира вещей хотят сделать мир людей, а с другой, наоборот, - из
мира людей мир вещей. Было бы слишком большим упрощением
утверждать, что эта эволюция имеет своим источником от-
цеубийство, воспоминание о котором мы храним. Никто не по-
мышлял построить на этом гипотезу и ввести ее в науку. Теперь
это сделано.
Г. Блумер
КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ*
Сфера коллективного поведения
Термин <коллективное поведением. Природа коллективного
поведения предполагает рассмотрение таких явлений, как толпы,
сборища, панические настроения, мании, танцевальные помеша-
тельства, стихийные массовые движения, массовое поведение, об-
щественное мнение, пропаганда, мода, увлечения, социальные дви-
жения, революции и реформы. Социологи всегда интересовались
этими явлениями, но только в последние годы были предприняты
попытки сгруппировать их в единый раздел социологии и рас-
смотреть в качестве различных выражений одних и тех же осно-
вополагающих факторов. Термин <коллективное поведение> упот-
ребляется для обозначения этой сферы интересов социологии.
Групповая акгавность как коллектавное поведение. С опреде-
ленной точки зрения практически всякая групповая активность
может мыслиться как коллективное поведение. Групповая актив-
ность означает, что индивиды действуют вместе определенным
образом, что между ними существует некое разделение труда и
что налицо определенное взаимное приспособление различных
линий индивидуального поведения. В этом смысле групповая ак-
тивность является коллективным делом. В аудитории, например,
имеется определенное разделение труда между преподавателем и
учащимися. Учащиеся действуют, придерживаясь каких-то ожи-
даемых от них линий поведения, и равным образом для препода-
вателя характерен какой-то особый, ожидаемый от него вид дея-
тельности. Действия учащихся и преподавателя приспосабливаются
друг к другу, чтобы сформировать упорядоченное и согласован-
ное групповое поведение. Это поведение коллективно по своему
характеру.
Основа коллективного поведения. В только что приведен-
ном примере коллективное поведение появляется потому, что уча-
щиеся и преподаватели обладают общим пониманием или тради-
циями в отношении того, каким образом они должны вести себя в
' Американская социологическая мысль. М. 1994.
535
аудитории. От учащихся ожидаются определенные линии пове-
дения, и они сознают подобные ожидания; точно так же и от
преподавателя ожидаются вполне определенные действия, и он
отдает себе отчет в подобном ожидании. Это направление пове-
дения определенными экспектациями всегда отмечает групповую
активность, которая находится под влиянием обычая, традиции,
условностей, правил или институционных регулятивов. Таким
образом, могут быть высказаны два положения: во-первых, по-
давляющее большинство случаев коллективного поведения лю-
дей объясняется их общими экспектациями и пониманием; во-
вторых, значительная доля социологической сферы исследования
посвящена изучению подобного коллективного поведения. Ког-
да социолог изучает обычаи, предания, игровые традиции, нравы,
институты и социальную организацию, он имеет дело с социальными
правилами и социальными детерминантами, посредством которых
организуется коллективное поведение.
Коллективное поведение как раздел социологии. Из преды-
дущего утверждения вытекает один вопрос: если практически
вся социология связана с рассмотрением коллективного поведе-
ния, то в каком смысле можно говорить об исследовании коллек-
тивного поведения как об отдельном разделе социологии? Ответ
на этот вопрос позволит нам с большей ясностью определить, на
что именно направлено исследование коллективного поведения.
Элементарные формы коллективного поведения. В то вре-
мя как основной объем человеческого коллективного поведения
существует в форме регулируемой групповой деятельности, дос-
таточно часто наблюдается и такое коллективное поведение, ко-
торое не находится под влиянием каких-то правил или экспекта-
ций. Возбужденная толпа, биржевая паника, состояние военной
истерии, обстановка социальной напряженности представляют со-
бой примеры такого рода коллективного поведения. В этих слу-
чаях коллективное поведение возникает спонтанно и не подчиня-
ется предустановленным соглашениям или традициям. Изучение
именно таких элементарных и спонтанных форм и составляет
один из наиболее интересных моментов в сфере исследования
коллективного поведения.
Организованные формы коллективного поведения. Не ме-
нее интересно в исследовании коллективного поведения прослежи-
вание того пути, по которому элементарные и спонтанные формы
развиваются в организованные. Обычаи, условности, институты и
социальная организация претерпевают определенное развитие,
представленное переходом от расплывчатого и неорганизованно-
го состояния к устоявшемуся и организованному статусу. Опре-
деление путей и характера подобного развития становится в изу-
чении коллективного поведения весьма важным аспектом.
Определение коллективного поведения. Приведенные в са-
мой общей форме, эти замечания предполагают, что исследователь
коллективного поведения стремится к пониманию условий воз-
никновения нового социального строя, так как его появление
равнозначно возникновению новых форм коллективного поведе-
ния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82