Но здесь мы ограничимся ближайшими аффективными
воздействиями идентификации и оставим пока в стороне ее зна-
чение для нашей интеллектуальной жизни.
Психоаналитическое исследование иногда занималось и более
трудными проблемами психозов и смогло обнаружить идентифи-
кацию и в некоторых других случаях, которые не сразу доступны
нашему пониманию. Я подробно изложу два этих случая как
материал для наших дальнейших рассуждений.
Генезис мужской гомосексуальности в целом ряде случаев
следующий: молодой человек необыкновенно долго и интенсив-
но, в духе Эдипова комплекса, сосредоточен на своей матери. Но,
наконец, по завершении полового созревания все же настает вре-
мя заменить мать другим сексуальным объектом. И тут происхо-
дит внезапный поворот: юноша не покидает мать, но иден-
тифицирует себя с ней, он в нее превращается и ищет теперь
объекты, которые могут заменить ему его собственное <Я>, кото-
рых он может любить и лелеять так, как его самого любила и
лелеяла мать Этот часто наблюдающийся процесс может быть
подтвержден любым количеством случаев; он, конечно, совершен-
но независим от всяких предположений, которые делаются отно-
сительно движущей силы и мотивов этого внезапного превраще-
ния. Примечательна в этой идентификации ее обширность, она
меняет <Я> в чрезвычайно важной области - а именно в сексу-
альном характере - по образцу прежнего объекта. При этом сам
объект покидается, покидается ли он совсем или только в том
смысле, что он остается в бессознательном, не подлежит здесь
дискуссии. Идентификация с потерянным или покинутым объек-
том, для замены последнего, интроекция этого объекта в <Я>, для
нас, конечно, не является новостью. Такой процесс можно непос-
редственно наблюдать а маленьком ребенке. Недавно в Между-
народном психоаналитическом журнале было опубликовано та-
кое наблюдение. Ребенок, горевавший о потере котенка, без вся-
ких обиняков заявил, что сам он теперь котенок, и стал поэтому
ползать на четвереньках, не хотел есть за столом и т.д.
Другой пример такой интроекции объекта дал нам анализ ме-
ланхолии, аффекта, считающего ведь реальную или аффективную
потерю любимого объекта одной из самых важных причин свое-
го появления. Основной характер этих случаев заключается в
жестоком унижении собственного <Я>, в связи с беспощадной
самокритикой и горькими упреками самому себе. Анализы по-
казали, что эта оценка и эти упреки в сущности имеют своею
целью объект и представляют собой лишь отмщение <Я> объек-
ту. Тень объекта отброшена на <Я>, сказал я однажды. Интроек-
ция объекта здесь чрезвычайно ясна.
Эти меланхолии, однако, выявляют и нечто другое, что может
оказаться важным для наших дальнейших рассуждений. Они по-
казывают нам <Я> в разделении, в расщепленности на две части,
из которых каждая неистовствует против другой. Эта другая
часть есть часть, измененная интроекцией, заключающая в себе
потерянный объект. Но знакома нам и часть, так жестоко себя
проявляющая. Она включает совесть, критическую инстанцию,
которая и в нормальные времена критически подходила к <Я>, но
никогда не проявляла себя так беспощадно и так несправедливо.
Мы уже в предшествующих случаях должны были сделать пред-
положение (нарциссизм, печаль и меланхолия), что в нашем <Я>
развивается инстанция, которая может отделиться от другого <Я>
и вступить с ним в конфликт. Мы назвали ее <Идеалом Я> и
приписали ей функции самонаблюдения, моральной совести, цен-
зуры сновидений и основное влияние при вытеснении. Мы сказа-
ли, что она представляет собой наследие первоначального нарцис-
сизма, в котором детское <Я> удовлетворяло само себя. Из влия-
ний окружающего эта инстанция постепенно воспринимает требо-
вания, которые предъявляются к <Я> и -которые оно не всегда
может удовлетворить; но когда человек не может быть доволен
своим <Я>, он все же находят удовлетворение в <Идеале Я>,
которое дифференцировалось из <Я>. В мании выслеживания,
как мы далее установили, явно обнаруживается распад этой ин-
станции, и при этом открывается ее происхождение от влияний
авторитетов - родителей прежде всего. Мы, однако, не забыли
отметить, что мера удаления <Идеала Я> от <Я> актуального
очень варьируется для отдельных индивидов и что многих людей
эта дифференциация внутри <Я> не больше дифференциации у
ребенка. Однако прежде чем мы сможем использовать этот мате-
риал для понимания либидинозной организации массы, мы долж-
ны принять во внимание некоторые другие взаимоотношения между
объектом и <Я>'.
VIII
ВЛЮБЛЕННОСТЬ И ГИПНОЗ
Язык даже в своих капризах верен какой-то истине. Правда,
он называет <любовью> очень разнообразные эмоциональные
отношения, которые и мы теоретически сводим к слову любовь,
но далее он все же сомневается, настоящая ли, действительная,
' Мы очень хорошо знаем, что этими примерами, взятыми из патоло-
гии, мы не исчерпали сущности идентификации и, таким образом, оста-
вили незатронутой часть загадки массообразования. Здесь нужно было
бы произвести гораздо более основательный и обширный психологи-
ческий анализ. От идентификации через подражание идет путь к вжи-
ванию, т.е. к пониманию того механизма, который вообще делает воз-
можным нашу позицию по отношению к чужой психической жизни. И
в произведениях уже имеющейся идентификации многое надо еще вы-
яснить. Идентификация, между прочим, имеет своим следствием огра-
ничение агрессии против человека, с которым идентифицируется, этого
человека щадят и ему помогают. Изучение таких идентификаций, ка-
кие, например, лежат в основе <кланов>, привело Робертсона Смита к
поразительному выводу, а именно, что они основаны на признании од-
ной, общей всем субстанции и поэтому могут быть созданы совместной
трапезой. Эта черта позволяет связать такую идентификацию праисто-
рией человеческой семьи, изложенной мною в.
истинная ли эта любовь, и указывает внутри этих любовных
феноменов на целую шкалу возможностей. Нам тоже нетрудно
найти ее путем наблюдения.
В целом ряде случаев влюбленность есть не что иное, как
психическая захваченность объектом, диктуемая сексуальными
первичными позывами в целях прямого сексуального удовлетво-
рения и с достижением этой цели и угасающая; это то, что назы-
вают низменной, чувственной любовью. Но, как известно, либиди-
нозная ситуация редко остается столь несложной. Уверенность в
новом пробуждении только что угасшей потребности была, веро-
ятно, ближайшим мотивом, почему захваченность сексуальным
объектом оказывалась длительной и его <любили> и в те проме-
жутки времени, когда влечение отсутствовало.
Из весьма примечательной истории развития человеческой
любовной жизни к этому надо добавить второй момент. В первой
фазе жизни, обычно уже заканчивающейся к пяти годам, ребенок
в одном из родителей нашел первый любовный объект, на кото-
ром соединились все его искавшие удовлетворения сексуальные
первичные позывы. Наступившее затем вытеснение имело след-
ствием вынужденный отказ от большинства этих детских сексу-
альных целей и оставило глубокое видоизменение отношений к
родителям. Ребенок и дальше остается привязанным к родите-
лям первичными позывами, которые надо назвать <целепреграж-
денными>. Чувства, которые он с этих пор питает к этим люби-
мым лицам, носят название <нежных>. Известно, что в бессозна-
тельном эти прежние чувственные стремления сохраняются бо-
лее или менее сильно, так что первоначальная полнокровность в
известном смысле остается и дальше.
С возмужалостью появляются, как известно, новые, весьма
интенсивные стремления, направленные на прямые сексуальные
цели. В неблагоприятных случаях они, как чувственное течение,
отделены от продолжающихся <нежных> эмоциональных направ-
лений. Тогда мы имеем картину, оба аспекта которой так охотно
идеализируются известными литературными течениями. Мужчи-
на обнаруживает романтическое влечение к высокочтимым жен-
щинам, которые, однако, не влекут его к любовному общению, и
потентен только с другими женщинами, которых он не <любит>,
166
не уважает и даже презирает. Но чаще подрастающему юноше
все же удается известная мера синтеза между нечувственной,
небесной, и чувственной, земной любовью и его отношение к сек-
суальному объекту отмечено совместным действием непреграж-
денных и целепрегражденных первичных позывов. Глубину влюб-
ленности можно измерить по количеству целепрегражденных не-
жных инстинктов, сопоставляя их с простым чувственным вож-
делением.
В рамках влюбленности нам прежде всего бросился в глаза
феномен сексуального повышения оценки, тот факт, что любимый
объект в известной мере освобождается от критики, что все его
качества оцениваются выше, чем качества нелюбимых лиц, или
чем в то время, когда это лицо еще не было любимо. Если
чувственные стремления несколько вытесняются или подавля-
ются, то появляется иллюзия, что за свои духовные достоинства
объект любим и чувственно, а между тем, может быть, наоборот,
только чувственное расположение наделило его этими достоин-
ствами.
Стремление, которым суждение здесь фальсифицируется, есть
идеализация. Но этим самым нам облегчается и ориентировка, мы
видим, что с объектом обращаются как с собственным <Я>, что
значит, при влюбленности большая часть нарцистического либи-
до перетекает на объект. В некоторых формах любовного вы-
бора очевиден даже факт, что объект служит заменой никогда не
достигнутого собственного <Идеала Я>. Его любят за совершен-
ства, которых хотелось достигнуть в собственном <Я> и которые
этим окольным путем хотят приобрести для удовлетворения соб-
ственного нарциссизма.
Если сексуальная переоценка и влюбленность продолжают
повышаться, то расшифровка картины делается еще яснее. Стрем-
ления, требующие прямого сексуального удовлетворения, могут
быть теперь совсем вытеснены, как то обычно случается, напри-
мер, в мечтательной любви юноши; <Я> делается все нетребова-
тельнее и скромнее, а объект все великолепнее и ценнее; в конце
концов, он делается частью общего себялюбия <Я>, и самопожер-
твование этого <Я> представляется естественным следствием.
Объект, так сказать, поглотил <Я>. Черты смирения, ограничение
нарциссизма, причинение себе вреда имеются во всех случаях
влюбленности; в крайних случаях они лишь повышаются и, вслед-
ствие отступления чувственных притязаний, остаются единствен
но господствующими.
Это особенно часто бывает при несчастной, безнадежной люб-
ви, так как сексуальное удовлетворение ведь каждый раз заново
снижает сексуальное превышение оценки. Одновременно с этой
<самоотдачей> <Я> объекту, уже ничем не отличающейся от суб-
лимированной самоотдачи абстрактной идее, функции <Идеала Я>
совершенно прекращаются. Молчит критика, которая про изво-
дится этой инстанцией; все, что объект делает и требует - пра-
вильно и безупречно. Совесть не применяется к тому, что делает-
ся в пользу объекта; в любовном ослеплении идешь на преступ-
ление, совершенно в этом не раскаиваясь. Всю ситуацию можно
без остатка резюмировать в одной формуле: объект занял место
<Идеала Я>.
Теперь легко описать разницу между идентификацией и влюб-
ленностью в ее высших выражениях, которые называют фасци-
нацией, влюбленной зависимостью. В первом случае <Я> обогати-
лось качествами объекта, оно, по выражению Ференчи, объект
<интроцировало>, во втором случае оно обеднело, отдалось объекту,
заменило объектом свою главнейшую составную часть. Однако
при ближайшем рассмотрении скоро можно заметить, что такое
утверждение указывает на противоположности, которые на са-
мом деле не существуют. Психоэкономически дело не в обедне-
нии или в обогащении - даже и крайнюю влюбленность можно
описать как состояние, в котором <Я> якобы интроицировало в
себя объект. Может быть, другое различие скорее раскроет нам
суть явления. В случае идентификации объект утрачивается или
от него отказываются; затем он снова воссоздается в <Я>, при-
чем <Я> частично изменяется по образцу утраченного объекта.
В другом же случае объект сохранен, и имеет место <сверхзахва-
ченность> со стороны <Я> и за счет <Я>. Но и это вызывает
сомнение. Разве установлено, что идентификация имеет предпо-
сылкой отказ от психической захваченности объектом, разве не
может идентификация существовать при сохранении объекта. И
прежде чем пуститься в обсуждение этого щекотливого вопроса,
у нас уже может появиться догадка, что сущность этого положе-
ния вещей содержится в другой альтернативе, а именно не стано-
вится ли объект на место <Я> или <Идеала Я>?
От влюбленности явно недалеко до гипноза. Соответствие
обоих очевидно. То же смиренное подчинение, уступчивость, от-
сутствие критики как по отношению к гипнотизеру, так и по
отношению к любимому объекту. Та же поглощенность собствен-
ной инициативы, нет сомнений, что гипнотизер занял место <Иде-
ала Я>. В гипнозе все отношения еще отчетливее и интенсивнее,
так что целесообразнее пояснять влюбленность гипнозом, а не
наоборот. Гипнотизер является единственным объектом; помимо
него, никто другой не принимается во внимание. Тот факт, что
<Я> как во сне переживает то, что гипнотизер требует и утверж-
дает, напоминает нам о том, что, говоря о функциях <Идеала Я>,
мы упустили проверку реальности'. Неудивительно, что <Я> счи-
тает восприятие реальным, если психическая инстанция, заведующая
проверкой реальности, высказывается в пользу этой реальности.
Полное отсутствие стремлений с незаторможенными сексуальны-
ми целями еще более усиливает исключительную чистоту явле-
ний. Гипнотическая связь есть неограниченная влюбленная само-
отдача, исключающая сексуальное удовлетворение, в то время
как при влюбленности таковое оттеснено лишь временно и оста-
ется на заднем плане как позднейшая целевая возможность.
Однако, с другой стороны, мы можем сказать, что гипнотичес-
кая связь - если позволено так выразиться - представляет собой
образование массы из двух лиц. Гипноз является плохим объек-
том для сравнения с образованием масс, так как он, скорее всего, с
ним идентичен. Из сложной структуры массы он изолирует один
элемент - а именно, поведение массового индивида по отношению
к вождю. Этим ограничением числа гипноз отличается от обра-
зования масс, а отсутствием прямых сексуальных стремлений - от
влюбленности. Он, таким образом, занимает между ними среднее
положение.
Допустимо, однако, сомнение, правильно ли приписывать эту фун-
кцию <Идеалу Я>, что нуждается в подробном обсуждении.
Интересно отметить, что именно заторможенные в целевом
отношении сексуальные стремления устанавливают между людь-
ми столь прочную связь. Но это легко объяснимо тем фактом,
что они неспособны к полному удовлетворению, в то время как
незаторможенные сексуальные стремления чрезвычайно ослабе-
вают в каждом случае достижения сексуальной цели. Чувствен-
ная любовь приговорена к угасанию, если она удовлетворяется,
чтобы продолжаться, она с самого начала должна быть смешана с
чисто нежными, т.е. заторможенными в целевом отношении ком-
понентами, или же должна такую трансформацию претерпеть.
Гипноз прекрасно бы разрешил загадку либидинозной консти-
туции массы, если бы сам он не содержал каких-то черт, не подда-
ющихся существующему рациональному объяснению, как якобы
состояния влюбленности с исключением прямых сексуальных
целей. Многое еще в нем следует признать непонятым, мистичес-
ким. Он содержит примесь парализованности, вытекающей из отно-
шения могущественного к бессильному, беспомощному что при-
мерно приближается к гипнозу испугом у животных. Способ,
которым гипноз достигается, и сопряженность гипноза со сном
неясны, а загадочный отбор лиц для гипноза годных, в то время
как другие ему совершенно не поддаются, указывает на присут-
ствие в нем еще одного неизвестного момента, который-то может
быть, и создает в гипнозе возможность чистоты либидинозных
установок. Следует также отметить, что даже при полной суггес-
тивной податливости моральная совесть загипнотизированного
может проявлять сопротивление. Но это может происходить от-
того, что при гипнозе в том виде, как он обычно производится,
могло сохраниться знание того, что все это только игра, ложное
воспроизведение иной, жизненно гораздо более важной ситуации.
Благодаря проведенному нами разбору мы, однако вполне под-
готовлены к начертанию формулы либидинозной конституции
массы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
воздействиями идентификации и оставим пока в стороне ее зна-
чение для нашей интеллектуальной жизни.
Психоаналитическое исследование иногда занималось и более
трудными проблемами психозов и смогло обнаружить идентифи-
кацию и в некоторых других случаях, которые не сразу доступны
нашему пониманию. Я подробно изложу два этих случая как
материал для наших дальнейших рассуждений.
Генезис мужской гомосексуальности в целом ряде случаев
следующий: молодой человек необыкновенно долго и интенсив-
но, в духе Эдипова комплекса, сосредоточен на своей матери. Но,
наконец, по завершении полового созревания все же настает вре-
мя заменить мать другим сексуальным объектом. И тут происхо-
дит внезапный поворот: юноша не покидает мать, но иден-
тифицирует себя с ней, он в нее превращается и ищет теперь
объекты, которые могут заменить ему его собственное <Я>, кото-
рых он может любить и лелеять так, как его самого любила и
лелеяла мать Этот часто наблюдающийся процесс может быть
подтвержден любым количеством случаев; он, конечно, совершен-
но независим от всяких предположений, которые делаются отно-
сительно движущей силы и мотивов этого внезапного превраще-
ния. Примечательна в этой идентификации ее обширность, она
меняет <Я> в чрезвычайно важной области - а именно в сексу-
альном характере - по образцу прежнего объекта. При этом сам
объект покидается, покидается ли он совсем или только в том
смысле, что он остается в бессознательном, не подлежит здесь
дискуссии. Идентификация с потерянным или покинутым объек-
том, для замены последнего, интроекция этого объекта в <Я>, для
нас, конечно, не является новостью. Такой процесс можно непос-
редственно наблюдать а маленьком ребенке. Недавно в Между-
народном психоаналитическом журнале было опубликовано та-
кое наблюдение. Ребенок, горевавший о потере котенка, без вся-
ких обиняков заявил, что сам он теперь котенок, и стал поэтому
ползать на четвереньках, не хотел есть за столом и т.д.
Другой пример такой интроекции объекта дал нам анализ ме-
ланхолии, аффекта, считающего ведь реальную или аффективную
потерю любимого объекта одной из самых важных причин свое-
го появления. Основной характер этих случаев заключается в
жестоком унижении собственного <Я>, в связи с беспощадной
самокритикой и горькими упреками самому себе. Анализы по-
казали, что эта оценка и эти упреки в сущности имеют своею
целью объект и представляют собой лишь отмщение <Я> объек-
ту. Тень объекта отброшена на <Я>, сказал я однажды. Интроек-
ция объекта здесь чрезвычайно ясна.
Эти меланхолии, однако, выявляют и нечто другое, что может
оказаться важным для наших дальнейших рассуждений. Они по-
казывают нам <Я> в разделении, в расщепленности на две части,
из которых каждая неистовствует против другой. Эта другая
часть есть часть, измененная интроекцией, заключающая в себе
потерянный объект. Но знакома нам и часть, так жестоко себя
проявляющая. Она включает совесть, критическую инстанцию,
которая и в нормальные времена критически подходила к <Я>, но
никогда не проявляла себя так беспощадно и так несправедливо.
Мы уже в предшествующих случаях должны были сделать пред-
положение (нарциссизм, печаль и меланхолия), что в нашем <Я>
развивается инстанция, которая может отделиться от другого <Я>
и вступить с ним в конфликт. Мы назвали ее <Идеалом Я> и
приписали ей функции самонаблюдения, моральной совести, цен-
зуры сновидений и основное влияние при вытеснении. Мы сказа-
ли, что она представляет собой наследие первоначального нарцис-
сизма, в котором детское <Я> удовлетворяло само себя. Из влия-
ний окружающего эта инстанция постепенно воспринимает требо-
вания, которые предъявляются к <Я> и -которые оно не всегда
может удовлетворить; но когда человек не может быть доволен
своим <Я>, он все же находят удовлетворение в <Идеале Я>,
которое дифференцировалось из <Я>. В мании выслеживания,
как мы далее установили, явно обнаруживается распад этой ин-
станции, и при этом открывается ее происхождение от влияний
авторитетов - родителей прежде всего. Мы, однако, не забыли
отметить, что мера удаления <Идеала Я> от <Я> актуального
очень варьируется для отдельных индивидов и что многих людей
эта дифференциация внутри <Я> не больше дифференциации у
ребенка. Однако прежде чем мы сможем использовать этот мате-
риал для понимания либидинозной организации массы, мы долж-
ны принять во внимание некоторые другие взаимоотношения между
объектом и <Я>'.
VIII
ВЛЮБЛЕННОСТЬ И ГИПНОЗ
Язык даже в своих капризах верен какой-то истине. Правда,
он называет <любовью> очень разнообразные эмоциональные
отношения, которые и мы теоретически сводим к слову любовь,
но далее он все же сомневается, настоящая ли, действительная,
' Мы очень хорошо знаем, что этими примерами, взятыми из патоло-
гии, мы не исчерпали сущности идентификации и, таким образом, оста-
вили незатронутой часть загадки массообразования. Здесь нужно было
бы произвести гораздо более основательный и обширный психологи-
ческий анализ. От идентификации через подражание идет путь к вжи-
ванию, т.е. к пониманию того механизма, который вообще делает воз-
можным нашу позицию по отношению к чужой психической жизни. И
в произведениях уже имеющейся идентификации многое надо еще вы-
яснить. Идентификация, между прочим, имеет своим следствием огра-
ничение агрессии против человека, с которым идентифицируется, этого
человека щадят и ему помогают. Изучение таких идентификаций, ка-
кие, например, лежат в основе <кланов>, привело Робертсона Смита к
поразительному выводу, а именно, что они основаны на признании од-
ной, общей всем субстанции и поэтому могут быть созданы совместной
трапезой. Эта черта позволяет связать такую идентификацию праисто-
рией человеческой семьи, изложенной мною в
истинная ли эта любовь, и указывает внутри этих любовных
феноменов на целую шкалу возможностей. Нам тоже нетрудно
найти ее путем наблюдения.
В целом ряде случаев влюбленность есть не что иное, как
психическая захваченность объектом, диктуемая сексуальными
первичными позывами в целях прямого сексуального удовлетво-
рения и с достижением этой цели и угасающая; это то, что назы-
вают низменной, чувственной любовью. Но, как известно, либиди-
нозная ситуация редко остается столь несложной. Уверенность в
новом пробуждении только что угасшей потребности была, веро-
ятно, ближайшим мотивом, почему захваченность сексуальным
объектом оказывалась длительной и его <любили> и в те проме-
жутки времени, когда влечение отсутствовало.
Из весьма примечательной истории развития человеческой
любовной жизни к этому надо добавить второй момент. В первой
фазе жизни, обычно уже заканчивающейся к пяти годам, ребенок
в одном из родителей нашел первый любовный объект, на кото-
ром соединились все его искавшие удовлетворения сексуальные
первичные позывы. Наступившее затем вытеснение имело след-
ствием вынужденный отказ от большинства этих детских сексу-
альных целей и оставило глубокое видоизменение отношений к
родителям. Ребенок и дальше остается привязанным к родите-
лям первичными позывами, которые надо назвать <целепреграж-
денными>. Чувства, которые он с этих пор питает к этим люби-
мым лицам, носят название <нежных>. Известно, что в бессозна-
тельном эти прежние чувственные стремления сохраняются бо-
лее или менее сильно, так что первоначальная полнокровность в
известном смысле остается и дальше.
С возмужалостью появляются, как известно, новые, весьма
интенсивные стремления, направленные на прямые сексуальные
цели. В неблагоприятных случаях они, как чувственное течение,
отделены от продолжающихся <нежных> эмоциональных направ-
лений. Тогда мы имеем картину, оба аспекта которой так охотно
идеализируются известными литературными течениями. Мужчи-
на обнаруживает романтическое влечение к высокочтимым жен-
щинам, которые, однако, не влекут его к любовному общению, и
потентен только с другими женщинами, которых он не <любит>,
166
не уважает и даже презирает. Но чаще подрастающему юноше
все же удается известная мера синтеза между нечувственной,
небесной, и чувственной, земной любовью и его отношение к сек-
суальному объекту отмечено совместным действием непреграж-
денных и целепрегражденных первичных позывов. Глубину влюб-
ленности можно измерить по количеству целепрегражденных не-
жных инстинктов, сопоставляя их с простым чувственным вож-
делением.
В рамках влюбленности нам прежде всего бросился в глаза
феномен сексуального повышения оценки, тот факт, что любимый
объект в известной мере освобождается от критики, что все его
качества оцениваются выше, чем качества нелюбимых лиц, или
чем в то время, когда это лицо еще не было любимо. Если
чувственные стремления несколько вытесняются или подавля-
ются, то появляется иллюзия, что за свои духовные достоинства
объект любим и чувственно, а между тем, может быть, наоборот,
только чувственное расположение наделило его этими достоин-
ствами.
Стремление, которым суждение здесь фальсифицируется, есть
идеализация. Но этим самым нам облегчается и ориентировка, мы
видим, что с объектом обращаются как с собственным <Я>, что
значит, при влюбленности большая часть нарцистического либи-
до перетекает на объект. В некоторых формах любовного вы-
бора очевиден даже факт, что объект служит заменой никогда не
достигнутого собственного <Идеала Я>. Его любят за совершен-
ства, которых хотелось достигнуть в собственном <Я> и которые
этим окольным путем хотят приобрести для удовлетворения соб-
ственного нарциссизма.
Если сексуальная переоценка и влюбленность продолжают
повышаться, то расшифровка картины делается еще яснее. Стрем-
ления, требующие прямого сексуального удовлетворения, могут
быть теперь совсем вытеснены, как то обычно случается, напри-
мер, в мечтательной любви юноши; <Я> делается все нетребова-
тельнее и скромнее, а объект все великолепнее и ценнее; в конце
концов, он делается частью общего себялюбия <Я>, и самопожер-
твование этого <Я> представляется естественным следствием.
Объект, так сказать, поглотил <Я>. Черты смирения, ограничение
нарциссизма, причинение себе вреда имеются во всех случаях
влюбленности; в крайних случаях они лишь повышаются и, вслед-
ствие отступления чувственных притязаний, остаются единствен
но господствующими.
Это особенно часто бывает при несчастной, безнадежной люб-
ви, так как сексуальное удовлетворение ведь каждый раз заново
снижает сексуальное превышение оценки. Одновременно с этой
<самоотдачей> <Я> объекту, уже ничем не отличающейся от суб-
лимированной самоотдачи абстрактной идее, функции <Идеала Я>
совершенно прекращаются. Молчит критика, которая про изво-
дится этой инстанцией; все, что объект делает и требует - пра-
вильно и безупречно. Совесть не применяется к тому, что делает-
ся в пользу объекта; в любовном ослеплении идешь на преступ-
ление, совершенно в этом не раскаиваясь. Всю ситуацию можно
без остатка резюмировать в одной формуле: объект занял место
<Идеала Я>.
Теперь легко описать разницу между идентификацией и влюб-
ленностью в ее высших выражениях, которые называют фасци-
нацией, влюбленной зависимостью. В первом случае <Я> обогати-
лось качествами объекта, оно, по выражению Ференчи, объект
<интроцировало>, во втором случае оно обеднело, отдалось объекту,
заменило объектом свою главнейшую составную часть. Однако
при ближайшем рассмотрении скоро можно заметить, что такое
утверждение указывает на противоположности, которые на са-
мом деле не существуют. Психоэкономически дело не в обедне-
нии или в обогащении - даже и крайнюю влюбленность можно
описать как состояние, в котором <Я> якобы интроицировало в
себя объект. Может быть, другое различие скорее раскроет нам
суть явления. В случае идентификации объект утрачивается или
от него отказываются; затем он снова воссоздается в <Я>, при-
чем <Я> частично изменяется по образцу утраченного объекта.
В другом же случае объект сохранен, и имеет место <сверхзахва-
ченность> со стороны <Я> и за счет <Я>. Но и это вызывает
сомнение. Разве установлено, что идентификация имеет предпо-
сылкой отказ от психической захваченности объектом, разве не
может идентификация существовать при сохранении объекта. И
прежде чем пуститься в обсуждение этого щекотливого вопроса,
у нас уже может появиться догадка, что сущность этого положе-
ния вещей содержится в другой альтернативе, а именно не стано-
вится ли объект на место <Я> или <Идеала Я>?
От влюбленности явно недалеко до гипноза. Соответствие
обоих очевидно. То же смиренное подчинение, уступчивость, от-
сутствие критики как по отношению к гипнотизеру, так и по
отношению к любимому объекту. Та же поглощенность собствен-
ной инициативы, нет сомнений, что гипнотизер занял место <Иде-
ала Я>. В гипнозе все отношения еще отчетливее и интенсивнее,
так что целесообразнее пояснять влюбленность гипнозом, а не
наоборот. Гипнотизер является единственным объектом; помимо
него, никто другой не принимается во внимание. Тот факт, что
<Я> как во сне переживает то, что гипнотизер требует и утверж-
дает, напоминает нам о том, что, говоря о функциях <Идеала Я>,
мы упустили проверку реальности'. Неудивительно, что <Я> счи-
тает восприятие реальным, если психическая инстанция, заведующая
проверкой реальности, высказывается в пользу этой реальности.
Полное отсутствие стремлений с незаторможенными сексуальны-
ми целями еще более усиливает исключительную чистоту явле-
ний. Гипнотическая связь есть неограниченная влюбленная само-
отдача, исключающая сексуальное удовлетворение, в то время
как при влюбленности таковое оттеснено лишь временно и оста-
ется на заднем плане как позднейшая целевая возможность.
Однако, с другой стороны, мы можем сказать, что гипнотичес-
кая связь - если позволено так выразиться - представляет собой
образование массы из двух лиц. Гипноз является плохим объек-
том для сравнения с образованием масс, так как он, скорее всего, с
ним идентичен. Из сложной структуры массы он изолирует один
элемент - а именно, поведение массового индивида по отношению
к вождю. Этим ограничением числа гипноз отличается от обра-
зования масс, а отсутствием прямых сексуальных стремлений - от
влюбленности. Он, таким образом, занимает между ними среднее
положение.
Допустимо, однако, сомнение, правильно ли приписывать эту фун-
кцию <Идеалу Я>, что нуждается в подробном обсуждении.
Интересно отметить, что именно заторможенные в целевом
отношении сексуальные стремления устанавливают между людь-
ми столь прочную связь. Но это легко объяснимо тем фактом,
что они неспособны к полному удовлетворению, в то время как
незаторможенные сексуальные стремления чрезвычайно ослабе-
вают в каждом случае достижения сексуальной цели. Чувствен-
ная любовь приговорена к угасанию, если она удовлетворяется,
чтобы продолжаться, она с самого начала должна быть смешана с
чисто нежными, т.е. заторможенными в целевом отношении ком-
понентами, или же должна такую трансформацию претерпеть.
Гипноз прекрасно бы разрешил загадку либидинозной консти-
туции массы, если бы сам он не содержал каких-то черт, не подда-
ющихся существующему рациональному объяснению, как якобы
состояния влюбленности с исключением прямых сексуальных
целей. Многое еще в нем следует признать непонятым, мистичес-
ким. Он содержит примесь парализованности, вытекающей из отно-
шения могущественного к бессильному, беспомощному что при-
мерно приближается к гипнозу испугом у животных. Способ,
которым гипноз достигается, и сопряженность гипноза со сном
неясны, а загадочный отбор лиц для гипноза годных, в то время
как другие ему совершенно не поддаются, указывает на присут-
ствие в нем еще одного неизвестного момента, который-то может
быть, и создает в гипнозе возможность чистоты либидинозных
установок. Следует также отметить, что даже при полной суггес-
тивной податливости моральная совесть загипнотизированного
может проявлять сопротивление. Но это может происходить от-
того, что при гипнозе в том виде, как он обычно производится,
могло сохраниться знание того, что все это только игра, ложное
воспроизведение иной, жизненно гораздо более важной ситуации.
Благодаря проведенному нами разбору мы, однако вполне под-
готовлены к начертанию формулы либидинозной конституции
массы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82