Чувство ответственности, не существу-
ющее в толпе первого рода, развито в толпе второго рода и
придаст ее поступкам очень часто совершенно иное направление.
2. Толпа однородная
Толпа однородная состоит из трех категорий: сект, каст и
классов.
Секта представляет первую степень организации однородной
толпы. В ее состав входят индивиды различной профессии и
воспитания, различной среды, причем единственной связью между
ними служат верования. Таковы, например, различные религиоз-
ные, а также политические секты.
Каста представляет уже самую высшую степень организации,
доступную толпе. В состав секты, как мы видели, входят индиви-
ды различных профессий, воспитания и среды, связанные лишь
общностью верований, тогда как в состав касты входят лишь
индивиды одной и той же профессии, следовательно, происходя-
щие приблизительно из одной и той же среды и получившие одно
и то же воспитание. Таковы будут касты военная и духовная.
Класс образуется индивидами различного происхождения, со-
бравшимися не вследствие общности верований, как это мы ви-
дим у членов какой-нибудь секты, не в силу общности професси-
ональных занятий, как это наблюдается в касте, но в силу извест-
ных интересов, привычек, образовавшихся под влиянием одина-
кового образа жизни и воспитания. Таковы, например, буржуаз-
ный класс, земледельческий и т.д.
В этой работе я не буду входить в подробное исследование
толпы однородной (секты, касты и классы), так как откладываю
это до следующего тома. Свое же исследование толпы разнород-
ной я намерен закончить изображением нескольких определен-
ных категорий этой толпы, избранных мною как типы.
Глава вторая
ПРЕСТУПНАЯ ТОЛПА
Название <преступная толпа> ни в каком случае не подходит
к такой толпе, которая после известного состояния возбуждения
превратилась в простой бессознательный автомат, повинующейся
внушениям. Но я все-таки сохраняю это ошибочное название,
потому что оно узаконено новейшими психологическими иссле-
дованиями. Без сомнения, некоторые действия толпы преступны,
если их рассматривать сами по себе, но тогда и поступок тигра,
пожирающего индуса, также надо назвать преступным. Пре-
ступления толпы всегда вызваны каким-нибудь очень мо-
гущественным внушением, и индивиды, принявшие участие в со-
вершении этого преступления, убеждены, что они исполнили свой
долг, чего нельзя сказать об обыкновенном преступнике.
История преступлений толпы вполне подтверждает все выше-
сказаннбе. Как типичный пример можно привести убийство гу-
бернатора Бастилии де Лоней. После взятия этой крепости гу-
бернатора окружила очень возбужденная толпа, и со всех сторон
его стали осыпать ударами. Одни предлагали его повесить, дру-
гие - отрубить ему голову или привязать его к хвосту лошади.
Отбиваясь, он нечаянно ударил ногой одного из присутствую-
щих. Тотчас же кто-то предложил, чтобы получивший удар пере-
резал горло губернатору, и это предложение было немедленно
принято толпой.
Тот, кому пришлось выполнить роль палача, был повар без
места, отправившийся вместе с другими зеваками в Бастилию
посмотреть, что там делается. Повинуясь общему решению, он
был убежден, что совершает патриотический подвиг и даже зас-
луживает медали за то, что убил чудовище. Врученной ему саб-
лей он ударил губернатора по голой шее, но сабля оказалась
плохо заточенной. Тогда он преспокойно вынул из своего карма-
на маленький ножик с черной ручкой, и так как в качестве повара
он научился резать мясо, то при помощи этого ножа благополуч-
но окончил операцию, которую должен был сделать.
В этом случае можно ясно проследить действие механизма, о
котором сказано выше: повиновение внушению, тем более могу-
щественному, что оно бывает коллективным, и уверенность убий-
цы в том, что он совершает достойный похвалы поступок, уверен-
ность тем более сильная, что он видит единодушное одобрение со
стороны своих сограждан. Конечно, такой поступок будет пре-
ступным с точки зрения закона, но с психологической точки зре-
ния мы так не назовем его.
Общие черты преступной толпы такие же, как и всякой другой
толпы: восприимчивость к внушению, легковерие, непостоянство,
приоритет чувств, как хороших, так и дурных. Все эти черты мы
можем найти у толпы, оставившей по себе одно из самых ужас-
ных воспоминаний в нашей истории - это так называемые <сен-
тябрыцики>*. У них, впрочем, можно встретить много общих черт
с убийцами Варфоломеевской ночи. Подробности, которые я при-
веду здесь, позаимствованы у Тэна, почерпнувшего их из мему-
аров современников.
Неизвестно в точности кто отдал приказание или внушил идею
опустошить тюрьмы посредством избиения заключенных. Был
ли то Дантон, или кто другой - все равно. Для нас в данном
случае интересен только сам .факт могущественного внушения,
полученного толпой, на которую возложено было совершение
убийств.
Толпа убийц состояла приблизительно из четырехсот человек
it представляла собой самый совершенный тип разнородной тол-
пы. За исключением небольшого числа профессиональных ни-
щих, почти вся она состояла из лавочников и ремесленников всех
разрядов: башмачников, слесарей, парикмахеров, каменщиков, чи-
новников, комиссионеров и т.д. Под влиянием такого же внуше-
ния, которому повиновался поваров приведенном выше случае,
все эти люди были совершенно уверены, что они совершают
патриотический долг. Они выполняли двойную обязанность -
судей и палачей - и вовсе не считали себя преступниками.
Проникнутые важностью своей миссии, они прежде всего об-
разовали род трибунала, и в этом тотчас же выказалась вся одно-
* Т.е. участники <сентябрьской резни>, продолжавшейся 3 дня
в сентябре 1792 г.
сторонность суждений толпы и ее правосудия. Ввиду огромного
числа обвиняемых было решено, что дворяне, священники, офице-
ры, придворные, одним словом, люди, одно звание которых слу-
жит уже достаточным доказательством их виновности в глазах
доброго патриота, будут убиты гуртом, без дальнейших рассужде-
ний и специальных решений суда; что касается других, то их
надлежало судить по внешнему виду и по их репутации. Таким
образом,'толпа удовлетворила требованиям своей примитивной
совести и могла уже на законном основании приступить к убий-
ствам, давая волю своим инстинктам свирепости, генезис которых
был мною указан выше и которые в толпе развиваются всегда в
очень высокой степени. Но эти инстинкты нисколько не мешают
попеременному проявлению совершенно противоположных чувств
в толпе, например, чувствительности, которая доходит до такой же
крайности, как и свирепость.
Люди эти обладали экспансивной чувствительностью, характе-
ризующей парижского рабочего. Один из федератов, например,
узнал, что заключенных в государственной тюрьме оставили без
воды на 26 часов. Он пришел в такую ярость, что готов был бы
растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не заступи-
лись сами же заключенные. Когда импровизированный трибунал
оправдывал кого-нибудь из заключенных, стража и убийцы обни-
мали его с восторгом, раздавались самые неистовые аплодисмен-
ты, а затем снова приступали к массовым убийствам. Во время
самого совершения убийств не прекращалось веселье; танцевали
вокруг трупов, устанавливали скамьи для <дам>, желавших ви-
деть, как убивают аристократов. При этом убийцы не переставали
выказывать совершенно специфическое чувство справедливос-
ти. Один из убийц заявил трибуналу, что дамы, сидящие далеко,
плохо видят, и что лишь некоторым из присутствующих выпада-
ет на долю удовольствие бить аристократов. Трибунал признал
справедливость этого: замечания, и решено было осужденных
медленно проводить между шпалерами убийц, которые будут бить
их тупым концом сабли, чтобы продлить мучения. Они кромсали
совершенно обнаженные жертвы в течение получаса и затем, ког-
да все уже вдоволь насмотрелись, несчастных приканчивали, вскры-
вая им животы.
Но в другом отношении убийцы обнаруживали такую боль-
шую щепетильность и нравственность, которую трудно было ожи-
дать у них. Они не брали, например, ни денег, ни драгоценностей,
найденных у своих жертв, и все это в целости доставляли в
комитеты.
Во всех таких действиях можно наблюдать первичные формы
рассуждения, характерные для души толпы. Так, перерезав от
12000 до 15000 врагов нации, толпа немедленно подчинилась но-
вому внушению. Кто-то высказал замечание, что и в других тюрь-
мах, там, где сидят старые нищие, бродяги и молодые арестанты,
много находится лишних ртов, от которых недурно было бы из-
бавиться; притом ведь между ними, несомненно, должны суще-
ствовать и враги народа, вроде некоей г-жи Делярю, вдовы отра-
вителя. <Наверное, она взбешена, что сидит в тюрьме. Если бы
она могла, то подожгла бы Париж; она, уж верно, говорила это,
она сказала это! Еще один удар метлы!>. Такие доводы показа-
лись настолько убедительными толпе, что все заключенные были
перебиты гуртом, и в том числе около пятидесяти детей в возрас-
те от 12 до 17 лет, <которые ведь также могли со временем
превратиться во врагов нации, поэтому лучше было отделаться
от них теперь же>.
После недели такого труда, когда все было закончено, убийцы
могли наконец подумать и об отдыхе. Вполне убежденные в том
что они заслужили благодарность отечества, они явились к влас-
тям с требованием награды; наиболее же ретивые даже заявили
притязание на получение медали.
История Коммуны 1871 года тоже заключает в себе не мало
подобных фактов. И нам предстоит еще не раз наблюдать нечто
подобное, так как влияние толпы все возрастает, а власти перед
нею капитулируют.
Глава третья
ПРИСЯЖНЫЕ И УГОЛОВНЫЕ СУДЫ
Не имея возможности рассмотреть здесь все категории при-
сяжных, я остановлюсь лишь на той, которую считаю наиболее
важной, на присяжных уголовного суда. Эти присяжные пред-
ставляют собой превосходный образчик толпы разнородной, не-
анонимной. Мы находим тут и восприимчивость к внушению, и
преобладание бессознательных чувств вместе со слабым разви-
тием способности рассуждать, и влияние вожаков, и т.д., и т.д.
Изучая эту категорию присяжных, мы можем наблюдать интерес-
ные образцы ошибок, которые могут быть сделаны людьми, не
посвященными в психологию масс.
Присяжные прежде всего дают нам прекрасный пример того,
как мало имеет значение, с точки зрения принятых решений, ум-
ственный уровень отдельных индивидов, входящих в состав тол-
пы. Мы уже раньше говорили, что ум не играет никакой роли в
решениях совещательного собрания, касающихся общих, а не ис-
ключительно технических вопросов. Суждения, высказанные от-
носительно общих вопросов собранием каменщиков и бакалей-
щиков, мало отличаются от суждений ученых и артистов, когда
они соберутся вместе для совещания по этим вопросам. В разное
время, а именно до 1848 года, администрация делала очень тща-
тельный выбор лиц, призванных исполнять обязанности присяж-
ных, останавливаясь преимущественно на людях просвещенных,
профессорах, чиновниках, литераторах и т.д. Теперь же присяж-
ные набираются преимущественно из мелкого купечества, лавоч-
ников, хозяев, рабочих и служащих. И к величайшему удивлению
специалистов, статистика указала, что каков бы ни был состав
присяжных, решения их бывают тождественны. Сами судьи, как
бы они ни относились враждебно к учреждению присяжных, не
могли не признать справедливости этого факта. Вот как высказы-
вается по этому поводу бывший председатель уголовного суда
Берар де Гляже в своих <Воспоминаниях>:
<В настоящее время выбор присяжных находится в действи-
тельности в руках муниципальных советников, которые записы-
вают одних и исключают других по желанию, руководствуясь
политическими и избирательными соображениями, связанными с
их положением... Большинство выбранных состоит из коммер-
сантов, не столь крупных, как те, которые выбирались в прежнее
время, и из служащих в разных ведомствах... Но все мнения и
все профессии сливаются в лице судей, причем некоторые из них
обнаруживают горячность неофитов; дух присяжных, таким об-
разом, не подвергся изменениям и приговоры их остались те же>.
Из этой цитаты мы удерживаем лишь выводы, вполне справед-
ливые, но не объяснения, так как они не верны. Удивляться тут
нечему, ибо психология толпы, а следовательно, и присяжных, боль-
шей частью не известна ни судьям, ни адвокатам; доказательством
тому может служить, например, следующий факт, изложенный ав-
тором вышеприведенной цитаты. Один из самых знаменитых
адвокатов уголовного суда, Лашо, систематически пользовался
своим правом отвергать присяжных и всегда исключал из списка
присяжных всех образованных людей. Однако опыт доказал в
конце концов всю бесполезность такого рода исключений, и мы
видим теперь, что министерство юстиции и адвокаты, по крайней
мере в Париже, совершенно отказались от этой системы, и несмот-
ря на это, как справедливо замечает де Гляже, приговоры присяж-
ных не изменились, <они не стали ни лучше, ни хуже после этого>.
Присяжные, как и толпа, легко подчиняются влиянию чувств
и очень мало - влиянию рассуждения. <Они не могут устоять, -
говорит один адвокат, - при виде женщины, кормящей грудью
своего младенца, или при дефилировании сирот перед ними>.
<Чтобы снискать расположение судей, женщине достаточно быть
симпагачной>, говорит де Гляже.
Безжалостные к таким преступлениям, которые могут кос-
нуться их личной безопасности, действительно наиболее опасным
для общества, присяжные очень снисходительны к преступлениям,
совершенным под влиянием страсти. Они очень редко бывают
строги к девушкам, виновным в детоубийстве, или к покинутой
девушке, облившей серной кислотой своего соблазнителя. Во всех
таких случаях присяжные инстинктивно понимают, что преступ-
ления эти не очень опасны для общества, и что в стране, где не
существует законов, покровительствующих покинутым девушкам,
преступление той, которая мстит за себя, скорее даже полезно,
нежели вредно, так как оно служит предостережением для со-
блазнителей.
Заметим вскользь, что это различие, которое инстинктивно делается
присяжными между преступлениями опасными для общества и не опас-
ными для него, не лишено справедливости. Цель уголовных законов
должна, конечно, состоять в том, чтобы защищать общество от опасных
преступников, а никак не в том, чтобы мстить им. Но наши уголовные
кодексы и особенно наши судьи до сих пор проникнуты духом мще-
ния старинного первобытного права, и термин* почти ежед-
невно употребляется ими. Доказательством такой склонности наших
судей служит отказ большинства применять превосходный закон Бе-
ранже, разрешающий осужденному отбывать свое наказание тогда только,
когда он совершит рецидив. Между тем, каждый из судей прекрасно
знает, так как это доказывается статистикой, что применение наказания
в первый раз неминуемо влечет за собой рецидив преступления. Но
* Vindicta (фр.) - юридический термин, означающий преследова-
ние преступлений.
судьям всегда кажется, что общество осталось не отомщенным, если они
освобождают осужденного, и потому они предпочитают создавать опас-
ных рецидивистов, нежели оставлять общество без надлежащего отм-
щения.
Присяжные, как и всякая толпа, легко ослепляются обаянием,
и хотя, как совершенно верно замечает де Гляже, они очень де-
мократичны по своему составу, но тем не менее они всегда арис-
тократичны в своих пристрастиях.
<Имя, происхождение, большое состояние, репутация, защита
знаменитым адвокатом, и вообще все то, что отличает и блестит,
составляют для обвиняемых очень выгодное условие>.
Всякий хороший адвокат должен больше всего заботится о
том, чтобы действовать на чувства присяжных, как действуют на
чувства толпы; он не должен много рассуждать, если же он захо-
чет прибегнуть к этому способу, то должен пользоваться лишь
самыми примитивными формами рассуждений. Один английский
адвокат, славившийся своим успехом в уголовном суде, указал,
как следует действовать. <Он внимательно следил за присяжны-
ми во время своей речи. Это самый благоприятный момент.
Благодаря чутью и привычке, адвокат читал на лицах присяжный
впечатление, произведенное каждой его фразой, словом, и выво-
дил отсюда свои заключения. Прежде всего ему нужно было
различить тех, кто уже заранее был на его стороне. Укрепив за
собой их содействие в один миг, он уже переходил к тем, кто
казался ему расположенным не в пользу обвиняемого, и старался
угадать, что восстанавливает их против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
ющее в толпе первого рода, развито в толпе второго рода и
придаст ее поступкам очень часто совершенно иное направление.
2. Толпа однородная
Толпа однородная состоит из трех категорий: сект, каст и
классов.
Секта представляет первую степень организации однородной
толпы. В ее состав входят индивиды различной профессии и
воспитания, различной среды, причем единственной связью между
ними служат верования. Таковы, например, различные религиоз-
ные, а также политические секты.
Каста представляет уже самую высшую степень организации,
доступную толпе. В состав секты, как мы видели, входят индиви-
ды различных профессий, воспитания и среды, связанные лишь
общностью верований, тогда как в состав касты входят лишь
индивиды одной и той же профессии, следовательно, происходя-
щие приблизительно из одной и той же среды и получившие одно
и то же воспитание. Таковы будут касты военная и духовная.
Класс образуется индивидами различного происхождения, со-
бравшимися не вследствие общности верований, как это мы ви-
дим у членов какой-нибудь секты, не в силу общности професси-
ональных занятий, как это наблюдается в касте, но в силу извест-
ных интересов, привычек, образовавшихся под влиянием одина-
кового образа жизни и воспитания. Таковы, например, буржуаз-
ный класс, земледельческий и т.д.
В этой работе я не буду входить в подробное исследование
толпы однородной (секты, касты и классы), так как откладываю
это до следующего тома. Свое же исследование толпы разнород-
ной я намерен закончить изображением нескольких определен-
ных категорий этой толпы, избранных мною как типы.
Глава вторая
ПРЕСТУПНАЯ ТОЛПА
Название <преступная толпа> ни в каком случае не подходит
к такой толпе, которая после известного состояния возбуждения
превратилась в простой бессознательный автомат, повинующейся
внушениям. Но я все-таки сохраняю это ошибочное название,
потому что оно узаконено новейшими психологическими иссле-
дованиями. Без сомнения, некоторые действия толпы преступны,
если их рассматривать сами по себе, но тогда и поступок тигра,
пожирающего индуса, также надо назвать преступным. Пре-
ступления толпы всегда вызваны каким-нибудь очень мо-
гущественным внушением, и индивиды, принявшие участие в со-
вершении этого преступления, убеждены, что они исполнили свой
долг, чего нельзя сказать об обыкновенном преступнике.
История преступлений толпы вполне подтверждает все выше-
сказаннбе. Как типичный пример можно привести убийство гу-
бернатора Бастилии де Лоней. После взятия этой крепости гу-
бернатора окружила очень возбужденная толпа, и со всех сторон
его стали осыпать ударами. Одни предлагали его повесить, дру-
гие - отрубить ему голову или привязать его к хвосту лошади.
Отбиваясь, он нечаянно ударил ногой одного из присутствую-
щих. Тотчас же кто-то предложил, чтобы получивший удар пере-
резал горло губернатору, и это предложение было немедленно
принято толпой.
Тот, кому пришлось выполнить роль палача, был повар без
места, отправившийся вместе с другими зеваками в Бастилию
посмотреть, что там делается. Повинуясь общему решению, он
был убежден, что совершает патриотический подвиг и даже зас-
луживает медали за то, что убил чудовище. Врученной ему саб-
лей он ударил губернатора по голой шее, но сабля оказалась
плохо заточенной. Тогда он преспокойно вынул из своего карма-
на маленький ножик с черной ручкой, и так как в качестве повара
он научился резать мясо, то при помощи этого ножа благополуч-
но окончил операцию, которую должен был сделать.
В этом случае можно ясно проследить действие механизма, о
котором сказано выше: повиновение внушению, тем более могу-
щественному, что оно бывает коллективным, и уверенность убий-
цы в том, что он совершает достойный похвалы поступок, уверен-
ность тем более сильная, что он видит единодушное одобрение со
стороны своих сограждан. Конечно, такой поступок будет пре-
ступным с точки зрения закона, но с психологической точки зре-
ния мы так не назовем его.
Общие черты преступной толпы такие же, как и всякой другой
толпы: восприимчивость к внушению, легковерие, непостоянство,
приоритет чувств, как хороших, так и дурных. Все эти черты мы
можем найти у толпы, оставившей по себе одно из самых ужас-
ных воспоминаний в нашей истории - это так называемые <сен-
тябрыцики>*. У них, впрочем, можно встретить много общих черт
с убийцами Варфоломеевской ночи. Подробности, которые я при-
веду здесь, позаимствованы у Тэна, почерпнувшего их из мему-
аров современников.
Неизвестно в точности кто отдал приказание или внушил идею
опустошить тюрьмы посредством избиения заключенных. Был
ли то Дантон, или кто другой - все равно. Для нас в данном
случае интересен только сам .факт могущественного внушения,
полученного толпой, на которую возложено было совершение
убийств.
Толпа убийц состояла приблизительно из четырехсот человек
it представляла собой самый совершенный тип разнородной тол-
пы. За исключением небольшого числа профессиональных ни-
щих, почти вся она состояла из лавочников и ремесленников всех
разрядов: башмачников, слесарей, парикмахеров, каменщиков, чи-
новников, комиссионеров и т.д. Под влиянием такого же внуше-
ния, которому повиновался поваров приведенном выше случае,
все эти люди были совершенно уверены, что они совершают
патриотический долг. Они выполняли двойную обязанность -
судей и палачей - и вовсе не считали себя преступниками.
Проникнутые важностью своей миссии, они прежде всего об-
разовали род трибунала, и в этом тотчас же выказалась вся одно-
* Т.е. участники <сентябрьской резни>, продолжавшейся 3 дня
в сентябре 1792 г.
сторонность суждений толпы и ее правосудия. Ввиду огромного
числа обвиняемых было решено, что дворяне, священники, офице-
ры, придворные, одним словом, люди, одно звание которых слу-
жит уже достаточным доказательством их виновности в глазах
доброго патриота, будут убиты гуртом, без дальнейших рассужде-
ний и специальных решений суда; что касается других, то их
надлежало судить по внешнему виду и по их репутации. Таким
образом,'толпа удовлетворила требованиям своей примитивной
совести и могла уже на законном основании приступить к убий-
ствам, давая волю своим инстинктам свирепости, генезис которых
был мною указан выше и которые в толпе развиваются всегда в
очень высокой степени. Но эти инстинкты нисколько не мешают
попеременному проявлению совершенно противоположных чувств
в толпе, например, чувствительности, которая доходит до такой же
крайности, как и свирепость.
Люди эти обладали экспансивной чувствительностью, характе-
ризующей парижского рабочего. Один из федератов, например,
узнал, что заключенных в государственной тюрьме оставили без
воды на 26 часов. Он пришел в такую ярость, что готов был бы
растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не заступи-
лись сами же заключенные. Когда импровизированный трибунал
оправдывал кого-нибудь из заключенных, стража и убийцы обни-
мали его с восторгом, раздавались самые неистовые аплодисмен-
ты, а затем снова приступали к массовым убийствам. Во время
самого совершения убийств не прекращалось веселье; танцевали
вокруг трупов, устанавливали скамьи для <дам>, желавших ви-
деть, как убивают аристократов. При этом убийцы не переставали
выказывать совершенно специфическое чувство справедливос-
ти. Один из убийц заявил трибуналу, что дамы, сидящие далеко,
плохо видят, и что лишь некоторым из присутствующих выпада-
ет на долю удовольствие бить аристократов. Трибунал признал
справедливость этого: замечания, и решено было осужденных
медленно проводить между шпалерами убийц, которые будут бить
их тупым концом сабли, чтобы продлить мучения. Они кромсали
совершенно обнаженные жертвы в течение получаса и затем, ког-
да все уже вдоволь насмотрелись, несчастных приканчивали, вскры-
вая им животы.
Но в другом отношении убийцы обнаруживали такую боль-
шую щепетильность и нравственность, которую трудно было ожи-
дать у них. Они не брали, например, ни денег, ни драгоценностей,
найденных у своих жертв, и все это в целости доставляли в
комитеты.
Во всех таких действиях можно наблюдать первичные формы
рассуждения, характерные для души толпы. Так, перерезав от
12000 до 15000 врагов нации, толпа немедленно подчинилась но-
вому внушению. Кто-то высказал замечание, что и в других тюрь-
мах, там, где сидят старые нищие, бродяги и молодые арестанты,
много находится лишних ртов, от которых недурно было бы из-
бавиться; притом ведь между ними, несомненно, должны суще-
ствовать и враги народа, вроде некоей г-жи Делярю, вдовы отра-
вителя. <Наверное, она взбешена, что сидит в тюрьме. Если бы
она могла, то подожгла бы Париж; она, уж верно, говорила это,
она сказала это! Еще один удар метлы!>. Такие доводы показа-
лись настолько убедительными толпе, что все заключенные были
перебиты гуртом, и в том числе около пятидесяти детей в возрас-
те от 12 до 17 лет, <которые ведь также могли со временем
превратиться во врагов нации, поэтому лучше было отделаться
от них теперь же>.
После недели такого труда, когда все было закончено, убийцы
могли наконец подумать и об отдыхе. Вполне убежденные в том
что они заслужили благодарность отечества, они явились к влас-
тям с требованием награды; наиболее же ретивые даже заявили
притязание на получение медали.
История Коммуны 1871 года тоже заключает в себе не мало
подобных фактов. И нам предстоит еще не раз наблюдать нечто
подобное, так как влияние толпы все возрастает, а власти перед
нею капитулируют.
Глава третья
ПРИСЯЖНЫЕ И УГОЛОВНЫЕ СУДЫ
Не имея возможности рассмотреть здесь все категории при-
сяжных, я остановлюсь лишь на той, которую считаю наиболее
важной, на присяжных уголовного суда. Эти присяжные пред-
ставляют собой превосходный образчик толпы разнородной, не-
анонимной. Мы находим тут и восприимчивость к внушению, и
преобладание бессознательных чувств вместе со слабым разви-
тием способности рассуждать, и влияние вожаков, и т.д., и т.д.
Изучая эту категорию присяжных, мы можем наблюдать интерес-
ные образцы ошибок, которые могут быть сделаны людьми, не
посвященными в психологию масс.
Присяжные прежде всего дают нам прекрасный пример того,
как мало имеет значение, с точки зрения принятых решений, ум-
ственный уровень отдельных индивидов, входящих в состав тол-
пы. Мы уже раньше говорили, что ум не играет никакой роли в
решениях совещательного собрания, касающихся общих, а не ис-
ключительно технических вопросов. Суждения, высказанные от-
носительно общих вопросов собранием каменщиков и бакалей-
щиков, мало отличаются от суждений ученых и артистов, когда
они соберутся вместе для совещания по этим вопросам. В разное
время, а именно до 1848 года, администрация делала очень тща-
тельный выбор лиц, призванных исполнять обязанности присяж-
ных, останавливаясь преимущественно на людях просвещенных,
профессорах, чиновниках, литераторах и т.д. Теперь же присяж-
ные набираются преимущественно из мелкого купечества, лавоч-
ников, хозяев, рабочих и служащих. И к величайшему удивлению
специалистов, статистика указала, что каков бы ни был состав
присяжных, решения их бывают тождественны. Сами судьи, как
бы они ни относились враждебно к учреждению присяжных, не
могли не признать справедливости этого факта. Вот как высказы-
вается по этому поводу бывший председатель уголовного суда
Берар де Гляже в своих <Воспоминаниях>:
<В настоящее время выбор присяжных находится в действи-
тельности в руках муниципальных советников, которые записы-
вают одних и исключают других по желанию, руководствуясь
политическими и избирательными соображениями, связанными с
их положением... Большинство выбранных состоит из коммер-
сантов, не столь крупных, как те, которые выбирались в прежнее
время, и из служащих в разных ведомствах... Но все мнения и
все профессии сливаются в лице судей, причем некоторые из них
обнаруживают горячность неофитов; дух присяжных, таким об-
разом, не подвергся изменениям и приговоры их остались те же>.
Из этой цитаты мы удерживаем лишь выводы, вполне справед-
ливые, но не объяснения, так как они не верны. Удивляться тут
нечему, ибо психология толпы, а следовательно, и присяжных, боль-
шей частью не известна ни судьям, ни адвокатам; доказательством
тому может служить, например, следующий факт, изложенный ав-
тором вышеприведенной цитаты. Один из самых знаменитых
адвокатов уголовного суда, Лашо, систематически пользовался
своим правом отвергать присяжных и всегда исключал из списка
присяжных всех образованных людей. Однако опыт доказал в
конце концов всю бесполезность такого рода исключений, и мы
видим теперь, что министерство юстиции и адвокаты, по крайней
мере в Париже, совершенно отказались от этой системы, и несмот-
ря на это, как справедливо замечает де Гляже, приговоры присяж-
ных не изменились, <они не стали ни лучше, ни хуже после этого>.
Присяжные, как и толпа, легко подчиняются влиянию чувств
и очень мало - влиянию рассуждения. <Они не могут устоять, -
говорит один адвокат, - при виде женщины, кормящей грудью
своего младенца, или при дефилировании сирот перед ними>.
<Чтобы снискать расположение судей, женщине достаточно быть
симпагачной>, говорит де Гляже.
Безжалостные к таким преступлениям, которые могут кос-
нуться их личной безопасности, действительно наиболее опасным
для общества, присяжные очень снисходительны к преступлениям,
совершенным под влиянием страсти. Они очень редко бывают
строги к девушкам, виновным в детоубийстве, или к покинутой
девушке, облившей серной кислотой своего соблазнителя. Во всех
таких случаях присяжные инстинктивно понимают, что преступ-
ления эти не очень опасны для общества, и что в стране, где не
существует законов, покровительствующих покинутым девушкам,
преступление той, которая мстит за себя, скорее даже полезно,
нежели вредно, так как оно служит предостережением для со-
блазнителей.
Заметим вскользь, что это различие, которое инстинктивно делается
присяжными между преступлениями опасными для общества и не опас-
ными для него, не лишено справедливости. Цель уголовных законов
должна, конечно, состоять в том, чтобы защищать общество от опасных
преступников, а никак не в том, чтобы мстить им. Но наши уголовные
кодексы и особенно наши судьи до сих пор проникнуты духом мще-
ния старинного первобытного права, и термин
невно употребляется ими. Доказательством такой склонности наших
судей служит отказ большинства применять превосходный закон Бе-
ранже, разрешающий осужденному отбывать свое наказание тогда только,
когда он совершит рецидив. Между тем, каждый из судей прекрасно
знает, так как это доказывается статистикой, что применение наказания
в первый раз неминуемо влечет за собой рецидив преступления. Но
* Vindicta (фр.) - юридический термин, означающий преследова-
ние преступлений.
судьям всегда кажется, что общество осталось не отомщенным, если они
освобождают осужденного, и потому они предпочитают создавать опас-
ных рецидивистов, нежели оставлять общество без надлежащего отм-
щения.
Присяжные, как и всякая толпа, легко ослепляются обаянием,
и хотя, как совершенно верно замечает де Гляже, они очень де-
мократичны по своему составу, но тем не менее они всегда арис-
тократичны в своих пристрастиях.
<Имя, происхождение, большое состояние, репутация, защита
знаменитым адвокатом, и вообще все то, что отличает и блестит,
составляют для обвиняемых очень выгодное условие>.
Всякий хороший адвокат должен больше всего заботится о
том, чтобы действовать на чувства присяжных, как действуют на
чувства толпы; он не должен много рассуждать, если же он захо-
чет прибегнуть к этому способу, то должен пользоваться лишь
самыми примитивными формами рассуждений. Один английский
адвокат, славившийся своим успехом в уголовном суде, указал,
как следует действовать. <Он внимательно следил за присяжны-
ми во время своей речи. Это самый благоприятный момент.
Благодаря чутью и привычке, адвокат читал на лицах присяжный
впечатление, произведенное каждой его фразой, словом, и выво-
дил отсюда свои заключения. Прежде всего ему нужно было
различить тех, кто уже заранее был на его стороне. Укрепив за
собой их содействие в один миг, он уже переходил к тем, кто
казался ему расположенным не в пользу обвиняемого, и старался
угадать, что восстанавливает их против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82