А-П

П-Я

 


«Ц Теперь увидишь, что будет, погоди немножко! Это я всё нарочно сделал дл
я тебя, это Ц колдовство! Ага!»
На следующий день Алексей опрокинул себе на руки судок с кипящими щами и
попал в больницу. Как тут не вспомнить «фармазона» и слова мастера Григо
рия о Якове, отце Саши, сказанные Алексею:
« Ц Дядя твой жену насмерть забил, замучил, а теперь его совесть дергает,
Ц понял? Тебе всё надо понимать, гляди, а то пропадешь!
Ц Как забил? Ц говорил он, не торопясь. Ц А так: ляжет спать с ней, накроет
ее одеялом с головою и тискает и бьет. Зачем? А он, поди, и сам не знает. <…>
Ц Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хор
ошего не любят, они ему завидуют, а принять не могут, истребляют! Ты вот спр
оси-ка бабушку, как они отца твоего со свету сживали. Она всё скажет Ц она
неправду не любит, не понимает. Она вроде святой, хоть и вино пьет, табак ню
хает. Блаженная как бы. Ты держись за нее крепко».
Насколько разительно не похож этот образ дяди Якова на тот, что нарисова
н в письме к Груздеву. И это не единичный пример. В повестях «Детство» и от
части «В людях» Горький явно мифологизировал семейные линии Кашириных
и Пешковых. И хотя положение его в семье Кашириных было таково, что он почт
и никому (включая свою мать) был не нужен, в тягость, в мифологическом прос
транстве этой странной автобиографии главная схватка шла как раз за его
душу.
Чья сила перетянет? Деда Каширина? Бабушки Акулины? Или кровь отца, Максим
а Пешкова?
Формально братья Каширины ссорятся из-за приданого вдовы Варвары. Изнач
альной причиной ее вдовства был Алексей. Свара ведет к разделу между отц
ом и детьми. В результате, раздробив «дело» и став конкурентами, они разор
яются, впадают в нищету.
Отношение дедушки к Алеше очень сложное. Он жестоко избивает его, до полу
смерти, а потом приходит к нему исповедоваться. И он никак не может понять
: кто Алексей Ц Каширин или Пешков? Вот их первая встреча на палубе парохо
да, на котором прибыли Алеша, Варвара, бабушка.
«Дед выдернул меня из тесной кучи людей и спросил, держа за голову:
Ц Ты чей таков будешь?
Ц Астраханский, из каюты…
Ц Чего он говорит? Ц обратился дед к матери и, не дождавшись ответа, отод
винул меня, сказав:
Ц Скулы-те отцовы…»
Потом дед Василий будет не раз «придвигать» и «отодвигать» Алешу, пытаяс
ь разобраться, чей он. Дядья же (особенно Михаил) невзлюбят его за то, что в д
оме появился еще один наследник. И все это Ц травля Алексея Кашириными, г
ибель (фактически убийство) любимого им Цыганка, отказ от дома странному
человеку, которого Алексей называл «Хорошее Дело», отлучение от дома сам
ого Алексея Ц в конце концов завершается крахом каширинской семьи.
«Сеяли семя в непахану землю».
Но для краха семьи все же был необходим какой-то внешний, последний толчо
к. Этим толчком стали незаконный, без согласия отца, брак дочери Варвары с
пришлым мастеровым Максимом Пешковым и появление в доме Кашириных Алеш
и Пешкова. Инстинктивно они чувствовали это и почти все (за исключением б
абушки Акулины) не любили этого мальчика. Даже родная мать. Хотя понимала,
что Алеша ни в чем не виноват. Сердцу не прикажешь. Не сразу, но со временем
он стал понимать это и заплатил родне той же монетой. Лишить душу ребенка
любви Ц нет ничего страшнее этого. Ибо, оформляясь и развиваясь в этой ат
мосфере «без любви», разум начинает делать свои непредсказуемые выводы
о мире, о Боге, о людях.

Бабушка Акулина

А Акулина Ивановна?
Разве она не любила Алексея? Но она не Каширина. Она Муратова. О
на добрая. Она святая. За нее советует «держаться» мастер Григорий.
Мифологию образа бабушки Горький прописывал с особой тщательностью и л
юбовью. Поэтому как художник именно здесь он превзошел самого себя. Ниче
го более нежного, поэтичного, чем этот образ, Горький не создал ни до, ни по
сле повести «Детство». И если бы, кроме этой повести, он не написал ничего,
мировая литература все равно пополнилась бы великим писателем, а этот ше
девр остался бы не только художественной, но и психологической Загадкой.

В ее внешности было что-то «темное», языческое. Недаром в своей семье ее н
азывали «ведьмой».
« Ц Что, ведьма, народила зверья?!»
Это кричит Василий Каширин после безобразной потасовки Якова и Михаила
прямо во время обеда. Можно не обратить внимания на этот странный крик де
душки и принять его просто за бессмысленную брань раздраженного главы с
емейства. Но в «Детстве», повести невероятно плотной по обилию всевозмож
ных «знаков», намеков, символов, почти нет случайностей. Потому задумаем
ся: почему дед Василий именно собственную супругу обвиняет в начале расп
ада семьи? Только ли потому, что она «потатчица», по словам Василия, и выст
упает за раздел имущества Кашириных между детьми? Но причем тут «ведьма»
и «зверье»? Вот еще одна загадка «Детства», не разгадав которую мы многог
о не поймем в этой повести.
Зададим себе простой вопрос: каким образом в семье хотя и скуповатого, но
честного, трезвого, трудолюбивого и богобоязненного Василия Каширина н
ародились такие непутевые дети? Это пьющие, дерущиеся между собой братья
Яков и Михаил. Это непослушная и недомовитая дочь Варвара, которая, потер
яв первого мужа, бросает ребенка в семье родителей и живет как ветер в пол
е, не неся за мальчика никакой ответственности.
«Не удались дети-то, с коей стороны ни взгляни на них, Ц жалуется дедушка.
Ц Куда сок-сила наша пошла? Мы с тобой думали, Ц в лукошко кладем, а Госпо
дь-то вложил в руки нам худое решето…» И снова в недостатках детей он вини
т мать: «А все ты потакала им, татям, потатчица! Ты, ведьма!»
Если смотреть на бабушку глазами Алеши, то она поистине свет в окне, сердц
е мира, чуть ли не земная богородица. И это понятно. Бабушка для Алеши, если
можно так выразиться, первое и даже единственное «теплое» место, которог
о коснулась его детская, но уже навек травмированная душа. Это даже не люб
овь, а просто спасение в холодном безлюбовном мире, где мальчик с самого н
ачала обречен на гибель. С первых мгновений более или менее отчетливого
детского самосознания вокруг него трупы, трупы и трупы. Холод, холод и хол
од. Мертвый отец в гробу. Мертвый младший брат. И даже мать, хотя и живая, выг
лядит как мертвая на корабле из Астрахани в Нижний.
«Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас (Алексея и бабуш
ки Акулины Ивановны. Ц П.Б.). Она все молчит, мать. Ее большое стр
ойное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы свет
лых волос, Ц вся она мощная и твердая…»
Одно из самых первых жизненных впечатлений маленького Алеши: «В полутем
ной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необ
ыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласк
овых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотн
о прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает мен
я нехорошо оскаленными зубами».
«Второй оттиск в памяти моей Ц дождливый день, пустынный угол кладбища;
я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб о
тца; на дне ямы много воды и есть лягушки, Ц две уже взобрались на желтую к
рышку гроба. У могилы Ц я, бабушка, мокрый будочник и двое сердитых мужико
в с лопатами. Всех осыпает теплый дождь, мелкий, как бисер…
Ц Зарывай, Ц сказал будочник, отходя прочь.
Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнув
шись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгн
ув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали их н
а дно».
В «Детстве» все пронизано сложной символикой. На гробе отца две лягушки,
и обе обречены на смерть. Алеша еще раз вспоминает о них на борту парохода
, когда из каюты унесут гробик с младшим братом. Алексей рассказывает об э
тих несчастных лягушках матросу, а матрос говорит ему:
Ц Лягушек жалеть не надо, Господь с ними! Мать пожалей, Ц вон как ее горе
ушибло!
Отца, братика и даже лягушек «прибрал» Господь. Потом он «приберет» к себ
е мать, брата Колю и отчима. Алеша Пешков останется на земле исключительн
о благодаря бабушке: «…сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сер
дцу моему, самым понятным и дорогим человеком, Ц это ее бескорыстная люб
овь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни
(курсив мой. Ц П.Б.)».
Если бы не она, в нем вовсе не было бы сил для жизни.
Бабушка не просто заменяет Алеше мать, но становится для него единственн
ой опорой в мире, где Бог бросил его на произвол холодной судьбы. Ничего ст
ранного, что этот Бог, «Бог дедушки», не нравится Алексею.
Мережковский называет этого Бога дьяволом, но это неверно. Бог дедушки
Ц Бог истинный, Бог настоящий. И мальчик чувствует Его присутствие в мир
е, но он обижен на Него. Сознательно или нет, Горький обыгрывает в «Детстве
» слова Ивана Карамазова о «слезинке ребенка», из-за которой Иван готов «
почтительно» возвратить Творцу билет в Царство Небесное. Только в «Детс
тве» ребенок не пассивный, но активный персонаж. Подобно третьей лягушке
, он брошен, но не в могилу с водой, а в кувшин со сметаной, как в народной при
тче, и отныне должен месить окружающее его холодное чужеродное простран
ство, пока оно не превратится в масло и не позволит ему выбраться наружу.

Но хватит ли сил?
Сила идет от бабушки.
Она Ц «как земля».
Такова мифология образа бабушки. А какова была Акулина Ивановна в реальн
ости?
Наша задача не развенчание мифа, тем более такого поэтичного и, значит, ху
дожественно состоявшегося, а попытка пробиться к истокам непростой душ
и (по мнению Корнея Чуковского, «двух душ») Максима Горького, на формирова
ние которой оказал влияние не образ бабушки, созданный писателем горазд
о позднее, а живая Акулина Ивановна Каширина.
Во-первых, она была пьяница.
В «Детстве» и «В людях» Горький предельно бережно касается этой больной
проблемы, поскольку она звучит в контексте его размышлений о русском чел
овеке как отрицательный момент. Но и скрыть очевидного доя семьи Каширин
ых факта он не может. «Правда выше жалости».
Для Алеши бабушка сродни Божьему явлению. Но Варвара стыдится собственн
ой матери, которая на пароходе бродит «от борта к борту и вся сияет, а глаз
а у нее радостно расширены», потому что бабушка не смущается угощаться у
матросов водкой, за что рассказывает им разные смешные небылицы. Матросы
хохочут, и Алексею весело. Но Варвара сердится:
« Ц Смеются люди над вами, мамаша!
Ц А Господь с ними…»
Только что Господь был с лягушками. Но для Алеши бог един Ц бабушка. Насто
ящий Бог обидел его. Бабушка оказывается единственным устойчивым смысл
овым центром мироздания. Все прочее страшно и абсурдно, как лягушки в мог
иле. Алеша жмется к бабушке. Да, но в глазах-то остальных, и даже собственно
й дочери, это просто добрая, смешная, шалопутная пьянчужка, непутевая баб
ка с рыхлым, распухшим от пьянства красным носом.
Задним числом Горький понимает это и оставляет этот образ как бы на втор
ом, непроявленном плане.
Бабушки стыдится не только дочь.
Странно! Время от времени Василий Каширин, цеховой старшина, уважаемый в
Нижнем Новгороде человек, уходит к кому-то в гости. Но законную супругу он
с собой не берет. Почему?
«… В праздничные вечера, когда дед и дядя Михаил уходили в гости, в кухне я
влялся кудрявый, встрепанный дядя Яков с гитарой, бабушка устраивала чай
с обильной закуской и водкой в зеленом штофе с красными цветами, искусно
вылитыми из стекла на дне его; волчком вертелся празднично одетый Цыгано
к; тихо, боком приходил мастер, сверкая темными стеклами очков; нянька Евг
енья, рябая, краснорожая и толстая, точно кубышка, с хитрыми глазами и труб
ным голосом; иногда присутствовали волосатый успенский дьячок и еще как
ие-то темные, скользкие люди, похожие на щук и налимов».
Есть в музыке понятие контрапункта, когда одна мелодия вступает в конфли
кт с другой и рождается музыкальный эффект. Этот образ из «Детства», как и
многие другие в повести, построен по принципу контрапункта. Фраза начина
ется в одной тональности, затем на нее накладывается другая. И взрывает г
армонию.
С уходом деда, с его жестоким, но ясным и понятным Богом, в доме Кашириных н
ачинается языческое, русское «дионисийское» действо.
Водка размягчает сердце русского человека. Дядя Яков поет жалостливые п
есни, такие, что Алеша плачет «в невыносимой тоске», а Цыганок весело, ухар
ски пляшет, «неутомимо, самозабвенно, и казалось, что, если открыть дверь н
а волю, он так и пойдет плясом по улице, по городу, неизвестно куда…»
Все эти лица еще индивидуальны. Куда более смутными видятся мастер Григо
рий, нянька Евгенья и «волосатый успенский дьячок». Но остальные, «какие-
то темные, скользкие люди», уже вовсе неразличимы, а только похожи на «щук
и налимов». Между тем они тоже составляют окружение бабушки Акулины. Это
ее «мир», это омут, в который бабушка непременно утянет за собой Алешу, как
ведьма утащила братика Иванушку в русской сказке, если Алеша останется
верен своему богу.
Ценой убийства в себе этого милого, доброго и очень русского бога Пешков
станет М.Горьким.
Когда Горький писал «Детство», «В людях» и «Мои университеты», он это пре
красно понимал. Тем более что уже в 1895 году в «Самарской газете» он опублик
овал первый набросок к будущему «Детству» (изначально повесть замыслив
алась под названием «Бабушка»), очерк «Бабушка Акулина», который с тех по
р благоразумно не включал в свои сборники и собрания сочинений, как бы по
хоронив в прошлом образ реально существовавшей Акулины Ивановны, чтобы
затем воскресить его в мифотворческом образе Бабушки.
В очерке «Бабушка Акулина» рассказывается о нищей старухе, которая живе
т в сыром подвале, собирая вокруг себя городскую шваль, отходы человечес
кого общества, больных алкоголизмом и распущенных до такой степени, что
они не стесняются жить за счет нищей старухи.
«Бабушка Акулина была филантропкой Задней Мокрой улицы. Она собирала ми
лостыню, а в виде подсобного промысла, иногда, при удобном случае, немножк
о воровала. Около нее всегда ютилось человек пятьдесят «внучат», и она вс
егда ухитрялась всех их напоить и накормить. «Внучатами» являлись самые
отчаянные пропойцы-босяки, воры и проститутки, временно, по разным причи
нам, лишенные возможности заниматься своим ремеслом. <…> Вся улица знала е
е, и слава о ней выходила далеко за пределы улицы. Но все-таки, на языке босы
х и загнанных людей, «попасть во внучата» значило дойти до самого печаль
ного положения; поэтому бабушка Акулина как бы знаменовала собой, крайню
ю ступень неудобств жизни и, пользуясь большой известностью за свою фила
нтропическую деятельность, не пользовалась любовью со стороны опекаем
ых ею людей».
Вот куда утащил бы Алексея этот добрый бог, если бы он прислушался к совет
у тоже очень доброго, но полуслепого (что символично!) мастера Григория «д
ержаться» бабушки.
«Мои университеты», начало повести, отплытие Алеши Пешкова в Казань:
«Провожая меня, бабушка советовала:
Ц Ты не сердись на людей, ты сердишься все, строг и заносчив стал! Это Ц от
деда у тебя, а что он, дед? Жил, жил, да в дураки и вышел, горький старик. Ты одн
о помни: не Бог людей судит, это Ц черту лестно! Прощай, ну!»
«За последнее время, Ц признается Горький, Ц я отошел от милой старухи
и даже редко видел ее, а тут вдруг с болью почувствовал, что никогда уже не
встречу человека, так плотно, так сердечно близкого мне».
В сердце Кая благодаря слезам Герцы тает льдинка Снежной Королевы. Алеша
Пешков, напротив, «с болью» вырывает из сердца «теплого» бога, зная, что с
этим «теплым» богом он пропадет и «Бог дедушки» надежнее. Беда в том, что о
н не любит дедушкиного Бога и не понимает Его.
Через некоторое время он попытается создать нового бога и назовет его «Ч
еловек». Но даже гуманист Владимир Короленко смутится, прочитав поэму Го
рького с одноименным названием и увидев этот поистине ледяной образ Чел
овека, одиноко шествующего во Вселенной. Через десять лет Горький вспомн
ит о «теплом» боге Ц своей бабушке и поэтично воскресит ее в «Детстве». Н
о убийство в себе живого бога не пройдет бесследно.
В начале девяностых годов Горький еще не понимал этого. В очерке «Изложе
ние фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего с
ердца» (1893 г.) бабушка Акулина названа просто «бабкой», и никакой идеализац
ии ее там нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40