Что ни фигура, то «мессия». Явление Белого с «Симфониями», Блока
с «Незнакомкой», Андреева с «Бездной». И молодой Горький здесь не только
не исключение, но Ц по крайней мере, на протяжении конца девяностых Ц на
чала девятисотых годов Ц главный участник этого литературного процес
са.
«Карьера Горького замечательна, Ц писал впоследствии князь Д.П.Мирский
. Ц Поднявшись со дна провинциального пролетариата, он стал самым знаме
нитым писателем и наиболее обсуждаемой личностью в России <…>, его нередк
о ставили рядом с Толстым и безусловно выше Чехова». В 1903 году было продано
в общей сложности 103 тысячи экземпляров его сочинений и отдельно 15 тысяч э
кземпляров пьесы «Мещане», 75 тысяч экземпляров пьесы «На дне». В то время
такие тиражи считались огромными.
В конце сентября 1899 года Горький впервые приехал в Петербург. И уже через д
есять дней басовито дерзил именитым столичным литераторам и обществен
ным деятелям на банкете, организованном в журнале «Жизнь» едва ли не рад
и того, чтобы познакомиться с ним лично. Именитости, конечно, обижались. Но
Ц терпели. Почему? В их глазах Горький, выражаясь сегодняшним языком, был
выразителем «альтернативной» культуры, «культуры-2». Не зная толком ни к
то он, ни откуда явился, все видели в нем «вестника» неизвестной России. То
й, что начиналась даже не за последней петербургской заставой, а в каком-т
о мистическом пространстве, где прошлое соединяется с будущим. Конечно,
это случайность, что появление «Очерков и рассказов» почти буквально со
впало с выходом в свет первого русского перевода «Так говорил Заратустр
а». Но Горький к этой случайности хорошо подготовился.
В архиве Горького хранятся воспоминания жены его сперва нижегородског
о, а затем киевского знакомого Николая Захаровича Васильева. Химик по пр
офессии и философ по призванию, он так напичкал Пешкова древней и новейш
ей философией, что едва не довел его до умопомрачения. В очерке «О вреде фи
лософии» Горький ярко описал и личность самого Васильева, и свое состоян
ие в 1889Ц 1890 годах.
«Прекрасный человек, великолепно образованный, он, как почти все талантл
ивые русские люди, имел странности: ел ломти ржаного хлеба, посыпая их тол
стым слоем хинина, смачно чмокал и убеждал меня, что хинин Ц весьма вкусн
ое лакомство. Он вообще проделывал над собою какие-то небезопасные опыт
ы: принимал бромистый кали и вслед за тем курил опиум, отчего едва не умер
в судорогах; принял сильный раствор какой-то металлической соли и тоже е
два не погиб. Доктор, суровый старик, исследовав остатки раствора, сказал:
Ц Лошадь от этого издохла бы. Даже, пожалуй, пара лошадей!
Этими опытами Николай испортил себе все зубы, они у него позеленели и вык
рошились. Он кончил все-таки тем, что Ц намеренно или нечаянно Ц отравил
ся в 901 году в Киеве».
Над своим другом Васильев поставил другой эксперимент. «Будем философс
твовать», Ц однажды заявил он. Горький вспоминал: «…развернул передо мн
ою жуткую картину мира, как представлял его Эмпедокл. Этот странный мир, д
олжно быть, особенно привлекал симпатии лектора: Николай рисовал мне его
с увлечением, остроумно, выпукло и чаще, чем всегда, вкусно чмокал».
За Эмпедоклом последовали другие. И наконец Ц Ницше, о котором в России в
то время еще даже не упоминали в печати. В своих воспоминаниях жена Н.З.Вас
ильева пишет: «Из литературных их (Пешкова и Васильева. Ц П.Б.)
интересов этого времени помню большую любовь к Флоберу, которого знали п
очти всего. Почему-то, вероятно за его безбожность, не было перевода «Иску
шения св<ятого> Антония», и меня заставили переводить его, так же как впосл
едствии Also sprach Zaratustra (Заратустра) Ницше, что я и делала Ц наверное, неуклюже, и до
лгое время посылала Алексею Максимовичу в письмах на тонкой бумаге мель
чайшим почерком».
Судя по сохранившимся в архиве письмам Васильева, он методично просвеща
л своего приятеля и потом сурово разбирал все его ранние произведения с
точки зрения соответствия новой ницшеанской «морали». Результатом это
й философской учебы стало то, что однажды в Нижнем Горький почувствовал,
что сходит с ума.
«Жуткие ночи переживал я. Сидишь, бывало, на Откосе, глядя в мутную даль за
волжских лугов, в небо, осыпанное золотой пылью звезд, и Ц начинаешь ждат
ь, что вот сейчас, в ночной синеве небес, явится круглое черное пятно, как о
тверстие бездонного колодца, а из него высунется огненный палец и погроз
ит мне.
Или: по небу, сметая и гася звезды, проползет толстая серая змея в ледяной
чешуе и навсегда оставит за собою непроницаемую, каменную тьму и тишину.
Казалось возможным, что все звезды Млечного Пути сольются в огненную рек
у и вот сейчас она низринется на землю…»
И наконец явные признаки безумия: «Я видел Бога, это Саваоф, совершенно та
кой, каким его изображают на иконах и картинах…»
Примерно в это же время, в январе 1889 года, в Турине прямо на улице Ницше наст
игает апоплексический удар, за которым следует окончательное умопомра
чение. Он рассылает знакомым безумные почтовые открытки с подписями «Ди
онис» и «Распятый». 17 января мать с двумя сопровождающими отвозит его в пс
ихиатрическую клинику Йенского университета. Улыбаясь, как ребенок, он п
росит врача: «Дайте мне немножко здоровья». Потом начинаются частые прис
тупы гнева. Кричит. Принимает привратника больницы за Бисмарка. В страхе
разбивает стакан, пытается «забаррикадировать вход в комнату осколкам
и стекла». Прыгает по-козлиному, гримасничает. Ни за что не желает спать в
кровати Ц только на полу. Это был конец.
Горький, человек с более крепкой нервной организацией, отделался легче.
Нижегородский психиатр, «маленький, черный, горбатый, часа два расспраши
вал, как я живу, Ц писал Горький, Ц потом, хлопнув меня по колену странно
белой рукой, сказал: "Вам, дружище, прежде всего надо забросить ко всем чер
тям книжки и вообще всю эту дребедень, которой вы живете! По комплекции ва
шей вы человек здоровый, и Ц стыдно вам так распускать себя. Вам необходи
м физический труд. Насчет женщин Ц как? Ну! это тоже не годится! Предостав
ьте воздержание другим, а себе заведите бабенку, которая пожаднее к любо
вной игре, Ц это будет вам полезно!"»
И в апреле 1891 года Горький действительно бросил «ко всем чертям книжки и в
ообще всю эту дребедень» и отправился из Нижнего в свое знаменитое стран
ствие «по Руси». А через год в тифлисской газете «Кавказ» появился его пе
рвый рассказ Ц «Макар Чудра», который открывался следующими рассужден
иями старого цыгана: «Так нужно жить: иди, иди Ц и все тут. Долго не стой на
одном месте Ц чего в нем? Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за друго
м, вокруг Земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить ее. А заду
маешься Ц разлюбишь жизнь, это всегда так бывает. И со мной это было. Эге! Б
ыло, сокол…»
Ницше и Горький
Вопрос о «ницшеанстве» раннего (и не только раннего) Горького весьма сло
жен. Легко заметить, что и в более поздних произведениях он не забывал о Ни
цше. Например, название самого известного цикла горьковской публицисти
ки «Несвоевременные мысли» заставляет вспомнить о «Несвоевременных ра
змышлениях» (в другом переводе Ц «Несвоевременные мысли») Ницше.
В архиве Горького хранится любопытное письмо М.С.Саяпина, внука сектанта
Ивана Антоновича Саяпина, описанного в очерке Г.И.Успенского «Несколько
часов среди сектантов». М.С.Саяпин, внимательно изучавший русских секта
нтов, находил в их учениях сходство с философией Ницше: «Все здесь ткалос
ь чувством трагедии. Чтобы как-нибудь объяснить себе эти жизненные иеро
глифы, я стал буквально изучать книгу Ницше «Происхождение трагедии из д
уха музыки», читал я всё, что могло мне попасться под руки в этом направлен
ии, и наконец убеждение окрепло: да, дух русской музыки, живущей в славянск
ой душе, творит неписаную трагедию, которую люди разыгрывают самым идеал
ьным образом Ц не думая о том, что они играют».
Не исключено, что молодой Горький читал Ницше аналогичным образом. Чтобы
как-то «объяснить» события русской жизни, он обращался к мировой филосо
фии и находил в ней то, что наиболее отвечало его собственным, уже сформир
овавшимся впечатлениям и мыслям.
Из переписки Горького и его статей можно заметить, что при довольно част
ых упоминаниях Ницше (около сорока раз) его отзывы о нем были, как правило,
либо сдержанными, либо критическими. Чуть ли не единственным исключение
м является письмо к А.Л.Волынскому от 1897 года, где Горький признается: «…и Н
ицше, насколько я его знаю, нравится мне, ибо, демократ по рождению и чувст
ву, я очень хорошо вижу, что демократизм губит жизнь и будет победой не Хри
ста Ц как думают иные, Ц а брюха».
Но дело в том, что именно это заявление, казалось бы доказывающее «ницшеа
нство» Горького, является в строгом смысле не «ницшеанским». Ницше никак
не мог желать «победы Христа», поскольку был ярым врагом христианства. И
наоборот, он не имел ничего против «брюха», выступая противником разного
рода бестелесных духов.
Гораздо точнее Горький отозвался о Ницше в письме к князю Д.П.Мирскому от
8 апреля 1934 года: «Ницше Вы зачислили в декаденты, но Ц это очень спорно, Ниц
ше проповедовал «здоровье»…» Если вспомнить, что вернувшийся к тому вре
мени в СССР Горький тоже проповедовал здоровье как идеал советской моло
дежи, то это высказывание приобретает особый смысл, говоря о том, что и «со
ветский» Горький продолжал думать о Ницше.
В то же время в цитированном письме к А.Л.Волынскому чувствуется желание
молодого Горького подыграть настроению автора книги «Русские критики»
и статей об итальянском Возрождении, о которых, собственно, и идет в письм
е разговор. Это его, Волынского, идеи пересказывает Горький, пользуясь им
енем Ницше как «языком» своей эпохи. В 1897Ц 1898 годах Горький сотрудничал в «
Северном вестнике» Волынского и, конечно, искал с ним общий язык.
В целом ранние отзывы Горького о Ницше можно считать умеренно положител
ьными. Он высоко ценил бунтарство, протест против буржуазной культуры и
весьма низко ставил его социальную проповедь. Но сдержанность, с которой
Горький отзывался о Ницше вплоть до конца двадцатых годов, не исключает
возможности высокого, но скрываемого интереса к нему.
На отношение Горького к вопросу о Ницше могла повлиять шумная кампания в
критике вокруг его первых вещей. В статьях Н.К.Михайловского, А.С.Скабичев
ского, М.О.Меньшикова, В.Г.Короленко и других «ницшеанство» писателя было
подвергнуто резкой критике. В «ницшеанстве» его обвинил и Лев Толстой. В
се это не могло не повлиять на Горького. Он не мог чувствовать себя вполне
свободно, когда публично высказывался о Ницше.
В 1906 году, впервые оказавшись за границей, Горький получил письменное при
глашение сестры уже покойного Ницше, Элизабет Фёрстер-Ницше.
«Веймар. 12 мая 1906 г.
Милостивый государь!
Мне приходилось слышать от Вандервельде и гр<афа> Кесслера, что Вы уважае
те и цените моего брата и хотели бы посетить последнее местожительство п
окойного.
Позвольте Вам сказать, что и Вы и Ваша супруга
Речь шла о гражданской жен
е Горького М. Ф. Андреевой.
для меня исключительно желанные гости, я от души радуюсь принять В
ас, о которых слышала восторженные отзывы от своих друзей, в архиве Ницше,
и познакомиться с Вами лично.
На днях мне придется уехать, но к 17 мая я вернусь. Прошу принять и передать т
акже Вашей супруге мой искренний привет.
Ваша Э.Фёрстер-Ницше»
Имя крупного бельгийского социал-демократа Эмиля Вандервельде, упомин
аемое в этом письме, позволяет оценить всю сложность и запутанность вопр
оса о «ницшеанстве» Горького. В начале века социализм и «ницшеанство» ещ
е не враждуют, но часто идут рука об руку. Недаром в это время о «ницшеанст
ве» Горького под знаком плюс писала и марксистская критика, скажем, А.В.Лу
начарский. Мысль о «браке» Ницше и социализма носилась в воздухе и «зара
жала» многие сердца. Так, в письме к Пятницкому в 1908 году Горький писал о по
эте Рихарде Демеле, творчеством которого увлекался в это время. Он, по его
мнению, «лучший поэт немцев», «ученик Ницше и крайний индивидуалист», но
главная его заслуга в том, что он, «как и Верхарн, передвинулся от индивиду
ализма к социализму». Даже в тридцатые годы двадцатого века, когда в Герм
ании победил фашизм и «ницшеанство» стало связываться с ним, идея «прими
рения» все еще играла в иных умах.
В январе 1930 года Горький получил письмо от немецкого поэта Вальтера Гильд
ебранда. Оно весьма точно отражает начало кризиса этой идеи: «Признаешь
водовороты Ницше и в то же время являешься коммунистом, с другой стороны
Ц ты коммунист, на которого Ницше смотрит с презрением. Я почитаю Райнер
а Мария Рильке, этого большого одинокого человека, ушедшего в себя, и в то
же время я чувствую сродство и единомыслие с Вами».
Но отношение Горького к Ницше в это время было уже резко отрицательным. В
статьях «О мещанстве» (1929 г.), «О старом и новом человеке» (1932 г.), «О солдатских
идеях» (1932 г.), «Беседы с молодыми» (1934 г.), «Пролетарский гуманизм» (1934 г.) и други
х он, по сути, проклял Ницше как предтечу нацизма. Именно Горький стал глав
ным проводником этого мифа в СССР, что, впрочем, объяснимо, ибо в эти годы з
начительная часть интеллектуальной Европы (Ромен Роллан, Томас Манн и др
угие), напуганная фашизмом, отвернулась от своего прежнего «кумира».
Интересно, что именно в это время современники отмечали внешнее сходств
о Ницше и Горького. Ольга Форш в статье «Портреты Горького» писала: «Он се
йчас очень похож на Ницше. И не только пугающими усами, а более прочно. Мож
ет, каким-то внутренним родством, наложившим на их облики общую печать». З
агадка этого «двойничества», по-видимому, волновала и самого писателя. В
повести «О тараканах» Горький заметил: «Юморист Марк Твен принял в гробу
сходство с трагиком Фридрихом Ницше, а умерший Ницше напомнил мне Черно
горова Ц скромного машиниста водокачки на станции Кривая Музга».
Вопрос о «ницшеанстве» Горького Ц часть серьезной темы «Горький и миро
вая философия». И хотя он, особенно в поздние годы, резко отводил вопрос о
своем «ницшеанстве» в сторону, произведения его говорят сами за себя. Пр
ислушаемся к мнению критика Михаила Гельрота, писавшего в 1903 году: «…дожи
ви сам Ницше до наших дней, он к своему «единственному психологу», у котор
ого еще можно чему-то поучиться (Достоевскому), присоединил бы, с обычным
для него страстным увлечением, и г-на Горького».
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ: ПРАВДА ИЛИ С
ОСТРАДАНИЕ? (ПЬЕСА «НА ДНЕ»)
Сатин. Вы Ц все Ц скоты
! <…>
Сатин. Че-ло-век! Это Ц великолепно! Это звучит… гордо!
Горький. «На дне»
Рубежной в жизни и творчестве Горького является пьеса «На дне», которой
он, с сопутствующей ему всю жизнь жанровой скромностью дал подзаголовок
«Картины», хотя на самом деле пьеса является сложной философской драмой
с элементами трагедии.
Настоящая слава М.Горького Ц неслыханная, феноменальная, такая, какой н
е знал до него ни один не только русский, но и зарубежный писатель (исключе
ние может составить лишь Лев Толстой, но его слава росла постепенно, орга
нически, как и бывало в девятнадцатом веке, а со славой Горького случился
именно «взрыв»), Ц началась с постановки «На дне». До этого можно было го
ворить только о высокой популярности молодого прозаика.
Грандиозный успех постановки «На дне» 18 декабря 1902 года в Московском Худо
жественном театре под руководством К.С.Станиславского и В.И.Немировича-
Данченко превзошел все ожидания. В том числе и ожидания цензоров, которы
е, как предполагал Немирович-Данченко, разрешили постановку «лишь потом
у, что власти уверены в полном провале пьесы на спектакле». Любопытно зак
лючение цензора С.Трубачова после прочтения присланного в цензуру текс
та:
«Новая пьеса Горького может быть разрешена к представлению только с вес
ьма значительными исключениями и некоторыми изменениями. Безусловно н
еобходимо городового Медведева превратить в простого отставного солда
та, так как участие «полицейского чина» во многих проделках ночлежников
недопустимо на сцене. В значительном сокращении нуждается конец второг
о акта, где следует опустить из уважения к смерти чахоточной жены Клеща г
рубые разговоры, происходящие после ее кончины. Значительных исключени
й требуют беседы странника, в которых имеются рассуждения о Боге, будуще
й жизни, лжи и прочем. Наконец, во всей пьесе должны быть исключены отдельн
ые фразы и резкие грубые выражения…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
с «Незнакомкой», Андреева с «Бездной». И молодой Горький здесь не только
не исключение, но Ц по крайней мере, на протяжении конца девяностых Ц на
чала девятисотых годов Ц главный участник этого литературного процес
са.
«Карьера Горького замечательна, Ц писал впоследствии князь Д.П.Мирский
. Ц Поднявшись со дна провинциального пролетариата, он стал самым знаме
нитым писателем и наиболее обсуждаемой личностью в России <…>, его нередк
о ставили рядом с Толстым и безусловно выше Чехова». В 1903 году было продано
в общей сложности 103 тысячи экземпляров его сочинений и отдельно 15 тысяч э
кземпляров пьесы «Мещане», 75 тысяч экземпляров пьесы «На дне». В то время
такие тиражи считались огромными.
В конце сентября 1899 года Горький впервые приехал в Петербург. И уже через д
есять дней басовито дерзил именитым столичным литераторам и обществен
ным деятелям на банкете, организованном в журнале «Жизнь» едва ли не рад
и того, чтобы познакомиться с ним лично. Именитости, конечно, обижались. Но
Ц терпели. Почему? В их глазах Горький, выражаясь сегодняшним языком, был
выразителем «альтернативной» культуры, «культуры-2». Не зная толком ни к
то он, ни откуда явился, все видели в нем «вестника» неизвестной России. То
й, что начиналась даже не за последней петербургской заставой, а в каком-т
о мистическом пространстве, где прошлое соединяется с будущим. Конечно,
это случайность, что появление «Очерков и рассказов» почти буквально со
впало с выходом в свет первого русского перевода «Так говорил Заратустр
а». Но Горький к этой случайности хорошо подготовился.
В архиве Горького хранятся воспоминания жены его сперва нижегородског
о, а затем киевского знакомого Николая Захаровича Васильева. Химик по пр
офессии и философ по призванию, он так напичкал Пешкова древней и новейш
ей философией, что едва не довел его до умопомрачения. В очерке «О вреде фи
лософии» Горький ярко описал и личность самого Васильева, и свое состоян
ие в 1889Ц 1890 годах.
«Прекрасный человек, великолепно образованный, он, как почти все талантл
ивые русские люди, имел странности: ел ломти ржаного хлеба, посыпая их тол
стым слоем хинина, смачно чмокал и убеждал меня, что хинин Ц весьма вкусн
ое лакомство. Он вообще проделывал над собою какие-то небезопасные опыт
ы: принимал бромистый кали и вслед за тем курил опиум, отчего едва не умер
в судорогах; принял сильный раствор какой-то металлической соли и тоже е
два не погиб. Доктор, суровый старик, исследовав остатки раствора, сказал:
Ц Лошадь от этого издохла бы. Даже, пожалуй, пара лошадей!
Этими опытами Николай испортил себе все зубы, они у него позеленели и вык
рошились. Он кончил все-таки тем, что Ц намеренно или нечаянно Ц отравил
ся в 901 году в Киеве».
Над своим другом Васильев поставил другой эксперимент. «Будем философс
твовать», Ц однажды заявил он. Горький вспоминал: «…развернул передо мн
ою жуткую картину мира, как представлял его Эмпедокл. Этот странный мир, д
олжно быть, особенно привлекал симпатии лектора: Николай рисовал мне его
с увлечением, остроумно, выпукло и чаще, чем всегда, вкусно чмокал».
За Эмпедоклом последовали другие. И наконец Ц Ницше, о котором в России в
то время еще даже не упоминали в печати. В своих воспоминаниях жена Н.З.Вас
ильева пишет: «Из литературных их (Пешкова и Васильева. Ц П.Б.)
интересов этого времени помню большую любовь к Флоберу, которого знали п
очти всего. Почему-то, вероятно за его безбожность, не было перевода «Иску
шения св<ятого> Антония», и меня заставили переводить его, так же как впосл
едствии Also sprach Zaratustra (Заратустра) Ницше, что я и делала Ц наверное, неуклюже, и до
лгое время посылала Алексею Максимовичу в письмах на тонкой бумаге мель
чайшим почерком».
Судя по сохранившимся в архиве письмам Васильева, он методично просвеща
л своего приятеля и потом сурово разбирал все его ранние произведения с
точки зрения соответствия новой ницшеанской «морали». Результатом это
й философской учебы стало то, что однажды в Нижнем Горький почувствовал,
что сходит с ума.
«Жуткие ночи переживал я. Сидишь, бывало, на Откосе, глядя в мутную даль за
волжских лугов, в небо, осыпанное золотой пылью звезд, и Ц начинаешь ждат
ь, что вот сейчас, в ночной синеве небес, явится круглое черное пятно, как о
тверстие бездонного колодца, а из него высунется огненный палец и погроз
ит мне.
Или: по небу, сметая и гася звезды, проползет толстая серая змея в ледяной
чешуе и навсегда оставит за собою непроницаемую, каменную тьму и тишину.
Казалось возможным, что все звезды Млечного Пути сольются в огненную рек
у и вот сейчас она низринется на землю…»
И наконец явные признаки безумия: «Я видел Бога, это Саваоф, совершенно та
кой, каким его изображают на иконах и картинах…»
Примерно в это же время, в январе 1889 года, в Турине прямо на улице Ницше наст
игает апоплексический удар, за которым следует окончательное умопомра
чение. Он рассылает знакомым безумные почтовые открытки с подписями «Ди
онис» и «Распятый». 17 января мать с двумя сопровождающими отвозит его в пс
ихиатрическую клинику Йенского университета. Улыбаясь, как ребенок, он п
росит врача: «Дайте мне немножко здоровья». Потом начинаются частые прис
тупы гнева. Кричит. Принимает привратника больницы за Бисмарка. В страхе
разбивает стакан, пытается «забаррикадировать вход в комнату осколкам
и стекла». Прыгает по-козлиному, гримасничает. Ни за что не желает спать в
кровати Ц только на полу. Это был конец.
Горький, человек с более крепкой нервной организацией, отделался легче.
Нижегородский психиатр, «маленький, черный, горбатый, часа два расспраши
вал, как я живу, Ц писал Горький, Ц потом, хлопнув меня по колену странно
белой рукой, сказал: "Вам, дружище, прежде всего надо забросить ко всем чер
тям книжки и вообще всю эту дребедень, которой вы живете! По комплекции ва
шей вы человек здоровый, и Ц стыдно вам так распускать себя. Вам необходи
м физический труд. Насчет женщин Ц как? Ну! это тоже не годится! Предостав
ьте воздержание другим, а себе заведите бабенку, которая пожаднее к любо
вной игре, Ц это будет вам полезно!"»
И в апреле 1891 года Горький действительно бросил «ко всем чертям книжки и в
ообще всю эту дребедень» и отправился из Нижнего в свое знаменитое стран
ствие «по Руси». А через год в тифлисской газете «Кавказ» появился его пе
рвый рассказ Ц «Макар Чудра», который открывался следующими рассужден
иями старого цыгана: «Так нужно жить: иди, иди Ц и все тут. Долго не стой на
одном месте Ц чего в нем? Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за друго
м, вокруг Земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить ее. А заду
маешься Ц разлюбишь жизнь, это всегда так бывает. И со мной это было. Эге! Б
ыло, сокол…»
Ницше и Горький
Вопрос о «ницшеанстве» раннего (и не только раннего) Горького весьма сло
жен. Легко заметить, что и в более поздних произведениях он не забывал о Ни
цше. Например, название самого известного цикла горьковской публицисти
ки «Несвоевременные мысли» заставляет вспомнить о «Несвоевременных ра
змышлениях» (в другом переводе Ц «Несвоевременные мысли») Ницше.
В архиве Горького хранится любопытное письмо М.С.Саяпина, внука сектанта
Ивана Антоновича Саяпина, описанного в очерке Г.И.Успенского «Несколько
часов среди сектантов». М.С.Саяпин, внимательно изучавший русских секта
нтов, находил в их учениях сходство с философией Ницше: «Все здесь ткалос
ь чувством трагедии. Чтобы как-нибудь объяснить себе эти жизненные иеро
глифы, я стал буквально изучать книгу Ницше «Происхождение трагедии из д
уха музыки», читал я всё, что могло мне попасться под руки в этом направлен
ии, и наконец убеждение окрепло: да, дух русской музыки, живущей в славянск
ой душе, творит неписаную трагедию, которую люди разыгрывают самым идеал
ьным образом Ц не думая о том, что они играют».
Не исключено, что молодой Горький читал Ницше аналогичным образом. Чтобы
как-то «объяснить» события русской жизни, он обращался к мировой филосо
фии и находил в ней то, что наиболее отвечало его собственным, уже сформир
овавшимся впечатлениям и мыслям.
Из переписки Горького и его статей можно заметить, что при довольно част
ых упоминаниях Ницше (около сорока раз) его отзывы о нем были, как правило,
либо сдержанными, либо критическими. Чуть ли не единственным исключение
м является письмо к А.Л.Волынскому от 1897 года, где Горький признается: «…и Н
ицше, насколько я его знаю, нравится мне, ибо, демократ по рождению и чувст
ву, я очень хорошо вижу, что демократизм губит жизнь и будет победой не Хри
ста Ц как думают иные, Ц а брюха».
Но дело в том, что именно это заявление, казалось бы доказывающее «ницшеа
нство» Горького, является в строгом смысле не «ницшеанским». Ницше никак
не мог желать «победы Христа», поскольку был ярым врагом христианства. И
наоборот, он не имел ничего против «брюха», выступая противником разного
рода бестелесных духов.
Гораздо точнее Горький отозвался о Ницше в письме к князю Д.П.Мирскому от
8 апреля 1934 года: «Ницше Вы зачислили в декаденты, но Ц это очень спорно, Ниц
ше проповедовал «здоровье»…» Если вспомнить, что вернувшийся к тому вре
мени в СССР Горький тоже проповедовал здоровье как идеал советской моло
дежи, то это высказывание приобретает особый смысл, говоря о том, что и «со
ветский» Горький продолжал думать о Ницше.
В то же время в цитированном письме к А.Л.Волынскому чувствуется желание
молодого Горького подыграть настроению автора книги «Русские критики»
и статей об итальянском Возрождении, о которых, собственно, и идет в письм
е разговор. Это его, Волынского, идеи пересказывает Горький, пользуясь им
енем Ницше как «языком» своей эпохи. В 1897Ц 1898 годах Горький сотрудничал в «
Северном вестнике» Волынского и, конечно, искал с ним общий язык.
В целом ранние отзывы Горького о Ницше можно считать умеренно положител
ьными. Он высоко ценил бунтарство, протест против буржуазной культуры и
весьма низко ставил его социальную проповедь. Но сдержанность, с которой
Горький отзывался о Ницше вплоть до конца двадцатых годов, не исключает
возможности высокого, но скрываемого интереса к нему.
На отношение Горького к вопросу о Ницше могла повлиять шумная кампания в
критике вокруг его первых вещей. В статьях Н.К.Михайловского, А.С.Скабичев
ского, М.О.Меньшикова, В.Г.Короленко и других «ницшеанство» писателя было
подвергнуто резкой критике. В «ницшеанстве» его обвинил и Лев Толстой. В
се это не могло не повлиять на Горького. Он не мог чувствовать себя вполне
свободно, когда публично высказывался о Ницше.
В 1906 году, впервые оказавшись за границей, Горький получил письменное при
глашение сестры уже покойного Ницше, Элизабет Фёрстер-Ницше.
«Веймар. 12 мая 1906 г.
Милостивый государь!
Мне приходилось слышать от Вандервельде и гр<афа> Кесслера, что Вы уважае
те и цените моего брата и хотели бы посетить последнее местожительство п
окойного.
Позвольте Вам сказать, что и Вы и Ваша супруга
Речь шла о гражданской жен
е Горького М. Ф. Андреевой.
для меня исключительно желанные гости, я от души радуюсь принять В
ас, о которых слышала восторженные отзывы от своих друзей, в архиве Ницше,
и познакомиться с Вами лично.
На днях мне придется уехать, но к 17 мая я вернусь. Прошу принять и передать т
акже Вашей супруге мой искренний привет.
Ваша Э.Фёрстер-Ницше»
Имя крупного бельгийского социал-демократа Эмиля Вандервельде, упомин
аемое в этом письме, позволяет оценить всю сложность и запутанность вопр
оса о «ницшеанстве» Горького. В начале века социализм и «ницшеанство» ещ
е не враждуют, но часто идут рука об руку. Недаром в это время о «ницшеанст
ве» Горького под знаком плюс писала и марксистская критика, скажем, А.В.Лу
начарский. Мысль о «браке» Ницше и социализма носилась в воздухе и «зара
жала» многие сердца. Так, в письме к Пятницкому в 1908 году Горький писал о по
эте Рихарде Демеле, творчеством которого увлекался в это время. Он, по его
мнению, «лучший поэт немцев», «ученик Ницше и крайний индивидуалист», но
главная его заслуга в том, что он, «как и Верхарн, передвинулся от индивиду
ализма к социализму». Даже в тридцатые годы двадцатого века, когда в Герм
ании победил фашизм и «ницшеанство» стало связываться с ним, идея «прими
рения» все еще играла в иных умах.
В январе 1930 года Горький получил письмо от немецкого поэта Вальтера Гильд
ебранда. Оно весьма точно отражает начало кризиса этой идеи: «Признаешь
водовороты Ницше и в то же время являешься коммунистом, с другой стороны
Ц ты коммунист, на которого Ницше смотрит с презрением. Я почитаю Райнер
а Мария Рильке, этого большого одинокого человека, ушедшего в себя, и в то
же время я чувствую сродство и единомыслие с Вами».
Но отношение Горького к Ницше в это время было уже резко отрицательным. В
статьях «О мещанстве» (1929 г.), «О старом и новом человеке» (1932 г.), «О солдатских
идеях» (1932 г.), «Беседы с молодыми» (1934 г.), «Пролетарский гуманизм» (1934 г.) и други
х он, по сути, проклял Ницше как предтечу нацизма. Именно Горький стал глав
ным проводником этого мифа в СССР, что, впрочем, объяснимо, ибо в эти годы з
начительная часть интеллектуальной Европы (Ромен Роллан, Томас Манн и др
угие), напуганная фашизмом, отвернулась от своего прежнего «кумира».
Интересно, что именно в это время современники отмечали внешнее сходств
о Ницше и Горького. Ольга Форш в статье «Портреты Горького» писала: «Он се
йчас очень похож на Ницше. И не только пугающими усами, а более прочно. Мож
ет, каким-то внутренним родством, наложившим на их облики общую печать». З
агадка этого «двойничества», по-видимому, волновала и самого писателя. В
повести «О тараканах» Горький заметил: «Юморист Марк Твен принял в гробу
сходство с трагиком Фридрихом Ницше, а умерший Ницше напомнил мне Черно
горова Ц скромного машиниста водокачки на станции Кривая Музга».
Вопрос о «ницшеанстве» Горького Ц часть серьезной темы «Горький и миро
вая философия». И хотя он, особенно в поздние годы, резко отводил вопрос о
своем «ницшеанстве» в сторону, произведения его говорят сами за себя. Пр
ислушаемся к мнению критика Михаила Гельрота, писавшего в 1903 году: «…дожи
ви сам Ницше до наших дней, он к своему «единственному психологу», у котор
ого еще можно чему-то поучиться (Достоевскому), присоединил бы, с обычным
для него страстным увлечением, и г-на Горького».
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ: ПРАВДА ИЛИ С
ОСТРАДАНИЕ? (ПЬЕСА «НА ДНЕ»)
Сатин. Вы Ц все Ц скоты
! <…>
Сатин. Че-ло-век! Это Ц великолепно! Это звучит… гордо!
Горький. «На дне»
Рубежной в жизни и творчестве Горького является пьеса «На дне», которой
он, с сопутствующей ему всю жизнь жанровой скромностью дал подзаголовок
«Картины», хотя на самом деле пьеса является сложной философской драмой
с элементами трагедии.
Настоящая слава М.Горького Ц неслыханная, феноменальная, такая, какой н
е знал до него ни один не только русский, но и зарубежный писатель (исключе
ние может составить лишь Лев Толстой, но его слава росла постепенно, орга
нически, как и бывало в девятнадцатом веке, а со славой Горького случился
именно «взрыв»), Ц началась с постановки «На дне». До этого можно было го
ворить только о высокой популярности молодого прозаика.
Грандиозный успех постановки «На дне» 18 декабря 1902 года в Московском Худо
жественном театре под руководством К.С.Станиславского и В.И.Немировича-
Данченко превзошел все ожидания. В том числе и ожидания цензоров, которы
е, как предполагал Немирович-Данченко, разрешили постановку «лишь потом
у, что власти уверены в полном провале пьесы на спектакле». Любопытно зак
лючение цензора С.Трубачова после прочтения присланного в цензуру текс
та:
«Новая пьеса Горького может быть разрешена к представлению только с вес
ьма значительными исключениями и некоторыми изменениями. Безусловно н
еобходимо городового Медведева превратить в простого отставного солда
та, так как участие «полицейского чина» во многих проделках ночлежников
недопустимо на сцене. В значительном сокращении нуждается конец второг
о акта, где следует опустить из уважения к смерти чахоточной жены Клеща г
рубые разговоры, происходящие после ее кончины. Значительных исключени
й требуют беседы странника, в которых имеются рассуждения о Боге, будуще
й жизни, лжи и прочем. Наконец, во всей пьесе должны быть исключены отдельн
ые фразы и резкие грубые выражения…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40