Ц Совершенно верно, Алексей… Нет, ты не прав, Алексей… Видишь ли, Алексей
… Дело в том, Алексей…»
Но кто же был среди этих «друзей»? Вероятно, Скиталец, Леонид Андреев. Несо
мненно Шаляпин. А сам Бунин? Видимо, смерть Горького действительно вызва
ла в Бунине «очень сложные чувства», если в конце «некролога» он все-таки
решил признаться:
«Мы с женой лет пять подряд ездили на Капри, провели там целых три зимы. В э
то время мы с Горьким встречались каждый день, чуть не все вечера проводи
ли вместе, сошлись очень близко. Это было время, когда он был наиболее прия
тен мне, в эти годы я видел его таким, каким еще никогда не видал.
В начале апреля 1917 года мы расстались с ним дружески. В день моего отъезда и
з Петербурга он устроил огромное собрание в Михайловском театре, на кото
ром выступал с каким-то культурным призывом, потащил и меня туда. Выйдя на
сцену, он сказал: «Господа, среди нас такой-то…» Собрание очень бурно мен
я приветствовало, но оно было уже такого состава, что это не доставило мне
большого удовольствия.
Потом мы с ним, с Шаляпиным, с А.Н.Бенуа отправились в ресторан «Медведь». Б
ыло ведерко с зернистой икрой, было много шампанского… Когда я уходил, он
вышел за мной в коридор, много раз крепко обнял меня, крепко поцеловал, на
вечную разлуку, как оказалось…»
Так заканчивается «некролог», тоже вызывающий «очень сложные чувства».
Попытка позднего Бунина отстраниться от писателей-реалистов начала дв
адцатого века, во главе которых стоял Горький, была заведомо обреченной.
Сам Бунин это, скорее всего, понимал. Только пристрастным, ревнивым (не в т
олстовском смысле) отношением его к Горькому объясняется то, что именно
в заметках о Горьком Бунин представал в стане литераторов в одиночестве
. Это была не столько попытка отстраниться от коллег, с которыми у Бунина б
ыли хотя и сложные, но, так или иначе, полнокровные творческие и дружеские
отношения, сколько желание вывести себя за круг легенды, когда-то создан
ной с тяжелой руки Зинаиды Гиппиус, выступавшей в качестве критика под п
севдонимом Антон Крайний.
Это была легенда о «подмаксимках». Именно так назвала она писателей-реа
листов Ц Андреева, Скитальца, Телешова, Чирикова и других. Бунин тоже ока
зался в их числе. До последних дней гордый Ц не менее гордый, чем Горький,
но только по-своему, Ц Бунин не мог простить этой обиды. В какую ярость он
пришел, когда увидел в иллюстрированной газете «Искры» (не путать с боль
шевистской «Искрой») от 2 февраля 1903 года ехидный шарж Кока (псевдоним Н.И.Ф
идели) под названием «Подмаксимки»! Там Горький был изображен в своей ши
рокополой шляпе в виде большого гриба, под которым росли очень маленькие
грибочки с физиономиями Андреева и Скитальца. И уж совсем крохотный гри
бок с лицом Ивана Бунина стыдливо выглядывал из-за спины… простите, «нож
ки» Маэстро. К тому времени Бунин был уже автором «Листопада», рассказов
«Танька», «На чужой стороне», «Антоновские яблоки».
«Есть, Ц пишет Бунин, Ц знаменитая фотография, Ц знаменитая потому, чт
о она, в виде открытки, разошлась в свое время в сотнях тысяч экземпляров,
Ц та, на которой сняты Андреев, Горький, Шаляпин, Скиталец, Чириков, Телеш
ов и я. Мы сошлись однажды на завтрак в московском немецком ресторане «Ал
ьпийская роза», завтракали долго и весело и вдруг решили ехать сниматься
». Значит, по крайней мере, внешняя сторона жизни Бунина в начале двадцато
го века не слишком отличалась от жизни его соратников по «Знанию»? Прост
о поздний Бунин, или, вернее, Бунин после «Окаянных дней» и бегства из Росс
ии, на многое смотрел иначе. Как, впрочем, и Максим Горький.
В дружбе Горького и Шаляпина «звездная» сторона не играла решающей роли
. Рожденные и выросшие на Волге, хлебнувшие в детстве и юности горя и тяжел
ого труда и при этом органически талантливые, Горький и Шаляпин были род
ственны по природе своей. Куда менее был родственен Горькому Бунин. И даж
е Куприн, проведший, как и он, горькое полусиротское детство в приюте для п
рестарелых с нищей матерью, не стал Горькому близким другом. В Куприне ав
антюрность, свойственная и Горькому, сочеталась с армейской выправкой и
строгими понятиями о чести бывшего выпускника Московского пехотного А
лександровского училища.
А вот Шаляпин…
Как же они бросились друг к другу, когда во время следующей, уже не мимолет
ной, как в Москве, но основательной встречи в Нижнем Новгороде вдруг выяс
нили, что все это время (до славы) жили где-то рядом и наверняка не раз видел
и один другого, но так и не познакомились! Вспоминает Федор Шаляпин:
«Хотя познакомились мы с ним сравнительно поздно Ц мы уже оба в это врем
я достигли известности, Ц мне Горький всегда казался другом детства. Та
к молодо и непосредственно было наше взаимоощущение. Да и в самом деле: на
ши ранние юношеские годы мы действительно прожили как бы вместе, бок о бо
к, хотя и не подозревали о существовании друг друга. Оба мы из бедной и тем
ной жизни пригородов, он Ц нижегородского, я Ц казанского, одинаковыми
путями потянулись к борьбе и славе. И был день, когда мы одновременно в оди
н и тот же час постучались в двери Казанского оперного театра и одноврем
енно держали пробу на хориста: Горький был принят, я Ц отвергнут. Не раз м
ы с ним по поводу этого впоследствии смеялись. Потом мы еще часто оказыва
лись соседями в жизни, одинаково для нас горестной и трудной. Я стоял в «це
пи» на волжской пристани и из руки в руку перебрасывал арбузы, а он в качес
тве крючника тащил тут же, вероятно, какие-нибудь мешки с парохода на бере
г. Я у сапожника, а Горький поблизости у какого-нибудь булочника…»
Дружба Горького с Шаляпиным длилась более четверти века, до серьезной ра
змолвки в конце двадцатых годов, когда Шаляпин наотрез отказался от уже
не первого совета Горького приехать из эмиграции в Советский Союз, и око
нчательного разрыва в тридцатые годы, когда Шаляпин потребовал от совет
ского издательства гонорар за публикацию своей автобиографии, в реальн
ости написанной Горьким (Шаляпин был полуграмотен). Были между ними и ран
ьше трения, но всегда как-то разрешались, а этот конфликт уже был неразреш
им. Горький возвращался на родину в одиночестве, хотя и окруженный множе
ством людей, поклонников и поклонниц, хотя и встреченный на Белорусском
вокзале многотысячной толпой народа. Конечно, он понимал, что за возвращ
ение и комфортное устройство быта его семьи в СССР он будет обязан «запл
атить» Сталину. Шаляпин же прямо сказал ему во время их все еще теплой, дру
жеской встречи в Риме в 1929 году, что на родину ехать не хочет.
«Не хочу потому, Ц объяснял он позднее в своей мемуарной книге «Маска и д
уша. Мои сорок лет на театрах», Ц что не имею веры в возможность для меня т
ам жить и работать, как я понимаю жизнь и работу. И не то что я боюсь кого-ни
будь из правителей или вождей в отдельности, я боюсь, так сказать, всего ук
лада отношений, боюсь «аппарата»… Самые лучшие намерения в отношении ме
ня любого из вождей могут остаться праздными. В один прекрасный день как
ое-нибудь собрание, какая-нибудь коллегия могут уничтожить все, что мне о
бещано. Я, например, захочу поехать за границу, а меня оставят, заставят, и н
ишкни Ц никуда не выпустят. А там ищи виноватого, кто подковал зайца. Один
скажет, что это от него не зависит, другой скажет: «вышел новый декрет», а т
от, кто обещал и кому поверил, разведет руками и скажет:
Ц Батюшка, это же революция, пожар. Как вы можете претендовать на меня?..
Алексей Максимович, правда, ездит туда и обратно, но он же действующее лиц
о революции. Он вождь. А я? Я не коммунист, не меньшевик, не социалист-револю
ционер, не монархист и не кадет, и вот когда так ответишь на вопрос: кто ты?
Ц тебе и скажут:
Ц А вот потому именно, что ты ни то ни се, а черт знает что, то и сиди, сукин с
ын, на Пресне…
А по разбойничьему характеру моему я очень люблю быть свободным и никаки
х приказаний Ц ни царских, ни комиссарских Ц не переношу».
В очерке о Шаляпине Бунин еще раз вспомнил эпизод своей последней (тоже т
еплой, дружеской) встречи с Горьким в апреле 1917 года. В этой встрече участво
вал и Шаляпин.
«В России я видел его (Шаляпина. Ц П.Б.) в последний раз в начале
апреля 1917 года, в дни, когда уже приехал в Петербург Ленин, встреченный орке
стром музыки на Финляндском вокзале, когда он тотчас же внедрился в особ
няк Кшесинской. Я в эти дни тоже был в Петербурге и вместе с Шаляпиным полу
чил приглашение от Горького присутствовать на торжественном сборище в
Михайловском театре, где Горький должен был держать речь по поводу учреж
дения им какой-то «Академии свободных наук». Не понимаю, почему мы с Шаляп
иным явились на это во всех смыслах нелепое сборище. Горький держал свою
речь весьма долго и высокопарно и затем объявил:
Ц Товарищи, среди нас Шаляпин и Бунин! Предлагаю их приветствовать!
Зал стал бешено аплодировать, стучать ногами и вызывать нас. Мы скрылись
за кулисы, как вдруг кто-то прибежал вслед за нами, говоря, что зал требует,
чтобы Шаляпин пел. Выходило так, что Шаляпину опять надо было «становить
ся на колени». Но он очень решительно сказал прибежавшему:
Ц Я не трубочист и не пожарный, чтобы лезть на крышу по первому требовани
ю. Так и объявите в зале.
Прибежавший скрылся, а Шаляпин сказал мне, разводя руками:
Ц Вот, брат, какое дело: и петь нельзя и не петь нельзя, Ц ведь в свое время
вспомнят, на фонаре повесят, черти. А все-таки петь я не стану.
И так и не стал, несмотря на рев из зала».
История с «коленопреклонением» такова. 6 января 1911 года на премьере оперы
«Борис Годунов» в конце спектакля артисты хора встали на колени и переда
ли находившемуся в театре Николаю II прошение о надбавке жалования. Оказа
вшийся среди них Шаляпин тоже встал на колени. После 9 января 1905 года, пораж
ения революции 1905Ц 1907 годов, так называемых «столыпинских галстуков» (вис
елицы, на которых казнили особо опасных революционеров) отношение к импе
ратору Николаю со стороны либеральной интеллигенции было безоговорочн
о отрицательным. В то же время Шаляпина с его знаменитыми «Дубинушкой», «
Марсельезой», которую он исполнял в конце «Двух гренадеров», числили сре
ди «левых» по убеждениям. Шаляпин на коленях перед «Николаем Кровавым»?
Скандал был огромный! В знак протеста А.В.Амфитеатров вернул Шаляпину ег
о фотографическую карточку с дарственной надписью.
Горького, находившегося в это время в эмиграции в Италии, на Капри, извест
ие о «позорном» поступке Шаляпина тоже возмутило.«…Если бы ты мог понять
, как горько и позорно представить тебя, гения, Ц на коленях перед мерзав
цем…» Ц писал он Шаляпину, еще не разобравшись в существе дела. Между тем
поступок Шаляпина, который не только материально не нуждался, как просты
е артисты хора, но и был достаточно состоятельным человеком, являлся как
раз демократическим жестом. Этот поступок свидетельствовал об отсутст
вии у гениального певца высокомерия перед людьми низшего социального п
оложения, тем более перед своими коллегами «на театрах». Именно это особ
енно ценил в Шаляпине Горький. «Этот человек Ц скромно говоря Ц гений»,
Ц писал он В.А.Поссе. А в письме к К.П.Пятницкому уточнил: «Шаляпин Ц это не
что огромное, изумительное и Ц русское. Безоружный, малограмотный сапож
ник и токарь, он сквозь тернии всяких унижений взошел на вершину горы, вес
ь окурен славой и Ц остался простецким, душевным парнем».
Что же произошло на сцене Мариинки 6 января 1911 года? Об этом Шаляпин рассказ
ал Бунину:
«Как же мне было не стать на колени? Был бенефис императорского оперного
хора, вот хор и решил обратиться на высочайшее имя с просьбой о прибавке ж
алования, которое было просто нищенским, воспользоваться присутствием
царя на спектакле и стать перед ним на колени. И обратился и стал. И что же м
не, тоже певшему среди хора, было делать? Я никак не ожидал этого коленопре
клонения, как вдруг вижу: весь хор точно косой скосило на сцене, Ц весь он
оказался на коленях, протягивая руки к царской ложе! Что же мне было делат
ь? Одному торчать над всем хором телеграфным столбом?»
Разобравшись в сути дела, Горький счел должным вступиться за своего друг
а. Шаляпин, написал он А.В.Амфитеатрову, «похож на льва, связанного и отдан
ного на растерзание свиньям». Между Горьким и Шаляпиным состоялось пись
менное объяснение, а затем Шаляпин отправился на Капри.
«Против своего обыкновения ждать гостей дома или на пристани, Ц вспоми
нал Шаляпин, Ц Горький на этот раз выехал на лодке к пароходу мне навстре
чу. Этот чуткий друг понял и почувствовал, какую муку я в то время пережива
л. Я был так растроган этим его благородным жестом, что от радостного волн
ения заплакал. Алексей Максимович меня успокоил, лишний раз дав мне поня
ть, что знает цену мелкой пакости людской…»
Может показаться странной, даже искусственной и неестественной такая з
ависимость «гения» от публичного мнения. Плюнуть и растереть! В конце ко
нцов, А.В.Амфитеатров не имел и десятой доли шаляпинской славы, хотя был по
пулярным писателем, создателем многотомных «семейных хроник» («малень
кий русский Золя» Ц называла его критика) и журналистом, автором прогре
мевшего в 1902 году фельетона «Господа Обмановы» с критикой царствующего д
ома Романовых, за который его сослали в Вятку. Почему так переживал Шаляп
ин?
Надо учитывать психологию артиста. Для него мнение публики, отношение к
нему Ц это не просто суетное желание славы, но крайне важная составляющ
ая часть творчества. Если артист не чувствует любви публики к себе, он вян
ет, как цветок, который перестали поливать. Артист «заряжается» от любви
публики, от ее обожания, от своего успеха. А если он чувствует, что публика
или хотя бы ее значительная часть не доверяет ему и подозревает его в под
обострастии к сильным мира сего, он и играть не может полнокровно, и петь н
е может во весь голос, с открытой настежь душой. Во всяком случае, такой ар
тист, как Шаляпин. И это тоже понял Горький.
Не случайно в тот визит на Капри благодарный своему другу Шаляпин много
и охотно пел. Две недели пробыл он у Горького. На прощание он устроил потря
сающий концерт. «Два гренадера», «Ноченька», «Сомнение» Глинки, неизменн
ая «Блоха», «Молодешенька» и, конечно, «Вдоль по Питерской». Но это не все.
«Действительно Ц пел Ф. (Шаляпин. Ц П.Б.) сверхъестественно, ст
рашно, Ц писал тогда Горький А.Н.Тихонову, Ц особенно Шуберта «Двойник»
и «Ненастный день» Корсакова. Репертуарище у него расширен очень сильно
. Изумительно поет Грига и вообще северных. И Ц Филиппа II. Да вообще Ц что
же говорить Ц маг».
А вот встреча в Риме в 1929 году закончилась скверно. Горький не захотел поня
ть Шаляпина. Может быть, потому, что и самого себя в то время не очень хорош
о понимал. «Я почувствовал, Ц продолжает свои воспоминания Шаляпин, Ц ч
то Алексею Максимовичу мой ответ не очень понравился».
Эти строки были написаны уже после возвращения Горького в СССР. Шаляпин
тактично «закруглял углы». Но если он объяснил Горькому свой отказ верну
ться на родину именно в тех словах, которые я выше цитировал, то несложно п
редставить, до какой степени он задел и оскорбил своего друга. Фактическ
и он сказал Горькому, что дружба дружбой, а характеры у них все-таки разны
е. Горький (по крайней мере, уже в то время) был способен не только подчинит
ься «аппарату», но и сам быть «аппаратом», чем он и стал при сталинском реж
име. Шаляпин же не столько разбойник, сколько птица, которая поет где хоче
т, и эти песни всюду нужны людям. Правда, именно Шаляпину принадлежит афор
изм: «Я не птичка, чтобы петь задаром». Как раз материально Шаляпина, верни
сь он вместе с Горьким в СССР, обеспечили бы не хуже, чем в Европе. Лучше. Но
свобода!..
Горький поступался ею, а Шаляпин не желал. Но у него были другие возможнос
ти. Знаменитый оперный певец всегда более востребован за границей, чем з
наменитый писатель.
Этот отчасти субъективный, но отчасти и неизбежный конфликт стал точкой
в их многолетней дружбе. «Среди немногих потерь и нескольких разрывов по
следних лет, не скрою, и с волнением это говорю, Ц потеря Горького для мен
я одна из самых тяжелых и болезненных».
«Я думаю, Ц опять же тактично продолжает Шаляпин, Ц что чуткий и умный Г
орький мог бы при желании менее пристрастно понять мои побуждения в этом
вопросе. Я, с своей стороны, никак не могу предположить, что этот человек м
ог бы действовать под влиянием низких побуждений. И всё, что в последнее в
ремя случалось с моим милым другом, я думаю, имеет какое-то неведомое ни м
не, ни другим объяснение, соответствующее его личности и характеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40