И это все благодаря таинственному процессу «интеркультурации», словно по мановению волшебной палочки. Все люди вдруг становятся любвеобильными братьями и сестрами, исчезают межклассовые конфликты, уходит в небытие национализм, сепаратизм и т.д. Нам же остается только верить столь чудесным превращениям. Наступает «…человеческое гражданское со-бытие в виде сосуществования, причем всех архаичных, околорабских, феодальных, капиталистических, социалистических («плановых»), постплановых культур…» (Цит. изд. т.4. с.390). Что означает столь необычное сочетание всех прошлых, настоящих и будущих культур, А.С.Шушарин нам не удосужился разъяснить.
Однако А.С.Шушарин сам почувствовал, что-то не так в его оптимистических рассуждениях о победе «интеркультурации» над силами зла. И вот он решил спуститься на грешную землю, продолжая, тем не менее, смотреть на происходящее в современном мире через розовые очки утописта. Он дал следующее пояснение: «Гуманизм не может сразу ликвидировать эгокультурность, но он уже ставит стихию Случая под «федеральный» (институциональный, метагосударственный) контроль в форме интеркультурных («интернациональных») властных структур, начинающихся уже в самих низах бытия. Происходило это пока в основном, во-первых, вследствие и средствами же эгокультурности (чаще в войнах). Происходило это также, во-вторых, по правилу «против лома нет приема, окромя другого лома», т.е. подавлением более страшного по последствиям этнонационализма средствами и мифом другой эгокультурности (в частности, «классовой» или имперской). А в-третьих, происходило это и происходит в условиях пока господствующего состояния всемирной эгокультурности, т.е. в форме резко конфронтационной (в значительной мере недавней бывшей биполярной) дивергенции «своих» и «чужих», и даже иногда в пределах реального социализма со своими дивергенциями, что наитяжелейшим образом влияло на социализм в целом, на его же внутренние процессы вплоть до рецидивов и нынешнего обвала» (Цит. изд. т.4. с.390-391). Пока совершенно не ясно, что это за «федеральный» (институциональный, метагосударственный) контроль в форме интеркультурных («интернациональных») властных структур, начинающихся уже в самих низах бытия». Наверное, это уже не ООН, а нечто новое, более авторитетное. Однако из последующего текста можно понять, что стимулировало оптимизм А.С.Шушарина в отношении процесса «интеркультурации». Этим стимулом был позитивный опыт СССР и стран социалистического лагеря, где, пользуясь терминами А.С.Шушарина, осуществлялась не политика «эгокультурности», а «патернализма», или говоря человеческим языком, политика международного сотрудничества. Следовательно, логично сделать вывод о том, что новый тип отношений в мире возможен только в том случае, если социализм будет господствовать в глобальном масштабе. И дело совсем не в какой-то «интеркультурации», а в социальном преобразовании. Однако как не хочется А.С.Шушарину признать правоту марксизма! Ему обязательно надо доказать, что дело не в социально-экономических отношениях, а в отношениях культур (без признаков какого-либо экономизма !).
И еще об одной «подвижке» или трансформации мировоззрения А.С.Шушарина следует сказать. Во-первых, он все-таки признал за марксизмом право претендовать на некую положительную роль в становлении идеального социализма («…по происхождению идеология социализма возникла впервые в истории на пусть и узкой, но уже научной основе марксизма (не просто коммунизма!), а точней, даже теории Маркса, «Капитала». Как произошло потом «приземление», экзотеризация, прагматизация, сама идеологизация (и мифологизация) - вопрос, как это было показано, совершенно другой. Но научно-профессиональный генезис идеологии не может быть никем оспорен» (Цит. изд. т.4. с.399)). И второе. А.С.Шушарин выступил защитником однопартийной системы в СССР, положительно оценив роль КПСС в строительстве социализма. Вот что он писал на этот счет: «Исторически» же о партии в тяжелейшие уже постреволюционные времена, если угодно, в эпоху сталинизма (30-е гг., война, послевоенные годы), можно опять же специально сказать словами ее же некогда непримиримого противника Н.В. Устрялова из его письма Г.Н. Дикому в 1935 г. (здесь из все той же превосходной коллекции С.Б. Чернышева): «Великая стройка наших дней есть, несомненно, дело великого русского народа (и не только «русского», надо полагать, потому как и сам Устрялов уже давно пришел к модернизации «евразийской идеи» в пользу «советского национализма». - А.Ш), но - народа, организованного и направленного ведущим партийным слоем<…>Да, партия мучила и мучит народ, но без этих мук, разумеется, не было бы и материала для пореволюционного пафоса, не было бы ни пятилеток, ни социальной правды, ни национальной силы, которыми он, этот пафос, теперь вдохновляется». К 50-м гг., надо полагать, понятно, что и «муки», и «пафос» шли уже на убыль.
Партия в квазистабильные времена прежде всего была институционализированной интеллигенцией, т.е. организованным субъектом, деятельностным субстратом, или ядром, связи культур и субкультур, поддержания общего духовного равновесия (от внешнего мы здесь отвлекаемся) всей метакультуры. Она, конечно, была совершенно неотделима от власти (знаменитая «шестая статья»), но примерно так же, как неотделима, скажем, преподавательская работа в вузе от вузовской же администрации. Примерно, конечно. Интеллигенция, напомню, объективно - это не те, кто в очках или шибко умный, а иной раз даже и шибко глупый, а те, кто в качестве рекрута власти, «говорящего» социального актива обеспечивают квазистабильность непрерывного и критического, и апологетического дискурса, общее духовное равновесие» (Цит. изд. т.4. с.400-401).
Из дальнейшего изложения взглядов А.С.Шушарина на роль КПСС в обществе можно заключить, что он совершенно не понимал той простой истины, что партия в СССР являлась ведущим звеном в диктатуре партийно-государственного аппарата, главной опорой всей политической системы. Он наивно считал, что «…в индустриальном секторе, доминирующем при всей внешней влиятельности, партия в собственном смысле не имела никакой роли. Понимаю, что звучит это странно, но попробую пояснить. В этом срезе партия, наоборот, и была формой осуществления производственной власти, в том числе производственной демократии («партсобрания» и пр.), ибо одно без другого вообще никогда не бывает (хотя, конечно, эндогенно и исторически, ситуационно в разной степени). Иначе сказать, партия здесь сплошняком была подчинена господствующим линейным структурам производства, была «номенклатурным» спиритуализмом группоиерархических производственных отношений «технологического феода», доминанты отраслей. Здесь, скажем, членство в партии имеет такой же смысл, как «принадлежность» одному приходу феодала и крепостного или членство, допустим, в какой-нибудь христианско-демократической партии капиталиста, менеджера и рабочего» (Цит. изд. т.4. с.404).
Только с одной мыслью А.С.Шушарина можно согласиться, хотя она и банальна: КПСС выполняла в обществе вкупе с государственным аппаратом функцию контролирующего, цементирующего, сдерживающего, ограничивающего всякие уголовные безобразия фактора, т.е. роль регулятора общественной жизни во всех ее аспектах.
Похоже, на этом А.С.Шушарин и закончил свои исследования социалистического общества. Скажем прямо - его «вклад» в познание сущности этой формы общественной жизни весьма и весьма скудный. Он совершенно ошибочно понимал содержание экономических отношений в СССР, сущность общенародной собственности. Ничего внятного он не сказал и о хозяйственном механизме, т.е. о форме экономических отношений. Все его познания ограничивались переносом поверхностно понятного механизма функционирования «оборонки» на весь народнохозяйственный комплекс страны. Не понял он и существа политической системы СССР, а также роли Советов на первоначальном этапе становления социалистической державы. Не видел он и основного противоречия общественной системы, существовавшей в СССР, приведшей к неминуемому краху социализма. Единственное положительное в его изысканиях по социализму заключается в том, что он не отрицал достижений советского народа в развитии экономики и социальной сферы. Отметил он и новый тип межнациональных и международных отношений, порожденных возникновением социализма в мире. И в завершение нельзя не отметить, что его трактовка причин поражения социалистического способа производства в СССР отличается крайним примитивизмом.
Завершив тему социализма, А.С.Шушарин решил еще раз обратиться к понятию «гуманизм». Он следующим образом сформулировал суть этого понятия: «Основной закон» гуманизма вытекает из преодоления эгокультурности, т.е. из обобществления культур. Он означает установление контроля «всеобщего интеллекта» над их метавзаимодействиями. С точки зрения нравственности это есть утверждение самоценности человека, всечеловеческого коллективизма, общечеловеческих отношений в их инфантильных и самых «архаичных» формах гуманистического «не убий» не только в смысле запрета, выраженного в Нагорной проповеди, но и в смысле запрета разрешать убийство, т.е. в смысле запрета метапреступности» (Цит. изд. т.4. с.421). В этой формулировке «основного закона» гуманизма настораживает выражение «обобществление культур». Это «обобществление», видимо, надо понимать как установление контроля «всеобщего интеллекта» благодаря утверждению всечеловеческого коллективизма и общечеловеческой нравственности. Не кажется ли читателям, что в условиях господства системы глобального капитализма эта идея является очередной утопией? Нет смысла спорить по поводу благородства идеи А.С.Шушарнина, однако, весь вопрос в том, каковы реальные пути и методы ее реализации. Чтобы эта идея не осталась абстрактной, утопической, другого пути достижения общечеловеческого гуманизма не существует, как разобраться с глобальным капитализмом. В принципе, несмотря на навязчивую идею «эгокультурности» (обобществление культур) и свою маловразумительную семантику, А.С.Шушарин все-таки не смог проигнорировать постоянно критикуемую им формационную периодизацию и марксизм. Он был вынужден признать, что, не преодолев капитализма, достичь «всечеловеческого коллективизма, общечеловеческих отношений», т.е. гуманизма невозможно. А.С.Шушарин писал: «Наша схема гуманизации преемственно (постмарксистски) включает «классику», но уже в снятом виде только прорывной эндогенной логики (структур, процессов, волн), а также нечто экзогенное, «параллельное» и дополнительное к ней, как прежде всего «восточное». Заканчивается схема вселенской современной бифуркацией (с «невероятной» эндогенной траекторией постпланового прорыва, или краха) в сочетании с мыслью Б.Ф.Поршнева в части странной «кабалистики», что лишь с «пятеркой» (или еще с «шестеркой» нашего «смутного времени») из топологии возникает уже «метрическое» целочисленное социальное счисление (а за ним и все прочее, «дроби», «непрерывные величины», «алгебра» и т.д.). Еще такой момент. Коль скоро главное в восхождении не статические состояния, а «коренные преобразования» (Библер), т.е. сами бифуркации и революции, то не совсем точно применять и статические единицы («античность», «средневековье»). Несколько точней говорить о неких необратимых «пост-». Ведь результатами преодоления, скажем, рабства мы пользуемся и сегодня; все и ежедневно. То же «средневековье» кануло в Лету, но некоторая обретенная им прибавка стала уже непреходящей. Хотя все это как раз и потребует тщательных пояснений.
(5) постплан
(4) посткапитализм
(3) постфеодальность (0,1)
(2) пострабство (0,1)
(1) постпервобытность
восточность
Первая, пройденная, бифуркация (0,1) означает - то ли состоятся общества, то ли люди себя уничтожат. Обошлось. В результате преодоления первобытности образовалась сама возможность эндогенного развития и некая, здесь еще не проясненная, восточность. Последняя, или нынешняя, зреющая, бифуркация<…>означает - то ли состоится человечество, то ли народы себя уничтожат» (Цит. изд. т.4. с.436-437).
Что касается восточности, то А.С. Шушарин посвятил ей специальный параграф, противопоставляя порой весьма предвзято и искусственно западничеству. Завершает он эту тему следующей оговоркой, видимо, осознавая, что многообразие свойственно не только Западу и Востоку, но и всем этническим и вообще социальным образованиям, которые имели место в истории человечества: «Сведение незападности к восточности (азийности), строго говоря, неправомерно, ибо и западность весьма различной бывает, а уж незападность - тем более. Мусульманство, к примеру, в чем-то близко именно западности. Весьма различны, даже по-крупному, конфуцианство, индуизм, латиноамериканство, африканство. Далеко не одинаковы вырабатывавшиеся исторически отношения с внешней природой. Совсем не тождественны многорасовость, многоэтничность, многоязычность, многоконфессиональность, многонациональность и др. Все это со временем предстоит различать и изучать. Мы же пока делаем акцент на ключевом аспекте предельно обобщенно понимаемой восточности (азийности) как в течение тысячелетий типологически незападной локальной поликультурации» (Цит. изд. т.4. с.453).
. Относительно характеристики т.н. ступеней гуманизации, обозначаемых через «пост-», то он опирается на свою т.н. «градацию», во всю критикуя «экономизм». Например, в отношении феодализма он самоуверенно заметил, что эта формация «…для экономизма действительно в принципе нераскусываемый орешек» (Цит. изд. т.4. с.454). Зато А.С.Шушарин, закрывая глаза на крепостничество, эксплуатацию феодалами крестьян и ремесленников, писал об эндогенном обобществлении работников территориализацией (натурализацией) производства, которое, по его мнению, «…выразилось в принципах христианства (менее «чисто» - ранее в буддизме, позднее и более адаптивно - в мусульманстве, а вообще во всех монотеистических «уклонах»)» (Цит. изд. т.4. с.455). Уже сама связка т.н. «территоризации и натурализации» с принципами христианства и других религий представляется, мягко говоря, весьма сомнительной. Или как Вам нравится следующая цитата: «…Ю.А.Шрейдер приводит «остроумную идею» М.К.Петрова о том, «что университетское образование было порождено безбрачием западного духовенства, ибо из-за этого они не могли передавать профессиональные знания через семью детям» (Цит. изд. т.4. с.457)? Пронзительно глубокая мысль М.К.Петрова подхвачена не только неким Ю.А.Шрейдером, но и самим гуру - А.С.Шушариным. Безбрачие породило университеты! Вот где образец научного подхода к феноменам средневековья, не то что у марксистского экономизма, который связывал просвещение с развитием производительных сил и вообще всего потенциала воспроизводства общества. Свои рассуждения о всеобщем (?) образовании при феодализме («все вовлекаются в образование») А.С.Шушарин завершает следующей бесподобной фразой: «…необратимое завоевание (образование) в исторической форме отнюдь не исчезает, но превращается в «духовное животное царство» (Цит. изд. т.4. с.457-458).
Переходя к очередному «пост-» - капитализму, А.С.Шушарин выдал очередной перл свой полилогии: «Капитализм обобществляет «иррациональное» пространство производства более высокой, но логически самой простой диспозитивно безадресной товаризацией, дихотомической доминирующей формой собственности (теперь уже наконец на видимые экономистам средства производства» (Цит. изд. т.4. с.458). Подумать только, сколько времени понадобилось ему, чтобы признать за экономистами способность различать средства производства, причем в такой необычной среде, в которой господствует «безадресная товаризация» и совершается процесс обобществления «иррационального» пространства производства. У капиталистов - владельцев средств производства, посредством которых они намерены эксплуатировать рабочих, предстоит нелегкая задача - осуществить превращение иррационального пространства в рациональное. А если говорить конкретнее, то речь идет о превращении «насквозь иррационального поэтического по форме образа мира» в нечто вполне рациональное, «…разобожествление формальной рациональностью, не имеющей ничего общего с рациональностью содержательно-смысловой, этической…» по М. Веберу. «В общем получается, что новый рационализм, - писал А.С.Шушарин, - понятный в смысле целеориентации «независимого индивида», в своей совокупности в отношении старого (точнее, старой мифологической оболочки) характеризуется чаще как нечто отрицательное, а сам по себе есть нечто рассыпанное, «энциклопедическое» как экстенсивно полное, изобильное, всеохватное, но и совершенно разорванное, эклектичное» (Цит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Однако А.С.Шушарин сам почувствовал, что-то не так в его оптимистических рассуждениях о победе «интеркультурации» над силами зла. И вот он решил спуститься на грешную землю, продолжая, тем не менее, смотреть на происходящее в современном мире через розовые очки утописта. Он дал следующее пояснение: «Гуманизм не может сразу ликвидировать эгокультурность, но он уже ставит стихию Случая под «федеральный» (институциональный, метагосударственный) контроль в форме интеркультурных («интернациональных») властных структур, начинающихся уже в самих низах бытия. Происходило это пока в основном, во-первых, вследствие и средствами же эгокультурности (чаще в войнах). Происходило это также, во-вторых, по правилу «против лома нет приема, окромя другого лома», т.е. подавлением более страшного по последствиям этнонационализма средствами и мифом другой эгокультурности (в частности, «классовой» или имперской). А в-третьих, происходило это и происходит в условиях пока господствующего состояния всемирной эгокультурности, т.е. в форме резко конфронтационной (в значительной мере недавней бывшей биполярной) дивергенции «своих» и «чужих», и даже иногда в пределах реального социализма со своими дивергенциями, что наитяжелейшим образом влияло на социализм в целом, на его же внутренние процессы вплоть до рецидивов и нынешнего обвала» (Цит. изд. т.4. с.390-391). Пока совершенно не ясно, что это за «федеральный» (институциональный, метагосударственный) контроль в форме интеркультурных («интернациональных») властных структур, начинающихся уже в самих низах бытия». Наверное, это уже не ООН, а нечто новое, более авторитетное. Однако из последующего текста можно понять, что стимулировало оптимизм А.С.Шушарина в отношении процесса «интеркультурации». Этим стимулом был позитивный опыт СССР и стран социалистического лагеря, где, пользуясь терминами А.С.Шушарина, осуществлялась не политика «эгокультурности», а «патернализма», или говоря человеческим языком, политика международного сотрудничества. Следовательно, логично сделать вывод о том, что новый тип отношений в мире возможен только в том случае, если социализм будет господствовать в глобальном масштабе. И дело совсем не в какой-то «интеркультурации», а в социальном преобразовании. Однако как не хочется А.С.Шушарину признать правоту марксизма! Ему обязательно надо доказать, что дело не в социально-экономических отношениях, а в отношениях культур (без признаков какого-либо экономизма !).
И еще об одной «подвижке» или трансформации мировоззрения А.С.Шушарина следует сказать. Во-первых, он все-таки признал за марксизмом право претендовать на некую положительную роль в становлении идеального социализма («…по происхождению идеология социализма возникла впервые в истории на пусть и узкой, но уже научной основе марксизма (не просто коммунизма!), а точней, даже теории Маркса, «Капитала». Как произошло потом «приземление», экзотеризация, прагматизация, сама идеологизация (и мифологизация) - вопрос, как это было показано, совершенно другой. Но научно-профессиональный генезис идеологии не может быть никем оспорен» (Цит. изд. т.4. с.399)). И второе. А.С.Шушарин выступил защитником однопартийной системы в СССР, положительно оценив роль КПСС в строительстве социализма. Вот что он писал на этот счет: «Исторически» же о партии в тяжелейшие уже постреволюционные времена, если угодно, в эпоху сталинизма (30-е гг., война, послевоенные годы), можно опять же специально сказать словами ее же некогда непримиримого противника Н.В. Устрялова из его письма Г.Н. Дикому в 1935 г. (здесь из все той же превосходной коллекции С.Б. Чернышева): «Великая стройка наших дней есть, несомненно, дело великого русского народа (и не только «русского», надо полагать, потому как и сам Устрялов уже давно пришел к модернизации «евразийской идеи» в пользу «советского национализма». - А.Ш), но - народа, организованного и направленного ведущим партийным слоем<…>Да, партия мучила и мучит народ, но без этих мук, разумеется, не было бы и материала для пореволюционного пафоса, не было бы ни пятилеток, ни социальной правды, ни национальной силы, которыми он, этот пафос, теперь вдохновляется». К 50-м гг., надо полагать, понятно, что и «муки», и «пафос» шли уже на убыль.
Партия в квазистабильные времена прежде всего была институционализированной интеллигенцией, т.е. организованным субъектом, деятельностным субстратом, или ядром, связи культур и субкультур, поддержания общего духовного равновесия (от внешнего мы здесь отвлекаемся) всей метакультуры. Она, конечно, была совершенно неотделима от власти (знаменитая «шестая статья»), но примерно так же, как неотделима, скажем, преподавательская работа в вузе от вузовской же администрации. Примерно, конечно. Интеллигенция, напомню, объективно - это не те, кто в очках или шибко умный, а иной раз даже и шибко глупый, а те, кто в качестве рекрута власти, «говорящего» социального актива обеспечивают квазистабильность непрерывного и критического, и апологетического дискурса, общее духовное равновесие» (Цит. изд. т.4. с.400-401).
Из дальнейшего изложения взглядов А.С.Шушарина на роль КПСС в обществе можно заключить, что он совершенно не понимал той простой истины, что партия в СССР являлась ведущим звеном в диктатуре партийно-государственного аппарата, главной опорой всей политической системы. Он наивно считал, что «…в индустриальном секторе, доминирующем при всей внешней влиятельности, партия в собственном смысле не имела никакой роли. Понимаю, что звучит это странно, но попробую пояснить. В этом срезе партия, наоборот, и была формой осуществления производственной власти, в том числе производственной демократии («партсобрания» и пр.), ибо одно без другого вообще никогда не бывает (хотя, конечно, эндогенно и исторически, ситуационно в разной степени). Иначе сказать, партия здесь сплошняком была подчинена господствующим линейным структурам производства, была «номенклатурным» спиритуализмом группоиерархических производственных отношений «технологического феода», доминанты отраслей. Здесь, скажем, членство в партии имеет такой же смысл, как «принадлежность» одному приходу феодала и крепостного или членство, допустим, в какой-нибудь христианско-демократической партии капиталиста, менеджера и рабочего» (Цит. изд. т.4. с.404).
Только с одной мыслью А.С.Шушарина можно согласиться, хотя она и банальна: КПСС выполняла в обществе вкупе с государственным аппаратом функцию контролирующего, цементирующего, сдерживающего, ограничивающего всякие уголовные безобразия фактора, т.е. роль регулятора общественной жизни во всех ее аспектах.
Похоже, на этом А.С.Шушарин и закончил свои исследования социалистического общества. Скажем прямо - его «вклад» в познание сущности этой формы общественной жизни весьма и весьма скудный. Он совершенно ошибочно понимал содержание экономических отношений в СССР, сущность общенародной собственности. Ничего внятного он не сказал и о хозяйственном механизме, т.е. о форме экономических отношений. Все его познания ограничивались переносом поверхностно понятного механизма функционирования «оборонки» на весь народнохозяйственный комплекс страны. Не понял он и существа политической системы СССР, а также роли Советов на первоначальном этапе становления социалистической державы. Не видел он и основного противоречия общественной системы, существовавшей в СССР, приведшей к неминуемому краху социализма. Единственное положительное в его изысканиях по социализму заключается в том, что он не отрицал достижений советского народа в развитии экономики и социальной сферы. Отметил он и новый тип межнациональных и международных отношений, порожденных возникновением социализма в мире. И в завершение нельзя не отметить, что его трактовка причин поражения социалистического способа производства в СССР отличается крайним примитивизмом.
Завершив тему социализма, А.С.Шушарин решил еще раз обратиться к понятию «гуманизм». Он следующим образом сформулировал суть этого понятия: «Основной закон» гуманизма вытекает из преодоления эгокультурности, т.е. из обобществления культур. Он означает установление контроля «всеобщего интеллекта» над их метавзаимодействиями. С точки зрения нравственности это есть утверждение самоценности человека, всечеловеческого коллективизма, общечеловеческих отношений в их инфантильных и самых «архаичных» формах гуманистического «не убий» не только в смысле запрета, выраженного в Нагорной проповеди, но и в смысле запрета разрешать убийство, т.е. в смысле запрета метапреступности» (Цит. изд. т.4. с.421). В этой формулировке «основного закона» гуманизма настораживает выражение «обобществление культур». Это «обобществление», видимо, надо понимать как установление контроля «всеобщего интеллекта» благодаря утверждению всечеловеческого коллективизма и общечеловеческой нравственности. Не кажется ли читателям, что в условиях господства системы глобального капитализма эта идея является очередной утопией? Нет смысла спорить по поводу благородства идеи А.С.Шушарнина, однако, весь вопрос в том, каковы реальные пути и методы ее реализации. Чтобы эта идея не осталась абстрактной, утопической, другого пути достижения общечеловеческого гуманизма не существует, как разобраться с глобальным капитализмом. В принципе, несмотря на навязчивую идею «эгокультурности» (обобществление культур) и свою маловразумительную семантику, А.С.Шушарин все-таки не смог проигнорировать постоянно критикуемую им формационную периодизацию и марксизм. Он был вынужден признать, что, не преодолев капитализма, достичь «всечеловеческого коллективизма, общечеловеческих отношений», т.е. гуманизма невозможно. А.С.Шушарин писал: «Наша схема гуманизации преемственно (постмарксистски) включает «классику», но уже в снятом виде только прорывной эндогенной логики (структур, процессов, волн), а также нечто экзогенное, «параллельное» и дополнительное к ней, как прежде всего «восточное». Заканчивается схема вселенской современной бифуркацией (с «невероятной» эндогенной траекторией постпланового прорыва, или краха) в сочетании с мыслью Б.Ф.Поршнева в части странной «кабалистики», что лишь с «пятеркой» (или еще с «шестеркой» нашего «смутного времени») из топологии возникает уже «метрическое» целочисленное социальное счисление (а за ним и все прочее, «дроби», «непрерывные величины», «алгебра» и т.д.). Еще такой момент. Коль скоро главное в восхождении не статические состояния, а «коренные преобразования» (Библер), т.е. сами бифуркации и революции, то не совсем точно применять и статические единицы («античность», «средневековье»). Несколько точней говорить о неких необратимых «пост-». Ведь результатами преодоления, скажем, рабства мы пользуемся и сегодня; все и ежедневно. То же «средневековье» кануло в Лету, но некоторая обретенная им прибавка стала уже непреходящей. Хотя все это как раз и потребует тщательных пояснений.
(5) постплан
(4) посткапитализм
(3) постфеодальность (0,1)
(2) пострабство (0,1)
(1) постпервобытность
восточность
Первая, пройденная, бифуркация (0,1) означает - то ли состоятся общества, то ли люди себя уничтожат. Обошлось. В результате преодоления первобытности образовалась сама возможность эндогенного развития и некая, здесь еще не проясненная, восточность. Последняя, или нынешняя, зреющая, бифуркация<…>означает - то ли состоится человечество, то ли народы себя уничтожат» (Цит. изд. т.4. с.436-437).
Что касается восточности, то А.С. Шушарин посвятил ей специальный параграф, противопоставляя порой весьма предвзято и искусственно западничеству. Завершает он эту тему следующей оговоркой, видимо, осознавая, что многообразие свойственно не только Западу и Востоку, но и всем этническим и вообще социальным образованиям, которые имели место в истории человечества: «Сведение незападности к восточности (азийности), строго говоря, неправомерно, ибо и западность весьма различной бывает, а уж незападность - тем более. Мусульманство, к примеру, в чем-то близко именно западности. Весьма различны, даже по-крупному, конфуцианство, индуизм, латиноамериканство, африканство. Далеко не одинаковы вырабатывавшиеся исторически отношения с внешней природой. Совсем не тождественны многорасовость, многоэтничность, многоязычность, многоконфессиональность, многонациональность и др. Все это со временем предстоит различать и изучать. Мы же пока делаем акцент на ключевом аспекте предельно обобщенно понимаемой восточности (азийности) как в течение тысячелетий типологически незападной локальной поликультурации» (Цит. изд. т.4. с.453).
. Относительно характеристики т.н. ступеней гуманизации, обозначаемых через «пост-», то он опирается на свою т.н. «градацию», во всю критикуя «экономизм». Например, в отношении феодализма он самоуверенно заметил, что эта формация «…для экономизма действительно в принципе нераскусываемый орешек» (Цит. изд. т.4. с.454). Зато А.С.Шушарин, закрывая глаза на крепостничество, эксплуатацию феодалами крестьян и ремесленников, писал об эндогенном обобществлении работников территориализацией (натурализацией) производства, которое, по его мнению, «…выразилось в принципах христианства (менее «чисто» - ранее в буддизме, позднее и более адаптивно - в мусульманстве, а вообще во всех монотеистических «уклонах»)» (Цит. изд. т.4. с.455). Уже сама связка т.н. «территоризации и натурализации» с принципами христианства и других религий представляется, мягко говоря, весьма сомнительной. Или как Вам нравится следующая цитата: «…Ю.А.Шрейдер приводит «остроумную идею» М.К.Петрова о том, «что университетское образование было порождено безбрачием западного духовенства, ибо из-за этого они не могли передавать профессиональные знания через семью детям» (Цит. изд. т.4. с.457)? Пронзительно глубокая мысль М.К.Петрова подхвачена не только неким Ю.А.Шрейдером, но и самим гуру - А.С.Шушариным. Безбрачие породило университеты! Вот где образец научного подхода к феноменам средневековья, не то что у марксистского экономизма, который связывал просвещение с развитием производительных сил и вообще всего потенциала воспроизводства общества. Свои рассуждения о всеобщем (?) образовании при феодализме («все вовлекаются в образование») А.С.Шушарин завершает следующей бесподобной фразой: «…необратимое завоевание (образование) в исторической форме отнюдь не исчезает, но превращается в «духовное животное царство» (Цит. изд. т.4. с.457-458).
Переходя к очередному «пост-» - капитализму, А.С.Шушарин выдал очередной перл свой полилогии: «Капитализм обобществляет «иррациональное» пространство производства более высокой, но логически самой простой диспозитивно безадресной товаризацией, дихотомической доминирующей формой собственности (теперь уже наконец на видимые экономистам средства производства» (Цит. изд. т.4. с.458). Подумать только, сколько времени понадобилось ему, чтобы признать за экономистами способность различать средства производства, причем в такой необычной среде, в которой господствует «безадресная товаризация» и совершается процесс обобществления «иррационального» пространства производства. У капиталистов - владельцев средств производства, посредством которых они намерены эксплуатировать рабочих, предстоит нелегкая задача - осуществить превращение иррационального пространства в рациональное. А если говорить конкретнее, то речь идет о превращении «насквозь иррационального поэтического по форме образа мира» в нечто вполне рациональное, «…разобожествление формальной рациональностью, не имеющей ничего общего с рациональностью содержательно-смысловой, этической…» по М. Веберу. «В общем получается, что новый рационализм, - писал А.С.Шушарин, - понятный в смысле целеориентации «независимого индивида», в своей совокупности в отношении старого (точнее, старой мифологической оболочки) характеризуется чаще как нечто отрицательное, а сам по себе есть нечто рассыпанное, «энциклопедическое» как экстенсивно полное, изобильное, всеохватное, но и совершенно разорванное, эклектичное» (Цит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60