Из ее трубы валил пар. Урну пришлось заставить ее заработать снова.
– Дурак! Зачем ты! – обращаясь ко всему миру вообще кричал Брута, продолжая бежать. Приплывшие уже выстраивались в боевом порядке, и их командир, кто бы это ни был, был несказанно удивлен явной атакой одного человека. Борвориус поймал его, когда он рванулся на пики.
– Вижу, – сказал он, – что пока ты тут развлекал нас разговорами, твои солдаты заняли позицию?
– Нет! Я не хотел этого!
Борвориус сощурился. Будучи глупцом, он бы не выжил в таком количестве войн.
– Да, – сказал он, – пожалуй, что нет. Но это ничего не меняет. Послушай меня, наивный юный святоша. Иногда нам надо воевать. Дела заходят слишком далеко для слов. Действуют… другие силы. Теперь… иди назад к своим людям. Может, если мы оба окажемся живы, когда все это кончится, тогда мы поговорим. Сначала война, потом разговоры. Вот как это делается, парень. Это история. Теперь, уходи.
Брута побрел назад.
I. – Мне Поразить Их Молниями?
– Нет!
II. – Я Мог Бы Обратить Их В Пыль. Только Скажи.
– Нет. Это хуже войны.
III. – Но Ты Же Сказал, Что Бог Должен Защищать Свой Народ…
– Во что бы это превратилось, если бы я велел тебе истреблять порядочных людей?
IV. – И Даже Не Нашпиговать Их Стрелами?
– Нет.
Омнианцы собирались среди дюн. Большинство держалось вокруг крытой железом повозки. Брута наблюдал за ними сквозь мглу отчаяния.
– Разве я не говорил, что собираюсь спуститься сюда один? – сказал он.
Симония, стоявший прислонясь к Черепахе, мрачно усмехнулся.
– Получилось? – сказал он.
– По-моему… нет.
– Я знал. Жаль, что тебе пришлось в этом убедиться. Некоторые вещи склонны случаться, понимаешь? Люди поворачиваются к тебе спиной… и все.
– Но если бы люди…
– Да. Можешь использовать это в качестве заповеди.
Люк на боку Черепахи с лязгом распахнулся и оттуда появился пятящийся задом Урн, с гаечным ключом в руках.
– Что это такое? – спросил Брута.
– Машина чтобы воевать, – сказал Симония. – Черепаха Движется, а?
– Воевать с эфебцами? – сказал Брута.
Урн развернулся.
– Что?
– Ты сделал… это… чтобы воевать с эфебцами?
– Ну… нет… нет, – ошалело сказал Урн. – А мы воюем с Эфебой?
– Со всеми, – сказал Симония.
– Но я никогда… да я же сам… Я никогда…
Брута взглянул на шипы на колесах и пилообразные пластины по краю Черепахи.
– Это самодвижущееся устройство, – сказал Урн. – Мы собирались использовать его для… в смысле… Слушай, я вовсе не хотел…
– Сейчас нам оно пригодится, – сказал Симония.
– Кому нам?
– Что дымится из этого носика спереди? – сказал Брута.
– Пар, – глухо сказал Урн. – Он идет через предохранительный клапан.
– О.
– Он выходит очень горячим, – Урн еще больше ссутулился.
– О?
– Кипяток, считай.
Взгляд Бруты скользнул с паровой трубы на вращающиеся ножи.
– Очень по-философски.
– Мы собирались использовать это против Ворбиса, – сказал Урн.
– Но его нет. И теперь вы пустите это против эфебцев. Знаешь, я думал, что это я дурак, но потом, когда я встретил философов….
Симония нарушил тишину шлепнув Бруту по плечу.
– Все образуется, – сказал он. – Мы не можем проиграть. В конце концов, – он ободряюще улыбнулся, – Бог на нашей стороне.
Брута развернулся. Кулак вылетел вперед. Удар не был мастерским, но все же был достаточно силен, чтобы Симонию развернуло. Он схватился за щеку.
– За что? Разве ты не этого хотел?
– У нас такие боги, каких мы заслуживаем, – сказа Брута, – а по-моему, так мы вообще ничего не заслуживаем. Глупо. Глупо. Самый здравомыслящий человек, из всех встреченных в этом году живет на шесте в пустыне. Глупо. Пожалуй, надо будет к нему присоединиться.
I. – С Чего Бы Это?
– Боги и люди, люди и боги, – сказал Брута. – Что-то происходит потому, что что-то произошло раньше. Глупо.
II. – Но Ты Же Избранный.
– Выбери себе кого-нибудь другого.
Брута размашисто зашагал прочь сквозь разношерстную армию. Никто не пытался его остановить. Он вышел на тропу, которая вела к утесам и даже не повернулся взглянуть на боевые позиции.
– Ты не собираешься наблюдать битву? Мне нужен кто-нибудь, чтобы смотрел. – Дидактилос сидел на камне, со сложенными на посохе руками.
– А, привет, – горько сказал Брута. – Добро пожаловать в Омнию.
– Если философски к этому относиться, становится легче, – сказал Дидактилос.
– Но нет причин для войны!
– Есть. Честь, месть, долг и иже с ними.
– Ты действительно так думаешь? А я-то думал, что философы должны быть логичны.
Дидактилос пожал плечами.
– Ну, как мне кажется, логика – это всего-лишь способ быть непонятым большинством.
– Я думал, что со смертью Ворбиса все кончится.
Дидактилос глядел вглубь одному ему видимого мира.
– Такие люди, как Ворбис, умирают долго. После них остается эхо в истории.
– Понимаю.
– Как Урнова паровая машина? – спросил Дидактилос.
– Кажется, он немного расстроен, – сказал Брута.
Дидактилос закудахтал и стукнул палкой по земле.
– Ха! Он понял! Любая палка имеет два конца!
– Так должно быть, – сказал Брута.
* * *
Что-то подобно золотой комете неслось по небу Плоского Мира. Ом взмыл, как орел, поднимаемый свежестью и силой веры. Пока ее хватало. Такая горячая вера никогда не длится долго. Человеческий разум не в состоянии этого выдержать. Но пока это длилось, он был могуществен. Центральный шпиль Cori Celesti возвышался над горами Пупа. Десять вертикальных миль зеленого льда и снега, увенчанных башенками и куполами Данманифестина. Там и живут боги Плоского Мира. По крайней мере те, кто что-то из себя представляет. И вот что странно, хотя многие годы усилий, работы и интриг затрачиваются богами чтобы сюда попасть, обосновавшись здесь они не занимаются ничем, кроме того, что слишком много пьют и ублажают себя мелким развратом. Многие системы управления катят по той же колее. Они играют. Их игры обычно очень просты, потому что боги быстро устают ото всякий сложностей. Это странно, но факт, что, в то время как маленькие боги миллионы лет сосредоточены на одном стремлении, являются, по сути, одним стремлением, у больших богов забот как у среднестатистического комара. А стиль? Если бы боги Плоского Мира были людьми, они бы думали, что три гипсовых утенка уже авангард. В конце главного зала была двустворчатая дверь. И она затряслись от громоподобного стука. Боги оторвались от своих разнообразных занятий, пожали плечами и отвернулись. Двери рухнули внутрь. Ом промчался сквозь обломки, оглядываясь с таким видом, словно ему нужно что-то найти, а время поджимает.
– Так, – сказал он.
Ио, Бог Грома, взглянул в его сторону со своего трона и угрожающе помахал молотом.
– Ты кто такой?
Ом метнулся к трону, рванул Ио за тогу и резко ударил его лбом. В наши времена мало кто верит в богов грома…
– Оу!
– Слушай, приятель, у меня нет времени болтать со всякими молокососами в пеленках. Где боги Эфебы и Цорта?
Ио, держась за нос, махнул рукой куда-то в центр холла.
– Ты бде долдед был так делад! – укоризненно сказал он.
Ом помчался через зал. В центре комнаты находилось нечто, что с первого взгляда напоминало круглый стол, со второго выглядело как модель Плоского Мира, Черепахи, слонов и всего остального, а потом, каким-то неопределенным образом становилось похоже на настоящий Плоский Мир, как он выглядит очень издалека, принесенный поближе. Что-то было неуловимо неправильно с расстояниями, слегка кружилась голова от ощущения огромного пространства. Но, скорее всего настоящий Плоский Мир не был покрыт сеткой светящихся линий, парящих где-то у самой поверхности. Или во многих милях от поверхности?
Ом не видел этой вещи раньше, но знал, что это такое. И волна, и частица; и карта, и нанесенная на карту местность. Если присмотреться к крошечному сияющему куполу на вершине малюсеньких Cori Celecti, он несомненно увидит себя, глядящего на еще меньшую модель… и так далее, до того места, где вселенная сворачивается кольцом наподобие хвоста аммонита, такого создания, жившего миллионы лет назад и не верившего ни в каких богов вообще… Боги обступили его со всех сторон, внимательно наблюдая. Ом локтем оттолкнул меньшую Богиню Изобилия. Прямо над миром плавали в воздухе кости, хаос маленьких глиняных фигурок и фишек. Не нужно быть даже чуточку всемогущим, чтобы понять, что тут творится.
– Од удадил медя по досу!
Ом развернулся.
– Я никогда не забываю лиц, приятель. Отвали, ясно? Пока у тебя рожа цела.
Он вернулся к игре.
– Извините? – сказал голос у его пояса. Он взглянул на очень большого тритона.
– Да?
– Вы не должны были так поступать тут. Никаких драк. Не здесь. Это правила. Если хотите подраться, у вас есть ваши люди чтобы биться с его людьми.
– А ты кто?
– Я – Птанг-Птанг.
– А ты – бог?
– Разумеется.
– Да? И как много у тебя верующих?
– Пятьдесят один!
Тритон с надеждой взглянул на него, и добавил:
– Это много? Не умею считать. – Он указал на достаточно грубо отлитую фигурку на берегу Омнии и сказал: «Но тоже ставлю!»
Ом взглянул на фигурку маленького рыбака.
– Когда он умрет, у тебя будет только пятьдесят верующих, – сказал он.
– Это больше или меньше, чем пятьдесят один?
– Намного меньше.
– Действительно?
– Да.
– Никто мне этого не говорил.
Несколько дюжин богов смотрели на берег. Ом с трудом вспомнил Эфебские статуи. Там была богиня с плохо сделанной совой. Верно. Ом почесал голову. Боги так не думают. Отсюда все кажется проще. Это всего-лишь игра. Забываешь, что там, внизу, это не игра. Умирают люди. Отрезаются куски. Мы тут, как орлы, подумал он. Иногда мы показываем черепахам, как надо летать. А потом удаляемся. Он сказал, обращаясь в основном к невидимому миру:
– Там будут умирать люди.
Цортский Бог Солнца даже не удосужился оглянуться.
– Для того они и нужны, – сказал он. В руке он держал коробочку для костей, которая выглядела как человеческий череп с рубинами в глазницах.
– О, да, – сказал Ом. – Я забыл это на время.
Он взглянул на череп, потом повернулся к меньшей Богине Изобилия.
– Что это, милашка? Рог изобилия? Можно взглянуть? Спасибо.
Ом вытряхнул несколько фруктов. Потом кивнул Божественному Тритону.
– Если бы это был ты, дружище, я бы нашел что-нибудь длинное и тяжелое.
– А один это меньше, чем пятьдесят один? – сказал Птанг-Птанг.
– Все равно, – уверенно сказал Ом. Он оглянулся на затылок Цортского Бога.
– Но у тебя тысячи, – сказал Божественный Тритон. – Ты сражаешься за тысячи.
Ом почесал лоб.
«Я провел слишком много времени внизу, – подумал он. – Я не могу перестать думать по-земному».
– По-моему, – сказал он, – по-моему, если ты хочешь иметь тысячи, ты должен сражаться за одного.
Он похлопал по плечу Бога Солнца.
– Эй, солнышко?
Когда Бог оглянулся, Ом изо всех сил трахнул его рогом по лбу.
* * *
Это не был нормальный удар грома. Это ухнуло, как вспышка супер-новой, лавина звуков, разрывающая небо. Песок взмыл и закружился над телами, простершимися ниц на берегу. Вонзилась молния, и ответные огни сорвались с острия пик и концов мечей. Симония вгляделся в грохочущую темноту.
– Что за черт происходит?
Он толкнул простертое рядом тело. Это был Аргависти. Они взглянули друг на друга. Еще один удар грома раскатился по небу. Волны, обгоняя друг друга мчались на армаду. С ужасающей грацией корабли несло один на другой, выдерживая басовую ноту грома контрапунктом стонущего дерева. Сломанное рангоутное дерево с глухим звуком ударилось в песок у головы Симонии.
– Мы тут помрем, если останемся, – сказал он. – Пошли.
Они побрели через песок и водяную пыль, среди групп трясущихся и молящихся солдат, пока не уперлись во что-то твердое, полузаметенное. Они забрались в царящее под Черепахой спокойствие. Другие додумались до этого раньше. Едва различимые фигуры сидели или лежали растянувшись в темноте. Урн удрученно сидел на ящике с инструментами. Разносился дух потрошеной рыбы.
– Боги гневаются, – сказал Борвориус.
– Страшно разошлись, – сказал Аргависти.
– А что, я что ли спокоен? – сказал Симония. – Боги? Ха! Тоже мне!
– Не время для безверия, – сказал Рхам-ап-Эфан. Снаружи шел град.
– Лучшего и не придумаешь, – сказал Симония.
Кусок рога изобилия рикошетом отскочил от крыши Черепахи, раскачивающейся на своих шипастых колесах.
– Но за что на нас злиться? – сказал Аргависти. – Мы вершим их волю.
Борвориус попытался улыбнуться.
– Боги, да? – сказал он. – Не можем ни с ними, ни без них?
Кто-то толкнул Симонию и протянул сырую сигарету. Это был цортский солдат. Назло себе он затянулся.
– Хороший табак, – сказал он. – То, что растет у нас, на вкус как верблюжье дерьмо.
Он передал сигарету дальше, следующей ссутуленной фигуре.
– СПАСИБО.
Борвориус откуда-то раздобыл фляжку.
– Согласился бы пойти бы в ад, если бы внутри что-нибудь было? – сказал он.
– Похоже, – сказал Симония рассеянно. Потом заметил фляжку. – А, ты об алкоголе? Пожалуй. Но, какая разница. Я бы не пошел в огонь за священников. Спасибо.
– Передай дальше.
– СПАСИБО.
Черепаха затряслась от громового раската.
– Г'н и'химбе бо?
Все посмотрели на сырую рыбу и выражение надежды на лице Фасты Бенжа.
– Я могу собрать немного угольев в печке, – сказал Урн через некоторое время.
Кто-то похлопал Симонию по плечу, вызывая странное чувство морозного покалывания и звона в ушах.
– СПАСИБО. МНЕ ПОРА ИДТИ.
Когда он взял фляжку, он почувствовал свист ветра, внезапное дыхание вселенной. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как волна подняла корабль и разбила о дюны. Ветер окрасил далекий вопль. Солдаты оглянулись.
– Там были люди, – сказал Аргависти.
Симония выронил фляжку.
– Пошли, – сказал он.
И ни один, когда они вырывали из пасти бури брусья, когда Урн применил все свои знания о рычагах, когда они шлемами подкапывались под обломки, не спросил, кого они выкапывают, или в какие мундиры они одеты. Ветер принес туман, горячий и наполенный электрическими вспышками, а море по-прежнему бушевало.
Симония вытащил рангоутное дерево, и заметил, что вес полегче, так как кто-то схватился за другой конец. Он взглянул в глаза Бруте.
– Молчи, – сказал Брута.
– Это боги нас наказывают?
– Молчи!
– Я хочу знать!
– Так лучше, чем если бы мы сами себя наказывали, верно?
– Остались люди, которые уже никогда не выберутся из кораблей!
– Никто не говорил, что это будет приятно!
Симония оттащил кусок обшивки. Там был человек, доспехи и кожаные части были исковерканы настолько, что ничего невозможно было определить, но живой.
– Слушай, – сказал Симония под порывом ветра. – Я не сдамся! Ты не победил! Я делаю это не для каких бы то ни было богов, существуют они, или нет! Я делаю это для людей! И прекрати так улыбаться!
Пара костей упала на песок. Мгновение они искрились и потрескивали на песке, а потом исчезли. Море успокоилось. Туман разорвался на клочья и исчез в никуда. В воздухе по-прежнему висела дымка, но хотя бы было видно солнце, пусть всего как более яркое пятно на куполе неба. Еще раз, снова, возникло ощущение, что вселенная затаила дыхание. Появились боги, прозрачные и мерцающие, в фокусе и нет. Солнце засияло на призраках золотых кудрей, крыльев и лир. Когда они заговорили, они заговорили в унисон, их голоса то вырывались вперед, то запаздывали, как всегда получается, когда группа людей старательно пытается воспроизвести нечто, что было велено сказать. Ом был в этой толпе, он стоял прямо позади Цортского Бога Грома с отстраненным выражением лица. Было заметно, пусть одному Бруте, что правая рука Бога Грома исчезала за его собственной спиной таким манером, словно кто-то держал ее выкрученной на грани боли. Что боги сказали, услышал каждый сражающийся на своем родном языке, в соответствии со своим собственным восприятием. Это сводилось к:
I. Это Не Игра.
II. Здесь и Сейчас, Вы Живы.
А потом все кончилось.
* * *
– Ты станешь хорошим епископом, – сказал Брута.
– Я? – сказал Дидактилос. – Я же философ!
– Хорошо. Нам самое время обзавестись философом.
– И эфебец!
– Хорошо. Ты сможешь придумать лучший способ управления страной. Священники не должны этим заниматься. Они не могут думать об этом должным образом. Как и солдаты.
– Спасибо, – сказал Симония.
Они сидели в садике Ценобриарха. Высоко в небе кружил орел, высматривая нечто, что не было бы черепахой.
– Мне нравится идея демократии. Должен же быть кто-то, кому все не доверяют, – сказал Брута. – Таким образом, все счастливы. Подумай об этом. Симония?
– Да?
– Я назначаю тебя главой Квизиции.
– Что?
– Я хочу прекратить ее деятельность. И я хочу сделать это самым тяжелым способом.
– Ты хочешь, чтобы я перебил всех инквизиторов? Отлично!
– Нет. Это простой путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Дурак! Зачем ты! – обращаясь ко всему миру вообще кричал Брута, продолжая бежать. Приплывшие уже выстраивались в боевом порядке, и их командир, кто бы это ни был, был несказанно удивлен явной атакой одного человека. Борвориус поймал его, когда он рванулся на пики.
– Вижу, – сказал он, – что пока ты тут развлекал нас разговорами, твои солдаты заняли позицию?
– Нет! Я не хотел этого!
Борвориус сощурился. Будучи глупцом, он бы не выжил в таком количестве войн.
– Да, – сказал он, – пожалуй, что нет. Но это ничего не меняет. Послушай меня, наивный юный святоша. Иногда нам надо воевать. Дела заходят слишком далеко для слов. Действуют… другие силы. Теперь… иди назад к своим людям. Может, если мы оба окажемся живы, когда все это кончится, тогда мы поговорим. Сначала война, потом разговоры. Вот как это делается, парень. Это история. Теперь, уходи.
Брута побрел назад.
I. – Мне Поразить Их Молниями?
– Нет!
II. – Я Мог Бы Обратить Их В Пыль. Только Скажи.
– Нет. Это хуже войны.
III. – Но Ты Же Сказал, Что Бог Должен Защищать Свой Народ…
– Во что бы это превратилось, если бы я велел тебе истреблять порядочных людей?
IV. – И Даже Не Нашпиговать Их Стрелами?
– Нет.
Омнианцы собирались среди дюн. Большинство держалось вокруг крытой железом повозки. Брута наблюдал за ними сквозь мглу отчаяния.
– Разве я не говорил, что собираюсь спуститься сюда один? – сказал он.
Симония, стоявший прислонясь к Черепахе, мрачно усмехнулся.
– Получилось? – сказал он.
– По-моему… нет.
– Я знал. Жаль, что тебе пришлось в этом убедиться. Некоторые вещи склонны случаться, понимаешь? Люди поворачиваются к тебе спиной… и все.
– Но если бы люди…
– Да. Можешь использовать это в качестве заповеди.
Люк на боку Черепахи с лязгом распахнулся и оттуда появился пятящийся задом Урн, с гаечным ключом в руках.
– Что это такое? – спросил Брута.
– Машина чтобы воевать, – сказал Симония. – Черепаха Движется, а?
– Воевать с эфебцами? – сказал Брута.
Урн развернулся.
– Что?
– Ты сделал… это… чтобы воевать с эфебцами?
– Ну… нет… нет, – ошалело сказал Урн. – А мы воюем с Эфебой?
– Со всеми, – сказал Симония.
– Но я никогда… да я же сам… Я никогда…
Брута взглянул на шипы на колесах и пилообразные пластины по краю Черепахи.
– Это самодвижущееся устройство, – сказал Урн. – Мы собирались использовать его для… в смысле… Слушай, я вовсе не хотел…
– Сейчас нам оно пригодится, – сказал Симония.
– Кому нам?
– Что дымится из этого носика спереди? – сказал Брута.
– Пар, – глухо сказал Урн. – Он идет через предохранительный клапан.
– О.
– Он выходит очень горячим, – Урн еще больше ссутулился.
– О?
– Кипяток, считай.
Взгляд Бруты скользнул с паровой трубы на вращающиеся ножи.
– Очень по-философски.
– Мы собирались использовать это против Ворбиса, – сказал Урн.
– Но его нет. И теперь вы пустите это против эфебцев. Знаешь, я думал, что это я дурак, но потом, когда я встретил философов….
Симония нарушил тишину шлепнув Бруту по плечу.
– Все образуется, – сказал он. – Мы не можем проиграть. В конце концов, – он ободряюще улыбнулся, – Бог на нашей стороне.
Брута развернулся. Кулак вылетел вперед. Удар не был мастерским, но все же был достаточно силен, чтобы Симонию развернуло. Он схватился за щеку.
– За что? Разве ты не этого хотел?
– У нас такие боги, каких мы заслуживаем, – сказа Брута, – а по-моему, так мы вообще ничего не заслуживаем. Глупо. Глупо. Самый здравомыслящий человек, из всех встреченных в этом году живет на шесте в пустыне. Глупо. Пожалуй, надо будет к нему присоединиться.
I. – С Чего Бы Это?
– Боги и люди, люди и боги, – сказал Брута. – Что-то происходит потому, что что-то произошло раньше. Глупо.
II. – Но Ты Же Избранный.
– Выбери себе кого-нибудь другого.
Брута размашисто зашагал прочь сквозь разношерстную армию. Никто не пытался его остановить. Он вышел на тропу, которая вела к утесам и даже не повернулся взглянуть на боевые позиции.
– Ты не собираешься наблюдать битву? Мне нужен кто-нибудь, чтобы смотрел. – Дидактилос сидел на камне, со сложенными на посохе руками.
– А, привет, – горько сказал Брута. – Добро пожаловать в Омнию.
– Если философски к этому относиться, становится легче, – сказал Дидактилос.
– Но нет причин для войны!
– Есть. Честь, месть, долг и иже с ними.
– Ты действительно так думаешь? А я-то думал, что философы должны быть логичны.
Дидактилос пожал плечами.
– Ну, как мне кажется, логика – это всего-лишь способ быть непонятым большинством.
– Я думал, что со смертью Ворбиса все кончится.
Дидактилос глядел вглубь одному ему видимого мира.
– Такие люди, как Ворбис, умирают долго. После них остается эхо в истории.
– Понимаю.
– Как Урнова паровая машина? – спросил Дидактилос.
– Кажется, он немного расстроен, – сказал Брута.
Дидактилос закудахтал и стукнул палкой по земле.
– Ха! Он понял! Любая палка имеет два конца!
– Так должно быть, – сказал Брута.
* * *
Что-то подобно золотой комете неслось по небу Плоского Мира. Ом взмыл, как орел, поднимаемый свежестью и силой веры. Пока ее хватало. Такая горячая вера никогда не длится долго. Человеческий разум не в состоянии этого выдержать. Но пока это длилось, он был могуществен. Центральный шпиль Cori Celesti возвышался над горами Пупа. Десять вертикальных миль зеленого льда и снега, увенчанных башенками и куполами Данманифестина. Там и живут боги Плоского Мира. По крайней мере те, кто что-то из себя представляет. И вот что странно, хотя многие годы усилий, работы и интриг затрачиваются богами чтобы сюда попасть, обосновавшись здесь они не занимаются ничем, кроме того, что слишком много пьют и ублажают себя мелким развратом. Многие системы управления катят по той же колее. Они играют. Их игры обычно очень просты, потому что боги быстро устают ото всякий сложностей. Это странно, но факт, что, в то время как маленькие боги миллионы лет сосредоточены на одном стремлении, являются, по сути, одним стремлением, у больших богов забот как у среднестатистического комара. А стиль? Если бы боги Плоского Мира были людьми, они бы думали, что три гипсовых утенка уже авангард. В конце главного зала была двустворчатая дверь. И она затряслись от громоподобного стука. Боги оторвались от своих разнообразных занятий, пожали плечами и отвернулись. Двери рухнули внутрь. Ом промчался сквозь обломки, оглядываясь с таким видом, словно ему нужно что-то найти, а время поджимает.
– Так, – сказал он.
Ио, Бог Грома, взглянул в его сторону со своего трона и угрожающе помахал молотом.
– Ты кто такой?
Ом метнулся к трону, рванул Ио за тогу и резко ударил его лбом. В наши времена мало кто верит в богов грома…
– Оу!
– Слушай, приятель, у меня нет времени болтать со всякими молокососами в пеленках. Где боги Эфебы и Цорта?
Ио, держась за нос, махнул рукой куда-то в центр холла.
– Ты бде долдед был так делад! – укоризненно сказал он.
Ом помчался через зал. В центре комнаты находилось нечто, что с первого взгляда напоминало круглый стол, со второго выглядело как модель Плоского Мира, Черепахи, слонов и всего остального, а потом, каким-то неопределенным образом становилось похоже на настоящий Плоский Мир, как он выглядит очень издалека, принесенный поближе. Что-то было неуловимо неправильно с расстояниями, слегка кружилась голова от ощущения огромного пространства. Но, скорее всего настоящий Плоский Мир не был покрыт сеткой светящихся линий, парящих где-то у самой поверхности. Или во многих милях от поверхности?
Ом не видел этой вещи раньше, но знал, что это такое. И волна, и частица; и карта, и нанесенная на карту местность. Если присмотреться к крошечному сияющему куполу на вершине малюсеньких Cori Celecti, он несомненно увидит себя, глядящего на еще меньшую модель… и так далее, до того места, где вселенная сворачивается кольцом наподобие хвоста аммонита, такого создания, жившего миллионы лет назад и не верившего ни в каких богов вообще… Боги обступили его со всех сторон, внимательно наблюдая. Ом локтем оттолкнул меньшую Богиню Изобилия. Прямо над миром плавали в воздухе кости, хаос маленьких глиняных фигурок и фишек. Не нужно быть даже чуточку всемогущим, чтобы понять, что тут творится.
– Од удадил медя по досу!
Ом развернулся.
– Я никогда не забываю лиц, приятель. Отвали, ясно? Пока у тебя рожа цела.
Он вернулся к игре.
– Извините? – сказал голос у его пояса. Он взглянул на очень большого тритона.
– Да?
– Вы не должны были так поступать тут. Никаких драк. Не здесь. Это правила. Если хотите подраться, у вас есть ваши люди чтобы биться с его людьми.
– А ты кто?
– Я – Птанг-Птанг.
– А ты – бог?
– Разумеется.
– Да? И как много у тебя верующих?
– Пятьдесят один!
Тритон с надеждой взглянул на него, и добавил:
– Это много? Не умею считать. – Он указал на достаточно грубо отлитую фигурку на берегу Омнии и сказал: «Но тоже ставлю!»
Ом взглянул на фигурку маленького рыбака.
– Когда он умрет, у тебя будет только пятьдесят верующих, – сказал он.
– Это больше или меньше, чем пятьдесят один?
– Намного меньше.
– Действительно?
– Да.
– Никто мне этого не говорил.
Несколько дюжин богов смотрели на берег. Ом с трудом вспомнил Эфебские статуи. Там была богиня с плохо сделанной совой. Верно. Ом почесал голову. Боги так не думают. Отсюда все кажется проще. Это всего-лишь игра. Забываешь, что там, внизу, это не игра. Умирают люди. Отрезаются куски. Мы тут, как орлы, подумал он. Иногда мы показываем черепахам, как надо летать. А потом удаляемся. Он сказал, обращаясь в основном к невидимому миру:
– Там будут умирать люди.
Цортский Бог Солнца даже не удосужился оглянуться.
– Для того они и нужны, – сказал он. В руке он держал коробочку для костей, которая выглядела как человеческий череп с рубинами в глазницах.
– О, да, – сказал Ом. – Я забыл это на время.
Он взглянул на череп, потом повернулся к меньшей Богине Изобилия.
– Что это, милашка? Рог изобилия? Можно взглянуть? Спасибо.
Ом вытряхнул несколько фруктов. Потом кивнул Божественному Тритону.
– Если бы это был ты, дружище, я бы нашел что-нибудь длинное и тяжелое.
– А один это меньше, чем пятьдесят один? – сказал Птанг-Птанг.
– Все равно, – уверенно сказал Ом. Он оглянулся на затылок Цортского Бога.
– Но у тебя тысячи, – сказал Божественный Тритон. – Ты сражаешься за тысячи.
Ом почесал лоб.
«Я провел слишком много времени внизу, – подумал он. – Я не могу перестать думать по-земному».
– По-моему, – сказал он, – по-моему, если ты хочешь иметь тысячи, ты должен сражаться за одного.
Он похлопал по плечу Бога Солнца.
– Эй, солнышко?
Когда Бог оглянулся, Ом изо всех сил трахнул его рогом по лбу.
* * *
Это не был нормальный удар грома. Это ухнуло, как вспышка супер-новой, лавина звуков, разрывающая небо. Песок взмыл и закружился над телами, простершимися ниц на берегу. Вонзилась молния, и ответные огни сорвались с острия пик и концов мечей. Симония вгляделся в грохочущую темноту.
– Что за черт происходит?
Он толкнул простертое рядом тело. Это был Аргависти. Они взглянули друг на друга. Еще один удар грома раскатился по небу. Волны, обгоняя друг друга мчались на армаду. С ужасающей грацией корабли несло один на другой, выдерживая басовую ноту грома контрапунктом стонущего дерева. Сломанное рангоутное дерево с глухим звуком ударилось в песок у головы Симонии.
– Мы тут помрем, если останемся, – сказал он. – Пошли.
Они побрели через песок и водяную пыль, среди групп трясущихся и молящихся солдат, пока не уперлись во что-то твердое, полузаметенное. Они забрались в царящее под Черепахой спокойствие. Другие додумались до этого раньше. Едва различимые фигуры сидели или лежали растянувшись в темноте. Урн удрученно сидел на ящике с инструментами. Разносился дух потрошеной рыбы.
– Боги гневаются, – сказал Борвориус.
– Страшно разошлись, – сказал Аргависти.
– А что, я что ли спокоен? – сказал Симония. – Боги? Ха! Тоже мне!
– Не время для безверия, – сказал Рхам-ап-Эфан. Снаружи шел град.
– Лучшего и не придумаешь, – сказал Симония.
Кусок рога изобилия рикошетом отскочил от крыши Черепахи, раскачивающейся на своих шипастых колесах.
– Но за что на нас злиться? – сказал Аргависти. – Мы вершим их волю.
Борвориус попытался улыбнуться.
– Боги, да? – сказал он. – Не можем ни с ними, ни без них?
Кто-то толкнул Симонию и протянул сырую сигарету. Это был цортский солдат. Назло себе он затянулся.
– Хороший табак, – сказал он. – То, что растет у нас, на вкус как верблюжье дерьмо.
Он передал сигарету дальше, следующей ссутуленной фигуре.
– СПАСИБО.
Борвориус откуда-то раздобыл фляжку.
– Согласился бы пойти бы в ад, если бы внутри что-нибудь было? – сказал он.
– Похоже, – сказал Симония рассеянно. Потом заметил фляжку. – А, ты об алкоголе? Пожалуй. Но, какая разница. Я бы не пошел в огонь за священников. Спасибо.
– Передай дальше.
– СПАСИБО.
Черепаха затряслась от громового раската.
– Г'н и'химбе бо?
Все посмотрели на сырую рыбу и выражение надежды на лице Фасты Бенжа.
– Я могу собрать немного угольев в печке, – сказал Урн через некоторое время.
Кто-то похлопал Симонию по плечу, вызывая странное чувство морозного покалывания и звона в ушах.
– СПАСИБО. МНЕ ПОРА ИДТИ.
Когда он взял фляжку, он почувствовал свист ветра, внезапное дыхание вселенной. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как волна подняла корабль и разбила о дюны. Ветер окрасил далекий вопль. Солдаты оглянулись.
– Там были люди, – сказал Аргависти.
Симония выронил фляжку.
– Пошли, – сказал он.
И ни один, когда они вырывали из пасти бури брусья, когда Урн применил все свои знания о рычагах, когда они шлемами подкапывались под обломки, не спросил, кого они выкапывают, или в какие мундиры они одеты. Ветер принес туман, горячий и наполенный электрическими вспышками, а море по-прежнему бушевало.
Симония вытащил рангоутное дерево, и заметил, что вес полегче, так как кто-то схватился за другой конец. Он взглянул в глаза Бруте.
– Молчи, – сказал Брута.
– Это боги нас наказывают?
– Молчи!
– Я хочу знать!
– Так лучше, чем если бы мы сами себя наказывали, верно?
– Остались люди, которые уже никогда не выберутся из кораблей!
– Никто не говорил, что это будет приятно!
Симония оттащил кусок обшивки. Там был человек, доспехи и кожаные части были исковерканы настолько, что ничего невозможно было определить, но живой.
– Слушай, – сказал Симония под порывом ветра. – Я не сдамся! Ты не победил! Я делаю это не для каких бы то ни было богов, существуют они, или нет! Я делаю это для людей! И прекрати так улыбаться!
Пара костей упала на песок. Мгновение они искрились и потрескивали на песке, а потом исчезли. Море успокоилось. Туман разорвался на клочья и исчез в никуда. В воздухе по-прежнему висела дымка, но хотя бы было видно солнце, пусть всего как более яркое пятно на куполе неба. Еще раз, снова, возникло ощущение, что вселенная затаила дыхание. Появились боги, прозрачные и мерцающие, в фокусе и нет. Солнце засияло на призраках золотых кудрей, крыльев и лир. Когда они заговорили, они заговорили в унисон, их голоса то вырывались вперед, то запаздывали, как всегда получается, когда группа людей старательно пытается воспроизвести нечто, что было велено сказать. Ом был в этой толпе, он стоял прямо позади Цортского Бога Грома с отстраненным выражением лица. Было заметно, пусть одному Бруте, что правая рука Бога Грома исчезала за его собственной спиной таким манером, словно кто-то держал ее выкрученной на грани боли. Что боги сказали, услышал каждый сражающийся на своем родном языке, в соответствии со своим собственным восприятием. Это сводилось к:
I. Это Не Игра.
II. Здесь и Сейчас, Вы Живы.
А потом все кончилось.
* * *
– Ты станешь хорошим епископом, – сказал Брута.
– Я? – сказал Дидактилос. – Я же философ!
– Хорошо. Нам самое время обзавестись философом.
– И эфебец!
– Хорошо. Ты сможешь придумать лучший способ управления страной. Священники не должны этим заниматься. Они не могут думать об этом должным образом. Как и солдаты.
– Спасибо, – сказал Симония.
Они сидели в садике Ценобриарха. Высоко в небе кружил орел, высматривая нечто, что не было бы черепахой.
– Мне нравится идея демократии. Должен же быть кто-то, кому все не доверяют, – сказал Брута. – Таким образом, все счастливы. Подумай об этом. Симония?
– Да?
– Я назначаю тебя главой Квизиции.
– Что?
– Я хочу прекратить ее деятельность. И я хочу сделать это самым тяжелым способом.
– Ты хочешь, чтобы я перебил всех инквизиторов? Отлично!
– Нет. Это простой путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31