Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться.
Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:
– А сейчас, – произнес Ворбис, – о делах в Эфебе.
Епископ Драна пожал плечами (или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог.).
– Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы.
Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал.
– Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?
– Никаких военных действий, – произнес Фрайят. – Они дерутся, как сумасшедшие. Нет. Мы уже потеряли слишком многих.
– У них сильные боги, – сказал Драна.
– Их луки мощнее наших, – сказал Фрайят.
– Нет Бога кроме Ома. То, что эфебцы верят, что почитают, суть не что иное как джины и демоны. Если это можно назвать почитанием. Вы видели подобное?
Он подтолкнул к ним свиток бумаги.
– Что это? – осторожно спросил Фрайят.
– Ложь. История, которая не существует и никогда не существовала… эти… эти вещи… – Ворбис раздумывал, пытаясь вспомнить слово, со времени последнего употребления которого произошло очень, очень многое, – …как… сказки… для детей, которые слишком малы… Слова для людей…
– А. Игры, – сказал Фрайят.
Взгляд Ворбиса пригвоздил его к стене.
– Ты знаешь о таких вещах?
– Я… когда я однажды путешествовал в Клатче… – Фрайят глотал слова. Было видно, как он пытается собраться. Во время битвы он командовал сотней тысяч человек. Он не заслуживал подобного. Он почувствовал, что не осмеливается взглянуть на выражение лица Ворбиса.
– Они танцуют, – жалобно произнес он. – По праздникам. У женщин висят колокольчики на… И они поют. О прежних днях мира, когда боги…
Он побледнел.
– Это выглядит отталкивающе.
Он затрещал костяшками пальцев – привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда он бывал расстроен.
– Вот их боги. Люди в масках. Верите? У них есть бог вина. Пьяный старик! А люди говорят, что Эфеб – не угроза! И это, – он швырнул на стол другой, более толстый свиток. – Это еще хуже. Покуда они по заблуждению почитают ложных богов, их заблуждение состоит в выборе богов, не в том, что они их почитают. Но это…
Драна осторожно изучил это.
– Я уверен, что существуют другие копии, даже в Цитадели, – сказал Ворбис. – Эта принадлежала Сашо. Мне кажется, это вы рекомендовали его мне, Фрайят.
– Он всегда производил на меня впечатление интеллигентного и понятливого молодого человека, – ответил генерал.
– Но нелояльного. Сейчас он получает по заслугам. Единственное, о чем стоит пожалеть, это то, что его не удалось заставить выдать имена его сообщников-еретиков.
Фрайят боролся с внезапно навалившимся облегчением. Его глаза встретились с ворбисовыми. Драна прервал молчание.
– «De Chelonian Mobile», – прочитал он вслух. – «Черепаха движется». Что это значит?
– Даже разговор об этом может поставить твою душу под угрозу тысячелетнего заточения в преисподне, – сказал Ворбис. Его взгляд не отрывался от Фрайята, который теперь упорно таращился на стену.
– Я думаю, соблюдая должную осторожность, мы могли бы пойти на этот риск, – ответил Драна.
Ворбис пожал плечами.
– Автор утверждает, что мир… путешествует сквозь пространство на спине четырех огромных слонов.
У Драны отвалилась челюсть.
– На спине?
– Так утверждается, – произнес Ворбис, все еще глядя на Фрайята.
– А на чем же они стоят?
– Автор говорит, что на панцире огромной черепахи, – сказал Ворбис.
Драна нервно рассмеялся.
– И на чем же стоит она?
– Я не вижу смысла в спекуляциях на тему где она стоит, – огрызнулся Ворбис, – потому, что она не существует!
– Да, да, конечно, – быстро ответил Драна. – Это просто праздное любопытство.
– Куда более любопытно, что это направляет мысли по ложному пути. А человек, написавший это, разгуливает рядом, на свободе, в Эфебе, сейчас. Драна взглянул на свиток.
– Он тут пишет, что плавал на корабле на остров на краю и смотрел вниз, и…
– Ложь, – спокойно произнес Ворбис. – И не было бы никакой разницы, если бы это не было ложью. Правда лежит внутри, а не снаружи. По словам Великого Бога Ома, как провозвещено через его избранных пророков. Наши глаза могут нас обмануть, но наш Бог – никогда.
– Но… – Ворбис смотрел на Фрайята.
Генерал вспотел.
– Да? – сказал он.
– Так… Эфеб. Место, где сумасшедшие бьются над бредовыми идеями. Всякий это знает. Может быть, самым мудрым решением будет оставить их в их неведении?
Ворбис покачал головой.
– К сожалению, сумасбродные и недоказуемые идеи имеют возмутительную склонность распространяться и завладевать умами.
Фрайят признал, что это – правда. Он по опыту знал, что правильные и понятные идеи, типа невыразимой мудрости и справедливости Великого Бога Ома выглядят для большинства людей столь неясными, что приходится убивать их прежде, чем они соглашаются признать свое заблуждение. В то же время опасные, неясные и аморальные верования зачастую столь привлекательны в глазах многих, что они, – он задумчиво потер шрам, – будут скрываться в горах и бросать на вас камни, пока вы не возьмете их измором. Они предпочтут умереть, но не узреть истины. Фрайят узрел ее еще в юности. И то, что он узрел, была истина – выжить.
– Что вы предлагаете? – спросил он.
– Консул хочет начать переговоры с Эфебом, – сказал Драна. – Вы знаете, я должен организовать делегацию, отбывающую завтра утром.
– Сколько солдат? – спросил Ворбис.
– Только телохранители. В конце концов, нам был гарантирован безопасный проезд, – сказал Фрайят.
– Нам был гарантирован безопасный проезд, – повторил Ворбис. Это прозвучало как одно длинное проклятие. – А потом…?
Фрайят хотел ответить: «Я говорил с командиром Эфебского гарнизона и считаю его человеком слова, хотя конечно он – мерзкий неверный и ниже червя». Но он чувствовал, что это – отнюдь не то, что стоит говорить Ворбису. Вместо этого он сказал:
– Мы будем начеку.
– Можем ли мы устроить им сюрприз?
Фрайят заколебался.
– Мы? – сказал он.
– Я возглавлю делегацию, – сказал Ворбис. Между ним и секретарем последовал молниеносный обмен взглядами. – Я… с удовольствием покинул бы Цитадель на время. Перемена воздуха. Кроме того, мы не должны позволять эфебцам думать, что они достойны внимания высших иерархов Церкви. Я всего лишь обдумываю, как тут насчет возможностей. Будем ли мы вынуждены…
Нервическое трещанье костяшек пальцев Фрайята было подобно щелканью бича.
– Мы дали им слово…
– Невозможно заключение мира с неверными, – сказал Ворбис.
– Но бывают взаимовыгодные договоренности, – сказал Фрайят так резко, как только осмелился. – Дворец Эфебы – это лабиринт. Я знаю. Существуют ловушки. Никто не входит вовнутрь без проводника.
– А как входит проводник? – спросил Ворбис.
– Я предполагаю, он проводит сам себя, – сказал генерал. – По моему опыту, всегда существует другой путь. Который Бог укажет в выбранное им время. Мы можем быть в этом уверены.
– Конечно, было бы проще, если бы в Эфебе была нестабильная обстановка, – сказал Драна. – Это покровительствует определенным… элементам.
– И это означало бы открытый доступ ко всему Турнвайскому побережью, – добавил Ворбис.
– Ну…
– Джел, потом Цорт, – сказал Ворбис.
Драна пытался не смотреть на выражение лица Фрайята.
– Это наша обязанность, – сказал Ворбис. – Наша святая обязанность. Мы не должны забывать бедного Брата Мардука. Он был один и без оружия.
* * *
Огромные сандалии Бруты покорно шлепали по каменным плитам коридора, ведущего к келье Брата Намрода. Он пытался мысленно составить обращение: «Наставник, черепаха говорит…», «Наставник, эта черепаха хочет…», «Наставник, представьте себе, я слышал от этой черепахи в саду…» Брута никогда не осмеливался думать о себе как о пророке, но у него было весьма правдоподобное представление о последствиях любого разговора, начатого подобным образом. Большинство людей предполагало, что Брута идиот. Он выглядел, как идиот, начиная с его круглого открытого лица и до его плоскостопых ног и кривых лодыжек. Кроме того, у него была привычка шевелить губами, когда он глубоко задумывался, словно повторяя каждую фразу. Это было потому, что он действительно так и поступал.
Думание не было для Бруты легким делом. Большинство людей думают автоматически, мысли проскакивают сквозь их мозги подобно разрядам статического электричества в облаках. По крайней мере, так казалось Бруте. Ему же всякий раз приходилось выстраивать мысли некоторое время, как при строительстве стены. Недолгая жизнь, исполненная насмешек над его боченкоподобным телом, его стопами, которые, казалось, собирались разойтись в разные стороны, развила в нем склонность тщательно обдумывать все, что он собирается сказать.
Брат Намрод лежал простершись на полу перед статуей Ома, Топчущего Небогоугодных, заткнув пальцами уши. Голоса снова не давали ему покоя.
Брута кашлянул.
Он кашлянул снова.
Брат Намрод поднял голову.
– Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
– Э… Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
Брат Намрод вытащил пальцы из ушей.
– Да? – произнес он нетерпеливо.
– Уммм… Есть кое-что, что вы обязательно должны увидеть. В… В саду. Брат Намрод?
Наставник послушников сел. Лицо Бруты пылало от озабоченности.
– Что ты имеешь ввиду? – сказал Брат Намрод.
– В саду. Это сложно объяснить. Уммм… Я нашел, откуда приходят голоса, Брат Намрод. А вы сказали, чтобы я удостоверился и сказал вам.
Старый священник наградил Бруту колючим взглядом. Но если когда-нибудь и существовал человек бесхитростный и безыскусный, то это был Брута.
* * *
Страх – странная почва. Обычно из нее произрастает покорность. Она, подобно кукурузе, растет ровными рядами; ее легко пропалывать. Но глубже, под землей, иногда произрастают картофелины бесстрашия.
В Цитадели было много подземелий. Здесь были ямы и туннели Квизиции. Имелись также стоки канализации, забытые комнаты, тупики, провалы за древними стенами, даже природные пещеры в скальном основании.
Это была именно такая пещера. Дым от разведенного в центре пола костра находил дорогу наружу сквозь щель в потолке и, следовательно, попадал в лабиринт нескончаемых труб и световых шахт наверху. Среди танцующих теней можно было различить 12 фигур. Грубые капюшоны чернели над неописуемой одеждой – бесформенной, сделанной из лохмотьев, не содержащей ничего, что невозможно было бы с легкостью сжечь после встречи, чтобы цепким пальцам Квизиции не удалось найти ничего инкриминируемого. Что-то в движениях большинства из них наводило на мысль о людях, носящих оружие. Какие-то признаки. Позы. Обороты речи.
На одной из стен пещеры был рисунок. Нечеткий овал с тремя небольшими выступами вверху, средний из которых слегка побольше, и тремя внизу, средний из которых чуть длиннее и более пятнист. Детское изображение черепахи.
– Разумеется, он отправится в Эфеб, – сказала одна из масок. – Он не осмелится не поехать. Он просто обязан запрудить реку истины у самого ее истока.
– Мы должны спасти то, что можем, – сказала другая маска. – Мы должны убить Ворбиса.
– Не в Эфебе. Когда это случится, это должно случиться здесь. Об этом должны узнать. Когда мы станем достаточно сильны.
– А мы когда-нибудь будем достаточно сильны? – спросила одна из масок. Ее обладатель нервно затрещал костяшками пальцев.
– Даже крестьяне понимают, что что-то не так. Нельзя остановить истину. Запрудить реку истины?! Появятся мощные течи. Разве мы не узнали правды о Мардуке? Ха! Убит в Эфебе, – сказал Ворбис.
– Один из нас должен поехать в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
– Он существует. Его имя написано на книге.
– Дидактилос. Странное имя. Значит О-Двух-Пальцах, знаете.
– Они должны почитать его, в Эфебе.
– Привезти его сюда, если это возможно. И книгу.
Одна из масок, казалось, колебалась. Костяшки ее пальцев затрещали снова.
– Но способна ли книга сплотить людей? Людям нужно больше, чем книга. Они – крестьяне. Они не умеют читать.
– Но они могут слушать!
– Даже так… им нужно что-то показывать… им нужен символ.
– У нас есть символ!
Инстинктивно все маски обернулись к рисунку на стене, неразличимому в свете костра, но начертанному в их памяти. Они смотрели на истину, которая, обычно, впечатляет.
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
Предводитель кивнул.
– И теперь, – сказал он, – мы нарисуем множество…
* * *
Великий Бог Ом копил ярость, или по крайней мере принимал вдохновенные попытки. Он уже почти достиг того количества ярости, которое можно скопить в одном дюйме от земли. Он тихо проклял какое-то насекомое, напоминавшее льющуюся на лужу воду. Как бы то ни было, ощутимых изменений не произошло. Насекомое гордо удалилось. Он проклял дыню до восьмого колена, но ничего не случилось. Он попытался наслать на нее прыщи. Дыня спокойно лежала, понемногу созревая. Только потому, что он временно оказался не у дел, весь мир решил, что может этим воспользоваться. Да, сказал он себе, когда Он возвернет свою мощь и приличествующую ему форму, Шаги будут Предприняты. Популяции Насекомых и Дынь еще пожелают не быть созданными. И что-то действительно ужасное произойдет с орлами. И еще будут даны указания свыше выращивать побольше салата…
Великий Бог Ом был не в настроении обмениваться любезностями, когда тот большой парень возвратился, ведя с собой мужчину с восковой кожей. Кстати, с точки зрения черепахи, даже самый привлекательный человек представляет собой всего лишь пару ног, далекую заостренную голову и где-то там, наверху, входное отверстие пары ноздрей.
– Что это? – рявкнул он.
– Это Брат Намрод, – произнес Брута. – Наставник послушников. Очень важный человек.
– Разве я не велел тебе не приводить ко мне старых толстых педерастов?! – воскликнул голос в его голове. – За это твои глазные яблоки будут ввергнуты в языки пламени!
Брута упал на колени.
– Я не могу пойти к Первосвященнику, – сказал он так терпеливо, как только смог. – Послушников даже не впускают в Главное Святилище без особого повода. Если бы я был пойман, Квизиция сочла бы мне Мои Заблуждения. Таков Закон.
– Тупой кретин, – воскликнула черепаха.
Намрод решил, что пора вмешаться.
– Послушник Брута, почему ты разговариваешь с этой маленькой черепашкой?
– Потому что… – Брута запнулся. – Потому что она разговаривает со мной… ведь правда?
Брат Намрод взглянул на маленькую одноглазую голову, торчащую из панциря. Он был, как бы широко не трактовалось это понятие, добрым человеком. Иногда демоны и дьяволы вкладывали в его голову тревожащие помышления, но он заботился о том, чтобы они там и оставались, и он отнюдь не желал называться тем, чем его назвала черепаха, какой бы смысл она в это не вкладывала. В принципе, даже если бы он услышал, он бы решил, что это что-то связанное с ногами. И он достаточно хорошо знал, что вполне можно слышать голоса, принадлежащие демонам и, иногда, богам. Черепахи были чем-то новым. Черепахи заставили его пожалеть Бруту, о котором он всегда думал как о добродушном чурбане, исполняющем без жалоб и ропота все, что ему скажут. Конечно, многие послушники добровольно вызывались чистить выгребные ямы и стойла, придерживаясь странного поверья, что святость имеет что-то общее с пребыванием в грязи у чьих-то ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:
– А сейчас, – произнес Ворбис, – о делах в Эфебе.
Епископ Драна пожал плечами (или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог.).
– Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы.
Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал.
– Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?
– Никаких военных действий, – произнес Фрайят. – Они дерутся, как сумасшедшие. Нет. Мы уже потеряли слишком многих.
– У них сильные боги, – сказал Драна.
– Их луки мощнее наших, – сказал Фрайят.
– Нет Бога кроме Ома. То, что эфебцы верят, что почитают, суть не что иное как джины и демоны. Если это можно назвать почитанием. Вы видели подобное?
Он подтолкнул к ним свиток бумаги.
– Что это? – осторожно спросил Фрайят.
– Ложь. История, которая не существует и никогда не существовала… эти… эти вещи… – Ворбис раздумывал, пытаясь вспомнить слово, со времени последнего употребления которого произошло очень, очень многое, – …как… сказки… для детей, которые слишком малы… Слова для людей…
– А. Игры, – сказал Фрайят.
Взгляд Ворбиса пригвоздил его к стене.
– Ты знаешь о таких вещах?
– Я… когда я однажды путешествовал в Клатче… – Фрайят глотал слова. Было видно, как он пытается собраться. Во время битвы он командовал сотней тысяч человек. Он не заслуживал подобного. Он почувствовал, что не осмеливается взглянуть на выражение лица Ворбиса.
– Они танцуют, – жалобно произнес он. – По праздникам. У женщин висят колокольчики на… И они поют. О прежних днях мира, когда боги…
Он побледнел.
– Это выглядит отталкивающе.
Он затрещал костяшками пальцев – привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда он бывал расстроен.
– Вот их боги. Люди в масках. Верите? У них есть бог вина. Пьяный старик! А люди говорят, что Эфеб – не угроза! И это, – он швырнул на стол другой, более толстый свиток. – Это еще хуже. Покуда они по заблуждению почитают ложных богов, их заблуждение состоит в выборе богов, не в том, что они их почитают. Но это…
Драна осторожно изучил это.
– Я уверен, что существуют другие копии, даже в Цитадели, – сказал Ворбис. – Эта принадлежала Сашо. Мне кажется, это вы рекомендовали его мне, Фрайят.
– Он всегда производил на меня впечатление интеллигентного и понятливого молодого человека, – ответил генерал.
– Но нелояльного. Сейчас он получает по заслугам. Единственное, о чем стоит пожалеть, это то, что его не удалось заставить выдать имена его сообщников-еретиков.
Фрайят боролся с внезапно навалившимся облегчением. Его глаза встретились с ворбисовыми. Драна прервал молчание.
– «De Chelonian Mobile», – прочитал он вслух. – «Черепаха движется». Что это значит?
– Даже разговор об этом может поставить твою душу под угрозу тысячелетнего заточения в преисподне, – сказал Ворбис. Его взгляд не отрывался от Фрайята, который теперь упорно таращился на стену.
– Я думаю, соблюдая должную осторожность, мы могли бы пойти на этот риск, – ответил Драна.
Ворбис пожал плечами.
– Автор утверждает, что мир… путешествует сквозь пространство на спине четырех огромных слонов.
У Драны отвалилась челюсть.
– На спине?
– Так утверждается, – произнес Ворбис, все еще глядя на Фрайята.
– А на чем же они стоят?
– Автор говорит, что на панцире огромной черепахи, – сказал Ворбис.
Драна нервно рассмеялся.
– И на чем же стоит она?
– Я не вижу смысла в спекуляциях на тему где она стоит, – огрызнулся Ворбис, – потому, что она не существует!
– Да, да, конечно, – быстро ответил Драна. – Это просто праздное любопытство.
– Куда более любопытно, что это направляет мысли по ложному пути. А человек, написавший это, разгуливает рядом, на свободе, в Эфебе, сейчас. Драна взглянул на свиток.
– Он тут пишет, что плавал на корабле на остров на краю и смотрел вниз, и…
– Ложь, – спокойно произнес Ворбис. – И не было бы никакой разницы, если бы это не было ложью. Правда лежит внутри, а не снаружи. По словам Великого Бога Ома, как провозвещено через его избранных пророков. Наши глаза могут нас обмануть, но наш Бог – никогда.
– Но… – Ворбис смотрел на Фрайята.
Генерал вспотел.
– Да? – сказал он.
– Так… Эфеб. Место, где сумасшедшие бьются над бредовыми идеями. Всякий это знает. Может быть, самым мудрым решением будет оставить их в их неведении?
Ворбис покачал головой.
– К сожалению, сумасбродные и недоказуемые идеи имеют возмутительную склонность распространяться и завладевать умами.
Фрайят признал, что это – правда. Он по опыту знал, что правильные и понятные идеи, типа невыразимой мудрости и справедливости Великого Бога Ома выглядят для большинства людей столь неясными, что приходится убивать их прежде, чем они соглашаются признать свое заблуждение. В то же время опасные, неясные и аморальные верования зачастую столь привлекательны в глазах многих, что они, – он задумчиво потер шрам, – будут скрываться в горах и бросать на вас камни, пока вы не возьмете их измором. Они предпочтут умереть, но не узреть истины. Фрайят узрел ее еще в юности. И то, что он узрел, была истина – выжить.
– Что вы предлагаете? – спросил он.
– Консул хочет начать переговоры с Эфебом, – сказал Драна. – Вы знаете, я должен организовать делегацию, отбывающую завтра утром.
– Сколько солдат? – спросил Ворбис.
– Только телохранители. В конце концов, нам был гарантирован безопасный проезд, – сказал Фрайят.
– Нам был гарантирован безопасный проезд, – повторил Ворбис. Это прозвучало как одно длинное проклятие. – А потом…?
Фрайят хотел ответить: «Я говорил с командиром Эфебского гарнизона и считаю его человеком слова, хотя конечно он – мерзкий неверный и ниже червя». Но он чувствовал, что это – отнюдь не то, что стоит говорить Ворбису. Вместо этого он сказал:
– Мы будем начеку.
– Можем ли мы устроить им сюрприз?
Фрайят заколебался.
– Мы? – сказал он.
– Я возглавлю делегацию, – сказал Ворбис. Между ним и секретарем последовал молниеносный обмен взглядами. – Я… с удовольствием покинул бы Цитадель на время. Перемена воздуха. Кроме того, мы не должны позволять эфебцам думать, что они достойны внимания высших иерархов Церкви. Я всего лишь обдумываю, как тут насчет возможностей. Будем ли мы вынуждены…
Нервическое трещанье костяшек пальцев Фрайята было подобно щелканью бича.
– Мы дали им слово…
– Невозможно заключение мира с неверными, – сказал Ворбис.
– Но бывают взаимовыгодные договоренности, – сказал Фрайят так резко, как только осмелился. – Дворец Эфебы – это лабиринт. Я знаю. Существуют ловушки. Никто не входит вовнутрь без проводника.
– А как входит проводник? – спросил Ворбис.
– Я предполагаю, он проводит сам себя, – сказал генерал. – По моему опыту, всегда существует другой путь. Который Бог укажет в выбранное им время. Мы можем быть в этом уверены.
– Конечно, было бы проще, если бы в Эфебе была нестабильная обстановка, – сказал Драна. – Это покровительствует определенным… элементам.
– И это означало бы открытый доступ ко всему Турнвайскому побережью, – добавил Ворбис.
– Ну…
– Джел, потом Цорт, – сказал Ворбис.
Драна пытался не смотреть на выражение лица Фрайята.
– Это наша обязанность, – сказал Ворбис. – Наша святая обязанность. Мы не должны забывать бедного Брата Мардука. Он был один и без оружия.
* * *
Огромные сандалии Бруты покорно шлепали по каменным плитам коридора, ведущего к келье Брата Намрода. Он пытался мысленно составить обращение: «Наставник, черепаха говорит…», «Наставник, эта черепаха хочет…», «Наставник, представьте себе, я слышал от этой черепахи в саду…» Брута никогда не осмеливался думать о себе как о пророке, но у него было весьма правдоподобное представление о последствиях любого разговора, начатого подобным образом. Большинство людей предполагало, что Брута идиот. Он выглядел, как идиот, начиная с его круглого открытого лица и до его плоскостопых ног и кривых лодыжек. Кроме того, у него была привычка шевелить губами, когда он глубоко задумывался, словно повторяя каждую фразу. Это было потому, что он действительно так и поступал.
Думание не было для Бруты легким делом. Большинство людей думают автоматически, мысли проскакивают сквозь их мозги подобно разрядам статического электричества в облаках. По крайней мере, так казалось Бруте. Ему же всякий раз приходилось выстраивать мысли некоторое время, как при строительстве стены. Недолгая жизнь, исполненная насмешек над его боченкоподобным телом, его стопами, которые, казалось, собирались разойтись в разные стороны, развила в нем склонность тщательно обдумывать все, что он собирается сказать.
Брат Намрод лежал простершись на полу перед статуей Ома, Топчущего Небогоугодных, заткнув пальцами уши. Голоса снова не давали ему покоя.
Брута кашлянул.
Он кашлянул снова.
Брат Намрод поднял голову.
– Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
– Э… Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
Брат Намрод вытащил пальцы из ушей.
– Да? – произнес он нетерпеливо.
– Уммм… Есть кое-что, что вы обязательно должны увидеть. В… В саду. Брат Намрод?
Наставник послушников сел. Лицо Бруты пылало от озабоченности.
– Что ты имеешь ввиду? – сказал Брат Намрод.
– В саду. Это сложно объяснить. Уммм… Я нашел, откуда приходят голоса, Брат Намрод. А вы сказали, чтобы я удостоверился и сказал вам.
Старый священник наградил Бруту колючим взглядом. Но если когда-нибудь и существовал человек бесхитростный и безыскусный, то это был Брута.
* * *
Страх – странная почва. Обычно из нее произрастает покорность. Она, подобно кукурузе, растет ровными рядами; ее легко пропалывать. Но глубже, под землей, иногда произрастают картофелины бесстрашия.
В Цитадели было много подземелий. Здесь были ямы и туннели Квизиции. Имелись также стоки канализации, забытые комнаты, тупики, провалы за древними стенами, даже природные пещеры в скальном основании.
Это была именно такая пещера. Дым от разведенного в центре пола костра находил дорогу наружу сквозь щель в потолке и, следовательно, попадал в лабиринт нескончаемых труб и световых шахт наверху. Среди танцующих теней можно было различить 12 фигур. Грубые капюшоны чернели над неописуемой одеждой – бесформенной, сделанной из лохмотьев, не содержащей ничего, что невозможно было бы с легкостью сжечь после встречи, чтобы цепким пальцам Квизиции не удалось найти ничего инкриминируемого. Что-то в движениях большинства из них наводило на мысль о людях, носящих оружие. Какие-то признаки. Позы. Обороты речи.
На одной из стен пещеры был рисунок. Нечеткий овал с тремя небольшими выступами вверху, средний из которых слегка побольше, и тремя внизу, средний из которых чуть длиннее и более пятнист. Детское изображение черепахи.
– Разумеется, он отправится в Эфеб, – сказала одна из масок. – Он не осмелится не поехать. Он просто обязан запрудить реку истины у самого ее истока.
– Мы должны спасти то, что можем, – сказала другая маска. – Мы должны убить Ворбиса.
– Не в Эфебе. Когда это случится, это должно случиться здесь. Об этом должны узнать. Когда мы станем достаточно сильны.
– А мы когда-нибудь будем достаточно сильны? – спросила одна из масок. Ее обладатель нервно затрещал костяшками пальцев.
– Даже крестьяне понимают, что что-то не так. Нельзя остановить истину. Запрудить реку истины?! Появятся мощные течи. Разве мы не узнали правды о Мардуке? Ха! Убит в Эфебе, – сказал Ворбис.
– Один из нас должен поехать в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
– Он существует. Его имя написано на книге.
– Дидактилос. Странное имя. Значит О-Двух-Пальцах, знаете.
– Они должны почитать его, в Эфебе.
– Привезти его сюда, если это возможно. И книгу.
Одна из масок, казалось, колебалась. Костяшки ее пальцев затрещали снова.
– Но способна ли книга сплотить людей? Людям нужно больше, чем книга. Они – крестьяне. Они не умеют читать.
– Но они могут слушать!
– Даже так… им нужно что-то показывать… им нужен символ.
– У нас есть символ!
Инстинктивно все маски обернулись к рисунку на стене, неразличимому в свете костра, но начертанному в их памяти. Они смотрели на истину, которая, обычно, впечатляет.
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
Предводитель кивнул.
– И теперь, – сказал он, – мы нарисуем множество…
* * *
Великий Бог Ом копил ярость, или по крайней мере принимал вдохновенные попытки. Он уже почти достиг того количества ярости, которое можно скопить в одном дюйме от земли. Он тихо проклял какое-то насекомое, напоминавшее льющуюся на лужу воду. Как бы то ни было, ощутимых изменений не произошло. Насекомое гордо удалилось. Он проклял дыню до восьмого колена, но ничего не случилось. Он попытался наслать на нее прыщи. Дыня спокойно лежала, понемногу созревая. Только потому, что он временно оказался не у дел, весь мир решил, что может этим воспользоваться. Да, сказал он себе, когда Он возвернет свою мощь и приличествующую ему форму, Шаги будут Предприняты. Популяции Насекомых и Дынь еще пожелают не быть созданными. И что-то действительно ужасное произойдет с орлами. И еще будут даны указания свыше выращивать побольше салата…
Великий Бог Ом был не в настроении обмениваться любезностями, когда тот большой парень возвратился, ведя с собой мужчину с восковой кожей. Кстати, с точки зрения черепахи, даже самый привлекательный человек представляет собой всего лишь пару ног, далекую заостренную голову и где-то там, наверху, входное отверстие пары ноздрей.
– Что это? – рявкнул он.
– Это Брат Намрод, – произнес Брута. – Наставник послушников. Очень важный человек.
– Разве я не велел тебе не приводить ко мне старых толстых педерастов?! – воскликнул голос в его голове. – За это твои глазные яблоки будут ввергнуты в языки пламени!
Брута упал на колени.
– Я не могу пойти к Первосвященнику, – сказал он так терпеливо, как только смог. – Послушников даже не впускают в Главное Святилище без особого повода. Если бы я был пойман, Квизиция сочла бы мне Мои Заблуждения. Таков Закон.
– Тупой кретин, – воскликнула черепаха.
Намрод решил, что пора вмешаться.
– Послушник Брута, почему ты разговариваешь с этой маленькой черепашкой?
– Потому что… – Брута запнулся. – Потому что она разговаривает со мной… ведь правда?
Брат Намрод взглянул на маленькую одноглазую голову, торчащую из панциря. Он был, как бы широко не трактовалось это понятие, добрым человеком. Иногда демоны и дьяволы вкладывали в его голову тревожащие помышления, но он заботился о том, чтобы они там и оставались, и он отнюдь не желал называться тем, чем его назвала черепаха, какой бы смысл она в это не вкладывала. В принципе, даже если бы он услышал, он бы решил, что это что-то связанное с ногами. И он достаточно хорошо знал, что вполне можно слышать голоса, принадлежащие демонам и, иногда, богам. Черепахи были чем-то новым. Черепахи заставили его пожалеть Бруту, о котором он всегда думал как о добродушном чурбане, исполняющем без жалоб и ропота все, что ему скажут. Конечно, многие послушники добровольно вызывались чистить выгребные ямы и стойла, придерживаясь странного поверья, что святость имеет что-то общее с пребыванием в грязи у чьих-то ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31