– Потому, что у вас нет выбора, – сказал Сержант Симония резко.
– Вы можете вывести нас отсюда? – спросил Брута.
Симония взглянул на него.
– Ты? – сказал он. – Почему я должен выводить отсюда тебя? Ты – инквизитор! – он схватил меч.
Брута попятился.
– Нет!
– На корабле, когда капитан сказал пароль, ты ничего не ответил, – сказал Симония. – Ты не один из нас.
– Я также не думаю, что я один из них, – сказал Брута. – Я сам по себе.
Он бросил на Дидактилоса умоляющий взгляд, что было совершенно зря, и быстро повернулся к Урну.
– Я не знал об этих солдатах, – сказал он. – Я знал только, что Ворбис задумал убить вас, и что он подожжет Библиотеку. Но я могу помочь. Я придумал это по пути сюда.
– Не слушайте его, – сказал Симония.
Он пал на одно колено напротив Дидактилоса, словно умоляя.
– Сир, здесь… несколько наших… тех, кто знает, что значит ваша книга… смотрите, у меня есть копия…
Он нащупал что-то за своим нагрудником.
– Мы скопировали это, – сказал Симония. – Единственная копия! Все, что у нас есть! Но это распространяется. Те, кто умеет читать, читают это остальным! Это производит такое впечатление!
– Э… – сказал Дидактилос. – Что?
Симония в возбуждении замахал руками.
– Ибо мы знаем это, я был в тех местах, это правда! Великая Черепаха существует. Черепаха действительно движется! Нам не нужны боги!
– Урн? Еще никто не ободрал медь с крыши? – сказал Дидактилос.
– Не думаю.
– Тогда, напомни мне, чтобы я не разговаривал с этим малым снаружи.
– Я не понимаю! – сказал Симония. – Я могу спасти вас. У вас есть друзья в самых неожиданных местах. Пошли. Я только убью священника…
Он взялся за меч. Брута попятился.
– Нет! Я тоже могу помочь! Вот, почему я пришел. Когда я увидел вас напротив Ворбиса, я понял, что могу сделать!
– И что же ты можешь сделать? – усмехнулся Урн.
– Я могу спасти Библиотеку.
– Что? Положить на спину и убежать? – издевался Симония.
– Нет. Не в этом смысле. Сколько здесь свитков?
– Около семи сотен, – сказал Дидактилос.
– Сколько из них важны?
– Все! – сказал Урн.
– Может, пара сотен, – сказал Дидактилос, мягко.
– Дядя!
– Все прочее просто изданный вздор и суета, – сказал Дидактилос.
– Но это книги!
– Возможно, я смогу взять больше, – сказал Брута медленно. – Отсюда есть выход наружу?
– Отсюда… возможно, – сказал Дидактилос.
– Не говори ему! – сказал Симония.
– Тогда все ваши книги сгорят, – сказал Брута. Он указал на Симонию. – Он сказал, что у вас нет выбора. Так что вам нечего терять, верно?
– Он свя… – начал Симония.
– Все заткнитесь, – сказал Дидактилос. Он смотрел в сторону брутиного уха. – Отсюда может быть путь наружу, сказал он. – Что ты собираешься делать?
– Не верь ему! – сказал Урн. – Омнианцы вокруг, а ты говоришь, что есть другой путь наружу!
– Сквозь эту гору есть туннели повсюду, – сказал Дидактилос.
– Возможно, но мы не говорим об этом людям!
– Я склонен верить этой личности, – сказал Дидактилос. – У него честное лицо. Философски выражаясь.
– Почему мы должны ему доверять?
– Любой, кто настолько туп, чтобы надеяться на то, что в подобных обстоятельствах ожидает, что мы будем ему доверять, должен быть достоин доверия, – сказал Дидактилос. – Он должен быть слишком глуп, чтобы быть предателем.
– Я могу уйти прямо сейчас, – сказал Брута. – И что тогда будет с вашей Библиотекой?
– Видите? – сказал Симония.
– Просто, когда все кажется беспросветным, вдруг у нас появляются неожиданные друзья повсюду, – сказал Дидактилос. – Каков твой план, юноша?
– У меня нет никакого, – сказал Брута. – Я просто делаю вещи, одну за другой.
– И сколько займет делание вещей, одну за другой?
– Около десяти минут, я думаю.
Симония взглянул на Бруту.
– А теперь, принесите книги, – сказал Брута. – И мне необходимо немного света.
– Но ты даже читать не умеешь! – сказал Урн.
– Я не собираюсь их читать, – Брута невыразительно взглянул на первый свиток, которым случайно оказался De Chelonian Mobile. – Ох. Мой бог, – сказал он.
– Что-нибудь не так? – сказал Дидактилос.
– Кто-нибудь может сбегать за моей черепахой?

* * *
Симония бежал по дворцу. Никто не обращал на него особого внимания. Большинство эфебских стражников было снаружи лабиринта, а Ворбис дал ясно понять любому, способному помыслить о том, чтобы рискнуть войти вовнутрь, что случится с жителями дворца. Группы омнианских солдат осуществляли дисциплинированный грабеж. Кроме того, он возвращался к своим комнатам. В комнате Бруты действительно была черепаха. Она сидела на столе, между развернутым свитком и объеденным ломтиком дыни, и, насколько это можно сказать о черепахе, спала. Симония безо всяких церемоний схватил ее, впихнул в свой вещмешок и бросился обратно в Библиотеку. Он ненавидел себя, за то, что так сделал. Этот тупой священник все разрушил! Но Дидактилос дал слово, а Дидактилос знал Истину. На всем протяжении пути было ощущение, что нечто стремится привлечь его внимание.

* * *
– Ты запоминаешь их просто взглянув? – сказал Урн.
– Да.
– Весь свиток?
– Да.
– Я тебе не верю.
– На основании первой буквы слова Librum, снаружи, есть трещинка, – сказал Брута. – Ксено написал: «Рефлекции», старик Аристократес – «Банальности», а Дидактилос считает, что Ибидовы «Рассуждения» дьявольски тупы. От трона Тирана до Библиотеки шесть сотен шагов. В…
– У него хорошая память, тебе придется с этим смириться, – сказал Дидактилос. – Покажи ему еще несколько свитков.
– Откуда мы знаем, что он их запоминает? – настаивал Урн, разматывая свиток с геометрическими теоремами. – Он не умеет читать! И даже, если бы он умел читать, он не умеет писать!
– Нам придется научить его.
Брута взглянул на свиток, заполненный картами. Он закрыл глаза. Мгновение, неровная кромка маячила напротив внутренней поверхности его глазных яблок, потом они осели в его мозгу. Они по-прежнему были где-то там, он смог бы вытащить их назад в любой момент. Урн развернул следующий свиток. Рисунки животных. Этот – рисунки растений и множество надписей. Этот – одни лишь записи. Этот – треугольники и предметы. Они оседали в его памяти. Через некоторое время он перестал даже беспокоиться о том, развернут ли свиток. Он просто смотрел. Ему было интересно, как много он сможет запомнить. Но это было глупо. Просто запоминать все, что видишь. Поверхность стола, или свиток, заполненный письменами. В этом было столько же информации, как в полировке и окраске дерева в «Рефлекциях» Ксено. Даже так он ощущал явную тяжесть мыслей, ощущение, что если он резко повернет голову, память хлынет у него из ушей. Урн поднял случайный свиток и частично развернул.
– Опиши, на что похожа Неясная Пузума, – потребовал он.
– Не знаю, – сказал Брута. Он закрыл глаза.
– Слишком много для Г-на Памяти, – сказал Урн.
– Он не умеет читать, парень. Это неправильно, – сказал философ.
– Хорошо. В смысле, четвертый рисунок в третьем свитке, – сказал Урн.
– Четырехногое животное смотрящее влево, – сказал Брута, – широкая голова, похожая на кошачью, и широкие плечи, с телом, суживающимся в направлении задней части. Тело состоит из черных и светлых квадратов. Уши очень маленькие и лежат плашмя на голове. У нее шесть усов. Хвост обрубком. Только задние лапы имеют когти, на каждой по три когтя. Четвертая нога примерно такой же длины, как голова, и поднята относительно тела. Полоска толстой шерсти…
– Это было пятьдесят свитков назад, – сказал Урн. – Он видел весь свиток пару секунд.
Они взглянули на Бруту. Брута снова прикрыл глаза.
– Ты знаешь все? – сказал Урн.
– Не знаю.
– У тебя в голове половина Библиотеки!
– Я… немного…

* * *
Библиотека в Эфебе превратилась в печь. Пламя стало синим, когда растаявшая медная крыша закапала на полки. Все библиотеки, повсюду, соединены ходами книжных червей в пространстве, возникающими в результате сильных пространственно-временных искажений, имеющихся вокруг любой большой книжной коллекции. Очень мало кто из библиотекарей постиг этот секрет; имеются гибкие правила, как извлечь из этого факта пользу. Ибо это равнозначно путешествию во времени, а путешествия во времени сопряжены с большими проблемами. Но, если Библиотека горит, и в истории записано, что она должна сгореть… Был тихий хлопок, совершенно неслышный среди треска книжных полок, и фигура выпала из ниоткуда на маленький участок негорящего пола в центре библиотеки. Она выглядела обезьяноподобной, но двигалась очень целеустремленно. Длинные обезьяньи руки сбивали пламя, вытаскивали свитки с их полок и укладывали в мешок. Когда мешок наполнялся, она сиганула обратно в центр комнаты… и пропала, со следующим хлопком. Это совершенно не связано с этой историей. Так же не связан с ней и тот факт, что через некоторое время свитки, которым было положено сгинуть в Великом Эфебском Библиотечном Пожаре появились в отменно хорошем состоянии в Библиотеке Невидимого Университета в Анк-Морпорке. Но это просто приятно знать.

* * *
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях. По крайней мере, это было то, что люди считают запахом моря, т.е. вонь старой рыбы и гниющий водорослей. Он был в подобии ангара. Тот свет, которому было удавалось пройти сквозь незастекленное окно, был красным и мерцающим. Один конец ангара открывался в воду. Багряный свет озарял несколько фигур, сгрудившихся вокруг чего-то. Брута осторожно осмотрел содержимое своей памяти. Все было на месте, библиотечные свитки аккуратно рассортированы. Слова были столь же бессмысленны для него, как и любые другие написанные слова, но картинки были интересны. Более интересны, чем большинство вещей в его памяти. Он осторожно сел.
– Так ты, наконец, встал, – сказал голос Ома в его голове. – Чувствуем себя слегка переполненными, да? Грудой полок? Словно повсюду внутри головы большими буквами написано «SILENCIOS!»? Что ты натворил, и зачем?
– Я… не знаю. Это казалось следующей вещью, которую надо сделать. Где ты?
– Твой дружок солдат держит меня в своем ранце. Кстати, спасибо, что столь старательно позаботился обо мне.
Брута попытался встать на ноги. Мир на мгновение завертелся вокруг, прибавив третью астрономическую теорию к двум временно занимающим умы местных мыслителей. Он выглянул в окно. Красный свет исходил от пожаров повсюду в Эфеб; огромный красный нимб возвышался над Библиотекой.
– Идет партизанская война, – сказал Ом. – Бьются даже рабы. Не могу понять, почему. Ты думаешь, они ухватились за возможность отомстить своим господам, а?
– Я предполагаю, что у раба в Эфебе есть шанс стать свободным, – сказал Брута.
С другой стороны ангара послышался свист и металлический, жужжащий звук. Брута слышал, как Урн сказал:
– Вот! Я же говорил. Просто заткнулась труба. Добавь еще немного горючего.
Брута неверными шагами направился к группе. Они толкались вокруг корабля. Корабль как корабль, нормальной формы, острый конец впереди, тупой сзади. Но тут не было мачт. А был большой медного цвета шар, висящий на деревянной раме позади. Под ним была железная корзина, в которой кто-то уже развел неплохой огонь. Шар крутился в своей раме, в облаке пара.
– Я видел это, – сказал он. – В De Chelonian Mobile. Там была картинка.
– О, это ходячая Библиотека, – сказал Дидактилос. – Верно, ты прав. Иллюстрирует принцип реакции. Я никогда не просил Урна построить большой. Вот что получается, когда начинаешь думать руками.
– Я проплыл на нем вокруг маяка однажды ночью на прошлой неделе, – сказал Урн. – Без проблем.
– Анк-Морпорк куда дальше, – сказал Симония.
– Да, это впятеро дальше, чем от Эфеба до Омнии, – торжественно сказал Брута. – Там был свиток с картами, – добавил он.
Пар обжигающим облаком подымался от жужжащего шара. Теперь, когда он подошел ближе, Брута видел, что полдюжины очень коротких весел было соединено вместе на манер звезды позади медной сферы, и свисали за тыльной стороной корабли. Деревянные зубчатые колеса и бесконечные ремни заполняли пространство в промежутке. Когда сфера крутилась, лопасти били по воздуху.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – сказал Урн. – Огонь разогревает…
– У нас нет времени на это, – сказал Симония.
– Разогревает воду, и она злится, – сказал ученик философа. – Потому она вырывается из сферы через эти четыре маленькие соплышка, что бы убежать от огня. Струйки пара толкают сферу по кругу, а лопасти и Легибусов винтовой механизм передают движение на весла, которые поворачиваясь толкают корабль по воде.
– Очень философски, – сказал Дидактилос.
Брута чувствовал, что должен встать на защиту омнианских достижений.
– Великие двери Цитадели весят тонны, но открываются от одной лишь силы веры, – сказа он. – Один толчок и они двигаются открываясь.
– Очень хотел бы увидеть это, – сказал Урн.
Брута чувствовал слабый укол грешной гордости, что в Омнии по-прежнему есть нечто, чем он может гордиться.
– Скорее всего, хороший баланс и немного гидравлики.
– Ох, – Симония задумчиво потыкал механизм мечом.
– Вы подумали обо всех возможностях? – спросил он.
Руки Урна начали размахивать в воздухе.
– Ты имеешь ввиду военные корабли, бороздящие темно-красное море без… – начал он.
– На земле, я подумал, – сказал Симония.
– Возможно… на некоторых картах…
– Ох, незачем обозначать на картах корабли.
Глаза Симонии затуманились той мглой, которая возникает у человека, заглянувшего в будущее и уводившего, что оно скрыто железной броней.
– Гм… – сказал он.
– Это очень хорошо, но не философски, – сказал Дидактилос. – Где священник?
– Я тут, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты угас, как светильник по возвращении сюда.
– Мне… сейчас лучше.
– Минуту прямо, через минуту на тяге.
– Мне много лучше.
– Многое случилось, верно?
– Пожалуй.
– Хорошо помнишь свитки?
– Да… по-моему. Кто поджег Библиотеку?
Урн поднял голову от механизмов.
– Он, – сказал он.
Брута уставился на Дидактилоса.
– Ты поджег свою собственную Библиотеку?
– Я единственный был способен это сделать, – сказал философ. – Кроме всего прочего, это спасло ее от Ворбиса.
– Что?
– Представляешь, если бы он прочитал свитки? Он и так достаточно плох. Но он был бы много хуже со всеми этими знаниями в голове.
– Он бы не читал их, – сказал Брута.
– Ох, читал бы. Я знаю таких людей, – сказал Дидактилос. – Святая набожность на людях и очищенный виноград и самопрощение в одиночестве.
– Не Ворбис, – сказал Брута с абсолютной уверенностью. – Он бы не стал их читать.
– Ну, ладно, в любом случае, – сказал Дидактилос. – Раз уж надо было это сделать, я это сделал.
Урн отвернулся от дуги корабля, где он скармливал дерево в жаровню под сферой.
– Не могли бы вы все подняться на борт? – сказал он.
Брута окончил свой путь на грубой скамье посредине корабля, или как там это называется. Воздух пах горячей водой.
– Хорошо, – сказал Урн.
Он потянул рычаг. Крутящиеся лопасти коснулись воды. Был толчок, а потом, оставляя позади облако пара, корабль двинулся вперед.
– Какое имя у этого судна? – спросил Дидактилос.
Урн выглядел удивленным.
– Имя? – сказал он. – Это корабль. Вещь сама по себе. Ей не нужно имя.
– С именами – более философски, – сказал Дидактилос с налетом угрюмости. – И ты должен был разбить над ней амфору с вином.
– Это было бы пустой тратой.
Корабль пропыхтел из-под своего навеса в темную гавань. По одну сторону, пылала эфебская галера. Весь город состоял из лоскутков пламени.
– Но у тебя на борту есть амфора? – спросил Дидактилос.
– Да.
– Брось сюда.
Белая вода тянулась позади корабля. Били лопасти.
– Ни ветра! Ни гребцов! – сказал Симония. – Ты хоть понимаешь, что это такое, Урн?
– Полностью. Принципы управления удивительно просты, – сказал Урн.
– Не в этом смысле. В смысле, что можно сделать, обладая такой мощью!
Урн подбросил еще одну чурку в пламя.
– Это просто превращение тепла в работу, – сказал он. – Я предположил… ох, нагнетание воды. Мельницы, которые вращаются, когда ветер не дует. Это? Это ты имел ввиду?
Солдат Симония колебался.
– Да, – сказал он. – В этом роде.
Брута прошептал:
– Ом?
– Да.
– С тобой все в порядке?
– Здесь воняет, как воняет только в солдатском ранце. Вынь меня.
Медный шар бешенно вертелся на огне. Он светился почти так же ярко, как глаза Симонии. Брута похлопал его по плечу.
– Могу ли я получить мою черепаху?
Симония горько рассмеялся.
– Некоторые из них весьма вкусны, – сказал он, выуживая Ома.
– Все так говорят, – сказал Брута. Он понизил голос до шепота. – Что это за место, Анк?
– Город с миллионом душ, – сказал голос Ома. – Большая часть занимает тела. Тысяча религий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31