Как видно из его
дневников и переписки, все это причиняло ему страшные моральные
страдания. Твердая убежденность хранить основы и традиции России в
сочетании с чувством глубокой ответственности за ее судьбу делала
Императора Николая II подвижником идеи, за которую он отдал свою
жизнь.
"Вера в Бога и в свой долг царского служения, - пишет историк
С. С. Ольденбург, - были основой всех взглядов Императора Николая II.
Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он
отвечает за них перед Престолом Всевышнего. Другие могут советовать,
другие могут Ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем.
Из этого вытекало и отношение к ограничению власти - которое Он
считал переложением ответственности на других, не призванных, и к
отдельным министрам, претендовавшим, по Его мнению, на слишком
большое влияние в государстве. "Они напортят - а отвечать мне".
Воспитатель Наследника Престола Жильяр отмечал
сдержанность и самообладание Николая Александровича, его умение
управлять своими чувствами. Даже по отношению к неприятным для него
людям Император старался держать себя как можно корректней.
Однажды С.Д. Сазонов (министр иностранных дел) высказал свое
удивление по поводу спокойной реакции Императора в отношении
малопривлекательного в нравственном отношении человека, отсутствия
всякого личного раздражения к нему. И вот что сказал ему Император:
"Эту струну личного раздражения мне удалось уже давно заставить в себе
совершенно замолкнуть. Раздражительностью ничему не поможешь, да к
тому же от меня резкое слово звучало бы обиднее, чем от кого-нибудь
другого".
"Что бы ни происходило в душе Государя, - вспоминает С.Д.
Сазонов, - он никогда не менялся в своих отношениях к окружающим
его лицам. Мне пришлось видеть его близко в минуту страшной тревоги
за жизнь единственного сына, на котором сосредоточивалась вся его
нежность, и кроме некоторой молчаливости и еще большей
сдержанности, в нем ничем не сказывались пережитые им страдания".
"Во внешности Николая II, - писала жена английского посла
Бьюкенена, - было истинное благородство и обаяние, которое, по всей
вероятности, скорей таилось в его серьезных, голубых глазах, чем в
живости и веселости характера".
Характеризуя личность Николая II, немецкий дипломат граф Реке
считал Царя человеком духовно одаренным, благородного образа мыслей,
осмотрительным и тактичным. "Его манеры, - писал дипломат,
настолько скромны и он так мало проявляет внешней решимости, что
легко прийти к выводу об отсутствии у него сильной воли; но люди, его
окружающие, заверяют, что у него весьма определенная воля, которую он
умеет проводить в жизнь самым спокойным образом". Упорную и
неутомимую волю в осуществлении своих планов отмечает большинство
знавших Царя людей. До тех пор пока план не был осуществлен, Царь
постоянно возвращался к нему, добиваясь своего. Уже упомянутый нами
историк Ольденбург замечает, что у "Государя, поверх железной руки,
была бархатная перчатка. Воля его была подобна не громовому удару.
Она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее
напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана. Он
огибает препятствия, отклоняется в сторону, но, в конце концов, с
неизменным постоянством, близится к своей цели".
Долгое время было принято считать, что Царь подчинял свою
волю Царице, мол, она обладала более твердым характером, духовно
руководила им. Это неправильный и очень поверхностный взгляд на их
взаимоотношения. Можно привести множество примеров, в их письмах
они встречаются часто, как Государь неуклонно проводил свою волю,
если чувствовал правильность своего решения. Но его можно было
убедить отменить свое решение, если он обнаруживал свою ошибку и
справедливость утверждений Царицы. Государыня не давила на супруга, а
действовала убеждением. И если она чем-то и влияла на него, то добротой
и любовью. Царь был очень отзывчив на эти чувства, так как среди
многих родственников и придворных он чаще всего ощущал фальшь и
обман. Читая царские письма, убеждаемся, с какой настойчивостью
Николай II проводил свои планы и отвергал предложения любимой им
жены, если считал их ошибочными.
Кроме твердой воли и блестящего образования, Николай обладал
всеми природными качествами, необходимыми для государственной
деятельности. Прежде всего огромной трудоспособностью. В случае
необходимости он мог работать с утра до поздней ночи, изучая
многочисленные документы и материалы, поступавшие на его имя.
(Кстати говоря, охотно он занимался и физическим трудом - пилил
дрова, убирал снег и т.п.) Обладая живым умом и широким кругозором,
Царь быстро схватывал существо рассматриваемых вопросов. Царь имел
исключительную память на лица и события. Он помнил в лицо большую
часть людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, а таких людей
были тысячи.
Император Николай II, отмечал историк Ольденбург, да и многие
другие историки и государственные деятели России, обладал совершенно
исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких
речей, этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное,
искусственное, всякая широковещательная реклама. В тесном кругу, в
разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить собеседников, будь то
высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие
серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти
природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием.
"Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне
царствующий Император Николай II", - писал граф Витте уже в ту пору,
когда он по существу являлся личным врагом Императора.
Характерной черточкой к портрету Царя является его отношение
к одежде, бережливость и скромность в быту. Слуга, бывший при нем еще
с молодых лет, рассказывает: "Его платья были часто чинены. Не любил
он мотовства и роскоши. Его штатские костюмы велись у него с
жениховских времен, и он пользовался ими". Уже после убийства в
Екатеринбурге были найдены военные шаровары Царя - на них были
заплаты, а внутри левого кармана надпись-пометка: "Изготовлены 4
августа 1900 г., возобновлены 8 октября 1916 года".
Более семидесяти лет правилом для либеральных и советских
историков и литераторов была обязательно отрицательная оценка
личности Николая II. Многое было перевернуто с ног на голову. И чем
ближе российский государственный деятель стоял к нашему времени, чем
крупнее он был как историческая личность, тем нетерпимей и
оскорбительней была оценка его деятельности. Например, по мнению
Троцкого, дореволюционная Россия была неспособна рождать крупных
политических деятелей, а обречена создавать лишь жалкие копии
западных. В русле этой традиции советские историки приписывали
Николаю II все унизительные характеристики: от коварства,
политического ничтожества и патологической жестокости до
алкоголизма, разврата и морального разложения. История расставила все
на свои места. Под лучами ее прожекторов вся жизнь Николая II и его
политических оппонентов просвечена до малейших подробностей. При
этом свете стало ясно, кто есть кто.
Иллюстрируя "коварство" Царя, казенные советские историки
обычно приводили пример, как Николай II снимал некоторых своих
министров без всякого предупреждения. Сегодня он мог милостиво
разговаривать с министром, а завтра прислать ему отставку. Серьезный
исторический анализ показывает, что Царь ставил дело Российского
государства выше отдельных личностей (и даже своих родственников). И
если, по его мнению, министр или сановник не справлялся с делом, он
убирал его вне зависимости от прежних заслуг. В последние годы
правления Царь испытывал кризис окружения (недостаток надежных,
способных людей, разделявших его идеи). Значительная часть самых
способных государственных деятелей стояла на западнических позициях,
а люди, на которых Царь мог положиться, не всегда обладали нужными
деловыми качествами. Отсюда постоянная смена министров.
Как всякий Монарх, Николай II имел большой Двор и множество
придворных. Так было заведено столетиями. Жизнь Двора подчинялась
строго соблюдаемому этикету.
Царский Двор в то время был самым блестящим и богатым в
мире и мог быть сравним только с великолепием Двора французских
королей Людовиков XIV и XV. Роскошь его не являлась исконной чертой
русской монархии, а была заведена преимущественно императорами-
западниками - такими, как Анна Иоанновна и Екатерина II. Этикет был
заимствован у зарубежных Дворов, и прежде всего у Габсбургов. И сам
Государь, и его жена, и дети должны были следовать всем правилам
этикета, хотя не любили этой внешней казовой стороны своего
положения. Каждый шаг Царя и Царицы контролировался охраной. "Эта
охрана, - писала А.А. Вырубова, - была одним из тех неизбежных зол,
которые окружали Их Величества. Государыня в особенности тяготилась
и протестовала против этой "охраны"; она говорила, что Государь и она
хуже пленников. Каждый шаг Их Величеств записывался,
подслушивались даже разговоры по телефону. Ничто не доставляло Их
Величествам большего удовольствия, как "надуть" полицию; когда
удавалось избегнуть слежки, пройти или проехать там, где их не ожидали,
они радовались, как школьники".
Очень важно отметить, что и Царь, и Царица были заложниками
той системы, которая сложилась задолго до них. Из переписки и
дневников видно, как одиноко они чувствовали себя в придворной жизни.
Искренности, скромности и даже застенчивости императорской четы
противостояла, по сути дела, в моральном смысле глубоко развращенная
придворная среда. Здесь было множество лиц, желавших угодить
Государю, чтобы получить какие-то выгоды, постоянно интриговавших
друг против друга, а в случае неудачи своих интриг всячески клеветавших
на Царя. Конечно, эти люди характерно проявили себя в трудную минуту
- после отречения большая часть придворных бежала, никого не
предупредив, самым предательским образом повели себя люди, которых
Царь и Царица считали своими близкими друзьями. Непорядочно и даже
предательски по отношению к Императору вела себя и часть его
родственников.
Говоря о родственниках Николая II, членах Дома Романовых,
следует с горечью отметить, что большинство из них были людьми очень
заурядными, озабоченными личными проблемами и менее всего
думающими о России. Многие из них смотрели на царскую чету как на
источник высоких должностей, финансовых средств и обделывания
выгодных дел. Из переписки видно, какими чужими среди них
чувствовали себя Царь и Царица.
Исключение составляли ближайшие родственники Царя - его
мать Мария Федоровна, сестры Ксения и Ольга, брат Михаил. Их
отношения с Царем были искренними и сердечными. Но и здесь
существовали свои проблемы. Хотя Царица глубоко уважала и любила
мать своего супруга, в их отношениях был определенный холодок,
усилившийся в период травли Распутина. Ибо силы, которые вели эту
травлю, пытались втянуть в нее даже родственников Царя и сумели
настроить в определенном духе Марию Федоровну.
Особый узел напряженности создавался в отношениях
Императрицы со своими придворными. С самого начала Александра
Федоровна старалась найти доступ к сердцам своих придворных. "Но она
не умела это высказать, - пишет Жильяр, - и ее врожденная
застенчивость губила ее благие намерения. Она очень скоро
почувствовала, что бессильна заставить понять и оценить себя. Ее
непосредственная натура быстро натолкнулась на холодную условность
обстановки Двора... В ответ на свое доверие она ожидала найти
искреннюю и разумную готовность посвятить себя делу, настоящее
доброе желание, а вместо того встречала пустую, безличную придворную
предупредительность. Несмотря на все усилия, она не научилась
банальной любезности и искусству затрагивать все предметы слегка, с
чисто внешней благосклонностью. Дело в том, что Царица была прежде
всего искренней, и каждое ее слово было лишь выражением внутреннего
чувства. Видя себя непонятой, она не замедлила замкнуться в себе. Ее
природная гордость была уязвлена. Она все более и более уклонялась от
празднеств и приемов, которые были для нее нестерпимым бременем.
Она усвоила себе сдержанность и отчужденность, которые принимали за
надменность и презрение", - в отчаянии писала Царица супругу 20
ноября 1916 года. Для многих придворных христианские чувства Царя
были признаком его слабости. Они не могли понять, что для Царя было
проще простого управлять посредством насилия и страха. Но он этого не
хотел. Ориентируясь на народные чувства любви к Царю как выразителю
Родины, он, по-видимому, делал большую ошибку, когда распространял
эти чувства на придворных, воспитанных в западноевропейском духе
утонченного холопства перед сильными и богатыми.
Глава 7
Православие. - Живая духовная струя. - Святой Иоанн
Кронштадтский. - Оптина пустынь. - Старчество.
Православие было животворящей силой, совершавшей свое
великое служение на благо Русского народа. По данным переписи 1897
года, 70% населения страны принадлежало к Русской Церкви.
Православие духовно-нравственно скрепляло национально-
государственные начала России, для русского человека оно было больше,
чем просто религия, а глубокая духовно-нравственная основа жизни,
главное в которой добротолюбие. Русское Православие развивалось как
живая вера, состоявшая в единстве религиозного чувства и деятельности.
Оно являлось не только религиозной системой, но и состоянием души -
духовно-нравственным движением к Богу, включавшим все стороны
жизни русского человека - государственную, общественную и личную.
Русское Православие развивалось вместе с национальным сознанием и
национальным духом русского человека. По мере возвышения
национального духа возвышалось Православие, и, наоборот, разложение
национального сознания вело к вырождению Православия.
В царствование Николая II в Православии отчетливо
прослеживались две линии - одна на возвышение и торжество
Православия, другая - на его вырождение. Линия на вырождение связана
с многолетней политикой на подчинение Русской Церкви чиновничьему
произволу, насаждение формальной церковности. В XVIII-XIX веках
образовалось так называемое ученое монашество, организованное на
бюрократических началах чиновничества и карьеризма. Г. Флоровский
совершенно справедливо называл это монашество "Орденом",
создаваемым светской властью как средство властвовать в Церкви.
Именно из этого "Ордена" вышла большая часть церковного руководства,
далекого от духовных начал Православия и занятая интересами и
помыслами о карьере.
Линия формальной церковности подтачивала Православие,
отталкивала от него многие тысячи верующих, но тем не менее, как
говорят факты, в реальной церковной жизни подавлялась глубокой верой
большинства русских людей. Недостойные священники и монахи как бы
отторгались от живой массы верующих. Они искали достойных пастырей,
истинных монахов. Как никогда раньше, в годы царствования Николая II
получили распространение духовное старчество и странничество,
чувствовалось стремление к истинному русскому христианству. Росло
число построенных церквей. Причем чаще всего они возводились на
средства простых русских людей: купцов, крестьян, мещан.
Число священников (а их было всего 110 тыс. человек - очень
мало для такой большой страны) в отношении к числу церквей даже
снижалось. Вместе с тем увеличилось число монастырей и
монашествующих в них. Если в начале царствования Николая II
существовало 774 монастыря, то в 1912 году - 1005; а число монахов,
монашек и послушников в них возросло более чем в два раза. Для
коренной части Русского народа это было настоящее православное
возрождение, противостоящее антирусским силам разрушения.
Русская Православная Церковь обладала квалифицированными
духовными кадрами, обучавшимися в 57 семинариях и 186 духовных
училищах. Православные семинарии ежегодно давали России 2 тыс.
новых священников. Для воспитания русских детей в духе Православия и
любви к Родине Русская Церковь открывала церковноприходские школы.
К 1899 году число этих школ достигло 43 тыс. (т.е. были почти при всех
русских церквах), а число учащихся в них - около 2 млн. Эти школы
были доступны для всех русских детей. В них приходские священники
учили молитве, истории Ветхого и Нового Заветов, церковному
катехизису, церковнославянскому языку и церковному пению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
дневников и переписки, все это причиняло ему страшные моральные
страдания. Твердая убежденность хранить основы и традиции России в
сочетании с чувством глубокой ответственности за ее судьбу делала
Императора Николая II подвижником идеи, за которую он отдал свою
жизнь.
"Вера в Бога и в свой долг царского служения, - пишет историк
С. С. Ольденбург, - были основой всех взглядов Императора Николая II.
Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он
отвечает за них перед Престолом Всевышнего. Другие могут советовать,
другие могут Ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем.
Из этого вытекало и отношение к ограничению власти - которое Он
считал переложением ответственности на других, не призванных, и к
отдельным министрам, претендовавшим, по Его мнению, на слишком
большое влияние в государстве. "Они напортят - а отвечать мне".
Воспитатель Наследника Престола Жильяр отмечал
сдержанность и самообладание Николая Александровича, его умение
управлять своими чувствами. Даже по отношению к неприятным для него
людям Император старался держать себя как можно корректней.
Однажды С.Д. Сазонов (министр иностранных дел) высказал свое
удивление по поводу спокойной реакции Императора в отношении
малопривлекательного в нравственном отношении человека, отсутствия
всякого личного раздражения к нему. И вот что сказал ему Император:
"Эту струну личного раздражения мне удалось уже давно заставить в себе
совершенно замолкнуть. Раздражительностью ничему не поможешь, да к
тому же от меня резкое слово звучало бы обиднее, чем от кого-нибудь
другого".
"Что бы ни происходило в душе Государя, - вспоминает С.Д.
Сазонов, - он никогда не менялся в своих отношениях к окружающим
его лицам. Мне пришлось видеть его близко в минуту страшной тревоги
за жизнь единственного сына, на котором сосредоточивалась вся его
нежность, и кроме некоторой молчаливости и еще большей
сдержанности, в нем ничем не сказывались пережитые им страдания".
"Во внешности Николая II, - писала жена английского посла
Бьюкенена, - было истинное благородство и обаяние, которое, по всей
вероятности, скорей таилось в его серьезных, голубых глазах, чем в
живости и веселости характера".
Характеризуя личность Николая II, немецкий дипломат граф Реке
считал Царя человеком духовно одаренным, благородного образа мыслей,
осмотрительным и тактичным. "Его манеры, - писал дипломат,
настолько скромны и он так мало проявляет внешней решимости, что
легко прийти к выводу об отсутствии у него сильной воли; но люди, его
окружающие, заверяют, что у него весьма определенная воля, которую он
умеет проводить в жизнь самым спокойным образом". Упорную и
неутомимую волю в осуществлении своих планов отмечает большинство
знавших Царя людей. До тех пор пока план не был осуществлен, Царь
постоянно возвращался к нему, добиваясь своего. Уже упомянутый нами
историк Ольденбург замечает, что у "Государя, поверх железной руки,
была бархатная перчатка. Воля его была подобна не громовому удару.
Она проявлялась не взрывами и не бурными столкновениями; она скорее
напоминала неуклонный бег ручья с горной высоты к равнине океана. Он
огибает препятствия, отклоняется в сторону, но, в конце концов, с
неизменным постоянством, близится к своей цели".
Долгое время было принято считать, что Царь подчинял свою
волю Царице, мол, она обладала более твердым характером, духовно
руководила им. Это неправильный и очень поверхностный взгляд на их
взаимоотношения. Можно привести множество примеров, в их письмах
они встречаются часто, как Государь неуклонно проводил свою волю,
если чувствовал правильность своего решения. Но его можно было
убедить отменить свое решение, если он обнаруживал свою ошибку и
справедливость утверждений Царицы. Государыня не давила на супруга, а
действовала убеждением. И если она чем-то и влияла на него, то добротой
и любовью. Царь был очень отзывчив на эти чувства, так как среди
многих родственников и придворных он чаще всего ощущал фальшь и
обман. Читая царские письма, убеждаемся, с какой настойчивостью
Николай II проводил свои планы и отвергал предложения любимой им
жены, если считал их ошибочными.
Кроме твердой воли и блестящего образования, Николай обладал
всеми природными качествами, необходимыми для государственной
деятельности. Прежде всего огромной трудоспособностью. В случае
необходимости он мог работать с утра до поздней ночи, изучая
многочисленные документы и материалы, поступавшие на его имя.
(Кстати говоря, охотно он занимался и физическим трудом - пилил
дрова, убирал снег и т.п.) Обладая живым умом и широким кругозором,
Царь быстро схватывал существо рассматриваемых вопросов. Царь имел
исключительную память на лица и события. Он помнил в лицо большую
часть людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, а таких людей
были тысячи.
Император Николай II, отмечал историк Ольденбург, да и многие
другие историки и государственные деятели России, обладал совершенно
исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких
речей, этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное,
искусственное, всякая широковещательная реклама. В тесном кругу, в
разговоре с глазу на глаз, он умел обворожить собеседников, будь то
высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие
серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти
природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием.
"Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне
царствующий Император Николай II", - писал граф Витте уже в ту пору,
когда он по существу являлся личным врагом Императора.
Характерной черточкой к портрету Царя является его отношение
к одежде, бережливость и скромность в быту. Слуга, бывший при нем еще
с молодых лет, рассказывает: "Его платья были часто чинены. Не любил
он мотовства и роскоши. Его штатские костюмы велись у него с
жениховских времен, и он пользовался ими". Уже после убийства в
Екатеринбурге были найдены военные шаровары Царя - на них были
заплаты, а внутри левого кармана надпись-пометка: "Изготовлены 4
августа 1900 г., возобновлены 8 октября 1916 года".
Более семидесяти лет правилом для либеральных и советских
историков и литераторов была обязательно отрицательная оценка
личности Николая II. Многое было перевернуто с ног на голову. И чем
ближе российский государственный деятель стоял к нашему времени, чем
крупнее он был как историческая личность, тем нетерпимей и
оскорбительней была оценка его деятельности. Например, по мнению
Троцкого, дореволюционная Россия была неспособна рождать крупных
политических деятелей, а обречена создавать лишь жалкие копии
западных. В русле этой традиции советские историки приписывали
Николаю II все унизительные характеристики: от коварства,
политического ничтожества и патологической жестокости до
алкоголизма, разврата и морального разложения. История расставила все
на свои места. Под лучами ее прожекторов вся жизнь Николая II и его
политических оппонентов просвечена до малейших подробностей. При
этом свете стало ясно, кто есть кто.
Иллюстрируя "коварство" Царя, казенные советские историки
обычно приводили пример, как Николай II снимал некоторых своих
министров без всякого предупреждения. Сегодня он мог милостиво
разговаривать с министром, а завтра прислать ему отставку. Серьезный
исторический анализ показывает, что Царь ставил дело Российского
государства выше отдельных личностей (и даже своих родственников). И
если, по его мнению, министр или сановник не справлялся с делом, он
убирал его вне зависимости от прежних заслуг. В последние годы
правления Царь испытывал кризис окружения (недостаток надежных,
способных людей, разделявших его идеи). Значительная часть самых
способных государственных деятелей стояла на западнических позициях,
а люди, на которых Царь мог положиться, не всегда обладали нужными
деловыми качествами. Отсюда постоянная смена министров.
Как всякий Монарх, Николай II имел большой Двор и множество
придворных. Так было заведено столетиями. Жизнь Двора подчинялась
строго соблюдаемому этикету.
Царский Двор в то время был самым блестящим и богатым в
мире и мог быть сравним только с великолепием Двора французских
королей Людовиков XIV и XV. Роскошь его не являлась исконной чертой
русской монархии, а была заведена преимущественно императорами-
западниками - такими, как Анна Иоанновна и Екатерина II. Этикет был
заимствован у зарубежных Дворов, и прежде всего у Габсбургов. И сам
Государь, и его жена, и дети должны были следовать всем правилам
этикета, хотя не любили этой внешней казовой стороны своего
положения. Каждый шаг Царя и Царицы контролировался охраной. "Эта
охрана, - писала А.А. Вырубова, - была одним из тех неизбежных зол,
которые окружали Их Величества. Государыня в особенности тяготилась
и протестовала против этой "охраны"; она говорила, что Государь и она
хуже пленников. Каждый шаг Их Величеств записывался,
подслушивались даже разговоры по телефону. Ничто не доставляло Их
Величествам большего удовольствия, как "надуть" полицию; когда
удавалось избегнуть слежки, пройти или проехать там, где их не ожидали,
они радовались, как школьники".
Очень важно отметить, что и Царь, и Царица были заложниками
той системы, которая сложилась задолго до них. Из переписки и
дневников видно, как одиноко они чувствовали себя в придворной жизни.
Искренности, скромности и даже застенчивости императорской четы
противостояла, по сути дела, в моральном смысле глубоко развращенная
придворная среда. Здесь было множество лиц, желавших угодить
Государю, чтобы получить какие-то выгоды, постоянно интриговавших
друг против друга, а в случае неудачи своих интриг всячески клеветавших
на Царя. Конечно, эти люди характерно проявили себя в трудную минуту
- после отречения большая часть придворных бежала, никого не
предупредив, самым предательским образом повели себя люди, которых
Царь и Царица считали своими близкими друзьями. Непорядочно и даже
предательски по отношению к Императору вела себя и часть его
родственников.
Говоря о родственниках Николая II, членах Дома Романовых,
следует с горечью отметить, что большинство из них были людьми очень
заурядными, озабоченными личными проблемами и менее всего
думающими о России. Многие из них смотрели на царскую чету как на
источник высоких должностей, финансовых средств и обделывания
выгодных дел. Из переписки видно, какими чужими среди них
чувствовали себя Царь и Царица.
Исключение составляли ближайшие родственники Царя - его
мать Мария Федоровна, сестры Ксения и Ольга, брат Михаил. Их
отношения с Царем были искренними и сердечными. Но и здесь
существовали свои проблемы. Хотя Царица глубоко уважала и любила
мать своего супруга, в их отношениях был определенный холодок,
усилившийся в период травли Распутина. Ибо силы, которые вели эту
травлю, пытались втянуть в нее даже родственников Царя и сумели
настроить в определенном духе Марию Федоровну.
Особый узел напряженности создавался в отношениях
Императрицы со своими придворными. С самого начала Александра
Федоровна старалась найти доступ к сердцам своих придворных. "Но она
не умела это высказать, - пишет Жильяр, - и ее врожденная
застенчивость губила ее благие намерения. Она очень скоро
почувствовала, что бессильна заставить понять и оценить себя. Ее
непосредственная натура быстро натолкнулась на холодную условность
обстановки Двора... В ответ на свое доверие она ожидала найти
искреннюю и разумную готовность посвятить себя делу, настоящее
доброе желание, а вместо того встречала пустую, безличную придворную
предупредительность. Несмотря на все усилия, она не научилась
банальной любезности и искусству затрагивать все предметы слегка, с
чисто внешней благосклонностью. Дело в том, что Царица была прежде
всего искренней, и каждое ее слово было лишь выражением внутреннего
чувства. Видя себя непонятой, она не замедлила замкнуться в себе. Ее
природная гордость была уязвлена. Она все более и более уклонялась от
празднеств и приемов, которые были для нее нестерпимым бременем.
Она усвоила себе сдержанность и отчужденность, которые принимали за
надменность и презрение", - в отчаянии писала Царица супругу 20
ноября 1916 года. Для многих придворных христианские чувства Царя
были признаком его слабости. Они не могли понять, что для Царя было
проще простого управлять посредством насилия и страха. Но он этого не
хотел. Ориентируясь на народные чувства любви к Царю как выразителю
Родины, он, по-видимому, делал большую ошибку, когда распространял
эти чувства на придворных, воспитанных в западноевропейском духе
утонченного холопства перед сильными и богатыми.
Глава 7
Православие. - Живая духовная струя. - Святой Иоанн
Кронштадтский. - Оптина пустынь. - Старчество.
Православие было животворящей силой, совершавшей свое
великое служение на благо Русского народа. По данным переписи 1897
года, 70% населения страны принадлежало к Русской Церкви.
Православие духовно-нравственно скрепляло национально-
государственные начала России, для русского человека оно было больше,
чем просто религия, а глубокая духовно-нравственная основа жизни,
главное в которой добротолюбие. Русское Православие развивалось как
живая вера, состоявшая в единстве религиозного чувства и деятельности.
Оно являлось не только религиозной системой, но и состоянием души -
духовно-нравственным движением к Богу, включавшим все стороны
жизни русского человека - государственную, общественную и личную.
Русское Православие развивалось вместе с национальным сознанием и
национальным духом русского человека. По мере возвышения
национального духа возвышалось Православие, и, наоборот, разложение
национального сознания вело к вырождению Православия.
В царствование Николая II в Православии отчетливо
прослеживались две линии - одна на возвышение и торжество
Православия, другая - на его вырождение. Линия на вырождение связана
с многолетней политикой на подчинение Русской Церкви чиновничьему
произволу, насаждение формальной церковности. В XVIII-XIX веках
образовалось так называемое ученое монашество, организованное на
бюрократических началах чиновничества и карьеризма. Г. Флоровский
совершенно справедливо называл это монашество "Орденом",
создаваемым светской властью как средство властвовать в Церкви.
Именно из этого "Ордена" вышла большая часть церковного руководства,
далекого от духовных начал Православия и занятая интересами и
помыслами о карьере.
Линия формальной церковности подтачивала Православие,
отталкивала от него многие тысячи верующих, но тем не менее, как
говорят факты, в реальной церковной жизни подавлялась глубокой верой
большинства русских людей. Недостойные священники и монахи как бы
отторгались от живой массы верующих. Они искали достойных пастырей,
истинных монахов. Как никогда раньше, в годы царствования Николая II
получили распространение духовное старчество и странничество,
чувствовалось стремление к истинному русскому христианству. Росло
число построенных церквей. Причем чаще всего они возводились на
средства простых русских людей: купцов, крестьян, мещан.
Число священников (а их было всего 110 тыс. человек - очень
мало для такой большой страны) в отношении к числу церквей даже
снижалось. Вместе с тем увеличилось число монастырей и
монашествующих в них. Если в начале царствования Николая II
существовало 774 монастыря, то в 1912 году - 1005; а число монахов,
монашек и послушников в них возросло более чем в два раза. Для
коренной части Русского народа это было настоящее православное
возрождение, противостоящее антирусским силам разрушения.
Русская Православная Церковь обладала квалифицированными
духовными кадрами, обучавшимися в 57 семинариях и 186 духовных
училищах. Православные семинарии ежегодно давали России 2 тыс.
новых священников. Для воспитания русских детей в духе Православия и
любви к Родине Русская Церковь открывала церковноприходские школы.
К 1899 году число этих школ достигло 43 тыс. (т.е. были почти при всех
русских церквах), а число учащихся в них - около 2 млн. Эти школы
были доступны для всех русских детей. В них приходские священники
учили молитве, истории Ветхого и Нового Заветов, церковному
катехизису, церковнославянскому языку и церковному пению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128