А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Напряженная работа в мэрии, масса бумаг, бесконечные встречи и совещания, да ещё предвыборная гонка, а годы дают себя знать, не тридцать лет. Прибавь к этому темный бизнес со всей его нервотрепкой, сразу начнешь ценить каждую минуту покоя.
Не продрав глаз, да и ни к чему это в глухой темноте, он зашаркал шлепанцами в сторону окна, машинально огибая тумбочку с телевизором. Всякий человек способен ходить вслепую по собственной квартире. Только взявшись за плотную штору, Будякин наконец открыл глаза и - не решился. Рука замерла, словно примороженная. Неожиданная мысль обдала холодом, заставила застыть неподвижно. В голове сработал какой-то недремлющий сторожок и кивнул, предупреждая: "Стой! Опасно для жизни!" Там, за окном, притаилась смерть. Будякин сразу замерз в тонкой пижамке. Дрожа в ознобе, он медленно попятился, выскользнув из шлепанцев, и на цыпочках вернулся к кровати. Супруга как ни в чем не бывало сопела на своей половине, горячая, в перекрученной влажной рубашке.
- Спишь, что ли, корова? - Будякин толкнул супругу ладонью в рыхлое плечо. - Посмотри, что там в окне брякает. Я схожу воды попью.
Он никогда с ней особо не церемонился и в грош не ставил. Тридцать лет назад он, молодой сменный мастер сборочного производства, так уж получилось, женился на девушке из своего цеха. С тех пор утекло много воды. Дети выросли и живут своими семьями. Будякин ценой неимоверных усилий сделал карьеру. А эта так и осталась коровой, недостойной своего мужа. И деваться некуда, приходится терпеть.
Иногда ему хотелось её просто убить. Не самому, конечно, а намекнуть Старкову. Этого терминатора хлебом не корми, дай только кого-нибудь прикончить. "А может, это мое призвание - людей мочить. Всякий талант имеет право развиваться и совершенствоваться," - вспомнилось некстати любимое присловье отставного старлея. Но в последний момент Будякину всегда не хватало решимости разделаться с нелюбимой женой, он шел на попятную. Тридцать лет вместе - это уже привычка, которую нелегко сломать.
Но если бы его Рая вдруг погибла в автокатастрофе, или её грохнула пудовая сосулька, сорвавшаяся с карниза Дома мод... Вот это и есть - на свободу с чистой совестью. О, как бы он был безутешен, как бы мужественно страдал! Все бы сочувствовали, скорбели вместе с ним. Трагическое звание вдовца - это вам не разведенный. Да и нельзя в его положении разводиться. Это грозит потерей авторитета и доверия в высших эшелонах власти. "Ишь, скажут, - шустрый какой. Самый умный, что ли? Все бы так разводились и женились на молоденьких. Нет уж, мучайся, как все, или проваливай из нашего клана."
И сейчас, отправляя жену выяснять источник подозрительных звуков, Будякин со страхом и трепетом ждал, что случится. Он чувствовал, что здесь какая-то ловушка, ответный ход проклятого Паука. Или кто другой из многочисленных врагов подсуетился - хрен редьки не слаще. Сунешься к окну, а тебе пулю в лоб или бомбу рванут. Осторожно проскользнув в соседнюю комнату, Будякин встал в простенок и прислушался. Никаких выстрелов не последовало. Спустя некоторое время заскрипели кроватные пружины, жена вернулась на место. Облегченно вздохнув, он тоже возвратился в постель и как можно равнодушней спросил:
- Ну, что там такое?
- Да, ерунда, - зевнула жена, - веревка какая-то болтается. Спи.
Будякин пулей вылетел из спальни. Ну, дура! Ну, корова! Он сразу понял, что это проделка в стиле Черного Паука. После того, как Паук улизнул из-под самого носа целого отряда вышколенных убийц, да ещё прикончил троих, от него можно было ожидать чего угодно. Хотя прямого нападения, столь наглого и скорого, Будякин не предполагал.
Почему-то, как всякий начальник, он считал себя неуязвимым для разной жизненной мелкоты, черного люда и прочих смердов. Вот более высокого начальства, правоохранительных органов и настоящих киллеров стоило опасаться, это не стыдно, а, наоборот, свидетельствует о крутизне человека, идущего по краю. Правда, чем круче, тем легче он преодолевает эти опасности. На более высокое место надо сесть самому, органы купить с потрохами, а киллеров нанять к себе на службу, чтобы разделались с бывшими хозяевами.
Он торопливо прошлепал в кабинет. Тонкие зеленые цифирки электронных часов четко светились в темноте, показывая начало четвертого. Стараясь шуметь поменьше, Будякин выдвинул верхний ящик письменного стола и нашарил ключ от металлического шкафчика, где хранилось его охотничье оружие. Начальству положено на досуге охотиться, а не марки собирать. Это аристократично и мужественно. Но на охоту он выезжал не чаще одного раза в год, да и то по необходимости, ради неформального общения с нужными людьми. Челядь жарила шашлыки, студила в роднике водку, иногда начальники стреляли по уткам, чаще - по пустым бутылкам.
Сейчас Будякин не мог вспомнить, есть у него патроны или нет. Поэтому, отперев шкафчик, сразу принялся ощупывать нижнее отделение, предназначенное для хранения боеприпасов. Облегченно вздохнул, натолкнувшись на тяжелый магазин для автоматической "Сайги", набитый патронами. Карабин подарили ему на пятидесятилетие. Красивое оружие четыреста десятого калибра совершенно не годилось для охоты, но сейчас оказалось как нельзя кстати.
Действуя по-прежнему на ощупь, Будякин вытащил карабин, примкнул магазин, передернул затвор и прислушался. И тут же уловил знакомый стук со стороны задернутого окна. Проклятый Паук словно следовал за всеми его перемещениями. Направив ружейный ствол на штору, Будякин другой рукой снова полез в шкафчик и вытащил двустволку.
Ежась в остывшей пижаме, нашел два патрона подходящего калибра. В темноте нельзя было определить, чем они заряжены, пулей или мелкой дробью, и он вставил их в ружье просто наудачу. Когда проходил через гостиную, то и здесь его настигло тихое постукивание. О стекло лоджии тоже брякала толстая веревка. Снова растолкав задремавшую было жену, он сунул ей в руки двустволку и скомандовал:
- Держи палец на спуске. Если кто в окно полезет, стреляй сразу. Поняла?
- А что случилось-то? - та уселась на кровати. - Кто полезет?
- Туда смотри! - разозлился Будякин. - Ну, коровища тупая! Где ружье? Вот так, - он на ощупь усадил её лицом к окну, придал двустволке правильное направление, - руку так сделай, палец сюда. Кто полезет, кто полезет, передразнил с раздражением, - да на тебя верблюд горбатый за мешок овса в голодный год и тот не полезет.
Сам он уселся в угол за кровать, положил на колени телефонный аппарат, взятый с прикроватной тумбочки, включил подсветку и принялся сбивчиво тыкать в клавиши. Номер Старкова вспоминался почему-то плохо, по цифирке. И тут оглушительно грохнул выстрел, разорвав темноту яркой вспышкой. Зазвенели осыпающиеся стекла. Холодный ветер ворвался в спальню, раздувая дырявые шторы. Будякин распластался на полу, забыв сразу и про телефон, и про десятизарядный автомат. Жена громко взвизгнула и виновато сказала:
- Я случайно... Оно само стрельнуло...
Он хотел врезать ей по физиономии, но промахнулся в темноте. Серафима колотила крупная дрожь. Он так съежился от страха, что сейчас собственная кожа показалась ему мала, а руки плохо слушались.
- Сволочь, сволочь, ах, ты, сволочь, - шептал он как заведенный, не в силах унять дрожь. Ругательства относились в первую очередь к жене, потом к Старкову, который всегда убеждал, что на квартиру на третьем этаже нападать никто не станет. И к проклятому Черному Пауку, потому что он все-таки напал. И к Горелову, не предусмотревшему подобного развития событий. И к самой этой сволочной ситуации.
Отобрав ружье у жены, которая, наконец-то, тоже перепугалась, Будякин снова уселся в угол и набрал номер Старкова. Тот, паразит, ответил только после третьего или четвертого сигнала.
- Дрыхнешь! - злым шепотом прошипел в трубку Будякин. - А ко мне уже в окно ломятся.
- Тревога! - воскликнул Старков, явно обращаясь к своему войску, и Будякину послышалась какая-то возня, наверное, проснувшиеся "старфорсы" кинулись одеваться. - Так, жена пусть ляжет в ванну и не высовывается, а вы возьмите ружье и сядьте в прихожей за холодильник. - (Хлебом гада не корми, позволь только вволю поинструктировать.) - Стреляйте без размышлений. Я через две минуты буду. Держите меня в курсе. Вы по сотовому говорите?
- Нет! - рявкнул Будякин и снова зашипел: - Где я его, твою мать, искать буду в темноте?
- Перезваниваю на сотовый, кладите трубку, - распорядился Старков и отключился.
- В ванну её, стерву, - продолжал шипеть Серафим, - может и водички налить тепленькой, поплескаться? Ты что, не слышала, дура? - заорал на всхлипывающую жену. - В ванну беги ложись! А то ещё шальную пулю схватишь, за-ра-за...
Засвиристел в темноте сотовый телефон. Кажется на столе. Будякин пополз к нему по ковру, волоча за собой ружье. Жена медленно зашаркала ногами в сторону ванной. Серафим приподнялся, нашарил на столе пиликающую трубку. Торопливо на ощупь раскрыл.
- Как обстановка? - спокойно спросил Старков. - Я уже в машине. Расскажите, что случилось.
- Во всех окнах болтаются какие-то веревки. Жена сдуру выстрелила в окно в спальне.
- Там кто-нибудь был?
- Не знаю. Темно, - шипел Будякин. - Говорит, случайно на курок нажала.
- А-а, ну, тогда ничего страшного. Главное, не простыньте сейчас. Стекла-то вылетели?
- А ты не зубоскаль! - рассердился Будякин.
И тут в дверь длинно позвонили. Будякин так и застыл с раскрытым ртом. Он услышал, что жена с кем-то разговаривает через дверь. Потом забрякали замки.
- Сеня, милиция приехала! - крикнула из коридора жена. - Спрашивают, что случилось?
- Ну так и скажи, как в окно пальнула! - Он снова поднес мобильник ко рту. - Слышь, Старков, милиция уже явилась, а ты где?
- Уже на подходе, тридцать секунд, - отозвался командир "старфорсов". - Горелову надо звонить?
- Звони конечно! И жду тебя!
Будякин закрыл трубку, выключая связь. Прошел в прихожую, где уже горел свет. Молоденький сержант переминался с ноги на ногу, слегка робея перед богатой обстановкой начальственной квартиры.
- Я извиняюсь, сообщили, что у вас были слышны выстрелы.
- Один выстрел всего, да и тот в окно, - недовольным тоном сообщил Будякин и неприязненно взглянул на сержантика.
- Степанов докладывает, - милиционер ткнулся лицом в черный брусок рации, - хозяин квартиры подтверждает один выстрел в окно.
Рация прохрипела и прогавкала в ответ что-то нечленораздельное. Но сержант, наверное, умел переводить этот хрип и лай на человеческий язык, потому что снова спросил у Будякина:
- Фамилия ваша как?
- Серафим Будякин, - мрачно представился заместитель мэра и поковылял вон из коридора.
Сержант повторил и рация буквально взорвалась хриплым лаем.
- Товарищ Будякин! - закричал милиционер. - Не подходите к окну, не затаптывайте следы преступления. Сейчас подъедет опергруппа. Мне велено тоже пока здесь оставаться.
- Да пошел ты! - чуть слышно выругался Будякин, уходя в глубь квартиры. Тут снова заверещал мобильник, и Серафим сунулся носом в раскрытую трубку: - Кто?
- Это Горелов говорит, - раздался заспанный голос, - Старков позвонил сейчас. Вроде, какие-то проблемы образовались?
- Образовались, сударь мой, образовались, - сказал Будякин таким ледяным голосом, что у Горелова замерзло ухо, к которому он прижимал телефонную трубку. - У меня за окном кто-то висел на веревочке.
- Страшное дело, - Горелов громко зевнул. Невозможно было распознать по интонации, то ли он сочувствует, то ли издевается. - Вы милицию вызвали?
- Сама приехала, - снова дыхнул холодом Будякин, - жду опергруппу.
- Действительно, страшное дело, - сразу оживился Горелов. - А вы за мной машину не пришлете? Похоже, мое присутствие лишним не будет. Надо ковать железо, пока горячо.
- Старкову перезвони. Где я тебе среди ночи машину найду? рассердился Будякин. - Или частника лови.
По темным окнам со стороны улицы зашарил яркий круг света, отбрасывая на потолок ажурные тени. Наверное, подкатил Старков со своей бандой, машет фонариком и ищет вчерашний день. Все это ещё больше раздражало Будякина. Он включил свет, теперь нечего было опасаться. Холодный воздух вливался сквозь расстекленные дробью рамы, колыхалась издырявленная штора, словно помирала и никак не могла издохнуть. Серафим натянул пиджак прямо на пижамную куртку, чтоб не было так зябко.
В дверь снова позвонили. Явился довольный Старков в расстегнутой пятнистой куртке, под которой была надета только безрукавая полосатая тельняшка. Видать, так спешил, что успел натянуть лишь штаны да ботинки, а в майке спал. В одной руке Старков держал длинный черный фонарь, в другой, словно дохлую крысу за хвост, кусок толстой веревки с пластмассовым паучком на конце.
- Вот, - радостно протянул веревку, - на земле валялася среди стекла. Наверное, выстрелом оборвало. А никого из посторонних не обнаружено.
- И на кой хрен ты это сюда припер? - Будякинское раздражение вырвалось наружу. - Просили же следы не затаптывать!
- Кто просил-то? Мое дело территорию проверить. Я проверил, докладываю. А этой фигни там ещё навалом, на всех окнах висят.
Будякин подошел к ближайшему окну, отвел тяжелую штору, путаясь в ней рукой. прислонился лбом к влажному и холодному стеклу, вглядываясь в темноту. Внизу в свете автомобильных фар стоял человек и, задрав телекамеру, вел объективом по фасаду. Будякин отпрянул, торопливо вернул штору на место и нервно расправил складки.
- Слушай, немедленно останови телесъемку. Ты машину за Гореловым послал?
- А что, надо было? - удивился Старков. - Я думал, он так звонит, выслуживается только.
- Я тебе деньги плачу, чтобы ты действовал, а не думал! - зарычал Будякин. - Думает у меня как раз Горелов. Понял? Сам за ним поезжай и время не тяни.
Будякин давно заметил, что Старков, мягко говоря, недолюбливает Горелова. То ли ревнует, заметив, что шеф исполняет все указания очкастого умника, то ли завидует тем деньгам, которые утекают в "Бюро социальных технологий". Да, и то, и другое, скорее всего. Насчет денег - точно. Мало того, что прирожденный убийца, так ещё и жадина. Спецназовцев своих на полуголодном солдатском пайке держит, все под себя гребет. Правда, надо признать, на спецтехнику, оружие и снаряжение денег не жалеет.
Милицию, оказывается, вызвали соседи, разбуженные громким выстрелом. Мало того, кто-то из этих завистливых негодяев брякнул на телевидение, и через пять минут примчалась репортерская бригада самого гнусного и популярного информационного канала, чтобы, сопроводив съемки глумливым комментарием, просмаковать событие в эфире и выставить кандидата в депутаты на всеобщее посмешище.
Милиция телевизионщиков, естественно, не остановила, этим пришлось заниматься дуболомам Старкова. Те не нашли другого способа, кроме как отобрать камеру и дать оператору в глаз. Эту гнусную сцену засняла телегруппа конкурирующего канала, подоспевшая чуть позже, но сразу включившаяся в работу. Поскольку ночная стрельба в квартире крупного чиновника, да ещё кандидата в депутаты Государственной Думы, - дело чрезвычайное, к месту происшествия прибыло и кое-какое милицейское начальство. Не надо забывать, что управление МВД располагалось рядом, а немало начальников обитало здесь же в "Царском селе", а кое-кто даже в этом самом доме. Отнятую телекамеру пришлось возвратить, но скандал уже набрал обороты.
Репортеры принялись выяснять, что это за типы в камуфляже позволяют себе подобные вольности. "Старфорсы", не обученные разговаривать по-людски, а предпочитающие сразу бить в лоб, принялись жестикулировать, демонстрируя агрессивную боевитость и нервную взвинченность, и вылили на журналистов весь словарный запас, принесенный из армии и приобретенный на гражданке.
Кто-то из милицейских боссов, живущий по соседству и явившийся на шум в ботинках на босу ногу, трикотажных штанах и полушубке без погон на голое тело, попытался властным голосом угомонить непонятных ребят. "Звездные рейнджеры" и его поперли махровым матом. Начальник побагровел и, подойдя к приткнувшейся у подъезда оперативной машине, сказал майору, узнавшему его в лицо и вытянувшемуся в струнку:
- Соедини-ка меня с оперативным дежурным по городу...
Еще через минуту вызванные по радио омоновцы уже покидали в тюремного вида автобус троих наиболее активных ребят Старкова, чтобы выяснить, кто такие и откуда взялись. Ликующие телевизионщики продолжали снимать. Они пытались интервьюировать каждого, кто появлялся в кадре: разбуженных соседей, которые сами спрашивали: "А что случилось?", милиционеров и даже присмиревших "старфорсов".
Один из милицейских чинов, сам ещё не разобравшийся, в чем делом, и ориентированный только невнятным докладом из третьих уст, привычно сказал в объектив:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38