Они ждут п
од этими окнами, ваша честь! Скажите им то слово, которое позволит им со сп
окойной душой строить планы на будущее! Поразите дракона сомнения, заста
вившего сегодня дрогнуть миллионы сердец, заставившего миллионы рук тр
ястись, запирая двери родного жилища!
Злодеяние, столь гнусное и кровавое, нарушает ход жизни, совершающей сво
й обыденный круг. Чем страшнее преступление, тем большей смутой, тревого
й, ужасом объят мирный город, где оно случилось; тем беспомощнее перед ним
честные граждане.
Верните же душевное равновесие тем из нас, кто еще уцелел, чтобы мы могли с
покойно трудиться и пожинать обильную жатву жизни. Ваша честь, во имя Бог
а Всевышнего я требую: будьте милосердны к нам!
Голос Бэкли все еще гудел у Биггера в ушах, но суматоха, поднявшаяся в зале
, дала ему понять, что речь окончена. Несколько газетных репортеров проди
рались сквозь толпу, спеша к выходу. Бэкли вытер свое красное лицо и сел. С
удья постучал, призывая к порядку, и сказал:
Ц Суд удаляется на один час.
Макс вскочил на ноги.
Ц Ваша честь, это невозможно… Как же так?.. Это слишком короткий срок… Вы, з
начит…
Ц Через час суд объявит свое решение, Ц сказал судья.
Со всех сторон кричали. Биггер видел, что у Макса шевелятся губы, но не мог
разобрать слов. Потом мало-помалу толпа утихла. Биггер видел, как изменил
ось выражение на всех лицах. Он понял, что вопрос уже решен. Он понял, что до
лжен умереть.
Ц Ваша честь, Ц сказал Макс прерывающимся от волнения голосом. Ц Мне к
ажется, для того чтобы внимательно разобраться в материале свидетельск
их показаний и прений сторон, нужно больше…
Ц Суд оставляет за собой право самому решать, сколько ему нужно времени,
мистер Макс, Ц сказал судья.
Биггер знал: он погиб. Остальное было только формальностью, оттяжкой вре
мени.
Он не помнил, каким образом очутился снова в маленькой комнате; но, когда о
н вошел туда, поднос с едой все еще стоял на столе нетронутый. Он сел и посм
отрел на шестерку полисменов, молча окруживших его. На поясах у них висел
и револьверы. Выхватить один и застрелить себя? Но у него не хватило силы о
бдумать эту внезапно мелькнувшую мысль. Страх парализовал его.
Макс вошел, сел и закурил сигарету.
Ц Ну вот, голубчик мой. Придется подождать. У нас час времени.
В дверь постучали.
Ц Пожалуйста, репортеров не допускайте, Ц сказал Макс полисмену.
Ц Хорошо.
Минуты шли. От томительного ожидания у Биггера заболела голова. Он знал, ч
то Максу нечего сказать ему, и ему нечего было сказать Максу. Надо было жда
ть, и все; ждать чего-то, что он уже знал. Ему сдавило горло. Он вдруг почувст
вовал себя обманутым. Зачем вообще нужен был суд, если все равно кончилос
ь этим?
Ц Что ж, видно, кончено дело, Ц вздохнул Биггер, обращаясь больше к себе,
чем к Максу.
Ц Не знаю, Ц сказал Макс.
Ц Я знаю, Ц сказал Биггер.
Ц Увидим.
Ц Очень уж скоро он взялся все решить. Я умру, я знаю.
Ц Не нужно так, Биггер. Вы бы все-таки съели что-нибудь.
Ц Я не голоден.
Ц Это еще не конец. Я буду апеллировать к губернатору…
Ц Зря. Все равно не поможет.
Ц Как знать.
Ц Я знаю.
Макс ничего не ответил. Биггер положил голову на стол и закрыл глаза. Ему з
ахотелось, чтобы Макс ушел. Макс сделал все, что мог. Теперь пусть идет дом
ой и забудет про него.
Дверь отворилась.
Ц Через пять минут судья возвращается в зал!
Макс встал. Биггер посмотрел на его утомленное лицо.
Ц Пойдем, голубчик. Пора.
Макс пошел вперед; Биггер между двумя полисменами следовал за ним. Он не у
спел еще сесть, когда вошел судья. Он стоял, пока судья не сел, и потом устал
о опустился на свой стул. Макс встал и хотел заговорить, но судья жестом ос
тановил его.
Ц Биггер Томас, встаньте и повернитесь лицом к суду.
В зале слышался шум, и судья постучал по столу. Биггер поднялся; ноги у нег
о дрожали, и ему казалось, что его душит кошмар.
Ц Желаете ли вы о чем-либо заявить до произнесения приговора?
Он хотел открыть рот, чтобы ответить, но не смог. Да и все равно, он бы не зна
л, что сказать. Он покачал головой, туман застлал ему глаза. В зале теперь н
икто не шевелился. Судья провел языком по губам и поднял листок бумаги, ко
торый громко зашуршал в тишине.
Ц Ввиду имеющего место необычайного смятения умов суду вполне ясен его
долг, Ц сказал судья и остановился.
Биггер ощупью нашел край стола и вцепился в него пальцами.
Ц Постановление суда по делу номер 666Ц 983, по обвинению в убийстве: обвиня
емый Биггер Томас, двадцати лет, приговаривается к смертной казни, каков
ой приговор должен быть приведен в исполнение в пятницу третьего марта,
не позднее полуночи, способом, предусмотренным законами нашего штата. Ше
риф может увести обвиняемого.
Биггер понимал каждое слово; но как будто не слова, а лицо судьи было для н
его самым главным в эту минуту. Он стоял неподвижно; не мигая, он смотрел в
бледное лицо судьи. Потом он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. М
акс усадил его на место. В зале стоял невообразимый шум. Судья стучал моло
тком. Макс, стоя, что-то говорил, но за криками Биггер не мог разобрать его с
лов. Ему надели наручники и повели подземным коридором обратно в камеру.
Он лег на койку, и что-то очень глубоко внутри его сказало: вот и кончено… в
от и кончено…
Немного спустя дверь отворилась, вошел Макс и тихо сел на койку возле нег
о. Биггер отвернулся к стене.
Ц Я поеду к губернатору, Биггер. Еще не все потеряно…
Ц Уходите, Ц прошептал Биггер.
Ц Но вы…
Ц Не надо. Уходите.
Он почувствовал руку Макса на своем плече, потом руки не стала. Он услышал
, как захлопнулась стальная дверь, и понял, что остался один. Он не шевелил
ся; он лежал неподвижно, потому что ему казалось, что, если не двигаться, мо
жно ничего не чувствовать и не думать, а это было все, чего ему сейчас хоте
лось. Мало-помалу напряжение отпустило его. В темноте и безмолвии камеры
он перевернулся на спину и скрестил руки на груди. Его губы искривила жал
обная гримаса.
Инстинкт самозащиты выключил из его сознания представление о дне и ночи
, потому что, если бы он думал о том, как встает и заходит солнце, о луне, о зве
здах, о тучах и дожде, ему пришлось бы тысячу раз умереть до того, как его по
ведут на казнь. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, он обратил весь мир за с
тенами своей камеры в бесконечный серый край, где не было ни ночи, ни дня, г
де жили чужие люди, которых он не понимал, но ему хотелось хоть раз войти в
их жизнь, прежде чем умереть.
Он теперь не ел; он просто проталкивал пищу в горло, не чувствуя ее вкуса, т
олько чтобы не сосало под ложечкой от голода, чтобы не кружилась голова. И
он не спал; просто иногда он на время закрывал глаза и потом снова открыва
л их, чтобы вернуться к своим думам. Ему хотелось освободиться от всего, чт
о стояло между ним и его концом, между ним и страшным, беспощадным сознани
ем, что жизнь прошла и ничего не решено, не найден смысл, не связаны воедин
о противоречивые стремления.
Приходили к нему его мать, брат, сестра, но он просил их сидеть дома, не прих
одить больше, забыть его. Приходил черный проповедник, тот, который дал ем
у крест, но он его выгнал. Белый священник стал было его уговаривать помол
иться, но он выплеснул ему в лицо чашку горячего кофе. После этого священн
ик не раз приходил навещать других арестантов, но у его камеры больше не о
станавливался. Это дало Биггеру ощущение собственной значительности, п
очти такое же, как в вечер разговора с Максом. В том, что священник сторони
лся его и, может быть, задумывался над причинами, побуждавшими его отказы
ваться от утешений религии, уже заключалось признание его личности на ин
ых основах, чем это было обычно для священника.
Макс сказал ему, что поедет к губернатору, и больше он от него никаких изве
стий не имел. Он не надеялся, что из этого выйдет что-нибудь; в своих мыслях
и чувствах он относился к этому так, как будто оно совершалось где-то вне
его жизни и не могло ни изменить ее, ни повлиять на ее исход.
Но ему хотелось увидеть Макса и еще поговорить с ним. Он думал о речи Макса
на суде и с благодарностью вспоминал ее страстный, проникновенный тон. С
уть речи ускользала от него. Но он верил, что Макс его понимает, и хотел пер
ед смертью поговорить с ним еще раз, чтобы так ясно, как только можно, почу
вствовать смысл, заключенный в его жизни и в том, что он должен умереть. Эт
о была единственная надежда, которую он берег. Если можно что-нибудь узна
ть твердо и наверняка, он должен узнать это сам.
Ему разрешалось писать три письма в неделю, но он не написал ни одного. Ему
не с кем было поделиться и нечем, потому что он в жизни никому и ничему не о
тдавался душой, разве только убийству. Что он мог сказать своей матери, бр
ату, сестре? Из старой шайки он дружил только с Джеком, и то никогда не был т
ак близок с ним, как ему хотелось. А Бесси умерла; он убил ее.
Иногда, устав копаться в своих чувствах, он говорил себе, что это он неправ
, он плохой. Если б он мог заставить себя в это поверить, это было бы решение
. Но он не верил. Его чувства домогались ответа, которого не мог дать разум.
Он всегда острей всего жил, больше всего был самим собой, когда что-нибудь
его затрагивало достаточно сильно, чтобы за это бороться; а сейчас, в этой
камере, сильней, чем когда-либо, тревожила его неподатливая суть прожито
й жизни. Но как прежде громоздилась перед ним белая глыба, так теперь черн
ая стена смерти придвигалась все ближе с каждым пролетающим часом. И на э
тот раз уже нельзя было отбиться нанесенным вслепую ударом; смерть была
противником иным и более сильным.
Он лежал на своей койке, а руки его беспокойно шарили по всему городу, стар
аясь в клубке человеческих жизней нащупать что-нибудь близкое к тлевшим
в нем чувствам; он томился, он хотел знать. Он был одержим неистовым желан
ием слиться с окружающим миром, но он по-прежнему не знал как. Только его ч
ерное тело лежало на тюремной койке, покрытое потом агонии.
Если он Ц ничто, если это Ц все, почему же он не может умереть безколебан
ий? Кто он такой, что эта жажда знать доводит его почти доисступления? Поче
му в нем всегда живы непонятные стремления, если в мире нет ничего, что объ
яснило и удовлетворило бы их? Кем и чем определен для него этот беспокойн
ый путь? Откуда это постоянное желание того, чего нет? Откуда эта черная пр
опасть между ним и миром: здесь Ц горячая красная кровь, там Ц холодное г
олубое небо, и нет ничего, что сочетало бы в себе все, дало бы ощущение един
ства, цельности, полноты?
Неужели это так? Неужели он обречен на это Ц чувствовать и не знать, иска
ть и не находить? И в этом все, весь смысл, вся цель? В таких сомнениях и трев
огах проходили минуты. Он похудел, глаза были налиты кровью, всей кровью т
ела.
Наступил канун последнего дня. Ему теперь особенно хотелось поговорить
с Максом. Но что бы он ему сказал? Да, так оно получалось. Он не мог говорить
об этом, потому что это не укладывалось в слова; и все-таки он жил этим все в
ремя, каждую секунду.
Назавтра, в полдень, сторож подошел к его камере и просунул между прутьям
и сложенную телеграмму. Он встал и распечатал ее.
МУЖАЙТЕСЬ ГУБЕРНАТОР ОТКАЗАЛ СДЕЛАНО ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ СКОРО УВИДИМСЯ МАК
С.
Он смял телеграмму в комок и швырнул ее в угол. Ему осталось время до полун
очи. Он слыхал, что за шесть часов до срока его переоденут, обреют и потом п
ереведут в камеру смертников. Один из сторожей успокаивал его, что боять
ся нечего, потому что «как тебе наденут черный шлем с наглазниками, так че
рез восемь секунд Ц крышка». Что ж, тем лучше. Он уже обдумал план: он напря
жет все мышцы, закроет глаза, удержит дыхание и ни о чем не будет думать, по
ка они там будут приготовлять, что нужно. А потом ударит ток, и все будет ко
нчено.
Он снова лег, вытянулся на спине и стал смотреть на маленькую ярко-желтую
электрическую лампочку, свисавшую с потолка над его головой. В ней был ск
рыт смертельный огонь. Если бы сейчас вот обвилась вокруг него эта кроше
чная раскаленная спираль Ц если б кто-нибудь соединил провода с железн
ым остовом его койки, когда он будет спать, если б они убили его во сне, в глу
боком сне…
Он спал, беспокойно и некрепко, когда голос сторожа разбудил его.
Ц Томас! Твой адвокат пришел!
Он спустил ноги на пол и сел. Макс стоял у решетки. Сторож отомкнул дверь, и
Макс вошел. Биггер хотел было встать, но не встал. Макс дошел до середины к
омнаты и остановился. С минуту они смотрели друг на друга.
Ц Здравствуйте, Биггер.
Биггер молча протянул ему руку. Макс стоял перед ним, седой, спокойный, реа
льный, живой. Его появление, казалось, развеяло все смутные мечты и надежд
ы, которые Биггер мысленно связывал с ним. Он был рад, что Макс пришел, но он
растерялся.
Ц Как вы себя чувствуете?
Биггер только тяжело вздохнул в ответ.
Ц Вы мою телеграмму получили? Ц спросил Макс, садясь на койку.
Биггер кивнул.
Ц Мне очень грустно, голубчик мой…
Наступило молчание. Макс сидел рядом с ним. Человек, который прельстил ег
о обманчивым призраком надежды, был здесь. Так почему же он молчит? Вот слу
чай заговорить, последний, неповторимый случай. Он робко поднял на Макса
взгляд; Макс смотрел на него. Биггер отвел глаза. То, что он хотел сказать, б
ыло в нем гораздо сильнее, пока он оставался один; и, хотя он относил к Макс
у те чувства, в которых хотел разобраться сейчас, он не мог заговорить о ни
х, не забыв о том, что Макс здесь. Вдруг его охватил панический страх, что он
так и не сумеет заговорить. Он стал бороться с собой; он не хотел потерять
эту потребность раскрыться: она была все, что у него теперь осталось. Но в
следующую секунду ему уже показалось, что это глупо, ненужно, бессмыслен
но. Он подумал, что не стоит пытаться, и, как только он это подумал, он вдруг
услышал, что говорит хриплым, прерывистым, вымученным шепотом; звук его г
олоса должен был лучше слов донести его сокровенную мысль!
Ц Это ничего, мистер Макс… Вы не виноваты, что так случилось… Я знаю, вы сд
елали все, что могли… Ц Он замолчал, чувствуя, что все это напрасно. Потом
вдруг сразу выпалил: Ц Я знал, что так будет… Ц Он встал с койки, желание г
оворить переполняло, распирало его. Губы у него шевелились, но слова не шл
и.
Ц Я ничего не могу для вас сделать, Биггер? Ц тихо спросил Макс.
Биггер посмотрел в серые глаза Макса. Как ему вложить в этого человека по
нимание того, что ему нужно? Если б только он мог объяснить! Прежде чем он с
ообразил, что делает, он бросился к двери и схватил руками холодные сталь
ные прутья.
Ц Я… я…
Ц Что, Биггер?
Биггер медленно повернулся и пошел обратно к койке. Снова он остановился
перед Максом и поднял правую руку, собираясь заговорить. Но потом сел и оп
устил голову.
Ц Что с вами, Биггер? Может быть, вы что-нибудь хотите мне поручить? Что-ни
будь передать близким?
Ц Нет, Ц выдохнул он.
Ц О чем же вы думаете?
Ц Не знаю.
Он не мог говорить. Макс положил ему руку на плечо, и по его прикосновению
Биггер почувствовал, что Макс не понимает, не догадывается даже, что ему н
ужно, о чем он пытается рассказать. Макс находился на другой планете, беск
онечно далеко от него. Неужели никак нельзя сокрушить эту стену между ни
ми? Он рассеянно озирался по сторонам, стараясь припомнить, не слышал ли о
н от кого-нибудь таких слов, которые теперь могли бы помочь ему. Но память
ничего не подсказывала. Он прожил свою жизнь в стороне от жизни других лю
дей. Их средства общения, их привычные знаки и образы оставались недосту
пными ему. Но Макс внушил ему веру, что в глубине души все люди такие же, как
он, чувствуют то же, что и он. Из всех людей, которых он знал, конечно, только
Макс мог догадаться, что ему нужно. Так неужели Макс покинул его? Неужели М
акс, зная, что он должен умереть, выбросил его из своих мыслей и чувств, зар
анее обрек его могиле? Неужели его уже числят среди мертвых? У него задрож
али губы, глаза застлал туман. Да, Макс покинул его. Макс не друг. Злоба заки
пала в нем. Но он знал, что злоба не поможет.
Макс встал и подошел к маленькому окошку камеры; бледный солнечный луч у
пал на его седую голову. И Биггер, глядя на него, впервые за много дней увид
ел солнце; и, как только он его увидел, он ощутил реальность камеры, нестер
пимую тесноту ее четырех стен. Он оглянулся на себя; желтый столб света уп
ирался в его грудь, точно свинцовая палица. Судорожно ловя воздух, он весь
подался вперед и закрыл глаза. Нет, это не белая глыба громоздилась перед
ним; не Гэс, насвистывая песенку, шел в биллиардную Дока, чтобы вести его н
а грабеж;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
од этими окнами, ваша честь! Скажите им то слово, которое позволит им со сп
окойной душой строить планы на будущее! Поразите дракона сомнения, заста
вившего сегодня дрогнуть миллионы сердец, заставившего миллионы рук тр
ястись, запирая двери родного жилища!
Злодеяние, столь гнусное и кровавое, нарушает ход жизни, совершающей сво
й обыденный круг. Чем страшнее преступление, тем большей смутой, тревого
й, ужасом объят мирный город, где оно случилось; тем беспомощнее перед ним
честные граждане.
Верните же душевное равновесие тем из нас, кто еще уцелел, чтобы мы могли с
покойно трудиться и пожинать обильную жатву жизни. Ваша честь, во имя Бог
а Всевышнего я требую: будьте милосердны к нам!
Голос Бэкли все еще гудел у Биггера в ушах, но суматоха, поднявшаяся в зале
, дала ему понять, что речь окончена. Несколько газетных репортеров проди
рались сквозь толпу, спеша к выходу. Бэкли вытер свое красное лицо и сел. С
удья постучал, призывая к порядку, и сказал:
Ц Суд удаляется на один час.
Макс вскочил на ноги.
Ц Ваша честь, это невозможно… Как же так?.. Это слишком короткий срок… Вы, з
начит…
Ц Через час суд объявит свое решение, Ц сказал судья.
Со всех сторон кричали. Биггер видел, что у Макса шевелятся губы, но не мог
разобрать слов. Потом мало-помалу толпа утихла. Биггер видел, как изменил
ось выражение на всех лицах. Он понял, что вопрос уже решен. Он понял, что до
лжен умереть.
Ц Ваша честь, Ц сказал Макс прерывающимся от волнения голосом. Ц Мне к
ажется, для того чтобы внимательно разобраться в материале свидетельск
их показаний и прений сторон, нужно больше…
Ц Суд оставляет за собой право самому решать, сколько ему нужно времени,
мистер Макс, Ц сказал судья.
Биггер знал: он погиб. Остальное было только формальностью, оттяжкой вре
мени.
Он не помнил, каким образом очутился снова в маленькой комнате; но, когда о
н вошел туда, поднос с едой все еще стоял на столе нетронутый. Он сел и посм
отрел на шестерку полисменов, молча окруживших его. На поясах у них висел
и револьверы. Выхватить один и застрелить себя? Но у него не хватило силы о
бдумать эту внезапно мелькнувшую мысль. Страх парализовал его.
Макс вошел, сел и закурил сигарету.
Ц Ну вот, голубчик мой. Придется подождать. У нас час времени.
В дверь постучали.
Ц Пожалуйста, репортеров не допускайте, Ц сказал Макс полисмену.
Ц Хорошо.
Минуты шли. От томительного ожидания у Биггера заболела голова. Он знал, ч
то Максу нечего сказать ему, и ему нечего было сказать Максу. Надо было жда
ть, и все; ждать чего-то, что он уже знал. Ему сдавило горло. Он вдруг почувст
вовал себя обманутым. Зачем вообще нужен был суд, если все равно кончилос
ь этим?
Ц Что ж, видно, кончено дело, Ц вздохнул Биггер, обращаясь больше к себе,
чем к Максу.
Ц Не знаю, Ц сказал Макс.
Ц Я знаю, Ц сказал Биггер.
Ц Увидим.
Ц Очень уж скоро он взялся все решить. Я умру, я знаю.
Ц Не нужно так, Биггер. Вы бы все-таки съели что-нибудь.
Ц Я не голоден.
Ц Это еще не конец. Я буду апеллировать к губернатору…
Ц Зря. Все равно не поможет.
Ц Как знать.
Ц Я знаю.
Макс ничего не ответил. Биггер положил голову на стол и закрыл глаза. Ему з
ахотелось, чтобы Макс ушел. Макс сделал все, что мог. Теперь пусть идет дом
ой и забудет про него.
Дверь отворилась.
Ц Через пять минут судья возвращается в зал!
Макс встал. Биггер посмотрел на его утомленное лицо.
Ц Пойдем, голубчик. Пора.
Макс пошел вперед; Биггер между двумя полисменами следовал за ним. Он не у
спел еще сесть, когда вошел судья. Он стоял, пока судья не сел, и потом устал
о опустился на свой стул. Макс встал и хотел заговорить, но судья жестом ос
тановил его.
Ц Биггер Томас, встаньте и повернитесь лицом к суду.
В зале слышался шум, и судья постучал по столу. Биггер поднялся; ноги у нег
о дрожали, и ему казалось, что его душит кошмар.
Ц Желаете ли вы о чем-либо заявить до произнесения приговора?
Он хотел открыть рот, чтобы ответить, но не смог. Да и все равно, он бы не зна
л, что сказать. Он покачал головой, туман застлал ему глаза. В зале теперь н
икто не шевелился. Судья провел языком по губам и поднял листок бумаги, ко
торый громко зашуршал в тишине.
Ц Ввиду имеющего место необычайного смятения умов суду вполне ясен его
долг, Ц сказал судья и остановился.
Биггер ощупью нашел край стола и вцепился в него пальцами.
Ц Постановление суда по делу номер 666Ц 983, по обвинению в убийстве: обвиня
емый Биггер Томас, двадцати лет, приговаривается к смертной казни, каков
ой приговор должен быть приведен в исполнение в пятницу третьего марта,
не позднее полуночи, способом, предусмотренным законами нашего штата. Ше
риф может увести обвиняемого.
Биггер понимал каждое слово; но как будто не слова, а лицо судьи было для н
его самым главным в эту минуту. Он стоял неподвижно; не мигая, он смотрел в
бледное лицо судьи. Потом он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. М
акс усадил его на место. В зале стоял невообразимый шум. Судья стучал моло
тком. Макс, стоя, что-то говорил, но за криками Биггер не мог разобрать его с
лов. Ему надели наручники и повели подземным коридором обратно в камеру.
Он лег на койку, и что-то очень глубоко внутри его сказало: вот и кончено… в
от и кончено…
Немного спустя дверь отворилась, вошел Макс и тихо сел на койку возле нег
о. Биггер отвернулся к стене.
Ц Я поеду к губернатору, Биггер. Еще не все потеряно…
Ц Уходите, Ц прошептал Биггер.
Ц Но вы…
Ц Не надо. Уходите.
Он почувствовал руку Макса на своем плече, потом руки не стала. Он услышал
, как захлопнулась стальная дверь, и понял, что остался один. Он не шевелил
ся; он лежал неподвижно, потому что ему казалось, что, если не двигаться, мо
жно ничего не чувствовать и не думать, а это было все, чего ему сейчас хоте
лось. Мало-помалу напряжение отпустило его. В темноте и безмолвии камеры
он перевернулся на спину и скрестил руки на груди. Его губы искривила жал
обная гримаса.
Инстинкт самозащиты выключил из его сознания представление о дне и ночи
, потому что, если бы он думал о том, как встает и заходит солнце, о луне, о зве
здах, о тучах и дожде, ему пришлось бы тысячу раз умереть до того, как его по
ведут на казнь. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, он обратил весь мир за с
тенами своей камеры в бесконечный серый край, где не было ни ночи, ни дня, г
де жили чужие люди, которых он не понимал, но ему хотелось хоть раз войти в
их жизнь, прежде чем умереть.
Он теперь не ел; он просто проталкивал пищу в горло, не чувствуя ее вкуса, т
олько чтобы не сосало под ложечкой от голода, чтобы не кружилась голова. И
он не спал; просто иногда он на время закрывал глаза и потом снова открыва
л их, чтобы вернуться к своим думам. Ему хотелось освободиться от всего, чт
о стояло между ним и его концом, между ним и страшным, беспощадным сознани
ем, что жизнь прошла и ничего не решено, не найден смысл, не связаны воедин
о противоречивые стремления.
Приходили к нему его мать, брат, сестра, но он просил их сидеть дома, не прих
одить больше, забыть его. Приходил черный проповедник, тот, который дал ем
у крест, но он его выгнал. Белый священник стал было его уговаривать помол
иться, но он выплеснул ему в лицо чашку горячего кофе. После этого священн
ик не раз приходил навещать других арестантов, но у его камеры больше не о
станавливался. Это дало Биггеру ощущение собственной значительности, п
очти такое же, как в вечер разговора с Максом. В том, что священник сторони
лся его и, может быть, задумывался над причинами, побуждавшими его отказы
ваться от утешений религии, уже заключалось признание его личности на ин
ых основах, чем это было обычно для священника.
Макс сказал ему, что поедет к губернатору, и больше он от него никаких изве
стий не имел. Он не надеялся, что из этого выйдет что-нибудь; в своих мыслях
и чувствах он относился к этому так, как будто оно совершалось где-то вне
его жизни и не могло ни изменить ее, ни повлиять на ее исход.
Но ему хотелось увидеть Макса и еще поговорить с ним. Он думал о речи Макса
на суде и с благодарностью вспоминал ее страстный, проникновенный тон. С
уть речи ускользала от него. Но он верил, что Макс его понимает, и хотел пер
ед смертью поговорить с ним еще раз, чтобы так ясно, как только можно, почу
вствовать смысл, заключенный в его жизни и в том, что он должен умереть. Эт
о была единственная надежда, которую он берег. Если можно что-нибудь узна
ть твердо и наверняка, он должен узнать это сам.
Ему разрешалось писать три письма в неделю, но он не написал ни одного. Ему
не с кем было поделиться и нечем, потому что он в жизни никому и ничему не о
тдавался душой, разве только убийству. Что он мог сказать своей матери, бр
ату, сестре? Из старой шайки он дружил только с Джеком, и то никогда не был т
ак близок с ним, как ему хотелось. А Бесси умерла; он убил ее.
Иногда, устав копаться в своих чувствах, он говорил себе, что это он неправ
, он плохой. Если б он мог заставить себя в это поверить, это было бы решение
. Но он не верил. Его чувства домогались ответа, которого не мог дать разум.
Он всегда острей всего жил, больше всего был самим собой, когда что-нибудь
его затрагивало достаточно сильно, чтобы за это бороться; а сейчас, в этой
камере, сильней, чем когда-либо, тревожила его неподатливая суть прожито
й жизни. Но как прежде громоздилась перед ним белая глыба, так теперь черн
ая стена смерти придвигалась все ближе с каждым пролетающим часом. И на э
тот раз уже нельзя было отбиться нанесенным вслепую ударом; смерть была
противником иным и более сильным.
Он лежал на своей койке, а руки его беспокойно шарили по всему городу, стар
аясь в клубке человеческих жизней нащупать что-нибудь близкое к тлевшим
в нем чувствам; он томился, он хотел знать. Он был одержим неистовым желан
ием слиться с окружающим миром, но он по-прежнему не знал как. Только его ч
ерное тело лежало на тюремной койке, покрытое потом агонии.
Если он Ц ничто, если это Ц все, почему же он не может умереть безколебан
ий? Кто он такой, что эта жажда знать доводит его почти доисступления? Поче
му в нем всегда живы непонятные стремления, если в мире нет ничего, что объ
яснило и удовлетворило бы их? Кем и чем определен для него этот беспокойн
ый путь? Откуда это постоянное желание того, чего нет? Откуда эта черная пр
опасть между ним и миром: здесь Ц горячая красная кровь, там Ц холодное г
олубое небо, и нет ничего, что сочетало бы в себе все, дало бы ощущение един
ства, цельности, полноты?
Неужели это так? Неужели он обречен на это Ц чувствовать и не знать, иска
ть и не находить? И в этом все, весь смысл, вся цель? В таких сомнениях и трев
огах проходили минуты. Он похудел, глаза были налиты кровью, всей кровью т
ела.
Наступил канун последнего дня. Ему теперь особенно хотелось поговорить
с Максом. Но что бы он ему сказал? Да, так оно получалось. Он не мог говорить
об этом, потому что это не укладывалось в слова; и все-таки он жил этим все в
ремя, каждую секунду.
Назавтра, в полдень, сторож подошел к его камере и просунул между прутьям
и сложенную телеграмму. Он встал и распечатал ее.
МУЖАЙТЕСЬ ГУБЕРНАТОР ОТКАЗАЛ СДЕЛАНО ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ СКОРО УВИДИМСЯ МАК
С.
Он смял телеграмму в комок и швырнул ее в угол. Ему осталось время до полун
очи. Он слыхал, что за шесть часов до срока его переоденут, обреют и потом п
ереведут в камеру смертников. Один из сторожей успокаивал его, что боять
ся нечего, потому что «как тебе наденут черный шлем с наглазниками, так че
рез восемь секунд Ц крышка». Что ж, тем лучше. Он уже обдумал план: он напря
жет все мышцы, закроет глаза, удержит дыхание и ни о чем не будет думать, по
ка они там будут приготовлять, что нужно. А потом ударит ток, и все будет ко
нчено.
Он снова лег, вытянулся на спине и стал смотреть на маленькую ярко-желтую
электрическую лампочку, свисавшую с потолка над его головой. В ней был ск
рыт смертельный огонь. Если бы сейчас вот обвилась вокруг него эта кроше
чная раскаленная спираль Ц если б кто-нибудь соединил провода с железн
ым остовом его койки, когда он будет спать, если б они убили его во сне, в глу
боком сне…
Он спал, беспокойно и некрепко, когда голос сторожа разбудил его.
Ц Томас! Твой адвокат пришел!
Он спустил ноги на пол и сел. Макс стоял у решетки. Сторож отомкнул дверь, и
Макс вошел. Биггер хотел было встать, но не встал. Макс дошел до середины к
омнаты и остановился. С минуту они смотрели друг на друга.
Ц Здравствуйте, Биггер.
Биггер молча протянул ему руку. Макс стоял перед ним, седой, спокойный, реа
льный, живой. Его появление, казалось, развеяло все смутные мечты и надежд
ы, которые Биггер мысленно связывал с ним. Он был рад, что Макс пришел, но он
растерялся.
Ц Как вы себя чувствуете?
Биггер только тяжело вздохнул в ответ.
Ц Вы мою телеграмму получили? Ц спросил Макс, садясь на койку.
Биггер кивнул.
Ц Мне очень грустно, голубчик мой…
Наступило молчание. Макс сидел рядом с ним. Человек, который прельстил ег
о обманчивым призраком надежды, был здесь. Так почему же он молчит? Вот слу
чай заговорить, последний, неповторимый случай. Он робко поднял на Макса
взгляд; Макс смотрел на него. Биггер отвел глаза. То, что он хотел сказать, б
ыло в нем гораздо сильнее, пока он оставался один; и, хотя он относил к Макс
у те чувства, в которых хотел разобраться сейчас, он не мог заговорить о ни
х, не забыв о том, что Макс здесь. Вдруг его охватил панический страх, что он
так и не сумеет заговорить. Он стал бороться с собой; он не хотел потерять
эту потребность раскрыться: она была все, что у него теперь осталось. Но в
следующую секунду ему уже показалось, что это глупо, ненужно, бессмыслен
но. Он подумал, что не стоит пытаться, и, как только он это подумал, он вдруг
услышал, что говорит хриплым, прерывистым, вымученным шепотом; звук его г
олоса должен был лучше слов донести его сокровенную мысль!
Ц Это ничего, мистер Макс… Вы не виноваты, что так случилось… Я знаю, вы сд
елали все, что могли… Ц Он замолчал, чувствуя, что все это напрасно. Потом
вдруг сразу выпалил: Ц Я знал, что так будет… Ц Он встал с койки, желание г
оворить переполняло, распирало его. Губы у него шевелились, но слова не шл
и.
Ц Я ничего не могу для вас сделать, Биггер? Ц тихо спросил Макс.
Биггер посмотрел в серые глаза Макса. Как ему вложить в этого человека по
нимание того, что ему нужно? Если б только он мог объяснить! Прежде чем он с
ообразил, что делает, он бросился к двери и схватил руками холодные сталь
ные прутья.
Ц Я… я…
Ц Что, Биггер?
Биггер медленно повернулся и пошел обратно к койке. Снова он остановился
перед Максом и поднял правую руку, собираясь заговорить. Но потом сел и оп
устил голову.
Ц Что с вами, Биггер? Может быть, вы что-нибудь хотите мне поручить? Что-ни
будь передать близким?
Ц Нет, Ц выдохнул он.
Ц О чем же вы думаете?
Ц Не знаю.
Он не мог говорить. Макс положил ему руку на плечо, и по его прикосновению
Биггер почувствовал, что Макс не понимает, не догадывается даже, что ему н
ужно, о чем он пытается рассказать. Макс находился на другой планете, беск
онечно далеко от него. Неужели никак нельзя сокрушить эту стену между ни
ми? Он рассеянно озирался по сторонам, стараясь припомнить, не слышал ли о
н от кого-нибудь таких слов, которые теперь могли бы помочь ему. Но память
ничего не подсказывала. Он прожил свою жизнь в стороне от жизни других лю
дей. Их средства общения, их привычные знаки и образы оставались недосту
пными ему. Но Макс внушил ему веру, что в глубине души все люди такие же, как
он, чувствуют то же, что и он. Из всех людей, которых он знал, конечно, только
Макс мог догадаться, что ему нужно. Так неужели Макс покинул его? Неужели М
акс, зная, что он должен умереть, выбросил его из своих мыслей и чувств, зар
анее обрек его могиле? Неужели его уже числят среди мертвых? У него задрож
али губы, глаза застлал туман. Да, Макс покинул его. Макс не друг. Злоба заки
пала в нем. Но он знал, что злоба не поможет.
Макс встал и подошел к маленькому окошку камеры; бледный солнечный луч у
пал на его седую голову. И Биггер, глядя на него, впервые за много дней увид
ел солнце; и, как только он его увидел, он ощутил реальность камеры, нестер
пимую тесноту ее четырех стен. Он оглянулся на себя; желтый столб света уп
ирался в его грудь, точно свинцовая палица. Судорожно ловя воздух, он весь
подался вперед и закрыл глаза. Нет, это не белая глыба громоздилась перед
ним; не Гэс, насвистывая песенку, шел в биллиардную Дока, чтобы вести его н
а грабеж;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48