Он сжал кулаки. Зачем бежать? Надо остановиться вот здесь, посреди тротуа
ра, и во весь голос прокричать обо всем этом. Это настолько несправедливо,
что, наверно, все негры в уличной толпе захотят как-нибудь изменить это; н
астолько несправедливо, что все белые будут останавливаться и слушать. Н
о он знал, что, если он это сделает, его попросту схватят и скажут, что он сум
асшедший. Он кружил по улицам, воспаленными глазами высматривал надежно
е убежище. На одном углу он остановился и увидел, как по снегу шмыгнула бол
ьшая черная крыса. Она проскочила мимо него и юркнула в дыру под крыльцом.
Он с жадностью посмотрел на эту круглую зияющую дыру, где крыса скрылась
от всех опасностей.
Он поравнялся с булочной и решил войти и купить хлеба на семь центов, кото
рые у него оставались. Но в булочной было пусто, и он побоялся, что белый хо
зяин узнает его. Лучше было потерпеть до какой-нибудь негритянской лавк
и, хотя он знал, что их не так много. Почти во всех лавках Черного пояса торг
уют евреи, итальянцы, греки. Только владельцы похоронных бюро Ц все негр
ы; белые гробовщики не хотят возиться с чернокожими покойниками. Он оста
новился у бакалейной лавки. Хлеб продавался здесь по пять центов буханка
, хотя за «чертой», там, где жили белые, он стоил четыре. Но сейчас меньше, че
м когда-нибудь, он мог переступить эту «черту». Он стоял перед витриной и
смотрел на публику в лавке. Войти? Надо войти. Он умрет с голоду. На каждом н
ашем вздохе они нас обсчитывают, подумал он. Горло нам перегрызть готовы.
Он толкнул дверь и подошел прямо к прилавку. От нагретого воздуха у него з
акружилась голова, он схватился за прилавок, чтоб не упасть. Глаза застла
л туман, ряды красных, синих, зеленых и желтых консервных банок плыли пере
д ним. Как сквозь сон слышал он людской говор вокруг.
Ц Что вы хотите, сэр?
Ц Буханку хлеба, Ц шепотом сказал он.
Ц Еще что, сэр?
Ц Ничего.
Лицо продавца исчезло, потом появилось снова; он услышал шелест бумаги.
Ц Холодно сегодня…
Ц А? Да, да…
Он положил монету на прилавок, увидел как сквозь туман протянутую ему бу
ханку.
Ц Спасибо. Заходите еще.
Нетвердой походкой он направился к двери, держа хлеб под мышкой. Господи
боже! Скорей бы выбраться на улицу! В дверях он столкнулся с входившими по
купателями; он посторонился, давая им дорогу, потом вышел и побрел навстр
ечу холодному ветру искать пустую квартиру. Он знал, что каждую минуту ег
о могут окликнуть по имени; каждую минуту могут схватить за ворот. Он прош
ел еще пять кварталов и наконец в окне двухэтажного дома увидел долгожда
нное объявление. Из трубы шел дым, и он представил себе, как тепло должно б
ыть внутри. Он подошел к парадному, прочитал маленькую белую записку, при
клеенную к стеклу, и узнал, что сдается квартира, выходящая во двор. Он заш
ел с переулка и по наружной лестнице поднялся на второй этаж. Он попробов
ал ближайшее окно, оно легко открылось. Ему везло. Он влез и сразу очутился
в тепле Ц это была кухня. Вдруг он прислушался, напрягая внимание. Он усл
ышал голоса, они как будто доносились из соседней комнаты. Неужели он оши
бся стороной? Нет. Кухня была пуста; здесь, по-видимому, никто не жил. Он на ц
ыпочках прошел в соседнюю комнату и там также никого не нашел; но голоса с
лышались еще явственнее. Дальше была еще одна комната; он подошел к двери
и осторожно заглянул. И эта комната была пуста; но голоса звучали теперь т
ак близко, что можно было разобрать слова. В соседней квартире спорили дв
ое. Он остановился и стал слушать, широко расставив ноги, сжимая хлеб в рук
ах.
Ц Это ты всерьез говоришь, Джек? Ты выдал бы этого негра белым людям?
Ц И очень просто, выдал бы.
Ц Как же так, Джек? А вдруг он не виноват?
Ц А какого же черта он тогда удрал?
Ц Может, он просто испугался, что на него скажут.
Ц Слушай, Джим. Если он не виноват, надо было ему так и сказать и не бегать
никуда. Знай только я, где он сейчас, сам свел бы его в полицию, чтобы белые м
еня оставили в покое.
Ц Но ты же сам знаешь, Джек, у белых если что случится, так сразу Ц негры в
иноваты.
Ц А это все потому, что среди нашего брата еще немало таких, как Биггер То
мас. А такой, как Биггер Томас, всегда рад заварить кашу.
Ц Но, Джек, сейчас-то кто заварил кашу? В газетах пишут, что по всему город
у негров бьют. Им ведь все равно, какой негр, лишь бы негр. Мы все для них хуж
е собаки. Нет, нельзя молчать, надо бороться с ними.
Ц И получить пулю в лоб? Ну нет! У меня семья. У меня жена, ребята. Я на рожон
не полезу. Толку мало вступаться за убийцу…
Ц Говорят тебе, для них мы все Ц убийцы!
Ц Слушай, Джим. Я лениться не привык. День-деньской я мету и убираю улицы,
была бы только работа. А сегодня хозяин позвал меня и говорит: раз уж белые
до того разъярились, нельзя тебе показываться на улице… еще убьют. А пото
му Ц получай расчет. И вот из-за этого треклятого Биггера Томаса я осталс
я без работы… Из-за него белые люди думают, что мы все такие!
Ц Но я ведь объяснял тебе, Джек, они и раньше так думали. Ты вот хороший чел
овек, не убийца, а все-таки они и к тебе придут. Не понимаешь, что ли? Для них
Ц раз ты черный, значит, и дола твои черные, вот и все.
Ц Можешь беситься, сколько тебе угодно, Джим, а только надо смотреть на в
се, как оно есть. Из-за этого парня я потерял работу. С какой стати? Есть-то м
не надо? Ох, знал бы я, где этот сукин сын запрятался, я бы сам полиции дорогу
показал.
Ц Ну а я не показал бы. Лучше умереть!
Ц Ну и дурак! Тебе, верно, ни дома, ни жены, ни детей Ц ничего не надо. Что то
лку в этой борьбе? Все равно их больше, чем нас. Они нас всех перебить могут.
Ты лучше поучись ладить с людьми.
Ц Кто меня ненавидит, с тем я не хочу ладить.
Ц А есть-то надо! Жить-то надо!
Ц Мне все равно! Лучше умереть!
Ц Тьфу, пропасть! Ты просто спятил!
Ц Говори что хочешь! Мне все равно! И я не выдал бы этого негра ни за что, ск
олько б меня ни стращали. Лучше умереть!
Биггер на цыпочках вернулся в кухню и вынул револьвер из кармана. Он оста
нется здесь, а если кто-нибудь из своих же вздумает тронуть его, он пустит
револьвер в ход. Он отвернул водопроводный кран и подставил рот под стру
ю, и тотчас же мучительная спазма перехватила его пустой желудок. Он упал
на колени, извиваясь от боли. Наконец его отпустило, и он спокойно напился
. Затем потихоньку, стараясь не шуршать бумагой, он развернул буханку и от
кусил кусок. Хлеб был удивительно вкусный, просто как пирожное; он никогд
а не думал, что у хлеба может быть такой приятный, сладковатый вкус. Как то
лько он стал жевать, чувство голода возвратилось с прежней силой; он сиде
л на полу, зажав в обеих руках по большому куску хлеба, щеки у него раздули
сь, челюсти усиленно работали, кадык ходил вниз и вверх при каждом глотке.
Он никак не мог остановиться, но наконец во рту у него так пересохло, что х
лебный мякиш прилип к языку; он долго держал его во рту, наслаждаясь его вк
усом.
Он вытянулся на полу и вздохнул. Его клонило ко сну, но, когда у него уже нач
али путаться мысли, он вдруг встрепенулся как от толчка. Наконец он все-та
ки заснул, но, проспав немного, сел, еще в полусне, движимый каким-то неосоз
нанным испугом. Потом он стонал и махал руками, отстраняя невидимую опас
ность. Один раз он даже встал на ноги и прошел несколько шагов, вытянув рук
и вперед, а потом улегся шагах в десяти от того места, где спал раньше. Было
два Биггера: один твердо решил отдохнуть и выспаться, чего бы это ни стоил
о; другой спасался от преследовавших его страшных видений. Одно время он
не шевелился совсем; лежал на спине, сложив на груди руки, с открытыми глаз
ами и ртом. Грудь его поднималась и опускалась так медленно и слабо, что ка
ждый раз казалось, будто он перестал дышать навсегда. Бледный солнечный
луч упал на его лицо, и черная кожа заблестела неярко, как плохо отполиров
анный металл; потом солнце скрылось, и в комнате легли густые тени.
Пока он спал, в его сознание постепенно проник тревожный ритмический гул
, и он боролся с ним во сне, не желая просыпаться. Его мозг, защищая его, впле
тал этот гул в ткань мирных, невинных образов. Ему привиделось, что он в за
кусочной «Париж», слушает граммофон-автомат; но это было неубедительно.
Тогда его мозг подсказал ему, что он дома, в постели, и мать, напевая, трясет
его кровать, чтобы он скорей вставал. Но и это не успокоило его. Гул настой
чиво бился в уши, и он увидел сотни черных мужчин и женщин, пальцами отбива
ющих дробь на больших барабанах. Но и это тоже не разрешало загадки. Он бес
покойно заметался, потом вскочил на ноги, сердце у него колотилось, в ушах
звенело от пения и выкриков.
Он подошел к окну и выглянул; напротив, чуть пониже, приходились окна полу
освещенной церкви. Толпа негров, мужчин и женщин, стояла между длинными р
ядами деревянных скамей и пела, хлопая в ладоши и качая головой. Каждый де
нь в церковь ходят, подумал он. Он облизнул губы и еще раз напился из-под кр
ана. Где теперь полиция? Который час? Он посмотрел на свои часы, но они стоя
ли; он забыл завести их. Церковное пение отдавалось во всем его существе, н
аполняя его тоской. Он старался не слушать, но оно вливалось в его чувства
и мысли, нашептывало о другой жизни и другой смерти, уговаривало лечь и за
снуть и не мешать им прийти и схватить его, предлагало поверить, что жизнь
есть юдоль скорби и надо смириться. Он замотал головой, стараясь отделат
ься от навязчивых голосов. Сколько он спал? Что сказано в вечерних газета
х? У него еще оставалось два цента; можно было купить «Таймс». Он собрал ос
татки хлеба, а голоса в это время пели о покорности, об отказе от борьбы. «С
пешим, спешим, спешим ко Христу…» Он рассовал куски хлеба по карманам; он д
оест его потом, позже. Он проверил, в порядке ли револьвер, слушая: «Спешим,
спешим к Дому нашему, недолго нам оставаться здесь…» Оставаться здесь бы
ло опасно, по опасно было и уходить отсюда. Пение наполняло его уши; оно го
ворило о своем, особом, и насмехалось над его страхом и одиночеством, его с
трастной тоской по ощущению цельности и полноты. Своей полнозвучной стр
ойностью оно представляло такой резкий контраст с его голодом, его опуст
ошенностью, что, откликаясь на него, он в то же время сопротивлялся ему. Не
лучше ли было бы ему жить в том мире, о котором рассказывал этот напев? В не
м он жил бы легко, ведь это был мир его матери, смиренный, покаянный, набожн
ый. Там был свой стержень, ось, сердцевина, то, что ему так нужно было, но что
он мог обрести, только вступив на путь унижения и отказавшись от надежды

жить в этом мире. А на это он никогда не пойдет.
Он услышал грохот трамвая внизу: движение восстановлено. Шальная мысль п
ромелькнула у него в голове. Что, если полиция уже миновала эту улицу и его
не заметила? Но здравый смысл сказал ему, что это невозможно. Он похлопал
себя по карману, проверил, на месте ли револьвер, и полез в окно. Холодный в
етер стегнул его по лицу. Верно, ниже нуля, подумал он. В обоих концах переу
лка горели фонари, гигантскими шарами света повиснув в предвечернем сум
раке. Он дошел до угла, повернул и смешался с потоком пешеходов, двигавшим
ся по тротуару. Он ждал, что кто-нибудь оспорит его право ходить здесь, но н
икто на него не обращал внимания.
Впереди на углу стояла толпа, и при виде ее у него сразу защемило внутри от
страха. Что они там делают? Он замедлил шаг и увидел, что толпа собралась в
округ газетного киоска. Это были негры, и они покупали газеты, чтобы проче
сть о том, как белые выслеживают его, Биггера. Он пригнул голову, подошел б
лиже и смешался с толпой. Кругом возбужденно переговаривались. Он бережн
о зажал свои два цента в похолодевших пальцах. Протиснувшись вперед, он у
видел первую страницу; посредине был его портрет. Он еще ниже пригнул гол
ову, надеясь, что никто не разглядит его настолько, чтоб опознать.
Ц «Таймс», Ц сказал он.
Он сунул газету под мышку, выбрался из толпы и пошел дальше, продолжая сво
и поиски. На следующем углу он увидел наклейку «Сдается внаем» в окне дом
а, где все квартиры были маленькие, по две комнаты с кухней. Это было как ра
з то, что ему нужно. Он подошел к двери и прочел: сдавалась квартира на четв
ертом этаже. Он обошел кругом и стал подниматься по наружной лестнице че
рного хода; снег тихо похрустывал у него под ногами. Где-то скрипнула двер
ь; он остановился и присел в снегу с револьвером наготове.
Ц Кто там?
Говорила женщина. Потом послышался мужской голос.
Ц В чем дело, Эллен?
Ц Мне показалось, кто-то ходит на площадке.
Ц Никто не ходит. Начиталась в газете всяких страхов, вот тебе теперь и м
ерещится.
Ц Но я ясно слышала.
Ц Да ну, выбрось мусор и закрои дверь. Холодно.
Биггер тесно прижался в темноте к стене дома. Он увидел, как из двери вышла
женщина, постояла, озираясь по сторонам, потом прошла в конец площадки, вы
тряхнула что-то в мусорный ящик и вернулась в дом. Он подумал: пришлось бы
убить обоих, если б она меня заметила. На цыпочках он поднялся на четверты
й этаж и увидел два окна, оба темные. Он попытался снять ставни, но они прим
ерзли и не поддавались. Он стал осторожно расшатывать их до тех пор, пока о
ни не сдвинулись, потом вынул их из окна и положил на площадку, в снег. Поне
многу, дюйм за дюймом, он стал поднимать раму, дыша при этом так громко, что,
казалось, его должны были услышать с улицы. Он влез в темную комнату и чирк
нул спичкой. В другом конце комнаты была лампа, и он подошел к ней и дернул
цепочку. Он накрыл лампочку кепкой, чтобы свет не виден был снаружи, и разв
ернул газету. Да, вот опять большой его портрет. Над портретом было крупны
ми черными буквами напечатано: 24 ЧАСА БЕЗРЕЗУЛЬТАТНЫХ ПОИСКОВ. ПРЕСТУПН
ИК НЕ ОБНАРУЖЕН. В другом столбце он прочел: 1000 НЕГРИТЯНСКИХ КВАРТИР ПОДВЕ
РГЛАСЬ ОБЫСКУ. СТОЛКНОВЕНИЕ, ВОЗНИКШЕЕ НА УГЛУ ХОЛСТЕД И СОРОК СЕДЬМОЙ, Л
ИКВИДИРОВАНО ПОЛИЦИЕЙ. На другой стороне была новая карта Черного пояса
. На этот раз заштрихованное пространство с юга и с севера увеличилось по
чти вдвое, и только в самой середине удлиненной фигуры, изображавшей Чер
ный пояс, еще оставался маленький белый квадратик. Он смотрел на этот кро
хотный квадратик, как будто в дуло заряженного ружья. Вот тут, в этом белом
пятнышке на карте, эта комната, где он стоит и ожидает, когда за ним придут.
Невидящим взглядом он уставился поверх газеты в пустоту. Выхода не было.
Он снова взглянул на карту: к югу полиция продвинулась до Сороковой улиц
ы, к северу до Пятидесятой. Это означало, что он где-то посредине узкой щел
и и остаются считанные минуты. Он прочел:

«За ночь и сегодняшний день тысячи вооруженных людей прочесали местнос
ть, обозначенную на карте штриховкой, обследовали подвалы, старые, полур
азрушенные здания и свыше 1000 жилых квартир Черного пояса в тщетных попытк
ах обнаружить местопребывание Биггера Томаса, двадцатилетнего негра, и
знасиловавшего и убившего Мэри Долтон, кости которой были найдены в топк
е котельной в воскресенье вечером».

Глаза Биггера пробежали страницу, выхватывая то, что казалось самым знач
ительным: «распространившийся было слух, что убийцу удалось схватить, бы
л тут же опровергнут», «к ночи вся площадь Черного пояса будет пройдена п
олицией и виджилянтами»; «обыск в помещениях коммунистических организ
ации-города»; «арест сотен красных не дал никаких результатов»; «мэр пре
достерегает население против самовольной расправы»… И наконец:

«Сегодня обнаружилось любопытное обстоятельство, проливающее новый св
ет на дело: дом, в котором проживал негр-убийца, принадлежит одному из фил
иалов Долтоновской жилищной компании».

Он опустил газету; больше читать он не мог. Он запомнил только одно: что во
семь тысяч человек, восемь тысяч белых с револьверами и газовыми бомбами
, рыщут в темноте, разыскивая его. Судя по газете, им осталось пройти всего
несколько кварталов. Есть ли отсюда выход на крышу дома? Может быть, если о
н прикорнет там за трубой, они не заметят его и пройдут мимо. У него мелькн
ула мысль Ц зарыться в снег на крыше, но он знал, что это невозможно. Он сно
ва дернул цепочку, и комната погрузилась во тьму. Освещая себе дорогу фон
арем, он подошел к двери парадного, открыл ее и выглянул на лестницу. Там б
ыло пусто, в дальнем конце коридора горела тусклая лампочка. Он погасил ф
онарь и на цыпочках пошел в ту сторону, оглядывая потолок в поисках люка, в
едущего на крышу. Наконец он увидел в углу высокую, до потолка, деревянную
лестницу. Но вдруг он дернулся и окаменел, словно через него пропустили э
лектрический ток. Вой сирены прорезал тишину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48