Это можно объяснить с позиций
целесообразности: сплоченность больше необходима неудачникам, чем
победителям. Но можно привлечь сюда и концепцию социокультурного
понимания, свидетельствующую о том, что сплоченность тем выше, чем
острее переживание уникальности судьбы и ситуации. А острота эта
усиливается в ситуации неудачи. Не случайно Л.Н.Толстой сказал: "Все
счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья
несчастлива по-своему".
263
Примечательно и такое обстоятельство, значимое в контексте общей
философии политики. Победители предпочитают ощущать себя в лапла-
совской Вселенной линейных закономерностей, где будущие события
вытекают из предыдущих. Такой тип восприятия удобен, ибо обещает
закрепление благоприятно сложившихся обстоятельств в качестве зако-
номерных, и, следовательно, воспроизводимых в будущем. Напротив,
побежденные ищут трещин в сложившемся порядке бытия, стремятся
обнаружить пока еще скрытые альтернативы. Их картина мира, таким
образом, ближе современной (в научном смысле) стохастической Все-
ленной, в которой не наблюдается прямой зависимости и между про-
шлыми и будущими состояниями, а веер возможных альтернатив весьма
широк.
ПОНИМАЮЩЕЕ ЗНАНИЕ - ЗАЩИТА
ОТ ЖЕСТКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ТЕХНОЛОГИЙ
XX век разделил историю науки на два периода. Применительно к
естествознанию они выступают следующим образом. В первый период -
от Бруно и Галилея до Бора и Эйнштейна - решалась проблема покоре-
ния природы, превращения ее из "вещи в себе" в "вещь для нас". Во
втором, начавшемся с осознания глобального экологического кризиса,
встала проблема сохранения природы, зашиты ее от технологического
нигилизма.
Соответствующие периоды выделяются и в истории социальных на-
ук. Первый, связанный с теорией Прогресса, обозначил проблему: как
преодолеть сопротивление прошлого (будущее казалось гарантирован-
ным) для беспрепятственного вхождения в "прекрасный новый мир".
Второй, проявившийся в ходе гигантских социальных катастроф XX в.,
ориентирует социальное знание совсем иным образом: как сохранить
сформировавшуюся в течение столетий социокультурную среду и обес-
печить преемственность развития.
Первый период прошел под знаком стратегии завоевания. Второй
осознается как стратегия защиты. Стратегия завоевания реализуется
посредством знания-власти, стратегия зашиты - через понимающее зна-
ние, связанное с сопереживанием, сочувствием. Можно в целом сказать,
что завоевательно-преобразовательные стратегии в отношении природы
и в отношении истории связаны в основном с детерминистскими или
объяснительными методами. Объяснить - значит отыскать причину,
причина же в контексте инструментального знания выступает как архи-
медов рычаг нашей преобразовательной активности. Нажав на этот ры-
чаг, мы получаем нужные результаты.
264
Инструментальное знание постигает свои объекты под знаком поль-
зования, вычленяя при этом рычаговые компоненты, и отвлекаясь от
"избыточной сложности" предмета. Характер этого знания точно отра-
жает бихевиористская метафора "черного ящика". Его не интересует
автономное внутреннее содержание объекта; последнее прямо третиру-
ется как пережиток архаичного мышления, занятого "скрытыми сущно-
стями". Признать наличие внутренней сущности объекта - значит при-
знать его автономный статус, его право существовать в себе и для себя.
Империалистическому знанию-власти такое признание прямо противо-
показано, ибо служит препятствием для сугубо утилитарного, субъект-
объектного отношения к окружающему миру. Технологический утили-
таризм понижает статус окружения для того, чтобы получить право
распоряжаться им по своему усмотрению.
Понимающее знание, напротив, характеризуется сочетанием двух
эпистемологических интуиции: непреходящей значимости феномена
природы или культуры и одновременно его уникальности и хрупкости,
незаменимости. Понимающее знание предваряется ценностной интуици-
ей и может быть в духе М.Вебера причислено к "рациональности по
ценности". "Рациональность по ценности" в отличие от целерациональ-
ности прагматического типа не стыдится обвинений в архаичности и
прямо ориентируется на скрытые "внутренние сущности", отражающие
"бытие в себе" предмета, его автономный онтологический статус. Ины-
ми словами, такая рациональность прямо ориентируется на "освет-
ление" "черного ящика" инструментальной науки, равнодушной ко все-
му, что не относится к области технологазируемого.
Это не означает, что понимающее знание оставляет за собой лишь
сферу долженствования. В наше время добру мало чувства внутренней
правоты; оно должно уметь защищать свои ценности и потому создавать
свои технологии самозащиты. Собственно, эта технологичность и род-
нит его с научным Логосом Нового времени.
Не создав особых технологий защиты природной и социокультурной
среды, мы целиком отдадим их на откуп беспринципному и безответст-
венному завоевательному технологизму, оставив себе одну только цен-
ностную ностальгию. Подчеркнем еще одну особенность XX в. Он по-
родил политические технологии преобразовательно-завоевательного ти-
па, которые по жесткости своего воздействия на социальную и культур-
ную среду ничем не уступают тем промышленным технологиям, кото-
рые сегодня привели к глобальному экологическому кризису.
Понимающий тип знания формируется под мощным тонизирующим
воздействием новой ценностной мотивации, связанной с защитой чело-
века от демонологии Прогресса, превращающей его в пассивный объект.
265
Фетиш Прогресса потребовал больших человеческих жертв, чем любые
другие фетиши, известные из истории.
Современную цивилизацию можно определить не только по ее осо-
бому отношению к природе - как техническую, но и по особому отно-
шению к человеку - как политическую. История великих чисток, гула-
гов и концлагерей свидетельствует, что политические технологии могут
быть не менее разрушительными и опасными для нашего существова-
ния, чем самые токсичные промышленные технологии. История полити-
ческой цивилизации, создавшей на основе социальной инженерии и
пропаганды искусственные общества-мутанты, является не менее риско-
вой, чем история технической цивилизации, создавшая "второй мир"
искусственной и токсичной промышленной среды.
Характерно, что наиболее пострадавшей от жестких промышленных
и политических технологий из всех стран является Россия. Трудно най-
ти другую такую страну, которая вызывала бы столь садистскую похоть
агрессивных погромщиков прошлого во имя "светлого будущего". По-
нимающая политология должна была зародиться в России, ибо наша
страна оказалась одновременно и наименее понятой, и наименее защи-
щенной. Большевистский прогрессизм видел в России царство мелко-
буржуазной стихии, противостоящее машиноподобной социалистиче-
ской организации. Современный демократический прогрессизм видит в
ней уравнительное социалистическое царство, препятствующее "продук-
тивному неравенству" рыночно-соревновательного типа. Второй раз в
XX в. экспериментаторы опустошают страну, сваливая неудачи своего
утопического прожектерства на ее дурную историческую наследствен-
ность, которую предстоит искоренить любой ценой.
Эта готовность применять к целым народам, странам и цивилизаци-
ям критерий соответствия тому или иному "передовому учению" и рас-
сматривать их как сырье для переработки машинерией Прогресса, стала
смертельно опасной для человечества. Прогрессистский расизм делит
человечество на передовую часть, имеющую право неограниченно вме-
шиваться, преобразовывать, отбирать нужное и ненужное, - и отсталую,
не имеющую самостоятельной ценности и права на самозащиту, ибо
такое право рассматривается как политическая реакция - посягательст-
во на прерогативы Прогресса. Это вырождение идеологии Прогресса во
внутренний и внешний колониализм и расизм, а нередко и в прямой
геноцид создает необходимость в новом типе социального знания, спо-
собном служить средством самозащиты народов и культур, гарантией
сохранения многообразия человечества.
Сторонники "плюрализма цивилизаций" (Н.Данилевский, КЛеон-
тьев, О.Шпеглер) защищали это разнообразие в основном как эстетиче-
266
скую ценность. Проблема состоит в том, чтобы осмыслить его этиче-
ски - как нравственное право народов оставаться самими собой, сохра-
нять свою идентичность. Это не следует понимать в духе консервации и
культурного заповедничества, препятствующего развитию. Главное, что-
бы в процессе развития народы ощущали себя субъектами истории,
имели право на самостоятельное социальное творчество, а не на одно
только подражательное эпигонство, которого ждет от них западный ге-
гемонизм, отождествляющий модернизацию с вестернизацией.
Понимающая политология рассматривает культурную идентичность
как основу самостоятельного исторического творчества, при котором
народ выступает как личность, избирательно относящаяся к возможно-
стям, предоставляемым ей современным миром. Мозаика среды вы-
страивается в систему, адекватную внутреннему духовному складу на-
рода, не только адаптирующемуся к современности, но и приспосабли-
вающему ее к себе, наделяющему ее новыми ценностными смыслами.
Миру грозят тупики одномерности, если современным народам не уда-
стся реализовать свое право на самостоятельное циввлизационное твор-
чество. Политология понимания позволяет обеспечить защитные страте-
гии культурно-исторического своеобразия, постигая это своеобразие как
непреходящую ценность настоящего и как кладовую будущего, из кото-
рой человечество черпает необходимые альтернативы.
Понимающее россиеведение видит в России как особом культурно-
историческом типе незаменимый источник постиндустриальной альтер-
нативы. Постиндустриальное общество должно нести альтернативу эко-
логическим и социокультурным изъянам индустриального, и быть доста-
точно разнообразным для того, чтобы различные народы и цивилизации
нашли в нем отражение собственных возможностей. Вестернизация се-
годня столь часто ведет к деморализации не потому, что плох западный
образец сам по себе, а потому, что плохим является пассивное подра-
жательство, несовместимое с достоинством народа, его творческой са-
мостоятельностью и ответственностью.
Западнический дискурс о России в основном свелся к выявлению то-
го, чем не является Россия, - к перечню ее отклонений от единственно
верного передового образца. Пора, однако, заняться исследованием того,
чем является Россия в позитивном смысле. Народы, деморализованные
вестернизацией, с опустошенной культурной средой и пантеоном ныне
представляют собой одну из глобальных проблем человечества, не ре-
шив которую оно не сможет выжить. И чем более крупным по числен-
ности является народ и чем более амбициозной - его историческая тра-
5ДШЩЯ, тем более опустошительными в мировом масштабе могут ока-
• заться последствия его превращения из самоорганизующегося историче-
• ского субъекта в безответственный объект чужих проектов истории.
I 267
К России это относится в первую очередь. Угроза превращения ее в
объект внешних сил, а народы - в диаспору получателей гуманитарной
помощи и искателей удачи нешуточным образом" проявляется сегодня.
Не будем забывать, что народ России не только является одним из са-
мых многочисленных в мире, но и занимает осевое пространство плане-
ты, где пересекаются главные мировые цивилизации, сталкиваются За-
пад и Восток, Север и Юг и генерируются огромные по мощи социаль-
ные энергии.
Судя по многим признакам, сегодня затевается новый колоссальный
эксперимент с нашим евразийским пространством. Соревнуются сто-
ронники передачи его западному, мусульманскому и тихоокеанскому
миру. Словом, многие ведут себя так, будто России как субъекта, на
протяжении тысячелетия организующего это пространство в системно-
цивилизационную целостность, больше не существует. Народу настой-
чиво внушают, что его культурные ценности - дурного свойства, и слу-
жат помехой прогрессу и процветанию. Поэтому необходимо отказаться
от них, как и от самого статуса самостоятельного исторического субъ-
екта, и образовать мозаику инновационных групп - диаспору Прогресса.
Любители такого экспериментирования с историей никак не могут ус-
воить, что в истории нет высших гарантий в виде "непреложных зако-
номерностей восходящего развития". Ее гарантии иного свойства: чем
более целостным, скрепленным традицией, нормами и идеалами являет-
ся народ, тем более преемственной и предсказуемой будет его история.
Идентичность народа является гештальтом - целостным образом, на-
кладывающимся на историческое время и формирующим из разнообраз-
ных событий и обстоятельств единую смысловую картину. Чем слабее
национальная и цивилизационная идентичность, тем выше вероятность
фрагментации истории, превращение ее в мозаику бессвязанных и не-
предсказуемых событий.
Словом, проблему смысла истории из ведения безымянного Прогрес-
са пора передать в ведение народов - самостоятельных субъектов исто-
рии, сообщающих ей разнообразие и творческий характер. Это не озна-
чает, что единая мировая история вообще исчезает. Но она отныне вы-
ступает не в качестве запрограммированного результата безликого Про-
гресса или итога цивилизаторской миссии Запада. Она постигается как
результат творческого диалога мировых культур и цивилизаций.
Настоящий диалог есть творчество равных — носителей разного, но
при этом равновеликого, равноценного опыта. Это "демократизация"
истории, как и всякая демократизация, имеет своей предпосылкой эпи-
стемологическую скромность исторического разума. Если же, напротив,
существуют авангарды, которым дано "прозревать" конец истории, ее
высший финальный смысл, то им дано и высшее право вершить судьбы
268
народов. Ведь они лучше знают подлинные интересы народов, чем сами
народы, непросветленные относительно конечных целей истории. Если
в роли такого авангарда выступает "партия нового типа", то она вправе
не считаться с волей избирателей и вопреки им оставаться у власти,
ведя общество в заранее заданную точку истории. Бели в этой же роли
выступает "цивилизация нового типа" (а именно такой считает себя за-
падная цивилизация), то она также имеет право вестернизировать другие
народы, не ведающие своего блага и противящиеся по неведению.
Лишь предположив, что история является незапрограммированной -
открытой для разнообразного творчества, что ее богатство питается на-
личием множества мировых культур, мы приблизимся к демократиче-
скому идеалу исторического плюрализма, связанного с многообразием
цивилизаций и их ценностным равноправием.
Глава П.
ЯЗЫК ПОЛИТОЛОГИИ И УСКОЛЬЗАЮЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ
Сегодня мы все поражаемся непредсказуемости политического про-
цесса в России: любые начинания основных политических акторов не-
изменно вызывают "эффект бумеранга", лишь усугубляя общий кризис.
Аналитики могли бы при этом ссылаться на невосприимчивость практи-
ческих деяний к рекомендациям политической теории, если бы сама
теория не демонстрировала столь же удручающую беспомощность по-
нимания и прогнозирования.
Вероятно, здесь стоит разделить познавательную ситуацию, касаю-
щуюся политической науки как таковой, с одной стороны, и ситуацию,
складывающуюся в России, - с другой. Везде политическая история
ведет себя как игрок, в запасе у которого бесконечное число ходов:
рано или поздно возникает ситуация, когда данному политическому ак-
тору оказывается нечем ответить на вызов, тогда его сменяют другие.
Словом, история, для того чтобы длиться и развиваться, должна превы-
шать стратегические возможности тех или иных политических субъек-
тов и обслуживающей их науки. Всякий дискурс посягает на свободу и
открытость истории и потому в принципе не может не быть ограничен-
ным. Правда, это положение не снимает одного парадокса: почему в
современных интеллектуализированных и сциентизированых обществах
результаты политических акций оказываются более неожиданными, чем
когда-либо прежде. Объяснение этого может быть дано либо в линейной
перспективе - ссылкой на то, что каждая новая ступень развития повы-
шает сложность общественно-политического процесса, либо в циклич-
269
ной - посредством ссыпки на переходный и потому особо нестабильный 1
характер нашей эпохи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63