процедура демократи-
ческих выборов имеет смысл лишь в том случае, когда индивиды участ-
вуют в электоральном процессе не как выразители той или иной кол-
лективной (классовой) воли - тогда распределение голосов было бы
предопределено численным соотношением основных групп общества, а
как носители автономной воли. В этом смысле демократия - номинали-
стическая система, в которой ожидания и ценности единой коллектив-
ной судьбы, как и принципы подчинения частного общему, индивиду-
ального здравомыслия коллективной вере, являются неуместными.
Неслучайно демократические ценности с трудом прививаются в тех
культурах, где прочно укоренены "соборные" идеалы и этика "самоот-
верженного служения". Демократиям не противопоказаны героика и
жертвенность, но там они стоят под знаком индивидуального выбора, а
не слепой преданности и веры.
Иными словами, в этой вселенной индивиды играют роль "свободных
электронов", жестко не связанных со своей социальной средой, меняю-
щих свою групповую принадлежность в зависимости от своих личных
представлений о выгодном и достойном.
ТАЙНЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
Центральное место в политике занимает проблема власти.
Говоря о власти, нельзя преувеличивать значение исторических де-
терминант в ее происхождении. В марксизме принято считать, что
власть появилась вместе с классовым неравенством, эксплуатацией и
государством. Но неравенство - категория не столько социологическая,
сколько онтологическая и антропологическая. Люди индивидуальны и
потому изначально не равны друг другу. Неравенство нельзя понимать
как историческое грехопадение человека, преодолимое в перспективе
того или иного "земного рая". Там, где поборники полного равенства
видят отклонения, философия плюрализма видит шанс личности, исто-
рии и культуры. Люди интересны друг другу своей неодинаковостью, их
неравенство является источником социальной и исторической динами-
ки. Продуктивность взаимного обмена людей базируется на их разли-
чии. В экономической сфере неравенство проявляется в имущественной
сфере, в неодинаковости усилий и отдачи.
Но человек в большей степени политическое животное, т.е. относя-
щееся к полису, к гражданскому состоянию, чем экономическое. В
этом смысле аристотелевское понимание человека нам кажется более
адекватным, чем марксистский экономический редукционизм. И нера-
венство людей в этой "полисной" сфере проявляется как неравенство
15
влияния и власти. Неравенство статусов известно и в животном мире -
у этологов, изучающих поведение животных, есть убедительные свиде-
тельства этого. Вероятно, такое неравенство есть средство борьбы с
энтропией в живом мире, с хаосом, который, как известно из теории
Винера, наиболее вероятное, т.е. постоянно нас подстерегающее, со-
стояние.
Что означает выражение "А имеет власть над Б"? Это значит, во-
первых, что влияние А на Б выше, чем влияние Б на А, во-вторых, что
поведение Б для А более предсказуемо, чем поведение А для Б. Как мы
увидим ниже, властные отношения между А и Б при этом увеличивают
их взаимную предсказуемость и упорядоченность поведения. Таким об-
разом, власть есть средство борьбы с неопределенностью и хаосом, есть
один из ответов человека на "космический вызов" хаоса.
Асимметрия влияний всюду сопутствует нам: в семье, в отношениях
между друзьями и между возлюбленными, не говоря уже о служебных и
собственно политических отношениях. Более того, человеку необходи-
ма и власть над самим собой. Благодаря достижениям психоанализа,
структурной антропологии, философии постструктуализма давно уже
развенчан миф эпохи Просвещения, раннего романтизма и сентимента-
лизма о благостной природе человека, которую портит несправедливо
устроенное общество. В современных изысканиях человек выступает
как существо амбивалентное, носящее в себе разнородные начала, спо-
собное устремиться как к Добру, так и ко Злу. В свое время, отвечая
Чехову ("Человек рожден для счастья, как птица - для полета"), Бердя-
ев заметил, что человек - существо трагическое, стремящееся к страда-
нию, к самоценной драматургии бытия. В частности, социологи, зани-
мающиеся проблемой суицида, установили, что наиболее высок процент
самоубийств в высокоразвитых странах, отличающихся высоким уров-
нем жизни. И часто причиной оказывается "скука бытия" - дефицит
смысла, сниженный уровень мотивации. Человек несет в своей душе
иррациональные импульсы, для обуздания которых нужна соответст-
вующая культура, мобилизация ценностей (в частности, религиозных).
Великие мировые религии стали для человечества незаменимым
средством перехода от личности, ориентированной извне, к личности,
ориентированной изнутри, посредством ценностей и убеждений. Как
замечает А.Н.Уайтхед, "божественный элемент в мире должен быть по-
нят как убеждающая, а не как принуждающая деятельность"1.
Одним из основополагающих принципов великих мировых религий,
и сегодня для нас значимых, является принцип отделения духовной вла-
сти от политической. Независимость духовных авторитетов открывает
1 Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 568.
16
возможность для проявления критической способности суждения в от-
ношении земной власти и одновременного обуздания ее претензий кон-
тролировать сокровенные выражения человеческого духа. Неслучайно
тоталитарный режим у нас так ожесточенно преследовал религию:
"смерть Бога" ему была необходима для приобретения ничем не огра-
ниченного монопольного влияния не только на тело, но и на душу чело-
века. По ряду авторитетных свидетельств, в частности А.Солженицина,
в гигантских лабораториях Гулага успешно сопротивлялись эксперимен-
ту власти над человеком искренне верующие религиозные люди: они
знали конечное ничтожество земной власти и не вверяли ей душу.
Итак, нам необходимо учитывать диалектику внутренней и внешней
власти: чем меньше мы способны обуздывать свои стихии самостоя-
тельно, изнутри, тем ближе для нас перспектива внешнего обуздания и
подавления. Причем это касается не только людей, но и целых народов.
Если гражданское состояние у народа превращается в хаос, в войну
всех против всех, закономерно оживают массовые чаяния "сильной вла-
сти", "твердой руки". Неслучайно, как свидетельствует исторический
опыт, столь близкими во временной перспективе оказываются стихия
языческого бунта и обруч диктатуры, ее сковывающий. В этом смысле
тоталитаризм выступает как решение, альтернативное философии миро-
вых религий. Там, где не действует принцип совести - самообуздания
внешних и внутренних стихий, - там появляется его замещение в виде
тотального внешнего контроля. Тоталитаризм в XX в. выступает как
судьба деятельных и амбициозных народов, энергетика которых пере-
стала регулироваться изнутри, со стороны религии и совести, и потому
перешла в сферу жесткого внешнего регулирования. Мы видим, как и
сегодня, после краха тоталитарного режима, "беспредел" различного
рода языческого бесовства, не знающего внутренних ограничений (ни в
казнокрадстве и коррупции, ни в сепаратистских и националистических
амбициях, ни в разгуле преступности), снова искушает и провоцирует
демонологию тоталитаризма.
Современная философия власти должна постоянно иметь в виду две
альтернативы, за которыми стоят имена Ницше, с одной стороны, Дос-
тоевского - с другой. Первая альтернатива - это ницшеанский
"сверхчеловек". "Что есть счастье? Чувство растущей власти, чувство
преодолеваемого противодействия, не удовлетворенность, но стремление
к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способ-
ностей (добродетель в стиле Ренессанса, добродетель, свободная от мо-
рали)... Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем
неудачникам и слабым - христианство"1.
1 Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 633.
17
У Ницше - языческая эстетизация власти. Этот проницательный ана-
литик и пророк нигилизма разбирался в человеческих помыслах. Он
знал, что власть не только средство, что она может стать и в опреде-
ленных условиях непременно становится самоцелью, высшей страстью
человека, средоточием его помыслов.
Дело в том, что наряду с прагматической перспективой, сосредото-
ченной на проблемах благополучия, душой человека владеет и другая
перспектива, относящаяся к его "другому измерению". Эта перспектива
внерациональна, здесь Добро и Зло несоизмеримы с требованиями лич-
ной пользы. Человека тянет то "влево", к люциферовым искушениям,
то, в борьбе с ними, в просветлении, к покаянию и святости, которые в
полноте своей для него недостижимы. Словом, менее всего к человеку
применима линейная перспектива, в которой пытались увидеть и рас-
крыть его наследники века Просвещения. Аналогичным образом они
пытались изобразить и власть — как механику достижения рационально
сформулированных целей, как способ удовлетворения "разумного эго-
изма" (к которому относится и марксистский "материальный интерес").
Но кроме этой механики у власти существуют иные, глубинные под-
тексты. В ней сильно иррациональное начало, начало страсти. И в этом
смысле она для многих самоценна. В самоисповедании Печорина у
М.ЮЛермонтова есть поразительное откровение чувства власти:
"Возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли
первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь
причиною страданий и радостей, не имея на то никакого
положительного права, -не самая ли это сладкая пища
нашей гордости?"1 (разрядка авт. - А.П.).
Традиционная критика видела здесь исповедь русского "лишнего че-
ловека". Думается, что Лермонтов предвосхищает иной мотив в культу-
ре - мотив ницшеанского "сверхчеловека". Как оказалось, "лишний
человек" может перевернуть перспективу: вместо чувства вины и не-
полноценности из-за своей отъединенности от общества, его морали и
традиции, он может вооружиться идеологией превосходства над окру-
жающими, идеологией "нового человека", миссия которого - безжало-
стно переворошить и переделать этот мир "жалких людишек". Вот тогда
его ненасытное чувство власти ему пригодится и получит рациональное
оправдание: ведь для переделки мира, для принудительного осчастлив-
ливания людей, по глупости и ничтожеству ими отвергнутому, нужна
огромная, быть может, невиданная в истории власть.
Так может быть интерпретирована прерванная ранней гибелью Лер-
монтова линия в русской пророческой культуре - линия, ведущая к
образу великого инквизитора Достоевского.
1 Лермонтов М.Ю. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 540.
18
Разве большевики - эта вечная "партия меньшинства" - не выступи-
ли в роли великих инквизиторов в России? Разве не их словами говорит
тот персонаж у Достоевского? "Мы исправили подвиг твой (Христа,
подарившего человеку автономию духа - свободу. - А.П.) и основали
его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь
повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар,
принесший им столько муки... Ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря.
Ты восполнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: перед кем
преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться на-
конец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потреб-
ность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей...
Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с
нашего позволения. (Сравните ленинское: "Морально все то, что слу-
жит делу коммунизма". - А.П.) ... Самые мучительные тайны их совести
- все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению
нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и
страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут
счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих
ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны"1.
Дихотомия подвластных и властвующих представляет величайшую
драму человека с тех пор, как он существует на Земле. И если мы при-
знали, что власть часто выступает не только как средство, но и как са-
моцель, что она есть одно из величайших вожделений духа, то станет
понятно, что существует процесс самовоспроизводства власти, имеющей
свою логику, свои замыслы.
В истории современных обществ наблюдается своеобразная циклич-
ность. В периоды стабильного развития политическое измерение обще-
ственных процессов нередко остается в тени. Но в переходные этапы
оно сразу же выступает на передний план, превращаясь в доминанту
общественной жизни. В эти эпохи люди лишаются привычной возмож-
ности жить старым наследием и вынуждены творить новые обществен-
ные формы и институты. Политика, собственно, и есть форма социаль-
ного творчества в области властных отношений. Власть — центральное
звено политики, она является и главным предметом изучения политиче-
ской науки. Власть имеет две стороны, одну - явную, другую более
скрытую. В явном виде власть выступает как возможность для одних
людей управлять действиями других людей, подчинять их своей воле.
Спорность и проблематичность власти связана со спорностью и пробле-
матичностью этого неравенства. "Почему мы должны подчиняться
им?" - вот вопрос, выражающий драматургию и проблематичность вла-
сти, выступающие на поверхность в переходные, кризисные эпохи, ко-
1 Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. М., 1991. Т. 9. С. 289, 290.
19
гда стереотипы поведения людей резко ломаются и они начинают ак-
тивно переоценивать установившиеся отношения. Однако вскоре вслед
за этим обнаруживается и другая сторона власти - тот факт, что она не
только служит одним в ущерб другим, но и служит средством объеди-
нения, предотвращая центробежные тенденции и угрозу непрерывного
столкновения соседствующих обпшостей.
По-видимому, одна из первых задач, которую решала политическая
власть со времен своего зарождения, было объединение людей не по
родоплеменному, а по территориальному принципу. Вместо естествен-
ного стремления людей замкнуться в изолированные локусы, власть
насаждала центростремительные тенденции, подчиняя действия чуждых
по крови людей единым коллективным целям. Неслучайно первые госу-
дарства возникли там, где требовалась кооперация усилий великого
множества людей для создания ирригационных систем и выполнения
других коллективных работ колоссального по тем временам масштаба.
Для создания центростремительных тенденций власть намеренно ослаб-
ляла местные (в том числе родовые связи), заменяя естественную
(кровнородственную) связь искусственной - безличной. Эта стратегия
власти с тех пор прослеживается во все эпохи: все основатели новых
государств и империй занимались "национализацией" людей (в первую
очередь молодых мужчин) - присвоением их государством путем изы-
мания из привычной среды и прямого подчинения верховной власти.
Исконное дело государства - противопоставление естественным, не-
формальным тяготениям людей, связанным с родством, традицией или
взаимными симпатиями, обезличенной, формально-бюрократической
организации. Таков был самый ранний из способов превращения мест-
ных индивидов, живущих изолированными микрогруппами, в индивидов
исторических, помещенных в ритмику большого мира. С этим связана
вторая проблема власти: ее несовпадение с естественным, неформаль-
ным лидерством, которое люди признают добровольно, как признается
власть старших в семье или власть наиболее уважаемых лиц в роде и
общине.
Со времен появления отчужденно-принудительной связи людей в го-
сударстве их преследует ностальгический миф о золотом веке - буду-
щем возвращении к неотчужденным общественным связям, напоминаю-
щим естественные кровнородственные братства или неформальные то-
варищества. Вероятно, марксистская критика государства в своеобраз-
ной форме воплощала этот ностальгический мотив. Однако встречаю-
щиеся в истории реставрации догосударственных состояний, проявляю-
щихся либо в сознательных проектах революционеров либо в стихий-
ных смутах и кризисах власти, обнажали любопытную истину постоб-
щинного, постпатриархального человека. Во-первых, неизменно оказы-
20
валюсь, что наиболее мобильные элементы социума, в первую очередь
молодежь, уже никогда не смогут довольствоваться жизнью в изолиро-
ванных общинах - локусах: искушения большого мира и большой исто-
рии глубоко проникли в самую душу политического человека - ничем
меньшим он уже никогда не сможет довольствоваться. Цивилизованный
человек любит играть в возвращение в малый мир - обычно он делает
это на досуге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
ческих выборов имеет смысл лишь в том случае, когда индивиды участ-
вуют в электоральном процессе не как выразители той или иной кол-
лективной (классовой) воли - тогда распределение голосов было бы
предопределено численным соотношением основных групп общества, а
как носители автономной воли. В этом смысле демократия - номинали-
стическая система, в которой ожидания и ценности единой коллектив-
ной судьбы, как и принципы подчинения частного общему, индивиду-
ального здравомыслия коллективной вере, являются неуместными.
Неслучайно демократические ценности с трудом прививаются в тех
культурах, где прочно укоренены "соборные" идеалы и этика "самоот-
верженного служения". Демократиям не противопоказаны героика и
жертвенность, но там они стоят под знаком индивидуального выбора, а
не слепой преданности и веры.
Иными словами, в этой вселенной индивиды играют роль "свободных
электронов", жестко не связанных со своей социальной средой, меняю-
щих свою групповую принадлежность в зависимости от своих личных
представлений о выгодном и достойном.
ТАЙНЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
Центральное место в политике занимает проблема власти.
Говоря о власти, нельзя преувеличивать значение исторических де-
терминант в ее происхождении. В марксизме принято считать, что
власть появилась вместе с классовым неравенством, эксплуатацией и
государством. Но неравенство - категория не столько социологическая,
сколько онтологическая и антропологическая. Люди индивидуальны и
потому изначально не равны друг другу. Неравенство нельзя понимать
как историческое грехопадение человека, преодолимое в перспективе
того или иного "земного рая". Там, где поборники полного равенства
видят отклонения, философия плюрализма видит шанс личности, исто-
рии и культуры. Люди интересны друг другу своей неодинаковостью, их
неравенство является источником социальной и исторической динами-
ки. Продуктивность взаимного обмена людей базируется на их разли-
чии. В экономической сфере неравенство проявляется в имущественной
сфере, в неодинаковости усилий и отдачи.
Но человек в большей степени политическое животное, т.е. относя-
щееся к полису, к гражданскому состоянию, чем экономическое. В
этом смысле аристотелевское понимание человека нам кажется более
адекватным, чем марксистский экономический редукционизм. И нера-
венство людей в этой "полисной" сфере проявляется как неравенство
15
влияния и власти. Неравенство статусов известно и в животном мире -
у этологов, изучающих поведение животных, есть убедительные свиде-
тельства этого. Вероятно, такое неравенство есть средство борьбы с
энтропией в живом мире, с хаосом, который, как известно из теории
Винера, наиболее вероятное, т.е. постоянно нас подстерегающее, со-
стояние.
Что означает выражение "А имеет власть над Б"? Это значит, во-
первых, что влияние А на Б выше, чем влияние Б на А, во-вторых, что
поведение Б для А более предсказуемо, чем поведение А для Б. Как мы
увидим ниже, властные отношения между А и Б при этом увеличивают
их взаимную предсказуемость и упорядоченность поведения. Таким об-
разом, власть есть средство борьбы с неопределенностью и хаосом, есть
один из ответов человека на "космический вызов" хаоса.
Асимметрия влияний всюду сопутствует нам: в семье, в отношениях
между друзьями и между возлюбленными, не говоря уже о служебных и
собственно политических отношениях. Более того, человеку необходи-
ма и власть над самим собой. Благодаря достижениям психоанализа,
структурной антропологии, философии постструктуализма давно уже
развенчан миф эпохи Просвещения, раннего романтизма и сентимента-
лизма о благостной природе человека, которую портит несправедливо
устроенное общество. В современных изысканиях человек выступает
как существо амбивалентное, носящее в себе разнородные начала, спо-
собное устремиться как к Добру, так и ко Злу. В свое время, отвечая
Чехову ("Человек рожден для счастья, как птица - для полета"), Бердя-
ев заметил, что человек - существо трагическое, стремящееся к страда-
нию, к самоценной драматургии бытия. В частности, социологи, зани-
мающиеся проблемой суицида, установили, что наиболее высок процент
самоубийств в высокоразвитых странах, отличающихся высоким уров-
нем жизни. И часто причиной оказывается "скука бытия" - дефицит
смысла, сниженный уровень мотивации. Человек несет в своей душе
иррациональные импульсы, для обуздания которых нужна соответст-
вующая культура, мобилизация ценностей (в частности, религиозных).
Великие мировые религии стали для человечества незаменимым
средством перехода от личности, ориентированной извне, к личности,
ориентированной изнутри, посредством ценностей и убеждений. Как
замечает А.Н.Уайтхед, "божественный элемент в мире должен быть по-
нят как убеждающая, а не как принуждающая деятельность"1.
Одним из основополагающих принципов великих мировых религий,
и сегодня для нас значимых, является принцип отделения духовной вла-
сти от политической. Независимость духовных авторитетов открывает
1 Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 568.
16
возможность для проявления критической способности суждения в от-
ношении земной власти и одновременного обуздания ее претензий кон-
тролировать сокровенные выражения человеческого духа. Неслучайно
тоталитарный режим у нас так ожесточенно преследовал религию:
"смерть Бога" ему была необходима для приобретения ничем не огра-
ниченного монопольного влияния не только на тело, но и на душу чело-
века. По ряду авторитетных свидетельств, в частности А.Солженицина,
в гигантских лабораториях Гулага успешно сопротивлялись эксперимен-
ту власти над человеком искренне верующие религиозные люди: они
знали конечное ничтожество земной власти и не вверяли ей душу.
Итак, нам необходимо учитывать диалектику внутренней и внешней
власти: чем меньше мы способны обуздывать свои стихии самостоя-
тельно, изнутри, тем ближе для нас перспектива внешнего обуздания и
подавления. Причем это касается не только людей, но и целых народов.
Если гражданское состояние у народа превращается в хаос, в войну
всех против всех, закономерно оживают массовые чаяния "сильной вла-
сти", "твердой руки". Неслучайно, как свидетельствует исторический
опыт, столь близкими во временной перспективе оказываются стихия
языческого бунта и обруч диктатуры, ее сковывающий. В этом смысле
тоталитаризм выступает как решение, альтернативное философии миро-
вых религий. Там, где не действует принцип совести - самообуздания
внешних и внутренних стихий, - там появляется его замещение в виде
тотального внешнего контроля. Тоталитаризм в XX в. выступает как
судьба деятельных и амбициозных народов, энергетика которых пере-
стала регулироваться изнутри, со стороны религии и совести, и потому
перешла в сферу жесткого внешнего регулирования. Мы видим, как и
сегодня, после краха тоталитарного режима, "беспредел" различного
рода языческого бесовства, не знающего внутренних ограничений (ни в
казнокрадстве и коррупции, ни в сепаратистских и националистических
амбициях, ни в разгуле преступности), снова искушает и провоцирует
демонологию тоталитаризма.
Современная философия власти должна постоянно иметь в виду две
альтернативы, за которыми стоят имена Ницше, с одной стороны, Дос-
тоевского - с другой. Первая альтернатива - это ницшеанский
"сверхчеловек". "Что есть счастье? Чувство растущей власти, чувство
преодолеваемого противодействия, не удовлетворенность, но стремление
к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способ-
ностей (добродетель в стиле Ренессанса, добродетель, свободная от мо-
рали)... Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем
неудачникам и слабым - христианство"1.
1 Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 633.
17
У Ницше - языческая эстетизация власти. Этот проницательный ана-
литик и пророк нигилизма разбирался в человеческих помыслах. Он
знал, что власть не только средство, что она может стать и в опреде-
ленных условиях непременно становится самоцелью, высшей страстью
человека, средоточием его помыслов.
Дело в том, что наряду с прагматической перспективой, сосредото-
ченной на проблемах благополучия, душой человека владеет и другая
перспектива, относящаяся к его "другому измерению". Эта перспектива
внерациональна, здесь Добро и Зло несоизмеримы с требованиями лич-
ной пользы. Человека тянет то "влево", к люциферовым искушениям,
то, в борьбе с ними, в просветлении, к покаянию и святости, которые в
полноте своей для него недостижимы. Словом, менее всего к человеку
применима линейная перспектива, в которой пытались увидеть и рас-
крыть его наследники века Просвещения. Аналогичным образом они
пытались изобразить и власть — как механику достижения рационально
сформулированных целей, как способ удовлетворения "разумного эго-
изма" (к которому относится и марксистский "материальный интерес").
Но кроме этой механики у власти существуют иные, глубинные под-
тексты. В ней сильно иррациональное начало, начало страсти. И в этом
смысле она для многих самоценна. В самоисповедании Печорина у
М.ЮЛермонтова есть поразительное откровение чувства власти:
"Возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли
первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь
причиною страданий и радостей, не имея на то никакого
положительного права, -не самая ли это сладкая пища
нашей гордости?"1 (разрядка авт. - А.П.).
Традиционная критика видела здесь исповедь русского "лишнего че-
ловека". Думается, что Лермонтов предвосхищает иной мотив в культу-
ре - мотив ницшеанского "сверхчеловека". Как оказалось, "лишний
человек" может перевернуть перспективу: вместо чувства вины и не-
полноценности из-за своей отъединенности от общества, его морали и
традиции, он может вооружиться идеологией превосходства над окру-
жающими, идеологией "нового человека", миссия которого - безжало-
стно переворошить и переделать этот мир "жалких людишек". Вот тогда
его ненасытное чувство власти ему пригодится и получит рациональное
оправдание: ведь для переделки мира, для принудительного осчастлив-
ливания людей, по глупости и ничтожеству ими отвергнутому, нужна
огромная, быть может, невиданная в истории власть.
Так может быть интерпретирована прерванная ранней гибелью Лер-
монтова линия в русской пророческой культуре - линия, ведущая к
образу великого инквизитора Достоевского.
1 Лермонтов М.Ю. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 2. С. 540.
18
Разве большевики - эта вечная "партия меньшинства" - не выступи-
ли в роли великих инквизиторов в России? Разве не их словами говорит
тот персонаж у Достоевского? "Мы исправили подвиг твой (Христа,
подарившего человеку автономию духа - свободу. - А.П.) и основали
его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь
повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар,
принесший им столько муки... Ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря.
Ты восполнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: перед кем
преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться на-
конец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потреб-
ность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей...
Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с
нашего позволения. (Сравните ленинское: "Морально все то, что слу-
жит делу коммунизма". - А.П.) ... Самые мучительные тайны их совести
- все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению
нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и
страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут
счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих
ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны"1.
Дихотомия подвластных и властвующих представляет величайшую
драму человека с тех пор, как он существует на Земле. И если мы при-
знали, что власть часто выступает не только как средство, но и как са-
моцель, что она есть одно из величайших вожделений духа, то станет
понятно, что существует процесс самовоспроизводства власти, имеющей
свою логику, свои замыслы.
В истории современных обществ наблюдается своеобразная циклич-
ность. В периоды стабильного развития политическое измерение обще-
ственных процессов нередко остается в тени. Но в переходные этапы
оно сразу же выступает на передний план, превращаясь в доминанту
общественной жизни. В эти эпохи люди лишаются привычной возмож-
ности жить старым наследием и вынуждены творить новые обществен-
ные формы и институты. Политика, собственно, и есть форма социаль-
ного творчества в области властных отношений. Власть — центральное
звено политики, она является и главным предметом изучения политиче-
ской науки. Власть имеет две стороны, одну - явную, другую более
скрытую. В явном виде власть выступает как возможность для одних
людей управлять действиями других людей, подчинять их своей воле.
Спорность и проблематичность власти связана со спорностью и пробле-
матичностью этого неравенства. "Почему мы должны подчиняться
им?" - вот вопрос, выражающий драматургию и проблематичность вла-
сти, выступающие на поверхность в переходные, кризисные эпохи, ко-
1 Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. М., 1991. Т. 9. С. 289, 290.
19
гда стереотипы поведения людей резко ломаются и они начинают ак-
тивно переоценивать установившиеся отношения. Однако вскоре вслед
за этим обнаруживается и другая сторона власти - тот факт, что она не
только служит одним в ущерб другим, но и служит средством объеди-
нения, предотвращая центробежные тенденции и угрозу непрерывного
столкновения соседствующих обпшостей.
По-видимому, одна из первых задач, которую решала политическая
власть со времен своего зарождения, было объединение людей не по
родоплеменному, а по территориальному принципу. Вместо естествен-
ного стремления людей замкнуться в изолированные локусы, власть
насаждала центростремительные тенденции, подчиняя действия чуждых
по крови людей единым коллективным целям. Неслучайно первые госу-
дарства возникли там, где требовалась кооперация усилий великого
множества людей для создания ирригационных систем и выполнения
других коллективных работ колоссального по тем временам масштаба.
Для создания центростремительных тенденций власть намеренно ослаб-
ляла местные (в том числе родовые связи), заменяя естественную
(кровнородственную) связь искусственной - безличной. Эта стратегия
власти с тех пор прослеживается во все эпохи: все основатели новых
государств и империй занимались "национализацией" людей (в первую
очередь молодых мужчин) - присвоением их государством путем изы-
мания из привычной среды и прямого подчинения верховной власти.
Исконное дело государства - противопоставление естественным, не-
формальным тяготениям людей, связанным с родством, традицией или
взаимными симпатиями, обезличенной, формально-бюрократической
организации. Таков был самый ранний из способов превращения мест-
ных индивидов, живущих изолированными микрогруппами, в индивидов
исторических, помещенных в ритмику большого мира. С этим связана
вторая проблема власти: ее несовпадение с естественным, неформаль-
ным лидерством, которое люди признают добровольно, как признается
власть старших в семье или власть наиболее уважаемых лиц в роде и
общине.
Со времен появления отчужденно-принудительной связи людей в го-
сударстве их преследует ностальгический миф о золотом веке - буду-
щем возвращении к неотчужденным общественным связям, напоминаю-
щим естественные кровнородственные братства или неформальные то-
варищества. Вероятно, марксистская критика государства в своеобраз-
ной форме воплощала этот ностальгический мотив. Однако встречаю-
щиеся в истории реставрации догосударственных состояний, проявляю-
щихся либо в сознательных проектах революционеров либо в стихий-
ных смутах и кризисах власти, обнажали любопытную истину постоб-
щинного, постпатриархального человека. Во-первых, неизменно оказы-
20
валюсь, что наиболее мобильные элементы социума, в первую очередь
молодежь, уже никогда не смогут довольствоваться жизнью в изолиро-
ванных общинах - локусах: искушения большого мира и большой исто-
рии глубоко проникли в самую душу политического человека - ничем
меньшим он уже никогда не сможет довольствоваться. Цивилизованный
человек любит играть в возвращение в малый мир - обычно он делает
это на досуге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63