Власть в данном случае вы-
ступает как акционерное предприятие, участниками которого являются
держатели властного капитала - возможностей оказывать давление и
создавать напряженность. Постмодернистская аналитика заявляет вместе
с марксистской, что власть делится не по голосам (избирателей), а "по
капиталу", но при этом имеется в виду не "финансовый капитал", а
капитал властного давления, в рамках которого связи с силовыми
структурами или возможности влиять на позицию прессы ценятся от-
нюдь не меньше, чем обычные финансовые возможности. Это возрас-
тающее обособление процесса производства власти от, общества выхо-
дит за рамки обычной дихотомии "демократия - авторитаризм", так как
наблюдается сегодня всюду, и на Востоке, и на Западе. Этот процесс
сопровождается "эмансипацией" власти от давления со стороны ценно-
стной сферы.
8
Соотношение между двумя детерминантами власти - со стороны ин-
тересов и со стороны ценностей - представляет сегодня одну из важ-
нейших проблем политологического анализа.
Вспомним, что власть нужна обществу не только чтобы удовлетво-
рять социальные заказы различных групп и добиваться сбалансирован-
ности их интересов, но и для того, чтобы предохранять общество от
всегда подстерегающей стихии насилия.
Те, кто судит о власти только на основании критерия выполненных
или невыполненных социальных обязательств, недооценивают этот по-
следний аспект. Радикал-реформаторы и революционеры "демонтируют"
старую власть от имени "более справедливого" или "более рационально-
го порядка". Они при этом нередко забывают, что наряду с различиями
плохого и хорошего порядка существует более кардинальное различие
порядка и xaoeajlopa понять, что, ломая прежний порядок, реформато-
ры автоматически не попадают в "светлое будущее" на основе непре-
ложных закономерностей прогресса. В действительности мы живем не
во Вселенной Маркса, а во Вселенной Винера, в которой хаос - более
вероятное состояние, чем какой бы то ни был порядок.
Это рассуждение о власти в контексте порядка как наиболее дефи-
цитного состояния, ведет политологию к старой дихотомии "цивилиза-
ция - варварство". Политическая власть предохраняет общество от вар-
варства всеобщего нелегитимированного насилия - в этом ее достоинст-
во помимо тех, которые мы отыскиваем с помощью критериев социаль-
ной справедливости, свободы, равенства и т.д.
Важно, чтобы спор о справедливости и несправедливости велся в
рамках цивилизованного порядка, а не сопровождался провалом в вар-
варство неупорядоченных "разборок" между различными силами. По-
этому вопрос о том, как сохранить политическое соперничество, т.е.
производство новых социальных статусов и отношений в границах ци-
вилизованного порядка, принадлежит к главнейшим вопросам политиче-
ской теории. Цивилизованный политический порядок в качестве пред-
мета изучения политической теории не совпадает с предметом правовой
науки. Последняя изучает формальные институциональные основания
такого порядка, тогда как политическая теория исследует реальные
факторы производства порядка: различные групповые мотивации и цен-
ности, интересы и позиции в их взаимном динамичном балансе.
Политическая наука постоянно балансирует между "парадигмой ин-
тересов" и "парадигмой ценностей". Хотелось бы предостеречь от по-
спешного вынесения вердикта ценностному подходу. Человек -
"религиозное животное" (Л.Фейербах) и не может жить только интере-
сами. Процедуры согласования интересов давно изучает западная поли-
тическая теория. Процедура согласования различных культурных норм
и ценностей изучена гораздо хуже. Между тем она имеет особое значе-
ние для нашей страны, включающей множество разнородных этносов,
конфессий, культурных традиций.
Вести диалог в ценностно однородном или ценностно-нейтральном
поле значительно легче, чем в ситуации, когда участники ценностно
ангажированы и при этом имеют различные приоритеты.
Современная политология сочетает две методологические стратегии.
Одна из них связана с процедурами отнесения к интересам. Раскрыть
пружины "реальной политики" - значит вскрыть стоящие за ней инте-
ресы. Это предполагает решение другой задачи: какими средствами мо-
жет быть достигнут консенсус в области интересов.
Вторая стратегия связана с процедурами отнесения к ценностям. В
аналитическом смысле она предполагает раскрытие той пружины поли-
тических событий, которая связана с конфликтом ценностей, ментали-
тета, традиций.
В этой связи требуется решить задачу: как достичь компромисса и
согласования различных ценностных позиций. Эта задача обретает осо-
бую актуальность, когда столкновение интересов и позиций происходит
в ценностно-разнородном поле.
"Натуралистам" в политике, привыкшим подсчитывать шансы сторон
в одном только материальном измерении, современная Россия может
представляться скорее объектом, чем субъектом большой мировой по-
литики. Они рассуждают в линейном времени, где будущие состояния
однозначно предопределены предшествующими, будущие шансы - су-
ществующими стартовыми условиями. Однако, если бы это и в самом
деле было так, у Истории были бы вечные любимцы - неизменные ли-
деры, гегемоны и передовики.
Опыт показывает, что это не так, что история реализует свои аль-
тернативы, периодически меняя "лидеров прогресса" и центры мирового
развития. При этом материальной силе первоначально противопоставля-
ется не такая же сила, а духовное преимущество. Всемогущему Риму
когда-то противостоял Карфаген — и потерпел поражение. Реальная ис-
торическая альтернатива оказалась связанной с Иерусалимом, который
заведомо не мог тягаться с Римом по критериям могущества. Он проти-
вопоставил материальной силе альтернативу в сфере духа, в системе
ценностей - и Рим потерпел поражение.
Подводя итоги этих предварительных рассуждений, можно заключить
следующее. Политология как новая научная и учебная дисциплина
именно в силу своей новизны сильнее влияет на формирование нового
стиля мышления в общественных науках, чем другие дисциплины, ус-
певшие сложиться раньше. Она не может отстоять свой статус в систе-
ме современной науки, не преобразовывая в соответствующем духе всю
эту систему, не актуализируя те проблемы и ракурсы научного мышле-
ния, с которыми она связана генетически.
Раздел I.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЫТИЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ
САМОСОЗНАНИЕ
Глава I.
ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО БЫТИЯ
Если существование действительно
предшествует сущности, то человек
ответственен за то, что он есть.
Сартр Ж.П.
Парадокс политического бьпия связан с тем, что для того, чтобы от-
крыть это бытие, требуется совершить немалое методологическое уси-
лие. Дело в том, что в рамках прежней марксистской картины мира
политики как бытия не существовало. Она причислялась к области
"надстройки" и тем самым лишалась бышйственного статуса.
Экономикоцентризм можно отнести к числу тех "идолов", в которых
знаменитый английский философ рубежа XVI-XVII вв. Ф.Бекон видел
основную причину нашей невосприимчивости к реальностям окружаю-
щего мира. Например, экономикоцентричная дальтоника марксизма да-
вала чрезвычайно однобокие видения общества и человека. Получалось
так, будто основные человеческие мотивации сосредоточены в сфере
материальных интересов; все остальное, вплоть до высших духовных
запросов, относилось к числу средств, которые человек использует для
обеспечения или идеологического оправдания своего неистребимого
корыстолюбия.
То же самое касалось картины общества в целом; его динамика по-
мещалась внизу, в сфере материального производства; что касается
высших сфер - морали, культуры, религии, то "у них нет истории, у
них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и
свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действитель-
ностью также свое мышление и продукты своего мышления"1.
Политику марксистский экономикоцентризм также относит к облас-
ти "надстройки", отражающей и обслуживающей экономико-производ-
ственный базис. Такое воззрение противоречит и историческим фактам,
и нашим повседневным наблюдениям. Сама история большевизма, на-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 25.
11
чавшего свои миропотрясательные эксперименты с насильственного
захвата власти, стала свидетельством примата политики. Но и в менее
экстравагантных проявлениях, не связанных с насильственной "передел-
кой мира", политика являет свою бытийственность. Нигде в такой сте-
пени не бушуют страсти, не сталкиваются характеры, не проявляется
готовность к риску, как в политике. Но если в политике самой по себе
"нет истории, нет развития", если исход политического соперничества в
"конечном счете" предопределен логикой развития экономических от-
ношений, то тогда все страсти политики основаны на недоразумении, на
иллюзии тех, кто не прошел марксистской школы базисно-надстроеч-
ного детерминизма. Пантеон политической истории в таком случае на-
селен одними марионетками, приводимыми в движение скрытыми эко-
номическими механизмами.
Теперь мы представляем себе задачи политической теории. Ее цель —
реабилитировать мир политики, восстановить ее быгаиственный статус.
Политика не "надстройка", а вид человеческой практики, посредством
которой люди воздействуют на социальную среду, свою судьбу и меня-
ют свой статус в обществе.
Становлению политической теории препятствует не только маркси-
стский базисно-надстроечный детерминизм. Сам он должен быть понят
в более широком мировоззренческо-методологаческом контексте - как
наследие старого, лапласовского детерминизма. Научная картина мира
в XVIII в. в основном опиралась, как известно, на достижения класси-
ческой механики. Корифеям естествознания той эпохи мир открылся в
виде жесткой механической конструкции, в которой все раз и навсегда
расставлено по своим местам. Образ природы как живой целостности,
отличающейся разнообразием, широчайшей палитрой красок, звуков и
оттенков, отныне стал рассматриваться как прекраснодушная иллюзия
поэтического мышления. За разнообразием живых форм прятался демон
механики. Ее основной закон (второй закон Ньютона) позволяет по
данному начальному состоянию (значениям координат и скорости) рас-
считать любое последующее состояние. Экстраполируя этот тип линей-
ной зависимости на состояние мира в целом, Лаплас выступал с претен-
зией- всезнающего сциентизма в следующей формулировке: "Ум, кото-
рому были бы известны для какого-либо данного момента все силы,
одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных
частей ... объял бы в одной формуле движение величайших тел Вселен-
ной наравне с движением мельчайших атомов: не осталось бы ничего,
что было бы для него недостоверным, и будущее, так же как и про-
шедшее, предстало бы перед его взором ..."1 Природа выступала как
1 Лаплас. Опыт философии теории вероятностей. М., 1908. С. 9.
12
гигантские механические часы, повинующиеся заранее заданной, исчис-
ляемой ритмике.
Достаточно вспомнить ленинское видение социалистического обще-
ства как "единой большой фабрики", чтобы убедиться в тождестве ста-
рой, механистической философии природы с механистической филосо-
фией истории, которую большевизм в виде "истмата" навязывал всем
социальным наукам. "Социализм порожден крупной машинной индуст-
рией. И если трудящиеся массы, вводящие социализм, не умеют при-
способить свои учреждения так, как должна работать крупная машин-
ная индустрия, тогда о введении социализма не может быть и речи"1.
Несомненна связь с лапласовской традицией и всего марксистского
"материалистического понимания истории", подчиненной единым не-
преложным закономерностям и идущей в заранее заданном направле-
нии - к коммунизму. В такой "Вселенной" и политика выступает как
движение с предопределенным, заранее известным ("великому учению")
исходом.
Парадокс заключается в том, что подобные представления давно уже
изжиты в естествознании. Здесь на рубеже XIX - XX вв. стала склады-
ваться новая картина стохастической Вселенной, отличающейся слож-
ностью, нелинейностью, неопределенностью, необратимостью. Когда
вместо основных характеристик ньютоновой картины мира: регулярно-
сти, детерминированности и обратимости - в естествознании "в качест-
ве объекта положительного знания" начали входить случайность, слож-
ность и необратимость, всемогущему "демону предвидения" пришлось
потесниться2. Постепенно эти новые представления проникли и в соци-
альные и гуманитарные науки. Речь не идет о полном тождестве естест-
веннонаучной и социально-философской картин мира. Сложность, не-
линейность, случайность и необратимость в общественной сфере реали-
зуется иначе, чем в неживом Космосе, — через человеческую свободу.
Именно присутствие человека в истории не в качестве пассивного про-
дукта общественных структур — квазиобъекта, подчиняющегося непре-
ложным закономерностям, а в качестве субъекта, действующего под
знаком негарантированного и непредопределенного выбора, делает ис-
торический процесс сложным и нелинейным. Как писал французский
историк Л.Февр, "она (история) перестает быть надсмотрщицей над ра-
бами, стремящейся к одной убийственной (во всех смыслах слова) меч-
те: диктовать живым свою волю, будто бы переданную ей мертвыми"3 .
Однако в нашей стране освоение современной стохастической кар-
тины мира в социально-гуманитарной сфере затянулось до настоящего
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 157.
2 См.: Пригожим И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 101.
3 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 37.
13
времени. Правящая бюрократия, вздумавшая обуздать все стихии приро-
ды и истории, тяготела к лапласовскому детерминизму как философии
всеобщего авторитарного "порядка". В такой Вселенной долго не нахо-
дилось места теории относительности (преследуемой до 40-х гг.), теории
резонанса в химии, квантовой механике, математической логике, пси-
хоанализу... Везде, где .речь шла о сложности и нелинейности, о плюра-
лизме и разнообразии, в движение тут же приходила цензура "великого
учения", изгоняющая свободу из природы и истории. В данном случае
принципиальную важность имеет уяснение значения стохастических
представлений для политической науки, вне которых она вообще теряет
свой предмет. "Нормальная" политика появляется там, где естественное
(непреодолимое в принципе) разнообразие групповых интересов реали-
зуется в системе партийно-политического представительства, соревнова-
тельности и соперничества. Политики нет там, где действуют "непре-
ложные закономерности" и линейные зависимости, где исход группово-
го соперничества заранее предрешен, а монополией на историческое
творчество пользуются классы "гегемонов", безраздельно присваиваю-
щие себе историческое будущее.
В стахостической вселенной, где нередупируемыми оказываются не-
определенность и нелинейность, политика выступает как рисковая
(негарантированная в своих результатах) деятельность. Риск в полити-
ческой науке понимается не только в социальном и социально-
психологическом (как особенность, сопутствующая опасным занятиям),
но и в онтологическом смысле, связанном с эффектами неопределенно-
сти. В самом деле, например, политические выборы обретают смысл
лишь тогда, когда их исход непредопределен заранее. Неслучайно для
демократического процесса требуется не менее двух партий или коали-
ций сопоставимой силы. В истории стран социализма многопартийность
выступала только в форме системы, где партия "гегемон" окружена по-
слушными сателлитами - проводниками ее воли. Такой "плюрализм"
ничего общего не имел с действительными демократическими процеду-
рами, с наличием реального политического выбора.
Здесь уместно упомянуть еще об одной проблеме теории полигаки,
связанной с коллизией номинализма и "реализма". В истории филосо-
фии она известна как спор о природе универсалий — общих понятий.
Номиналисты полагают, что общее - всего лишь сумма отдельного, ча-
стного, оно не имеет реального онтологического содержания. В соци-
альной философии при этом речь идет об индивиде как автономном
суверенном субъекте, принимающем решения исходя исключительно из
своих индивидуальных интересов или личных представлений о сущем и
должном. Кредо номинализма: не человек для общества, а общество для
человека. Можно по-разному относиться к основным номиналистиче-
14
ским презумпциям, но одно приходится признать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
ступает как акционерное предприятие, участниками которого являются
держатели властного капитала - возможностей оказывать давление и
создавать напряженность. Постмодернистская аналитика заявляет вместе
с марксистской, что власть делится не по голосам (избирателей), а "по
капиталу", но при этом имеется в виду не "финансовый капитал", а
капитал властного давления, в рамках которого связи с силовыми
структурами или возможности влиять на позицию прессы ценятся от-
нюдь не меньше, чем обычные финансовые возможности. Это возрас-
тающее обособление процесса производства власти от, общества выхо-
дит за рамки обычной дихотомии "демократия - авторитаризм", так как
наблюдается сегодня всюду, и на Востоке, и на Западе. Этот процесс
сопровождается "эмансипацией" власти от давления со стороны ценно-
стной сферы.
8
Соотношение между двумя детерминантами власти - со стороны ин-
тересов и со стороны ценностей - представляет сегодня одну из важ-
нейших проблем политологического анализа.
Вспомним, что власть нужна обществу не только чтобы удовлетво-
рять социальные заказы различных групп и добиваться сбалансирован-
ности их интересов, но и для того, чтобы предохранять общество от
всегда подстерегающей стихии насилия.
Те, кто судит о власти только на основании критерия выполненных
или невыполненных социальных обязательств, недооценивают этот по-
следний аспект. Радикал-реформаторы и революционеры "демонтируют"
старую власть от имени "более справедливого" или "более рационально-
го порядка". Они при этом нередко забывают, что наряду с различиями
плохого и хорошего порядка существует более кардинальное различие
порядка и xaoeajlopa понять, что, ломая прежний порядок, реформато-
ры автоматически не попадают в "светлое будущее" на основе непре-
ложных закономерностей прогресса. В действительности мы живем не
во Вселенной Маркса, а во Вселенной Винера, в которой хаос - более
вероятное состояние, чем какой бы то ни был порядок.
Это рассуждение о власти в контексте порядка как наиболее дефи-
цитного состояния, ведет политологию к старой дихотомии "цивилиза-
ция - варварство". Политическая власть предохраняет общество от вар-
варства всеобщего нелегитимированного насилия - в этом ее достоинст-
во помимо тех, которые мы отыскиваем с помощью критериев социаль-
ной справедливости, свободы, равенства и т.д.
Важно, чтобы спор о справедливости и несправедливости велся в
рамках цивилизованного порядка, а не сопровождался провалом в вар-
варство неупорядоченных "разборок" между различными силами. По-
этому вопрос о том, как сохранить политическое соперничество, т.е.
производство новых социальных статусов и отношений в границах ци-
вилизованного порядка, принадлежит к главнейшим вопросам политиче-
ской теории. Цивилизованный политический порядок в качестве пред-
мета изучения политической теории не совпадает с предметом правовой
науки. Последняя изучает формальные институциональные основания
такого порядка, тогда как политическая теория исследует реальные
факторы производства порядка: различные групповые мотивации и цен-
ности, интересы и позиции в их взаимном динамичном балансе.
Политическая наука постоянно балансирует между "парадигмой ин-
тересов" и "парадигмой ценностей". Хотелось бы предостеречь от по-
спешного вынесения вердикта ценностному подходу. Человек -
"религиозное животное" (Л.Фейербах) и не может жить только интере-
сами. Процедуры согласования интересов давно изучает западная поли-
тическая теория. Процедура согласования различных культурных норм
и ценностей изучена гораздо хуже. Между тем она имеет особое значе-
ние для нашей страны, включающей множество разнородных этносов,
конфессий, культурных традиций.
Вести диалог в ценностно однородном или ценностно-нейтральном
поле значительно легче, чем в ситуации, когда участники ценностно
ангажированы и при этом имеют различные приоритеты.
Современная политология сочетает две методологические стратегии.
Одна из них связана с процедурами отнесения к интересам. Раскрыть
пружины "реальной политики" - значит вскрыть стоящие за ней инте-
ресы. Это предполагает решение другой задачи: какими средствами мо-
жет быть достигнут консенсус в области интересов.
Вторая стратегия связана с процедурами отнесения к ценностям. В
аналитическом смысле она предполагает раскрытие той пружины поли-
тических событий, которая связана с конфликтом ценностей, ментали-
тета, традиций.
В этой связи требуется решить задачу: как достичь компромисса и
согласования различных ценностных позиций. Эта задача обретает осо-
бую актуальность, когда столкновение интересов и позиций происходит
в ценностно-разнородном поле.
"Натуралистам" в политике, привыкшим подсчитывать шансы сторон
в одном только материальном измерении, современная Россия может
представляться скорее объектом, чем субъектом большой мировой по-
литики. Они рассуждают в линейном времени, где будущие состояния
однозначно предопределены предшествующими, будущие шансы - су-
ществующими стартовыми условиями. Однако, если бы это и в самом
деле было так, у Истории были бы вечные любимцы - неизменные ли-
деры, гегемоны и передовики.
Опыт показывает, что это не так, что история реализует свои аль-
тернативы, периодически меняя "лидеров прогресса" и центры мирового
развития. При этом материальной силе первоначально противопоставля-
ется не такая же сила, а духовное преимущество. Всемогущему Риму
когда-то противостоял Карфаген — и потерпел поражение. Реальная ис-
торическая альтернатива оказалась связанной с Иерусалимом, который
заведомо не мог тягаться с Римом по критериям могущества. Он проти-
вопоставил материальной силе альтернативу в сфере духа, в системе
ценностей - и Рим потерпел поражение.
Подводя итоги этих предварительных рассуждений, можно заключить
следующее. Политология как новая научная и учебная дисциплина
именно в силу своей новизны сильнее влияет на формирование нового
стиля мышления в общественных науках, чем другие дисциплины, ус-
певшие сложиться раньше. Она не может отстоять свой статус в систе-
ме современной науки, не преобразовывая в соответствующем духе всю
эту систему, не актуализируя те проблемы и ракурсы научного мышле-
ния, с которыми она связана генетически.
Раздел I.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЫТИЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ
САМОСОЗНАНИЕ
Глава I.
ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО БЫТИЯ
Если существование действительно
предшествует сущности, то человек
ответственен за то, что он есть.
Сартр Ж.П.
Парадокс политического бьпия связан с тем, что для того, чтобы от-
крыть это бытие, требуется совершить немалое методологическое уси-
лие. Дело в том, что в рамках прежней марксистской картины мира
политики как бытия не существовало. Она причислялась к области
"надстройки" и тем самым лишалась бышйственного статуса.
Экономикоцентризм можно отнести к числу тех "идолов", в которых
знаменитый английский философ рубежа XVI-XVII вв. Ф.Бекон видел
основную причину нашей невосприимчивости к реальностям окружаю-
щего мира. Например, экономикоцентричная дальтоника марксизма да-
вала чрезвычайно однобокие видения общества и человека. Получалось
так, будто основные человеческие мотивации сосредоточены в сфере
материальных интересов; все остальное, вплоть до высших духовных
запросов, относилось к числу средств, которые человек использует для
обеспечения или идеологического оправдания своего неистребимого
корыстолюбия.
То же самое касалось картины общества в целом; его динамика по-
мещалась внизу, в сфере материального производства; что касается
высших сфер - морали, культуры, религии, то "у них нет истории, у
них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и
свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действитель-
ностью также свое мышление и продукты своего мышления"1.
Политику марксистский экономикоцентризм также относит к облас-
ти "надстройки", отражающей и обслуживающей экономико-производ-
ственный базис. Такое воззрение противоречит и историческим фактам,
и нашим повседневным наблюдениям. Сама история большевизма, на-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 25.
11
чавшего свои миропотрясательные эксперименты с насильственного
захвата власти, стала свидетельством примата политики. Но и в менее
экстравагантных проявлениях, не связанных с насильственной "передел-
кой мира", политика являет свою бытийственность. Нигде в такой сте-
пени не бушуют страсти, не сталкиваются характеры, не проявляется
готовность к риску, как в политике. Но если в политике самой по себе
"нет истории, нет развития", если исход политического соперничества в
"конечном счете" предопределен логикой развития экономических от-
ношений, то тогда все страсти политики основаны на недоразумении, на
иллюзии тех, кто не прошел марксистской школы базисно-надстроеч-
ного детерминизма. Пантеон политической истории в таком случае на-
селен одними марионетками, приводимыми в движение скрытыми эко-
номическими механизмами.
Теперь мы представляем себе задачи политической теории. Ее цель —
реабилитировать мир политики, восстановить ее быгаиственный статус.
Политика не "надстройка", а вид человеческой практики, посредством
которой люди воздействуют на социальную среду, свою судьбу и меня-
ют свой статус в обществе.
Становлению политической теории препятствует не только маркси-
стский базисно-надстроечный детерминизм. Сам он должен быть понят
в более широком мировоззренческо-методологаческом контексте - как
наследие старого, лапласовского детерминизма. Научная картина мира
в XVIII в. в основном опиралась, как известно, на достижения класси-
ческой механики. Корифеям естествознания той эпохи мир открылся в
виде жесткой механической конструкции, в которой все раз и навсегда
расставлено по своим местам. Образ природы как живой целостности,
отличающейся разнообразием, широчайшей палитрой красок, звуков и
оттенков, отныне стал рассматриваться как прекраснодушная иллюзия
поэтического мышления. За разнообразием живых форм прятался демон
механики. Ее основной закон (второй закон Ньютона) позволяет по
данному начальному состоянию (значениям координат и скорости) рас-
считать любое последующее состояние. Экстраполируя этот тип линей-
ной зависимости на состояние мира в целом, Лаплас выступал с претен-
зией- всезнающего сциентизма в следующей формулировке: "Ум, кото-
рому были бы известны для какого-либо данного момента все силы,
одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных
частей ... объял бы в одной формуле движение величайших тел Вселен-
ной наравне с движением мельчайших атомов: не осталось бы ничего,
что было бы для него недостоверным, и будущее, так же как и про-
шедшее, предстало бы перед его взором ..."1 Природа выступала как
1 Лаплас. Опыт философии теории вероятностей. М., 1908. С. 9.
12
гигантские механические часы, повинующиеся заранее заданной, исчис-
ляемой ритмике.
Достаточно вспомнить ленинское видение социалистического обще-
ства как "единой большой фабрики", чтобы убедиться в тождестве ста-
рой, механистической философии природы с механистической филосо-
фией истории, которую большевизм в виде "истмата" навязывал всем
социальным наукам. "Социализм порожден крупной машинной индуст-
рией. И если трудящиеся массы, вводящие социализм, не умеют при-
способить свои учреждения так, как должна работать крупная машин-
ная индустрия, тогда о введении социализма не может быть и речи"1.
Несомненна связь с лапласовской традицией и всего марксистского
"материалистического понимания истории", подчиненной единым не-
преложным закономерностям и идущей в заранее заданном направле-
нии - к коммунизму. В такой "Вселенной" и политика выступает как
движение с предопределенным, заранее известным ("великому учению")
исходом.
Парадокс заключается в том, что подобные представления давно уже
изжиты в естествознании. Здесь на рубеже XIX - XX вв. стала склады-
ваться новая картина стохастической Вселенной, отличающейся слож-
ностью, нелинейностью, неопределенностью, необратимостью. Когда
вместо основных характеристик ньютоновой картины мира: регулярно-
сти, детерминированности и обратимости - в естествознании "в качест-
ве объекта положительного знания" начали входить случайность, слож-
ность и необратимость, всемогущему "демону предвидения" пришлось
потесниться2. Постепенно эти новые представления проникли и в соци-
альные и гуманитарные науки. Речь не идет о полном тождестве естест-
веннонаучной и социально-философской картин мира. Сложность, не-
линейность, случайность и необратимость в общественной сфере реали-
зуется иначе, чем в неживом Космосе, — через человеческую свободу.
Именно присутствие человека в истории не в качестве пассивного про-
дукта общественных структур — квазиобъекта, подчиняющегося непре-
ложным закономерностям, а в качестве субъекта, действующего под
знаком негарантированного и непредопределенного выбора, делает ис-
торический процесс сложным и нелинейным. Как писал французский
историк Л.Февр, "она (история) перестает быть надсмотрщицей над ра-
бами, стремящейся к одной убийственной (во всех смыслах слова) меч-
те: диктовать живым свою волю, будто бы переданную ей мертвыми"3 .
Однако в нашей стране освоение современной стохастической кар-
тины мира в социально-гуманитарной сфере затянулось до настоящего
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 157.
2 См.: Пригожим И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 101.
3 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 37.
13
времени. Правящая бюрократия, вздумавшая обуздать все стихии приро-
ды и истории, тяготела к лапласовскому детерминизму как философии
всеобщего авторитарного "порядка". В такой Вселенной долго не нахо-
дилось места теории относительности (преследуемой до 40-х гг.), теории
резонанса в химии, квантовой механике, математической логике, пси-
хоанализу... Везде, где .речь шла о сложности и нелинейности, о плюра-
лизме и разнообразии, в движение тут же приходила цензура "великого
учения", изгоняющая свободу из природы и истории. В данном случае
принципиальную важность имеет уяснение значения стохастических
представлений для политической науки, вне которых она вообще теряет
свой предмет. "Нормальная" политика появляется там, где естественное
(непреодолимое в принципе) разнообразие групповых интересов реали-
зуется в системе партийно-политического представительства, соревнова-
тельности и соперничества. Политики нет там, где действуют "непре-
ложные закономерности" и линейные зависимости, где исход группово-
го соперничества заранее предрешен, а монополией на историческое
творчество пользуются классы "гегемонов", безраздельно присваиваю-
щие себе историческое будущее.
В стахостической вселенной, где нередупируемыми оказываются не-
определенность и нелинейность, политика выступает как рисковая
(негарантированная в своих результатах) деятельность. Риск в полити-
ческой науке понимается не только в социальном и социально-
психологическом (как особенность, сопутствующая опасным занятиям),
но и в онтологическом смысле, связанном с эффектами неопределенно-
сти. В самом деле, например, политические выборы обретают смысл
лишь тогда, когда их исход непредопределен заранее. Неслучайно для
демократического процесса требуется не менее двух партий или коали-
ций сопоставимой силы. В истории стран социализма многопартийность
выступала только в форме системы, где партия "гегемон" окружена по-
слушными сателлитами - проводниками ее воли. Такой "плюрализм"
ничего общего не имел с действительными демократическими процеду-
рами, с наличием реального политического выбора.
Здесь уместно упомянуть еще об одной проблеме теории полигаки,
связанной с коллизией номинализма и "реализма". В истории филосо-
фии она известна как спор о природе универсалий — общих понятий.
Номиналисты полагают, что общее - всего лишь сумма отдельного, ча-
стного, оно не имеет реального онтологического содержания. В соци-
альной философии при этом речь идет об индивиде как автономном
суверенном субъекте, принимающем решения исходя исключительно из
своих индивидуальных интересов или личных представлений о сущем и
должном. Кредо номинализма: не человек для общества, а общество для
человека. Можно по-разному относиться к основным номиналистиче-
14
ским презумпциям, но одно приходится признать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63