Только наличие полити-
ческого капитала, который тот или иной агент способен инвестировать
в акционерное общество под названием "политическая система" (т.е.
система производства власти).
Держатели политического капитала могут выступать, как свидетель-
ствует М.Крозье, в следующих формах. Они могут быть приняты в
"акционерное общество" профессиональных политиков в качестве спе-
циалистов - владельцев дефицитного знания. Таково было, например,
условие принятия Е.Гайдара в "большую политику". Не менее важным
поводом для профессионального признания может быть способность
агента контролировать связи с внешним окружением и признание во
внешней среде, способной стать источником поддержки.
Это может быть и среда предпринимателей, где у данного "канди-
дата" имеются прочные связи и высокий авторитет, и научная среда
(если таковая способна в данный момент рассматриваться политиками
как мощный резерв поддержки), и международная среда.
Формой политического капитала могут быть информационные услу-
ги, связь с прессой, способность влияния и контроля факторов, форми-
!• рующих общественное мнение.
• Наконец, еще одна форма - это связь с депутатским корпусом, за-
конодателями, другими агентами среды, обеспечивающей легитимацию
1 Качалов Ю. Политическая топология: структурирование политической ре-
альности. С. 130.
111
тех или иных политических акций и решений1. Вероятно, возможны и
другие типы классификации политического капитала. Можно, исходя из
дихотомии Истона "требования - поддержки", выделить тех агентов,
которые способны в той или иной степени контролировать каналы тре-
бований, и тех, которые могут оказывать аналогичное воздействие на
каналы поддержки. Тогда в разряд "политических акционеров" попадут,
с одной стороны, профсоюзные, молодежные, женские лидеры и другие
субъекты, персонифицирующие подсистему "требований", а с другой -
представители силовых структур, предпринимательства, региональных
элит, в той или иной форме представляющих различные каналы "под-
держки".
Власть в такой системе видения представляет не что иное, как
"всегда проблематичный результат игры акторов, каждый из которых
контролирует свои зоны совместного политического риска и надеется
получить дивиденды влияния в зависимости от важности компонента,
который он представляет"2.
Как видим, постмодернистская парадигма начисто исключает такие
"романтические" понятия, как конечные цели политики, ценности, во
имя которых она осуществляется, общественные интересы, которым она
призвана служить.
Политика здесь выступает как игра профессионалов, сделкой кото-
рых является выигрыш как таковой, т.е. власть в качестве самоценной
категории, и внимание которых всецело поглощено не "публикой"
(избирателем), а партнерами по игре. Из этого вытекает ряд выводов,
вряд ли являющихся тривиальными.
1. В такой системе считается и действительно оказывается совер-|
шенно непрофессиональной устойчивая ценностная ориентация полити-|
ка - следование заранее заданному "высшему смыслу". Чем более стро-|
го ориентирован политик на те или иные идейные смыслы и ценности, [
тем более связан он в выборе технологий и менее способен уделять!
внимание игре: отвечать на ходы партнера адекватными ходами, менять!
поведение в зависимости от ситуации, мобилизовать новые источники!
поддержки и отказываться от старых, неэффективных. Полноценно уча- [
ствовать в игре - значит мобилизовать нужные ресурсы, невзирая на их
происхождение, и вступать в коалиции, которые ценностно ориентиро- [
ванному сознанию показались бы предосудительными.
Таким образом, постмодернистская система, как никакая другая, об-1
нажает противоречие между политической эффективностью и ценност-1
ной аутентичностью.
1 Crozier M., Friedberg E. Acteur et systeme. P., 1977. P. 71.
2 Ibid.
112
I
2. Электорат и социальное окружение в целом выступают здесь в
качестве простого средства давления на партнера - соучастника турни-
ра профессионалов. В модернизационной системе "среда" ("народ",
"избиратели") тоже рассматривалась как политически несуверенная,
как средство. Но это средство выступало не в контексте самоценного
процесса производства власти как таковой или простого козыря в поли-
тической игре, а в контексте высших мироспасательных целей - про-
гресса, построения "великого общества" и т.п.
Идентификация с той или иной "высшей необходимостью" не ис-
ключала политического профессионализма, не уменьшала, а, напротив,
усиливала политическую эффективность актора.
Теперь же, напротив, всякая добросовестная идентификация с выс-
шими целями считается признаком непрофессионализма и в самом деле
выводит политика из круга игроков "высшей лиги".
3. Политический статус в этой системе не выступает ни в качестве
определяемого сверху, как в монархических или в тоталитарных систе-
мах, ни в качестве делегируемого снизу, как в представительских сис-
темах. Он является продуктом специфического политического произ-
водства, в котором, с одной стороны, генерируются события, создающие
поле игры, с другой - задействованы игроки, вынужденные подтвер-
ждать свой статус (репутацию) постоянным участием в соревновании по
переработке "сырья" событий в "конечный продукт" - политические
акции и решения.
Это предполагает наличие в обществе особого класса политических
предпринимателей, статус которых аналогичен статусу обычных рыноч-
ных предпринимателей в том, что он не является гарантированным, а
требует перманентного воспроизводства в ходе взаимодействия с потре-
бителями и конкурентами.
Чтобы получить искомую "прибыль" - политическое влияние, необ-
ходимо генерировать спрос на него, т.е. спровоцировать события,
требующие, в глазах публики, политического вмешательства и полити-
ческих решений. Политические события - это приглашение профессио-
налам поучаствовать в новых соревнованиях. Парадоксальность постмо-
дернистской системы состоит в том, что она сознательно генерирует
конфликты и трения, ибо они создают новый спрос на политику. Рас-
ширение спроса означает и расширение предложения, т.е. рост числа
продавцов политического товара и новые формы увлекательного сорев-
нования между ними.
Здесь мы имеем достаточно полную аналогию с современным рын-
ком товаров и услуг, в котором спрос постоянно подогревается искус-
ственными мерами: рекламой, производством имиджей и другими сред-
ствами социокультурной классификации престижного и непрестижного,
ИЗ
модного и немодного. Политические события в постмодернистской па-
радигме выступают как факторы, предопределяющие "моральное старе-
ние" прежней политической продукции (моделей решения, лидеров и
т.п.) и формирования спроса на новую.
События же — это новые социальные, этнические, конфессиональные
и международные трения, генерируя которые политический класс
"размножается" и расширяет производство своей специфической при-
были - политических статусов, влияний, карьер.
Вероятно, его долгосрочная стратегия состоит в том, чтобы, с одной
стороны, не давать обществу успокоиться и сократить свою потребность
в политических "товарах", а с другой - в том, чтобы производство по-
литических событий не перехлестнуло через край и не вызвало тоталь-
ный обвал - ломку той системы, которая сформировала наших игроков
и по правилам которой они научились профессионально играть.
Словом, игра в постмодернистской системе не носит финалистского
характера, не предусматривает завершения в виде того или иного
"окончательного устроения" мира и правды на Земле. В то же время
она и не сориентирована на цели, внешние политической системе, на-
пример, на удовлетворение гражданских интересов, потребностей наро-
да, электората и т.п. Она профессионально ведется политическим клас-
сом для извлечения специфической прибыли - новых возможностей
влияния, новых постов.
Политический класс способен пойти на сознательное разрушение
прежней политической системы, если в ее рамках генерирование новых
каналов влияния и новых карьер заведомо ограничено.
Классика приучила нас думать, что старые политические системы
разрушаются исключительно в ходе тираноборческих восстаний новых
прогрессивных классов и потерявшего терпения народа. В свете сказан-
ного выше легко допустить, что отныне смена политических систем
станет делом класса политических профессионалов, если его количест-
венный и качественный рост превысит возможности прежней политиче-
ской системы расширять производство политической прибыли - новых
постов и влияний. С позиций либеральной классики распад СССР - это
закономерный формационный сдвиг, связанный с переходом от архаич-
ной политической системы к современной, в результате победоносной
демократической революции.
В постмодернистской парадигме этот распад может быть оценен как
акция быстро растущего политического класса, направленная на расши-
ренное воспроизводство политического капитала - престижных полити-
ческих постов и влияний. Если вместо единой страны появляются новые
пятнадцать стран, то это означает появление четырнадцати новых прези-
дентов, помощников, четырнадцати новых МИДов с разветвленным пер-
114
соналом, столько же новых министров обороны с самостоятельными
штабами и т.п. Добавьте к этому новые карьеры примыкающей админи-
стративной, экономической, социокультурной инфраструктуры: новых
чиновников, новых финансистов, новых пророков и трибунов-глашатаев
"национальной идеи", самостоятельности и величия.
Мы получим, таким образом, по меньшей мере десятки тысяч новых
карьер, невозможных в рамках прежнего политико-правового порядка.
По-видимому, в этих условиях требуются какие-то новые формы демо-
кратического контроля за поведением политического класса со стороны
населения. В противном случае, в своем стремлении любыми способами
обеспечить расширенное воспроизводство постов и карьер он способен
подвергать нацию неоправданным и опасным пертурбациям.
Проблема состоит в том, как политическую игру, все более приоб-
ретающую для политического класса самоценный характер, удержать в
границах, приемлемых для гражданского общества. Здесь важно соблю-
сти "золотую середину". Посягательство на прерогативы класса полити-
ческих профессионалов в рамках его компетенции пагубно бы сказа-
лось на качестве политических решений.
Не случайно качество политических решений падает и в случае по-
сягательства на профессиональную автономию политиков от имени
крайностей экономикоцентризма (тенденция либеральных обществ) и в
случае такого посягательства со стороны идеократии (коммунистичес-
кие и фундаменталистские режимы). Но и бесконтрольное функциони-
рование политического класса в условиях пассивно наблюдающего
"молчаливого меньшинства" недопустимо также.
Вероятно, требуются какие-то новые формы гражданского контроля,
которые цивилизация еще не выработала в виду новизны самого фено-
мена постмодернистской политической системы.
Вернемся теперь к рассмотрению тех новых форм и принципов, ко-
торые сопутствуют формированию политической системы постмодерни-
стского типа. Ярче всего эти новые принципы проявляются в отношении
к феномену социальных конфликтов.
В классической парадигме конфликт, во-первых, рассматривается
как негативный, дестабилизирующий фактор и, во-вторых, оценивается
в какой-то финалистской перспективе "окончательного разрешения"
всех конфликтов. Заслуга новейшей конфликтологии, в частности гер-
манского теоретика Дарендорфа, состоит в выработке нового взгляда на
конфликт, в целом соответствующего постмодернистской концепции
политического производства и рынка.
В отличие от Парсонса и других сторонников структурно-
функциональной парадигмы, Дарендорф не склонен оценивать любые
конфликты как нечто деструктивное. Конфликты у Дарендорфа поме-
115
щены внутри системы и выступают как часть механизма политического
воспроизводства и управляемых политических изменений. Самое глав-
ное для политической системы - избежать опасной дилеммы: полная
бесконфликтность или тотальный кризис. Парадокс перехода от
"тотальной монолитности" к тотальной вражде являют как раз те поли-
тические системы, которые, вместо того чтобы интегрировать, легити-
мировать и легализовать конфликты, занимаются их подавлением. Тем
самым энергия загоняется вглубь, исподволь накапливается и ждет сво-
его часа...
Но чтобы перейти от концепции недопустимого конфликта к кон-
цепции управляемого конфликта, надо существенно преобразовать ус-
тановки, унаследованные от классики. Классика, установки которой в
данном случае разделяли и либералы и марксисты, исходила из сле-
дующих презумпций:
а) что все общественные конфликты являются производными от од-
ного, основного (здесь мы видим проявление той же фундаменталист-
ской установки на отыскание "базисного" признака, которая подробнее
будет рассмотрена в гл. 1 раздела VII);
б) биполярности: предполагаемой поляризации антагонистического
отношения, при которой промежуточные позиции рассматриваются как
маргинальные;
в) гомогенности конфликтующих сторон;
г) понимания всех конфликтов как игры с нулевой суммой
(выигрыш одной означает соответствующий проигрыш другой).
Дарендорф положил начало разработке новой, постклассической
теории длящегося, управляемого и конструктивного конфликта, являю-
щегося одним из механизмов политического производства.
Главное предположение этой теории касается того, что политические
конфликты есть форма перевода латентной энергии гражданского про-
тивостояния, не подвластного регулированию, в явную и институиро-
ванную, пригодную для управления со стороны политического класса.
Это предположение, в свою очередь, конкретизируется в форме сле-
дующих презумпций:
конфликты являются многомерными, а их области - относительно
автономными. Сводить все конфликты к одному базовому некорректно
теоретически и неэффективно практически;
конфликты развертываются не в биполярном, а в мультиполярном
социальном пространстве. Это предполагает не неподвижную политиче-
скую дихотомию в духе марксистско-ленинского учения о двух непри-
миримых классах, а возможность многообразных и меняющихся коали-
ций, а также вмешательства "третьих сторон";
116
конфликтующие стороны не монолитны, а гетерогенны: включают
части, ориентированные на другие группы и даже на противоположную
сторону. Эти части готовы при изменении ситуации образовывать новые
коалиции.
Германский политолог В.Бюлль1, развивая постклассическую модель
в конфликтологии, формулирует следующее принципы регулирования
конфликтов:
а) конфликты решаются не через поляризацию, а через деполяриза-
цию. Поляризациями занимаются идеологи старого закала. Современные
профессионалы политического менеджмента, напротив, дробят кон-
фликтное поле, вырабатывая тем самым технологии решения конфликта
внутри системы;
б) конфликты решаются не через их полную манифестацию, а через
своевременное ограничение. Чем разветвленное, плюралистичнее явля-
ется политический класс в том или ином обществе, тем больше шансов
у этого общества своевременно канализировать энергию конфликта и
перевести ее в пространство конструктивного переговорного процесса, в
поле решений;
в) противник никогда не является только противником. М.Крозье в
этой связи предлагает пойти дальше и ставить задачи превращения про-
тивника в партнера. Дело в том, что проблема, поднимаемая оппонен-
том, не является только его проблемой. Если она стала поводом для
серьезного недовольства оппонента, имеющего в запасе достаточный
капитал политического влияния, то она немедленно превращается в об-
щую. Снимая поводы для недовольства оппонента, вы тем самым стаби-
лизируете свое собственное существование: запас совместных гарантий
повышается;
г) конфликты нужно решать через социальные изменения, а не пу-
тем замораживания изменений;
д) решение конфликта не должно быть моноказуальным (т.е. ориен-
тированным на единственную всеопределяющую причину, как это дик-
товалось фундаменталистскими установками классики). Оно должно
быть многомерным;
е) рациональность поведение конфликтующих сторон возрастает по
мере перехода от краткосрочной перспективы к долгосрочной. Для дли-
тельного противостояния нужен "рациональный" противник, отличаю-
щийся определенной предсказуемостью своих действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
ческого капитала, который тот или иной агент способен инвестировать
в акционерное общество под названием "политическая система" (т.е.
система производства власти).
Держатели политического капитала могут выступать, как свидетель-
ствует М.Крозье, в следующих формах. Они могут быть приняты в
"акционерное общество" профессиональных политиков в качестве спе-
циалистов - владельцев дефицитного знания. Таково было, например,
условие принятия Е.Гайдара в "большую политику". Не менее важным
поводом для профессионального признания может быть способность
агента контролировать связи с внешним окружением и признание во
внешней среде, способной стать источником поддержки.
Это может быть и среда предпринимателей, где у данного "канди-
дата" имеются прочные связи и высокий авторитет, и научная среда
(если таковая способна в данный момент рассматриваться политиками
как мощный резерв поддержки), и международная среда.
Формой политического капитала могут быть информационные услу-
ги, связь с прессой, способность влияния и контроля факторов, форми-
!• рующих общественное мнение.
• Наконец, еще одна форма - это связь с депутатским корпусом, за-
конодателями, другими агентами среды, обеспечивающей легитимацию
1 Качалов Ю. Политическая топология: структурирование политической ре-
альности. С. 130.
111
тех или иных политических акций и решений1. Вероятно, возможны и
другие типы классификации политического капитала. Можно, исходя из
дихотомии Истона "требования - поддержки", выделить тех агентов,
которые способны в той или иной степени контролировать каналы тре-
бований, и тех, которые могут оказывать аналогичное воздействие на
каналы поддержки. Тогда в разряд "политических акционеров" попадут,
с одной стороны, профсоюзные, молодежные, женские лидеры и другие
субъекты, персонифицирующие подсистему "требований", а с другой -
представители силовых структур, предпринимательства, региональных
элит, в той или иной форме представляющих различные каналы "под-
держки".
Власть в такой системе видения представляет не что иное, как
"всегда проблематичный результат игры акторов, каждый из которых
контролирует свои зоны совместного политического риска и надеется
получить дивиденды влияния в зависимости от важности компонента,
который он представляет"2.
Как видим, постмодернистская парадигма начисто исключает такие
"романтические" понятия, как конечные цели политики, ценности, во
имя которых она осуществляется, общественные интересы, которым она
призвана служить.
Политика здесь выступает как игра профессионалов, сделкой кото-
рых является выигрыш как таковой, т.е. власть в качестве самоценной
категории, и внимание которых всецело поглощено не "публикой"
(избирателем), а партнерами по игре. Из этого вытекает ряд выводов,
вряд ли являющихся тривиальными.
1. В такой системе считается и действительно оказывается совер-|
шенно непрофессиональной устойчивая ценностная ориентация полити-|
ка - следование заранее заданному "высшему смыслу". Чем более стро-|
го ориентирован политик на те или иные идейные смыслы и ценности, [
тем более связан он в выборе технологий и менее способен уделять!
внимание игре: отвечать на ходы партнера адекватными ходами, менять!
поведение в зависимости от ситуации, мобилизовать новые источники!
поддержки и отказываться от старых, неэффективных. Полноценно уча- [
ствовать в игре - значит мобилизовать нужные ресурсы, невзирая на их
происхождение, и вступать в коалиции, которые ценностно ориентиро- [
ванному сознанию показались бы предосудительными.
Таким образом, постмодернистская система, как никакая другая, об-1
нажает противоречие между политической эффективностью и ценност-1
ной аутентичностью.
1 Crozier M., Friedberg E. Acteur et systeme. P., 1977. P. 71.
2 Ibid.
112
I
2. Электорат и социальное окружение в целом выступают здесь в
качестве простого средства давления на партнера - соучастника турни-
ра профессионалов. В модернизационной системе "среда" ("народ",
"избиратели") тоже рассматривалась как политически несуверенная,
как средство. Но это средство выступало не в контексте самоценного
процесса производства власти как таковой или простого козыря в поли-
тической игре, а в контексте высших мироспасательных целей - про-
гресса, построения "великого общества" и т.п.
Идентификация с той или иной "высшей необходимостью" не ис-
ключала политического профессионализма, не уменьшала, а, напротив,
усиливала политическую эффективность актора.
Теперь же, напротив, всякая добросовестная идентификация с выс-
шими целями считается признаком непрофессионализма и в самом деле
выводит политика из круга игроков "высшей лиги".
3. Политический статус в этой системе не выступает ни в качестве
определяемого сверху, как в монархических или в тоталитарных систе-
мах, ни в качестве делегируемого снизу, как в представительских сис-
темах. Он является продуктом специфического политического произ-
водства, в котором, с одной стороны, генерируются события, создающие
поле игры, с другой - задействованы игроки, вынужденные подтвер-
ждать свой статус (репутацию) постоянным участием в соревновании по
переработке "сырья" событий в "конечный продукт" - политические
акции и решения.
Это предполагает наличие в обществе особого класса политических
предпринимателей, статус которых аналогичен статусу обычных рыноч-
ных предпринимателей в том, что он не является гарантированным, а
требует перманентного воспроизводства в ходе взаимодействия с потре-
бителями и конкурентами.
Чтобы получить искомую "прибыль" - политическое влияние, необ-
ходимо генерировать спрос на него, т.е. спровоцировать события,
требующие, в глазах публики, политического вмешательства и полити-
ческих решений. Политические события - это приглашение профессио-
налам поучаствовать в новых соревнованиях. Парадоксальность постмо-
дернистской системы состоит в том, что она сознательно генерирует
конфликты и трения, ибо они создают новый спрос на политику. Рас-
ширение спроса означает и расширение предложения, т.е. рост числа
продавцов политического товара и новые формы увлекательного сорев-
нования между ними.
Здесь мы имеем достаточно полную аналогию с современным рын-
ком товаров и услуг, в котором спрос постоянно подогревается искус-
ственными мерами: рекламой, производством имиджей и другими сред-
ствами социокультурной классификации престижного и непрестижного,
ИЗ
модного и немодного. Политические события в постмодернистской па-
радигме выступают как факторы, предопределяющие "моральное старе-
ние" прежней политической продукции (моделей решения, лидеров и
т.п.) и формирования спроса на новую.
События же — это новые социальные, этнические, конфессиональные
и международные трения, генерируя которые политический класс
"размножается" и расширяет производство своей специфической при-
были - политических статусов, влияний, карьер.
Вероятно, его долгосрочная стратегия состоит в том, чтобы, с одной
стороны, не давать обществу успокоиться и сократить свою потребность
в политических "товарах", а с другой - в том, чтобы производство по-
литических событий не перехлестнуло через край и не вызвало тоталь-
ный обвал - ломку той системы, которая сформировала наших игроков
и по правилам которой они научились профессионально играть.
Словом, игра в постмодернистской системе не носит финалистского
характера, не предусматривает завершения в виде того или иного
"окончательного устроения" мира и правды на Земле. В то же время
она и не сориентирована на цели, внешние политической системе, на-
пример, на удовлетворение гражданских интересов, потребностей наро-
да, электората и т.п. Она профессионально ведется политическим клас-
сом для извлечения специфической прибыли - новых возможностей
влияния, новых постов.
Политический класс способен пойти на сознательное разрушение
прежней политической системы, если в ее рамках генерирование новых
каналов влияния и новых карьер заведомо ограничено.
Классика приучила нас думать, что старые политические системы
разрушаются исключительно в ходе тираноборческих восстаний новых
прогрессивных классов и потерявшего терпения народа. В свете сказан-
ного выше легко допустить, что отныне смена политических систем
станет делом класса политических профессионалов, если его количест-
венный и качественный рост превысит возможности прежней политиче-
ской системы расширять производство политической прибыли - новых
постов и влияний. С позиций либеральной классики распад СССР - это
закономерный формационный сдвиг, связанный с переходом от архаич-
ной политической системы к современной, в результате победоносной
демократической революции.
В постмодернистской парадигме этот распад может быть оценен как
акция быстро растущего политического класса, направленная на расши-
ренное воспроизводство политического капитала - престижных полити-
ческих постов и влияний. Если вместо единой страны появляются новые
пятнадцать стран, то это означает появление четырнадцати новых прези-
дентов, помощников, четырнадцати новых МИДов с разветвленным пер-
114
соналом, столько же новых министров обороны с самостоятельными
штабами и т.п. Добавьте к этому новые карьеры примыкающей админи-
стративной, экономической, социокультурной инфраструктуры: новых
чиновников, новых финансистов, новых пророков и трибунов-глашатаев
"национальной идеи", самостоятельности и величия.
Мы получим, таким образом, по меньшей мере десятки тысяч новых
карьер, невозможных в рамках прежнего политико-правового порядка.
По-видимому, в этих условиях требуются какие-то новые формы демо-
кратического контроля за поведением политического класса со стороны
населения. В противном случае, в своем стремлении любыми способами
обеспечить расширенное воспроизводство постов и карьер он способен
подвергать нацию неоправданным и опасным пертурбациям.
Проблема состоит в том, как политическую игру, все более приоб-
ретающую для политического класса самоценный характер, удержать в
границах, приемлемых для гражданского общества. Здесь важно соблю-
сти "золотую середину". Посягательство на прерогативы класса полити-
ческих профессионалов в рамках его компетенции пагубно бы сказа-
лось на качестве политических решений.
Не случайно качество политических решений падает и в случае по-
сягательства на профессиональную автономию политиков от имени
крайностей экономикоцентризма (тенденция либеральных обществ) и в
случае такого посягательства со стороны идеократии (коммунистичес-
кие и фундаменталистские режимы). Но и бесконтрольное функциони-
рование политического класса в условиях пассивно наблюдающего
"молчаливого меньшинства" недопустимо также.
Вероятно, требуются какие-то новые формы гражданского контроля,
которые цивилизация еще не выработала в виду новизны самого фено-
мена постмодернистской политической системы.
Вернемся теперь к рассмотрению тех новых форм и принципов, ко-
торые сопутствуют формированию политической системы постмодерни-
стского типа. Ярче всего эти новые принципы проявляются в отношении
к феномену социальных конфликтов.
В классической парадигме конфликт, во-первых, рассматривается
как негативный, дестабилизирующий фактор и, во-вторых, оценивается
в какой-то финалистской перспективе "окончательного разрешения"
всех конфликтов. Заслуга новейшей конфликтологии, в частности гер-
манского теоретика Дарендорфа, состоит в выработке нового взгляда на
конфликт, в целом соответствующего постмодернистской концепции
политического производства и рынка.
В отличие от Парсонса и других сторонников структурно-
функциональной парадигмы, Дарендорф не склонен оценивать любые
конфликты как нечто деструктивное. Конфликты у Дарендорфа поме-
115
щены внутри системы и выступают как часть механизма политического
воспроизводства и управляемых политических изменений. Самое глав-
ное для политической системы - избежать опасной дилеммы: полная
бесконфликтность или тотальный кризис. Парадокс перехода от
"тотальной монолитности" к тотальной вражде являют как раз те поли-
тические системы, которые, вместо того чтобы интегрировать, легити-
мировать и легализовать конфликты, занимаются их подавлением. Тем
самым энергия загоняется вглубь, исподволь накапливается и ждет сво-
его часа...
Но чтобы перейти от концепции недопустимого конфликта к кон-
цепции управляемого конфликта, надо существенно преобразовать ус-
тановки, унаследованные от классики. Классика, установки которой в
данном случае разделяли и либералы и марксисты, исходила из сле-
дующих презумпций:
а) что все общественные конфликты являются производными от од-
ного, основного (здесь мы видим проявление той же фундаменталист-
ской установки на отыскание "базисного" признака, которая подробнее
будет рассмотрена в гл. 1 раздела VII);
б) биполярности: предполагаемой поляризации антагонистического
отношения, при которой промежуточные позиции рассматриваются как
маргинальные;
в) гомогенности конфликтующих сторон;
г) понимания всех конфликтов как игры с нулевой суммой
(выигрыш одной означает соответствующий проигрыш другой).
Дарендорф положил начало разработке новой, постклассической
теории длящегося, управляемого и конструктивного конфликта, являю-
щегося одним из механизмов политического производства.
Главное предположение этой теории касается того, что политические
конфликты есть форма перевода латентной энергии гражданского про-
тивостояния, не подвластного регулированию, в явную и институиро-
ванную, пригодную для управления со стороны политического класса.
Это предположение, в свою очередь, конкретизируется в форме сле-
дующих презумпций:
конфликты являются многомерными, а их области - относительно
автономными. Сводить все конфликты к одному базовому некорректно
теоретически и неэффективно практически;
конфликты развертываются не в биполярном, а в мультиполярном
социальном пространстве. Это предполагает не неподвижную политиче-
скую дихотомию в духе марксистско-ленинского учения о двух непри-
миримых классах, а возможность многообразных и меняющихся коали-
ций, а также вмешательства "третьих сторон";
116
конфликтующие стороны не монолитны, а гетерогенны: включают
части, ориентированные на другие группы и даже на противоположную
сторону. Эти части готовы при изменении ситуации образовывать новые
коалиции.
Германский политолог В.Бюлль1, развивая постклассическую модель
в конфликтологии, формулирует следующее принципы регулирования
конфликтов:
а) конфликты решаются не через поляризацию, а через деполяриза-
цию. Поляризациями занимаются идеологи старого закала. Современные
профессионалы политического менеджмента, напротив, дробят кон-
фликтное поле, вырабатывая тем самым технологии решения конфликта
внутри системы;
б) конфликты решаются не через их полную манифестацию, а через
своевременное ограничение. Чем разветвленное, плюралистичнее явля-
ется политический класс в том или ином обществе, тем больше шансов
у этого общества своевременно канализировать энергию конфликта и
перевести ее в пространство конструктивного переговорного процесса, в
поле решений;
в) противник никогда не является только противником. М.Крозье в
этой связи предлагает пойти дальше и ставить задачи превращения про-
тивника в партнера. Дело в том, что проблема, поднимаемая оппонен-
том, не является только его проблемой. Если она стала поводом для
серьезного недовольства оппонента, имеющего в запасе достаточный
капитал политического влияния, то она немедленно превращается в об-
щую. Снимая поводы для недовольства оппонента, вы тем самым стаби-
лизируете свое собственное существование: запас совместных гарантий
повышается;
г) конфликты нужно решать через социальные изменения, а не пу-
тем замораживания изменений;
д) решение конфликта не должно быть моноказуальным (т.е. ориен-
тированным на единственную всеопределяющую причину, как это дик-
товалось фундаменталистскими установками классики). Оно должно
быть многомерным;
е) рациональность поведение конфликтующих сторон возрастает по
мере перехода от краткосрочной перспективы к долгосрочной. Для дли-
тельного противостояния нужен "рациональный" противник, отличаю-
щийся определенной предсказуемостью своих действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63