В общеметодологическом плане старый и новый модернизм (начала
и конца XX в. соответственно) отличаются по следующему критерию.
Прежний модернизм основывался на формационном видении единой
общечеловеческой истории, характеризующейся закономерным восхо-
дящим движением (формационные ступени или этапы). Современный
модернизм в глубине души уже не верит в общечеловеческую историю,
в которой достоинство народов поддерживалось и подтверждалось само-
стоятельностью их социального творчества, дающего единый результат
лишь потому, что общей для всех является изначальная программа или
партитура (формационный код истории).
Над сознанием модернизаторов новейшего толка тяготеет роковое
сомнение, связанное с концепцией плюрализма цивилизаций. Они уже
достаточно искушены и теоретически (под влиянием достижений совре-
менной культурной антропологии и других видов сравнительной анали-
тики), и практически, чтобы заподозрить, что вожделенный образец -
развитое потребительское общество с гарантиями, предоставляемыми
Личности, является не автоматическим продуктом общечеловеческой
истории, а специфическим порождением одной-единственной цивилиза-
ции - западной. Поэтому они все больше проникаются сознанием про-
блематичности своего проекта, который осуществляется в рисковой
истории, изначально не являющейся ни всеобщей, ни гарантированной.
79
I
В одном принципиальном пункте их сознание отличается от того ре-
лятивистского благодушия (а иногда и эстетства), которым проникается
интеллигентское сознание, прошедшее современную культурологиче-
скую выучку.
Культурологические изыскания стали для них не поводом для этно-
графического любования и умиления перед экзотикой инокультурного
опыта, а также и не поводом для серьезного поиска в других культурах
и цивилизациях новых резервов для общечеловеческого будущего, гори-
зонт которого грозит закрыть экологически и морально безответствен-
ная техническая цивилизация. Нет, они скорее стали поводом для стра-
ха и ненависти.
Как только модернизаторы заподозрили, что западный технический,
правовой и потребительский эталон, прежде принимаемый ими за обще-
человеческий, не является культурно-нейтральным, а, напротив, может
оцениваться как специфический продукт уникального исторического и
культурного опыта, их подозрительное отношение к незападным куль-
турам (включая и культуру собственной страны) стало перерастать в
прямую ненависть.
Подобно тому, как в представительскую схему Д.Истона неожиданно
вклинилось "промежуточное звено "D", назначение которого - окульту-
ривать и умерять притязания, в модернизационной схеме появляется
звено, назначение которого выходит за рамки традиционного политиче-
ского революционаризма или реформизма. Речь идет уже не только о
том, чтобы сменить режим и учреждения. Речь идет о том, чтобы сме-
нить национальную ментальность.
Приступим же к анализу "входов" и "выходов" и по возможности
самого "черного ящика" политической системы модернизационного
типа.
Вначале надо рассеять одно недоразумение, порожденное недоста-
точным знанием Запада со стороны многих наших "западников".
Модернизационный дискурс и соответствующие ему политические
практики у нас принято целиком выводить за пределы Запада. Запад
понимается как воплощение современности, следовательно, модерниза-
ции не подлежит. На самом деле это вовсе не так. Первой страной За-
пада, обратившей на себя модернистскую критику традиционализма,
стала Франция. Ее политическое самосознание в чем-то поразительно
напоминает российское. Во всяком случае до середины 80-х годов на-
шего столетия ощущение страны с неблагополучной политической ис-
торией и судьбой доминировало среди французской интеллигенции.
Вспомним главный упрек, бросаемый нашими интеллектуалами отече-
ственной истории. Они постоянно сетуют, что в отличие от
"благополучных западных стран", история которых движется линейно-
80
поступательно, Россия развивается судорожно, циклически, с постоян-
ными разрывами и поворотами вспять. Но вот что пишет известный
французский политолог А.Пейнефит: "Удел Франции - то и дело пре-
рывать свою историю, проваливаясь в хаос. Между 1789 и 1985 годами
франция пережила 16 режимов - средняя продолжительность каждого
составляет 10 лет и 5 месяцев"1.
Во Франции, как и у нас, есть свои "западники": для них образцом
благополучной истории выступает англо-американский мир. Одним из
первых французских "западников" был Ш.Монтескье, ставивший своим
соотечественникам в пример Англию. Новейшая волна "западничества"
поднялась во Франции с начала 80-х годов как реакция на опасность
социализма (социалисты пришли к власти в мае 1981 г.). "Новые эко-
номисты" и новые правые из влиятельного клуба Орлож, подобно на-
шим "демократам", взяли себе в учителя представителей чикагской
школы и выступили с беспощадной критикой всей французской этати-
стской традиции с позиций "последовательно-атлантического" либе-
рального образца.
Теперь что касается "ментальности". Казалось бы, французская ин-
теллигенция должна быть довольна национальным менталитетом страны,
сформировавшей образцовую картезианскую рациональность. Но интел-
лектуалы технократического склада, создавшие идеологию модерниза-
ции в виде теории "индустриального общества", усомнились в способ-
ности нации, давшей Декарта и логику Пер-Рояля, мыслить рациональ-
но, а не мифологически. Технократы-идеологи 5-й республики, как и
наши современные либералы, звали Францию в "европейский дом"
(образовавшийся в 1956 г. "Общий рынок") и потому беспощадно вое-
вали с традиционалистами и национал-патриотами.
Причем традиционализм как диагноз болезни нестрогого, архаично-
го, беспомощного перед современными реалиями мышления толковался
весьма широко. Так, один из известных теоретиков модернизации во
Франции Ж.Фурастье писал: "Традиционный человек, а следовательно,
средний француз в эпоху Третьей республики мыслит магически: со-
вершает прыжок от мгновения в вечность..., манипулирует образами,
смешивая их с реальными вещами"2 .
При этом модернизаторы преисполнены технократического высоко-
мерия к классическому гуманитарному наследию и образованию, подоз-
ревая, что оно скорее служит препятствием, чем подспорьем адаптации
к современному миру, в котором законы диктует техника, а не культура
1 Peyrefite A. Le Mal Fra^ais. P., 1976. P. 61.
2 Fourastie J., Laleuf A. Revolution a 1'Oeust. P.,
1957. P. 65.
81
и мораль. "Нынешний бакалавр судит о цивилизации, отправляясь от
заветов Еврипида, Корнеля, Расина... Отсюда это поколение, беспокой-
ное и неустроенное"1.
Вспомним, что и большевики, осуществляя свою "культурную рево-
люцию", беспощадно искореняли старую гуманитарную интеллигенцию
и классическое гуманитарное образование.
Во Франции физическим искоренением модернизаторы не занима-
лись - не то время и не та традиция, но готовность "клеймить" великую
национальную классику продемонстрировали вполне.
Казалось бы, что может быть общего между "первобытным магиче-
ским мышлением" и мышлением Корнеля, Расина и Шатобриана
(которого Фурастье тоже упоминает в этой связи)? Стоило ли так опус-
тошать национальный пантеон ради того, чтобы быстрее американизи-
ровать французскую нацию и привить ей искусство мыслить операцио-
нально и инструментально, т.е. целиком прагматически? Французские
модернизаторы утверждали, что стоит. Они, кажется, были готовы об-
менять все достижения гуманитарного гения Франции на прагматиче-
скую смекалистость американского типа. При этом они были совер-
шенно уверены в том, что речь идет об игре с нулевой суммой: страна,
сохранившая традицию, казалась им не пригодной для жизни в мире,
ставшем "миро-экономикой".
Счастье Франции в том, что среди ее политиков нашелся националь-
ный лидер, снявший ложную дилемму американоцентристов: либо мо-
дернизм, либо патриотизм. Генерал де Голь стал великим модернизато-
ром, оставшись великим патриотом. Этот "урок французского" достоин
тщательного изучения в нашей стране.
Как уже говорилось выше, модернизаторы много почерпнули из
культурологии и культурной антропологии. В известном споре между
эволюционистами и диффузионистами, касающемся природы инноваций,
модернизаторы взяли сторону диффузионизма.
Диффузионисты делят культурное поле (страны, региона, мира в це-
лом) на инновационный центр и статичную периферию. Процесс рас-
пространения новаций, таким образом, носит характер не автономного
самозарождения в различных регионах одновременно, а характер заим-
ствования.
Онтологический статус нового при этом существенно меняется по
сравнению с тем, как его понимала классика. Если новое для той или
иной национальной культуры выступает не как собственный продукт, а
как инородный элемент, то культура не может не оказывать ему сопро-
тивления. Следовательно, внедрение нового требует известного насилия
I
1 Fourastie J. Muchinism et bien-etre. P., 1965. P. 191.
82
над культурой. Это насилие и осуществляет политическая система, вы-
ступающая как авторитарный внедритель нового в инородную ему сре-
ду. Таким образом, инновационный процесс вместо того, чтобы быть
творческим самоподъемом нации, обретает черты своеобразного
"внутреннего колониализма". Модернизаторы колонизуют собственную
нацию, подчиняя ее инновационному проекту.
Инновационный процесс, таким образом, образует поле властного
напряжения, генерируемое модернизационным центром ("полюсом рос-
та"). Как писал Ф.Перру, "развитие не осуществляется равномерно в
пространстве и времени: его импульсы возникают в определенных
"полюсах роста" и затем распространяются по различным каналам от
центра к периферии..."1
Скажем прямо: модернизационная доктрина предполагает насилие
государства как организованного инновационного субъекта по отноше-
нию к обществу, рассматриваемому как инертная социокультурная сре-
да или периферия роста.
Поэтому отношения между "социальной средой" и политической
системой здесь полностью преобразуются по сравнению со схемой
Д.Истона. Здесь не общество формирует "входы" в "черный ящик" по-
литической системы, призванной адекватно реагировать на них своими
решениями. Здесь, напротив, политическая система сначала принимает
решение - инновационный проект, который для гражданского общества
является принудительным "входом", на который предстоит реагировать.
Таким образом, модернизационная парадигма в отличие от представи-
тельской рассматривает гражданское общество как "черный ящик", не
имеющий собственного субстанционального содержания, но реагирую-
щий на внешние "вводы" и (или) "входы".
Природа политической системы тоже меняется. Политическая сис-
тема превращается в центр априорных решений, принятых не в ответ на
имманентные запросы гражданского общества, не по "заказу социума",
а согласно роли "авангарда", преобразующего общество по заранее при-
нятому плану.
Природу политической системы модернизационного типа обстоя-
тельно анализировали французские представители политической социо-
логии АТурен и М.Крозье.
Ключевым понятием у Турена выступает система исторического
действия - СИД. СИД означает, что история страны перестает быть
спонтанным процессом: в социокультурном отношении она все больше
"заимствуется", в политическом - навязывается. СИД включает три
элемента: подсистему социокультурных ориентации ("проект"), подсис-
1 Perroux F. Hole sur le notion du pole de croissance // Economique appliquee.
P., 1955.
тему ресурсов, предназначенных для реализации этого проекта, и под-
систему классового господства, необходимую для изъятия и концентра-
ции ресурсов.
Социокультурную модель не следует путать с классовой идеологией.
Она воплощает не столько своекорыстную волю класса, сколько прину-
дительный дух, господствующее вожделение эпохи. Например, в наше
время вожделенной целью является рост, процветание, благосостояние.
Идеологии конкурируют между собой внутри данной модели: каждая из
них претендует на то, что именно ей удастся ответить на вопрос, каким
способом обществу удастся прийти к этим заветным целям. Современ-
ная личность не хочет довольствоваться наличным: настоящему она
противопоставляет вожделенное будущее. Тем самым общества ставятся
перед лицом демона истории. Современные общества не просто
изводят себя в истории - они вовлечены в процесс исторического
изводства, т.е. создания нового общества.
Поэтому решающим социальным отношением сегодня является не
отношения различных общественных групп по поводу собственности,
их отношения по поводу будущего. "Современный классовый конфликт
не может быть определен иначе, чем борьба, высшей ставкой которой
является исторический выбор"1.
Это не означает, что реальная история в самом деле предопределяет-
ся нашим выбором. Реальная история определяется балансом нацио-
нальных и мировых политических сил, но сегодня эти силы вступают в
борьбу как раз за то, чтобы свой исторический выбор навязать осталь-
ным. Из этой игры активного навязывания и активного сопротивления и
выходит реальная политическая история. В рамках модернизационных
политических систем идет, во-первых, борьба за альтернативные проек-
ты будущего и, во-вторых, между силами, олицетворяющими новацию, и
силами, сопротивляющимися ей во имя сохранения статус-кво.
Судьба политической оппозиции решается именно здесь. Одно дело,
когда оппозиция выступает как носитель альтернативного модернизаци-
онного проекта, другое - если она выступает с позиции защитника ста-
тус-кво или реставрации прошлого. Вот почему власть так активно
стремится навязать оппозиции образ сопротивляющейся переменам кон-
сервативно-реставрационной силы, а сам политический процесс в стра-
не загнать в тупик ложной дилеммы: либо сохранение данной власти,
либо реставрация уже скомпрометированного прошлого. Любимый ло-
зунг власти:."Этому нет альтернативы" ("Иного не дано").
На самом деле будущее всегда является многовариантным и сам мо-
дернизационный процесс должен строиться в виде конкурса альтерна-
тивных инновационных проектов.
1 Tourain A. Le production de la societe. P., 1973. P. 12.
84
Скажем, судьба коммунистической партии РФ зависит от того, по-
ставит ли она себя вне модернизапионного проекта в качестве сугубо
реставрационной силы или ей удастся постепенно войти в модернизаци-
онное поле в роли субъекта - носителя альтернативного проекта модер-
низации. Некоторые симптомы продвижения в этом направлении, ка-
жется, уже имеются.
Таким образом, в рамках политической системы модернизапионного
типа существуют, во-первых, противостояние модернизаторов и модер-
низируемых, во многом наследующее прежнее деление "верхов" и
"низов", и, во-вторых, противостояние, связанное с поляризацией пози-
ций внутри самого модернизационного поля: между альтернативными
вариантами модернизации.
Первый тип противостояния может быть выражен и на другом языке:
"активное меньшинство" и "молчаливое большинство". Это различие
политического класса модернизаторов, выступающего в роли субъекта,
и неорганизованного большинства, являющегося объектом модерниза-
ции, выглядит решающим. Неорганизованное большинство - это народ,
сама неорганизованность которого является предпосылкой модерниза-
ционной стратегии. Из основного допущения модернизационной теории
о неавтономном характере инновационного процесса вытекает, что ор-
ганизация "местного населения" или "местной социальной среды" спо-
собна усиливать сопротивление новациям и в этом качестве не может
одобряться.
В рамках классической представительской системы организован-
ность групп гражданского общества является положительным качест-
вом. Во-первых, потому, что чем выше самоорганизация гражданского
общества, тем успешнее оно решает свои проблемы самостоятельно, не
перегружая политическую систему дополнительными проблемами. Во-
вторых, потому, что организованный социальный заказ легче перевести
на язык конструктивных политических решений, чем мозаику неоргани-
зованных требований.
Но в модернизационной системе организация гражданских групп
воспринимается как источник угрозы. Там, где нововведения связыва-
ются с авторитарностью властного внедрения, модернизаторы стараются
создать максимально возможные асимметрии влияния. Система автори-
тарных новаций всего успешнее работает там, где те или иные "полюса
роста" окружены слабо организованным пространством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63