Да и сейчас, находясь в резерве, они не жал
ели времени на тренировки.
Несколько в стороне стояли представители комиссии Военного совета воз
душно-десантных войск Красной Армии. В нее входили инспекторы ВДВ, ВВС, ис
пытатели НИИ ВВС, генерал-майор Губаревич Ц командир 7-го воздушно-деса
нтного корпуса, в котором, если испытания пройдут успешно, воздухоплават
елям доведется служить. Возглавлял комиссию главный инспектор ВДВ полк
овник Спирин.
Ц Лебедка, аэростат проверены, Ц доложил Устинович. Ц В полном порядк
е.
Попов четким шагом подошел к председателю комиссии.
Ц Аэростат к подъему парашютистов готов, Ц отрапортовал он.
Ц Начать испытания, Ц тотчас распорядился генерал-майор Губаревич.
Пилот-инструктор Гурджиян уже в корзине. Рядом заняли места еще трое, все
мастера парашютного спорта. Им первым предстояло совершить прыжки.
Команда на лебедку, и аэростат легко идет вверх. Двести, триста метров… пя
тьсот.
Ц На лебедке: стоп.
Аэростат, вздрогнув, замер. И тотчас же от корзины отделились три крошечн
ые фигурки. Напряженные, всегда кажущиеся очень длинными секунды Ц и на
д ними раскрылись светлые купола парашютов. Ветер относил десантников в
сторону. Они, медленно покачиваясь, шли к земле.
А барабан лебедки уже наматывает трос. Попов, Устинович, Рощин удовлетво
ренно переглянулись, когда корзина аэростата мягко коснулась земли. Шес
ть минут понадобилось на то, чтобы поднять парашютистов на нужную высоту
, выбросить их и подтянуть аэростат.
Дальше все пошло без заминки: не успевала одна группа парашютистов опуст
иться на землю и погасить купола, как другая уже шла вверх.
Среди наблюдавших за испытаниями членов комиссии не было равнодушных. А
строгое лицо полковника Спирина выражало решительное одобрение. Ему бы
ла хорошо знакома не раз возникавшая критическая ситуация, когда требов
алось срочно подготовить фронту десантную часть, а самолетов не хватало
. Аэростаты Ц это находка!
Между тем погода стала резко портиться. Облака, отяжелев, пошли вниз. Они п
лыли в восьмидесяти-ста метрах от земли, то и дело скрывая аэростат. Стало
сумрачно, видимость резко упала. Все отлично знали, что в таких условиях т
ренировка парашютистов с самолета невозможна. А с аэростата она продолж
алась. Где-то там, в вышине, невидимые с земли, из корзины вываливались пар
ашютисты. Их появления ожидали особенно напряженно. И когда они вынырива
ли из облаков, всегда неожиданно и не там, где их ждали, раздавались аплоди
сменты. Тем самым подтверждалась возможность проводить прыжки при плох
ой погоде, а значит, и ночью.
«Комиссия считает, Ц говорилось в акте, составленном после окончания и
спытаний, Ц полностью подтвержденной эффективность использования пр
ивязанных аэростатов в деле парашютной подготовки личного состава воз
душно-десантных войск Красной Армии».
Ц Надеюсь, в ближайшее время будем совместно проводить подготовку деса
нтников, Ц крепко пожал руку Попову генерал-майор Губаревич.
Ц Служу Советскому Союзу, Ц счастливо отчеканил Попов.
Вскоре пришла подписанная маршалом Б. М. Шапошниковым директива Генерал
ьного штаба Красной Армии о создании первого воздухоплавательного див
изиона воздушно-десантных войск. Командиром дивизиона был назначен кап
итан Попов. Нач. штаба Ц капитан Рощин, инженер-капитан Устинович назнач
ался зам. командира дивизиона и одновременно командиром дирижабля.
IX
«Самый родной, самый близкий мне друг, Люда!
В мыслях говорю с тобой из далекой черной дали. Уж этого-то мне никто не за
претит, я в этом никому не подвластна. А во всем остальном… Трудно осознат
ь это. Трудно произнести. Я в фашистском плену. Неотступно гнетет мысль: мы
все, кто здесь, в неволе, выбиты из строя. На Родине идут кровопролитные бо
и, а нам не быть со всеми… Шлю тебе эти горькие слова, делюсь, как прежде, мне
так нужно сейчас твое участие…
Ледяной ветер гуляет по переполненному людьми бараку, а мне кажется, воз
духа так мало, не дышится на чужой стороне. В щелях густые хлопья инея. Вок
руг колючая проволока и чужая недобрая речь.
Мы уже почти дошли до своих, оставалось так немного…»
Очнулась она тогда, задыхаясь в дыму. В лицо било жаром. Первая мысль: гори
т аэростат. Судорожно искала на груди кольцо парашюта. Но под руками толь
ко солома. И тут как обухом по голове Ц совсем рядом отрывистые выкрики г
итлеровцев. Пронзила догадка, от которой внутри все сжалось: фашисты нас
тигли их. И подожгли копны. Огонь все жарче, у самого лица. Она пыталась отп
олзти и попадала в такой же палящий жар. Быстро отстегнула планшет, чтобы
не попал к врагам. В нем партбилет, пилотское свидетельство, удостоверен
ие парашютиста, фотография детей, а также та, где снята вместе с Людой.
Давясь дымом, почти теряя сознание, метнулась в сторону. Гитлеровец выхв
атил ее из горящей копны и швырнул на землю. Ее душил кашель. Шинель на ней
горела, она машинально стала гасить ее.
Копны пылали, ветер рвал пламя.
Началась горькая дорога пленных.
X
Ослабевшую, с капельками пота на лице Люду привезли из операционной. Над
ежда ее сбылась. Партизаны подготовили новый аэродром, подвезли ее прямо
к самолету. И вот она в Москве, в Тимирязевской академии, где сейчас распо
лагается госпиталь. Лежит на настоящей кровати, с бельем, пусть стареньк
им, застиранным… Рядом сестры, врачи, лекарства.
Нога, пока лежала в избе у тети Поли, оказывается, срослась. Радоваться бы!
Да только рано. Неправильно срослась. Пришлось ломать. Поставили как над
о, наложили гипс. Может, теперь все будет хорошо? Она верит, терпеливо пере
носит боль и тяжесть гипсовой колоды. Но еще рана на бедре… Растравилась
пуще прежнего. Врачи хмурятся, по их глазам, по-латыни, на которой перегов
ариваются, захолодила мысль, что дела ее не очень-то… Спросила напрямик:
Ц Худо?
Они замялись.
Ц Запущено. Потребует длительного лечения.
Только почему они смотрят не на нее, а куда-то мимо?..
На стене рядом с Людиной кроватью мелко начертано: «Ира + Вачик=…» Чему рав
няется, не сказано, наверно, война помешала. Раньше здесь было студенческ
ое общежитие. Когда Люде становится особенно тяжко, она начинает повторя
ть: «Ира + Вачик… Ира + Вачик…» Ц и как-то легче становится.
В палате, кроме нее, еще трое, от этого не так тоскливо. Молодые, почти девчо
нки, так же, как она, прикованные злой войной к постели. Люде видно, как мече
тся напротив нее на подушке пылающее Катино лицо. Катю тоже привезли из п
артизанского края. Обморожены ноги, она долго пролежала в снегу, пока под
обрали. К ней никто не приходит, хоть она и москвичка. Она сама сказала, что
бы не пускали. Когда поправится, тогда… Правда, родных все равно в Москве с
ейчас нет. Ей приносят передачу Ц печеную картошку, кулечек слипшихся к
онфет Ц девчонки с завода «Динамо», она там до войны работала. Конопатен
ькая Шурочка (она лежит на наклонной доске, на «вытяжке», у нее поврежден п
озвоночник), хрустя подгорелой корочкой, говорит о Катиной картошке, что
она слаще довоенных пирожных, которые они уже и не помнят, когда ели.
Шура вначале на фронт не собиралась, но однажды в бомбежку кинулась спас
ать пострадавших, спешно делала перевязки. Неумело Ц откуда ей было зна
ть, как надо? Пошла на курсы медсестер. Ее определили в санитарный поезд. П
о дороге на фронт их разбомбили. Так и не довелось ей оказать помощь ни одн
ому раненому.
У двери Ц самая из них тяжелая, Таня. Балерина, только закончила балетную
школу, как началась война. Ушла на фронт добровольцем. У нее забинтованы г
олова, грудь, нога в гипсе Ц по ней прошла автоматная очередь. Из этой опу
танной бинтами «куколки» порой высвобождается другая, легкая, с круто вы
гнутым подъемом ножка. Может, девочке снится, что она на сцене, в танце…
К Тане каждый день приходит мама. Вообще-то часто бывать здесь не разреша
ют, но Танину маму пускают всегда, она даже ночует. Она ухаживает и за ними,
сейчас беспомощными. Сидя возле дочки, говорит ей что-то, кормит с ложечки
. Тане и это трудно.
Еще Таню навещает старший лейтенант, он из одной с нею части. Рассказал, чт
о Таня вынесла с поля боя двенадцать раненых. Тринадцатой оказалась сама
. Постоит возле двери, боясь потревожить. А сегодня пришел проститься. Уже
во всем военном. Его выписывают, едет на фронт.
Наклонился, бережно взял за руку.
Ц Ну, суженая моя, буду ждать.
У Тани дрогнули ресницы. Что-то с надеждой блеснуло из-под них.
При Шурином «приподнятом» положении (ее кровать стоит у окна) она видит в
се, что происходит снаружи. Желая отвлечь их, лежачих, от дурных мыслей, ко
мментирует уличную жизнь:
Ц Вчера снега не было, а за ночь опять насыпало. А им что Ц ходят нараспаш
ку. Ой, провалилась! Куда ж ты лезешь, бестолковая!
В Шурином голосе столько веселого участия, она забыла про свое отчаянное
состояние, про то, что, может, никогда уже не встанет или встанет калекой. Е
й самой бы в мячик поиграть или в «классы», не так давно это у нее было…
Им всем очень хочется туда, к спешащим людям.
«Только представь себе, Верка, лежу, скучная и нудная от долгого лежания. Т
ак же нудно, не переставая, ноет рана. И конец этому так далек, что смотреть
ни на что не хочется.
И вдруг… открываю глаза и в дверях вижу… Сашку! Загорелого на диво и со сле
дами ожогов, что тот самолет горящий ему оставил. Улыбка до ушей. В руках о
громная охапка Ц не могу понять чего… Оказалось Ц бананы! Мы их сроду не
видывали.
Он стал раздавать их всем, раскладывать по тумбочкам. И когда руки освобо
дились, подхватил меня осторожно, я и боли не почувствовала, поднял.
Ц Живая! Ну, здравствуй, Ц говорит.
А я дух перевести не могу. Втайне все время ждала, каждый день, каждую мину
ту, надеялась Ц вот придет… Только надежда была какая-то нереальная, вед
ь война…
Как же он разыскал-то меня?
Опустил на койку.
Ц Еще не ходишь?
Ц Нет.
Ц Ничего, будешь ходить…»
…Им не верилось, что оба живы, что довелось свидеться. Люда спросила, где з
агорел так сильно и откуда эти невиданные бананы. Оказывается, они летал
и в Египет, в Каир, к союзникам, что воюют там с армией генерала Роммеля.
Он побыл совсем мало, а может, ей так показалось?.. Сказал: командир на свою о
тветственность отпустил: поезжай, только, сам знаешь, на месте надо быть в
овремя. Пожелал всем в палате скорее поправиться.
Ц Ешьте бананы, Ц сказал, Ц в них сила несметная! Ви-та-ми-ны!!
Неизвестно, что в этих бананах было скрыто, но в Люду силы сразу влились от
одного Сашкиного прихода. Долго еще в ней звучал Сашкин голос, сотканный
из доброты, любви и тревоги. Даже неловко стало перед другими, которым не в
ыпало этой радости. У кого из них мужа убили, кто давно вестей с фронта не и
меет. А ей такое счастье привалило Ц только что был здесь, высокий, красив
ый, целый и невредимый!..
Два желтых, самых спелых банана Люда отложила для Тани на завтра.
На этот раз Люда крепко уснула. Так крепко, что ничего больше не слышала. А
когда проснулась, место, где стояла Танина кровать, было пусто. Ночью Тане
стало совсем плохо, санитары увезли ее из палаты. На блюдечке лежал надку
санный банан.
XI
В очередной, уже рабочий, полет дирижабль В-1 пошел на рассвете, когда аэро
статы заграждения шли вниз, их ночная вахта кончалась. Небо было светлым,
а на земле еще лежали сумерки.
У деревни Дергаево, под Раменском, где располагался 1-й отряд ВДВ, издали у
видели идущий вверх аэростат и вскоре Ц светлые «одуванчики» парашюто
в под ним. Работает, трудяга!
Ц Держите! Ц громко, хотя моторы были уже приглушены, крикнул Попов, сбр
асывая ожидавшей внизу швартовой команде тяжелый гайдропный канат.
От крайней избы, где размещался штаб, к ним бежал командир отряда старший
лейтенант Белкин.
Ц С прилетом, братцы! Ц обрадованно и в то же время озабоченно приветст
вовал он экипаж. Ц Заждались «мамку-кормилицу», на последних каплях газ
а работаем.
Красноармейцы уже тащили пустые газгольдеры и длинный шланг, который пр
исоединили к пуповине оболочки дирижабля. Открыли заглушку улавливате
ля воздуха. Все пошло как надо. Струи воздуха от винта наполняли баллонет,
и тот, раздуваясь, вытеснял газ из оболочки в газгольдер.
Чем-то походил на большого благодушного кита сонно покачивающийся на шв
артовых, шевелящий на ветру рулями, как плавниками, дирижабль. А газгольд
ер Ц на китенка, вкусно сосущего материнское молоко и на глазах растуще
го.
Ц Толстей, Ц похлопал его по крутому боку Попов.
Красноармейцы катили от гондолы бочку с горючим для лебедки, несли мешки
с продовольствием.
Запись в бортжурнале, которую сделал по возвращении Устинович, заканчив
алась словами, ставшими у них традиционными: «Задание выполнено».
XII
Письма. Люда высыпала их на кровать, целую груду Ц Аннушка, Анна Ивановна
, хозяйка их свердловской комнаты, где они с Сашей прожили последние пред
военные месяцы, принесла, как только Люда дала ей знать, где находится. Все
сберегла.
В свердловский госпиталь Люду переправили из Москвы как длительную леж
ачую больную. Надежда на скорое выздоровление не сбывалась.
От Жени Ховриной, Кати Коняшиной, Лены Михайловой, Володи Устиновича… Де
вочки из Тимирязевки. Получила привет от Артура Лейзераха. Его самолет п
одбили, и он тоже, оказывается, лежал в Тимирязевке, только выписался рань
ше, чем Люда попала туда.
Люда искала письма от Веры. Нашла три: два из Кунцева и одно, отправленное
с дороги на Юго-Западный фронт. Больше ничего. Из Долгопрудного писали: пр
опала без вести. Тяжелым камнем легло это известие. И все же верилось: «без
вести» Ц это еще не убита…
Одно письмо, полученное с большим запозданием, было для Люды неожиданным
. Если говорить правду, Володя Шевченко всегда ей казался несколько недо
ступным, пугало его острословие, которым он Ц теперь-то отлично поняла э
то Ц лишь прикрывал свою дружескую теплоту к ним, воздухоплавательным д
евушкам, боясь показаться сентиментальным. А в трудную минуту Ц вот вед
ь, откликнулся. Хотя не до писем ему должно быть сейчас. У них в Севастопол
е все это время было достаточно жарко.
«Здравствуй, наш славный покоритель воздушных пространств, гордость во
здухоплавателей Долгопрудного и, более того, любимая всеми нами Людмилк
а Иванова!
Дошла к нам сюда, к Черному морю, недобрая весть, что в лютых боях фашисты ч
астично поломали тебе крылышки, и ты находишься сейчас на излечении, док
азывая врагу, что жива! Не сгинула! Не пропала!! Шлет тебе категорическое п
ожелание успеха в этом зам. командира 1-го Отдельного воздухоплавательн
ого дивизиона Черноморского флота, инженер-капитан, небезызвестный теб
е Володька Шевченко. В самом деле, Люда, будь непременно жива и здорова!»
Володя писал о том, как, защищая с воздуха Севастополь Ц главную базу Чер
номорского флота, Ц они каждый вечер поднимают в небо вокруг всей бухты
и на рейде аэростаты заграждения. На суше это делать просто, а вот в море…
«На большой волне поставить аэростат на якорь не просто. Море не хочет ду
мать о том, что катерочки наши рассчитаны максимум на трехбалльное волне
ние, и выдает куда более сильное. Да и ветер тянет его с такой силой, что мот
оры еле справляются.
Все темное время суток Ц время обычных налетов вражеской авиации Ц аэр
остаты покачиваются на высоте трех-пяти тысяч метров.
Бои идут почти непрерывные. Нет с нами уже многих, с кем начинал здесь служ
ить. Фашистские «мессеры» обстреливают наши окопы и разбрасывают листо
вки, содержащие «объективную» информацию о том, как «плохи наши дела» и к
ак «хорошо в плену». Каскад соленых матросских изречений, подкрепленный
пулеметными очередями, бывает обычно им ответом. Однако стоп травить! Чт
обы не отнимать у тебя драгоценное и невозвратимое время на разбор моих
каракулей, кончаю. Скажу только, что всегда помню вас с Верой, героических
женщин нашего, в общем-то, мужского воздухоплавательного содружества, б
ез жалоб принявших на себя нелегкую фронтовую судьбу. Знаешь ли что-нибу
дь о ней?
Главнее всего и прежде всего Ц поправляйся. Будет еще резвость в ногах!
Братцам-долгопрудненцам передавай от меня черноморский привет.
Володя. 1942 года, апреля, 12-го дня».
XIII
«Возвращаюсь с «того света», Люда, так говорят те, кто вырвал меня у смерти
в тифозном лагерном изоляторе. По миру, в который вернулась, искореженно
му и поруганному людьми с паучьей свастикой на рукаве и в душе, ступаю с тр
удом, зыбок он под ногами…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
ели времени на тренировки.
Несколько в стороне стояли представители комиссии Военного совета воз
душно-десантных войск Красной Армии. В нее входили инспекторы ВДВ, ВВС, ис
пытатели НИИ ВВС, генерал-майор Губаревич Ц командир 7-го воздушно-деса
нтного корпуса, в котором, если испытания пройдут успешно, воздухоплават
елям доведется служить. Возглавлял комиссию главный инспектор ВДВ полк
овник Спирин.
Ц Лебедка, аэростат проверены, Ц доложил Устинович. Ц В полном порядк
е.
Попов четким шагом подошел к председателю комиссии.
Ц Аэростат к подъему парашютистов готов, Ц отрапортовал он.
Ц Начать испытания, Ц тотчас распорядился генерал-майор Губаревич.
Пилот-инструктор Гурджиян уже в корзине. Рядом заняли места еще трое, все
мастера парашютного спорта. Им первым предстояло совершить прыжки.
Команда на лебедку, и аэростат легко идет вверх. Двести, триста метров… пя
тьсот.
Ц На лебедке: стоп.
Аэростат, вздрогнув, замер. И тотчас же от корзины отделились три крошечн
ые фигурки. Напряженные, всегда кажущиеся очень длинными секунды Ц и на
д ними раскрылись светлые купола парашютов. Ветер относил десантников в
сторону. Они, медленно покачиваясь, шли к земле.
А барабан лебедки уже наматывает трос. Попов, Устинович, Рощин удовлетво
ренно переглянулись, когда корзина аэростата мягко коснулась земли. Шес
ть минут понадобилось на то, чтобы поднять парашютистов на нужную высоту
, выбросить их и подтянуть аэростат.
Дальше все пошло без заминки: не успевала одна группа парашютистов опуст
иться на землю и погасить купола, как другая уже шла вверх.
Среди наблюдавших за испытаниями членов комиссии не было равнодушных. А
строгое лицо полковника Спирина выражало решительное одобрение. Ему бы
ла хорошо знакома не раз возникавшая критическая ситуация, когда требов
алось срочно подготовить фронту десантную часть, а самолетов не хватало
. Аэростаты Ц это находка!
Между тем погода стала резко портиться. Облака, отяжелев, пошли вниз. Они п
лыли в восьмидесяти-ста метрах от земли, то и дело скрывая аэростат. Стало
сумрачно, видимость резко упала. Все отлично знали, что в таких условиях т
ренировка парашютистов с самолета невозможна. А с аэростата она продолж
алась. Где-то там, в вышине, невидимые с земли, из корзины вываливались пар
ашютисты. Их появления ожидали особенно напряженно. И когда они вынырива
ли из облаков, всегда неожиданно и не там, где их ждали, раздавались аплоди
сменты. Тем самым подтверждалась возможность проводить прыжки при плох
ой погоде, а значит, и ночью.
«Комиссия считает, Ц говорилось в акте, составленном после окончания и
спытаний, Ц полностью подтвержденной эффективность использования пр
ивязанных аэростатов в деле парашютной подготовки личного состава воз
душно-десантных войск Красной Армии».
Ц Надеюсь, в ближайшее время будем совместно проводить подготовку деса
нтников, Ц крепко пожал руку Попову генерал-майор Губаревич.
Ц Служу Советскому Союзу, Ц счастливо отчеканил Попов.
Вскоре пришла подписанная маршалом Б. М. Шапошниковым директива Генерал
ьного штаба Красной Армии о создании первого воздухоплавательного див
изиона воздушно-десантных войск. Командиром дивизиона был назначен кап
итан Попов. Нач. штаба Ц капитан Рощин, инженер-капитан Устинович назнач
ался зам. командира дивизиона и одновременно командиром дирижабля.
IX
«Самый родной, самый близкий мне друг, Люда!
В мыслях говорю с тобой из далекой черной дали. Уж этого-то мне никто не за
претит, я в этом никому не подвластна. А во всем остальном… Трудно осознат
ь это. Трудно произнести. Я в фашистском плену. Неотступно гнетет мысль: мы
все, кто здесь, в неволе, выбиты из строя. На Родине идут кровопролитные бо
и, а нам не быть со всеми… Шлю тебе эти горькие слова, делюсь, как прежде, мне
так нужно сейчас твое участие…
Ледяной ветер гуляет по переполненному людьми бараку, а мне кажется, воз
духа так мало, не дышится на чужой стороне. В щелях густые хлопья инея. Вок
руг колючая проволока и чужая недобрая речь.
Мы уже почти дошли до своих, оставалось так немного…»
Очнулась она тогда, задыхаясь в дыму. В лицо било жаром. Первая мысль: гори
т аэростат. Судорожно искала на груди кольцо парашюта. Но под руками толь
ко солома. И тут как обухом по голове Ц совсем рядом отрывистые выкрики г
итлеровцев. Пронзила догадка, от которой внутри все сжалось: фашисты нас
тигли их. И подожгли копны. Огонь все жарче, у самого лица. Она пыталась отп
олзти и попадала в такой же палящий жар. Быстро отстегнула планшет, чтобы
не попал к врагам. В нем партбилет, пилотское свидетельство, удостоверен
ие парашютиста, фотография детей, а также та, где снята вместе с Людой.
Давясь дымом, почти теряя сознание, метнулась в сторону. Гитлеровец выхв
атил ее из горящей копны и швырнул на землю. Ее душил кашель. Шинель на ней
горела, она машинально стала гасить ее.
Копны пылали, ветер рвал пламя.
Началась горькая дорога пленных.
X
Ослабевшую, с капельками пота на лице Люду привезли из операционной. Над
ежда ее сбылась. Партизаны подготовили новый аэродром, подвезли ее прямо
к самолету. И вот она в Москве, в Тимирязевской академии, где сейчас распо
лагается госпиталь. Лежит на настоящей кровати, с бельем, пусть стареньк
им, застиранным… Рядом сестры, врачи, лекарства.
Нога, пока лежала в избе у тети Поли, оказывается, срослась. Радоваться бы!
Да только рано. Неправильно срослась. Пришлось ломать. Поставили как над
о, наложили гипс. Может, теперь все будет хорошо? Она верит, терпеливо пере
носит боль и тяжесть гипсовой колоды. Но еще рана на бедре… Растравилась
пуще прежнего. Врачи хмурятся, по их глазам, по-латыни, на которой перегов
ариваются, захолодила мысль, что дела ее не очень-то… Спросила напрямик:
Ц Худо?
Они замялись.
Ц Запущено. Потребует длительного лечения.
Только почему они смотрят не на нее, а куда-то мимо?..
На стене рядом с Людиной кроватью мелко начертано: «Ира + Вачик=…» Чему рав
няется, не сказано, наверно, война помешала. Раньше здесь было студенческ
ое общежитие. Когда Люде становится особенно тяжко, она начинает повторя
ть: «Ира + Вачик… Ира + Вачик…» Ц и как-то легче становится.
В палате, кроме нее, еще трое, от этого не так тоскливо. Молодые, почти девчо
нки, так же, как она, прикованные злой войной к постели. Люде видно, как мече
тся напротив нее на подушке пылающее Катино лицо. Катю тоже привезли из п
артизанского края. Обморожены ноги, она долго пролежала в снегу, пока под
обрали. К ней никто не приходит, хоть она и москвичка. Она сама сказала, что
бы не пускали. Когда поправится, тогда… Правда, родных все равно в Москве с
ейчас нет. Ей приносят передачу Ц печеную картошку, кулечек слипшихся к
онфет Ц девчонки с завода «Динамо», она там до войны работала. Конопатен
ькая Шурочка (она лежит на наклонной доске, на «вытяжке», у нее поврежден п
озвоночник), хрустя подгорелой корочкой, говорит о Катиной картошке, что
она слаще довоенных пирожных, которые они уже и не помнят, когда ели.
Шура вначале на фронт не собиралась, но однажды в бомбежку кинулась спас
ать пострадавших, спешно делала перевязки. Неумело Ц откуда ей было зна
ть, как надо? Пошла на курсы медсестер. Ее определили в санитарный поезд. П
о дороге на фронт их разбомбили. Так и не довелось ей оказать помощь ни одн
ому раненому.
У двери Ц самая из них тяжелая, Таня. Балерина, только закончила балетную
школу, как началась война. Ушла на фронт добровольцем. У нее забинтованы г
олова, грудь, нога в гипсе Ц по ней прошла автоматная очередь. Из этой опу
танной бинтами «куколки» порой высвобождается другая, легкая, с круто вы
гнутым подъемом ножка. Может, девочке снится, что она на сцене, в танце…
К Тане каждый день приходит мама. Вообще-то часто бывать здесь не разреша
ют, но Танину маму пускают всегда, она даже ночует. Она ухаживает и за ними,
сейчас беспомощными. Сидя возле дочки, говорит ей что-то, кормит с ложечки
. Тане и это трудно.
Еще Таню навещает старший лейтенант, он из одной с нею части. Рассказал, чт
о Таня вынесла с поля боя двенадцать раненых. Тринадцатой оказалась сама
. Постоит возле двери, боясь потревожить. А сегодня пришел проститься. Уже
во всем военном. Его выписывают, едет на фронт.
Наклонился, бережно взял за руку.
Ц Ну, суженая моя, буду ждать.
У Тани дрогнули ресницы. Что-то с надеждой блеснуло из-под них.
При Шурином «приподнятом» положении (ее кровать стоит у окна) она видит в
се, что происходит снаружи. Желая отвлечь их, лежачих, от дурных мыслей, ко
мментирует уличную жизнь:
Ц Вчера снега не было, а за ночь опять насыпало. А им что Ц ходят нараспаш
ку. Ой, провалилась! Куда ж ты лезешь, бестолковая!
В Шурином голосе столько веселого участия, она забыла про свое отчаянное
состояние, про то, что, может, никогда уже не встанет или встанет калекой. Е
й самой бы в мячик поиграть или в «классы», не так давно это у нее было…
Им всем очень хочется туда, к спешащим людям.
«Только представь себе, Верка, лежу, скучная и нудная от долгого лежания. Т
ак же нудно, не переставая, ноет рана. И конец этому так далек, что смотреть
ни на что не хочется.
И вдруг… открываю глаза и в дверях вижу… Сашку! Загорелого на диво и со сле
дами ожогов, что тот самолет горящий ему оставил. Улыбка до ушей. В руках о
громная охапка Ц не могу понять чего… Оказалось Ц бананы! Мы их сроду не
видывали.
Он стал раздавать их всем, раскладывать по тумбочкам. И когда руки освобо
дились, подхватил меня осторожно, я и боли не почувствовала, поднял.
Ц Живая! Ну, здравствуй, Ц говорит.
А я дух перевести не могу. Втайне все время ждала, каждый день, каждую мину
ту, надеялась Ц вот придет… Только надежда была какая-то нереальная, вед
ь война…
Как же он разыскал-то меня?
Опустил на койку.
Ц Еще не ходишь?
Ц Нет.
Ц Ничего, будешь ходить…»
…Им не верилось, что оба живы, что довелось свидеться. Люда спросила, где з
агорел так сильно и откуда эти невиданные бананы. Оказывается, они летал
и в Египет, в Каир, к союзникам, что воюют там с армией генерала Роммеля.
Он побыл совсем мало, а может, ей так показалось?.. Сказал: командир на свою о
тветственность отпустил: поезжай, только, сам знаешь, на месте надо быть в
овремя. Пожелал всем в палате скорее поправиться.
Ц Ешьте бананы, Ц сказал, Ц в них сила несметная! Ви-та-ми-ны!!
Неизвестно, что в этих бананах было скрыто, но в Люду силы сразу влились от
одного Сашкиного прихода. Долго еще в ней звучал Сашкин голос, сотканный
из доброты, любви и тревоги. Даже неловко стало перед другими, которым не в
ыпало этой радости. У кого из них мужа убили, кто давно вестей с фронта не и
меет. А ей такое счастье привалило Ц только что был здесь, высокий, красив
ый, целый и невредимый!..
Два желтых, самых спелых банана Люда отложила для Тани на завтра.
На этот раз Люда крепко уснула. Так крепко, что ничего больше не слышала. А
когда проснулась, место, где стояла Танина кровать, было пусто. Ночью Тане
стало совсем плохо, санитары увезли ее из палаты. На блюдечке лежал надку
санный банан.
XI
В очередной, уже рабочий, полет дирижабль В-1 пошел на рассвете, когда аэро
статы заграждения шли вниз, их ночная вахта кончалась. Небо было светлым,
а на земле еще лежали сумерки.
У деревни Дергаево, под Раменском, где располагался 1-й отряд ВДВ, издали у
видели идущий вверх аэростат и вскоре Ц светлые «одуванчики» парашюто
в под ним. Работает, трудяга!
Ц Держите! Ц громко, хотя моторы были уже приглушены, крикнул Попов, сбр
асывая ожидавшей внизу швартовой команде тяжелый гайдропный канат.
От крайней избы, где размещался штаб, к ним бежал командир отряда старший
лейтенант Белкин.
Ц С прилетом, братцы! Ц обрадованно и в то же время озабоченно приветст
вовал он экипаж. Ц Заждались «мамку-кормилицу», на последних каплях газ
а работаем.
Красноармейцы уже тащили пустые газгольдеры и длинный шланг, который пр
исоединили к пуповине оболочки дирижабля. Открыли заглушку улавливате
ля воздуха. Все пошло как надо. Струи воздуха от винта наполняли баллонет,
и тот, раздуваясь, вытеснял газ из оболочки в газгольдер.
Чем-то походил на большого благодушного кита сонно покачивающийся на шв
артовых, шевелящий на ветру рулями, как плавниками, дирижабль. А газгольд
ер Ц на китенка, вкусно сосущего материнское молоко и на глазах растуще
го.
Ц Толстей, Ц похлопал его по крутому боку Попов.
Красноармейцы катили от гондолы бочку с горючим для лебедки, несли мешки
с продовольствием.
Запись в бортжурнале, которую сделал по возвращении Устинович, заканчив
алась словами, ставшими у них традиционными: «Задание выполнено».
XII
Письма. Люда высыпала их на кровать, целую груду Ц Аннушка, Анна Ивановна
, хозяйка их свердловской комнаты, где они с Сашей прожили последние пред
военные месяцы, принесла, как только Люда дала ей знать, где находится. Все
сберегла.
В свердловский госпиталь Люду переправили из Москвы как длительную леж
ачую больную. Надежда на скорое выздоровление не сбывалась.
От Жени Ховриной, Кати Коняшиной, Лены Михайловой, Володи Устиновича… Де
вочки из Тимирязевки. Получила привет от Артура Лейзераха. Его самолет п
одбили, и он тоже, оказывается, лежал в Тимирязевке, только выписался рань
ше, чем Люда попала туда.
Люда искала письма от Веры. Нашла три: два из Кунцева и одно, отправленное
с дороги на Юго-Западный фронт. Больше ничего. Из Долгопрудного писали: пр
опала без вести. Тяжелым камнем легло это известие. И все же верилось: «без
вести» Ц это еще не убита…
Одно письмо, полученное с большим запозданием, было для Люды неожиданным
. Если говорить правду, Володя Шевченко всегда ей казался несколько недо
ступным, пугало его острословие, которым он Ц теперь-то отлично поняла э
то Ц лишь прикрывал свою дружескую теплоту к ним, воздухоплавательным д
евушкам, боясь показаться сентиментальным. А в трудную минуту Ц вот вед
ь, откликнулся. Хотя не до писем ему должно быть сейчас. У них в Севастопол
е все это время было достаточно жарко.
«Здравствуй, наш славный покоритель воздушных пространств, гордость во
здухоплавателей Долгопрудного и, более того, любимая всеми нами Людмилк
а Иванова!
Дошла к нам сюда, к Черному морю, недобрая весть, что в лютых боях фашисты ч
астично поломали тебе крылышки, и ты находишься сейчас на излечении, док
азывая врагу, что жива! Не сгинула! Не пропала!! Шлет тебе категорическое п
ожелание успеха в этом зам. командира 1-го Отдельного воздухоплавательн
ого дивизиона Черноморского флота, инженер-капитан, небезызвестный теб
е Володька Шевченко. В самом деле, Люда, будь непременно жива и здорова!»
Володя писал о том, как, защищая с воздуха Севастополь Ц главную базу Чер
номорского флота, Ц они каждый вечер поднимают в небо вокруг всей бухты
и на рейде аэростаты заграждения. На суше это делать просто, а вот в море…
«На большой волне поставить аэростат на якорь не просто. Море не хочет ду
мать о том, что катерочки наши рассчитаны максимум на трехбалльное волне
ние, и выдает куда более сильное. Да и ветер тянет его с такой силой, что мот
оры еле справляются.
Все темное время суток Ц время обычных налетов вражеской авиации Ц аэр
остаты покачиваются на высоте трех-пяти тысяч метров.
Бои идут почти непрерывные. Нет с нами уже многих, с кем начинал здесь служ
ить. Фашистские «мессеры» обстреливают наши окопы и разбрасывают листо
вки, содержащие «объективную» информацию о том, как «плохи наши дела» и к
ак «хорошо в плену». Каскад соленых матросских изречений, подкрепленный
пулеметными очередями, бывает обычно им ответом. Однако стоп травить! Чт
обы не отнимать у тебя драгоценное и невозвратимое время на разбор моих
каракулей, кончаю. Скажу только, что всегда помню вас с Верой, героических
женщин нашего, в общем-то, мужского воздухоплавательного содружества, б
ез жалоб принявших на себя нелегкую фронтовую судьбу. Знаешь ли что-нибу
дь о ней?
Главнее всего и прежде всего Ц поправляйся. Будет еще резвость в ногах!
Братцам-долгопрудненцам передавай от меня черноморский привет.
Володя. 1942 года, апреля, 12-го дня».
XIII
«Возвращаюсь с «того света», Люда, так говорят те, кто вырвал меня у смерти
в тифозном лагерном изоляторе. По миру, в который вернулась, искореженно
му и поруганному людьми с паучьей свастикой на рукаве и в душе, ступаю с тр
удом, зыбок он под ногами…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23