Дирижаблик в Люськиной руке, жужжа, подлетел к льд
ине и, подцепив «лебедкой» (Люськиным согнутым мизинчиком) антенну, подн
ял льдину вместе с палаткой и людьми.
Ц Вот так! Ц торжествующе сказала она.
Как ругал потом себя Матюнин, что не сумел, молчун, поговорить с Коняшиным
! Надо было задержать его. Хотя бы на две-три минуты! Расспросил бы еще. Сам
рассказал бы ему хоть о своей Любаше, как во всей Москве не нашел он краше
девушки и поехал за ней в родную деревню Большое Попово под Липецком, где
леса вокруг шумливые и соловьи поют, как нигде больше. Эх, кабы знал…
…Коняшин вернулся в киль. Ребята уже спали все. Слышалось их спокойное ды
хание, легкое похрапывание. «Теперь их из пушки не разбудишь», Ц усмехну
лся Коняшин.
В пассажирском салоне, отложив на время навигационные карты и бумаги, вс
е сгрудились вокруг Ария Воробьева, который, держа в руке какую-то деталь
от радиополукомпаса, объяснял ее назначение, особенности работы всего п
рибора.
В Мурманске из-за перегрузки корабля Воробьеву, возможно, придется сойт
и, не лететь дальше. Но за сутки полета он успел детально ознакомить Ритсл
анда и Чернова с радиополукомпасом, они уже могут работать с ним самосто
ятельно.
Уже сейчас они летят по неосвоенной северной трассе. Пройден Северный по
лярный круг. Радировали об этом в порт. Впереди пустынное ледяное Гренла
ндское море, куда не заходит ни один корабль, не залетает ни один самолет.
Там этот прибор будет просто незаменим. Папанинцы не могут давать свои т
очные координаты, их льдина все время движется, да и закрытое тучами небо
часто не дает им возможности определиться. Радиополукомпас, ловя позывн
ые Кренкеля, и в ночь и в непогоду точно приведет корабль к дрейфующей где
-то между Гренландией и островом Ян-Майен льдине. Даже если с ходу они про
скочат папанинский лагерь, стрелка прибора сразу покажет, что источник р
адиоволн уже позади. Разворачивайся и подходи!
Ц Представляете, как трудно будет их увидеть, Ц призадумавшись, сказал
Ритсланд. Ц В ночи, среди вздыбленных льдов! Ни палаток, ни других ориент
иров там сейчас нет.
Ц Костер запалят, Ц уверенно решил Лянгузов. Ц В ночи костер очень дал
еко виден.
Ц Скорее все же они первыми увидят наш прожектор. Ц Гудованцев кивнул в
сторону рубки, где по-прежнему все было залито светом. Ц Кренкель по рад
ио сделает окончательную доводку.
Ц Прошу учесть, Ц обращаясь ко всем, заявил Устинович. Ц Я к спуску на л
ьдину за папанинцами готов. Ц И, многозначительно взглянув на Демина, до
бавил: Ц Безусловно, преимущество здесь имеет человек наилегчайшего ве
са.
Ц Допустим, Ц согласился Демин. Ц Я себе представляю это так: спускаем
Устиновича на льдину, поднимаем на борт всех папанинцев и на радостях…
Ц Демин глубоко вздохнул, и полные губы его расплылись в невинно-детско
й улыбке, Ц …забываем Володьку на льдине. Ну, в самом деле, братцы, ведь лег
ко не заметить во льдах такую скудную фигурку!
Такого оборота не ожидал никто, даже сам Устинович, и все грохнули таким н
еудержимым раскатистым смехом, что стоявший у штурвала Паньков недоуме
нно обернулся к ним:
Ц Вы что там, орлы?
В радиорубке опять запела морзянка. Чернов выходил на связь с портом. Уст
инович взглянул на часы.
Ц Ого, уже без десяти девятнадцать. Пойти прикорнуть на часок?
Ц Иди, иди, Ц кивнул ему Гудованцев. Ц В Мурманске у тебя дел будет невп
роворот.
Лучи прожекторов по-прежнему бесплодно рвались вперед, не в силах проби
ть стену мятущегося на ветру снега. Мячков и Почекин до рези в глазах всма
тривались в слепящую белизну, пытаясь уловить, что скрывается за ней.
Внимательно следя за приборами, стоял у штурвала глубины Паньков. Корабл
ь размашисто переваливался через широкие, словно океанские, волны. Так ж
е широко дышалось сейчас и Панькову. Несмотря на мороз, он распахнул воро
т комбинезона.
Особенный у него сегодня день! Четыре года назад именно в этот день, 6 февр
аля, в день рождения Шуры (он верил и не верил тогда, что все сбылось), играли
они свою свадьбу!
Иван покачал головой. Не так просто все было! Совсем незадолго до этого бы
л у него такой день, что перед глазами белый свет померк. Шура избегала даж
е намека на какой-либо сердечный разговор, ему было ясно: «Поворачивай, Ив
ан, оглобли, не видать тебе здесь счастья!» Он бродил по пустынному Долгоп
рудненскому парку, повторяя:
Ц Пропала моя головушка! Совсем пропала!
А назавтра… Ну бывает же такое! Вдруг все разом переменилось…
…Хотя ветер и попутный, но больше доставалось правому борту. Ветер шумно
лизал его шершавым снежным языком. Мячков лишь мельком взглянул на компа
с, на Почекина.
Ц Дай чуть вправо, нас опять сносит.
Ц Есть чуть вправо.
Почекин повел штурвал на градус-два.
Ветер гуще ударил в борт. Неохотно заскрипели жесткие подвески гондолы.
Корабль стал круче зарываться в невидимые волны, вскидываться на их греб
ни.
Паньков цепко держал глазами высотомер. Еще резче заработал в его руках
штурвал.
Из пассажирского салона слышались голоса. В радиорубке звучала морзянк
а. Слышался лишь жесткий хруст цепей Галля, идущих от штурвала вниз, к пере
даточным барабанам. За окнами по-прежнему метался исполосованный свето
м прожектора снег.
Вдруг что-то темное, еще неясное, но огромное и неподвижное проступило вп
ереди, стремительно надвигаясь на них, закрывая собой все. И, резко выпрям
ившись, упершись руками в ветровое стекло, как бы стараясь отгородить вс
ех, весь корабль, от неминуемой беды, Мячков крикнул, словно ударил в набат
ный колокол:
Ц Гора! Летим на гору!
…Пронзительный треск раскатился по всей льдине, и черные полосы трещин н
еудержимо побежали по ней. Без того уже небольшой их обломок раскалывалс
я на куски. С грохотом рушились в разводья нагромождения торосов. Грозно
гудели льды. Тоскливо завыл Веселый.
Ц Нарты! Спасать нарты! Ц закричал Иван Дмитриевич и прыгнул через уже
расходящуюся трещину.
Ветер унес его слова, но и без того все было понятно.
Вчетвером подхватили многопудовый груз и почти по воздуху перебросили
на свою сторону. Откуда столько сил взялось?!
Вторую нарту тянули уже по перекинутым наспех мосткам. Трещал лед, треща
ли, гнулись мостки. Под ними недобро плескалась вода.
Опять прыгали на уходящие обломки. Метались пучки света нагрудных фонар
ей, выхватывая из темноты куски шаткого льда, провалы разводий, уносимые
льдом вещи. Перетаскивали все, что могли успеть. Складывали возле незаме
нимого друга Ц ветряка, в центре их совсем уже маленького, беспокойно ра
скачивающегося осколка.
То, что не смогли спасти, Ц прыгающий на привязи клипер-бот, палатка, в кот
орой они только что сидели, Ц безвозвратно уплыло в темноту…
Ц Право до отказа! Ц одним выдохом кинул команду Паньков. Ц До отказа!
Почекин, рванувшись всем телом, крутанул штурвал. Паньков быстро откручи
вал штурвал глубины влево, тоже до отказа, задирая нос корабля. Больше он н
ичего не успел. Ни дернуть костыльки Ц открыть балластные баки, ни проси
гналить бортмеханикам команду выключить моторы.
Гора молниеносно навалилась на них, черная, косматая, неотвратимая… По о
кнам с силой ударили верхушки могучих деревьев. Гондолу подбросило, затр
ясло, все кругом пронзительно заскрежетало, с треском разламываясь.
Первый удар Паньков ощутил лишь короткой вспышкой света. Ударившись вис
ком о переплет окна, он упал замертво.
Мячкова швырнуло в другой конец рубки. И, падая под рушащимися на него обл
омками, он на какой-то миг вдруг увидел себя, белоголового казачонка, вцеп
ившегося в гриву ошалелого коня, мчащего мимо белых мазанок станицы куда
-то в пляшущие перед ним огни и наступающие черные провалы…
Почекин, пролетев вперед, разбил головой ветровое стекло. Залившись кров
ью, теряя сознание, пытался подняться и не мог.
Из пассажирского салона, из-под сметенных в одну груду ящиков, кресел, тюк
ов, всего, что там было, слышались стоны разбившихся, оглушенных, еще не по
нимающих, что случилось, людей….
Лязг, хруст ломающегося на куски металла… Выворачивая с корнем огромные
, в два обхвата сосны, корабль с лета проламывал собою просеку. Свет сразу
погас. Гондола стала наполняться чем-то едким, удушливым.
В киле для тех, кто спал, первый удар был не так ощутим. Их крепко тряхнуло в
гамаках, сбило в одну сторону, кто-то в темноте недоуменно подал голос, кт
о-то даже не проснулся…
Устиновича, который, свесив ноги с гамака, только еще снимал унты, смахнул
о оттуда. Ударяясь о стрингеры, он боком проехал вдоль киля, вскочил и сраз
у же увидел, как на носу корабля всплеснуло пламя. Пожар!
Ц Ребята-а, гори-и-м! Ц всполошенно закричал он, стараясь поднять всех н
а ноги.
Над головой двадцать тысяч кубометров горючего газа. Устинович знал, что
это значит! Высота у них сейчас пятьсот метров. Он застыл на месте. Парашю
тная сумка у гамака, в головах. А главное Ц ребята! И он снова закричал:
Ц Вставайте, гори-и-м!!!
А может, ему только показалось, что он кричит изо всех сил? Может, голос заж
ало где-то в горле?.. Он понимал: ребятам уже не добежать. И ему тоже. Гайдроп
ный люк, в который можно было бы выброситься, далеко впереди, у носа.
Сверху полыхнул такой неистовый жар, что сразу пригнул Устиновича к само
му килю. Комбинезон на спине, шлем загорелись. К люку! Может, еще успеет… Че
м гореть заживо, лучше лететь с высоты. Он снова рванулся. И тут же почувст
вовал, что летит, проваливаясь сквозь разодранный перкаль. В лицо хлестн
ули ветки, тело ощутило удар о корявые сучья. Он схватился за них и, машина
льно перехватываясь, обдирая лицо и руки, соскользнул по стволу дерева в
низ, в рыхлый снег, уйдя в него с головой.
Огонь с быстро нарастающим гулом уже полыхал по всей оболочке. Уткнувшис
ь в гору, корабль медленно и тяжело заваливался набок.
…Когда к Почекину вернулось сознание, он не сразу понял, где он, что с ним. О
н слышал треск, что-то ломалось, с визгом корежилось. Слышал крики людей, ч
ей-то прерывающийся, зовущий его голос:
Ц Витька, сюда-а!
Кто его зовет? Зачем?.. И вдруг разом вспомнил все. Только что у самого его ух
а Мячков закричал:
Ц Гора! Летим на гору!
Потом он и сам увидел эту гору, вставшую перед ним из снежной белизны. А се
йчас он ничего не видел. Чернота! Он провел рукой по залитому чем-то липки
м лицу. Ошеломила мысль: ему выбило глаза! Боли он не чувствовал, только го
лова стала как большой котел, и в ней что-то все било, било… Остервенело, од
урманивающе… Голос по-прежнему звал из темноты, настойчиво, не смолкая:
Ц Витька, где ты? Сюда!!
Он вдруг понял: это же Тарас Кулагин! Он спасся и ищет его, хочет помочь. Он п
отянулся на этот голос, попробовал ползти, но тут же наткнулся на что-то г
ромоздкое, искореженное и, обессиленный, свалился. Тщетно пытался отозва
ться, крикнуть: «Я тут!» Губы беззвучно открывались и так же беззвучно зак
рывались. Грудь наполнило что-то горькое, удушливое, и сознание снова ушл
о…
Оглушенный, погребенный под чем-то тяжелым и давящим, Гудованцев с трудо
м приходил в себя. Сознание на миг прояснилось, высветом молнии охватыва
я весь ужас случившегося, и снова уходило, готовое оборваться. Нельзя, что
бы оно оборвалось! Гудованцев мучительно напрягся, удерживая его, сопрот
ивляясь обволакивающей слабости. Дышать было нечем. Хотя бы глоток возду
ха! Он ловил его пересохшим ртом. Но воздух горел, он раскалился нестерпим
ым жаром. Горело все. Навалившиеся на него ящики, одежда.
Где-то рядом погибали товарищи, он слышал чье-то прерывистое дыхание, сто
н. Надо спасти их! Он командир. Он должен сделать даже невозможное. Ведь сд
елал же он невозможное тогда, в Донецке!..
Сжимая в напряженный комок остатки сил, выкарабкиваясь, сталкивая все эт
о, навалившееся на него, тяжелое, пылающее, он нащупал чью-то руку, горячую,
безвольную. Он сразу узнал ее. Сотни раз он жал ее при встрече. И сейчас он т
ак же крепко сжал ее и потянул за собой. Тело друга было невероятно тяжелы
м. А сил не было. Но он тянул, замирал на миг, проваливаясь в цепенящий какой
-то дурман, и, очнувшись, снова тянул, не видя куда, сквозь огонь, дым, удушаю
щий жар…
Горькая, безысходная боль билась внутри, пронизывая сознание. В одно неп
оправимое, несправедливое мгновение рушилось все, что было в жизни дорог
о и свято. Надежда прийти на помощь людям. Рушился, погибал в огне их кораб
ль. Его, Николая, беззаветные мечты.
Обостренно, с невероятной ясностью возникли перед ним изломанная льдин
а и люди на ней… Легко плывущие в небе дирижабли… Зовущее откуда-то из дал
екой дали, полное надежды лицо Лены… Суровое, окаменевшее лицо матери…
…Страшный взрыв пиротехники разорвал стены гондолы, приподнял навалив
шийся на нее сверху стальной киль, выбросил на десятки метров горящие ку
ски переборок, жестяные коробки с продовольствием, обломки еще не совсем
сгоревших ящиков, разметал по сторонам стальные швартовые тросы.
Грохот взрыва перевалил через гору, через Кандалакшский залив. Его услыш
али в Кандалакше, за восемнадцать километров.
Гудованцев его не услышал…
Весь корабль был уже как один ревущий огненный вулкан. С грохотом рвалис
ь бензобаки, баки с маслом, балластные баки, цинки с патронами. Пламя гиган
тским столбом вскидывалось к облакам. Ветер рвал его на куски, гнул, погон
ял. Огонь пожирал все. Куски горящей оболочки оседали, накрывая развороч
енную взрывом и ударами о стволы деревьев гондолу и уже притихшие моторы
огненным покрывалом. Горели вывороченные, подмятые кораблем деревья. Их
хвойные шапки вспыхивали трескучим фейерверком, и ветер мгновенно срыв
ал их и уносил.
X
В полузабытьи, задыхаясь, ничего не видя, чувствуя только наваливающийся
на него сверху жар, Виктор Почекин упорно, в каком-то исступлении проталк
ивался между торчащих кусков разломанного металла, путаницы тросов, оск
олков плексигласа.
Откуда-то вдруг прорвалась к нему, пахнула в лицо струя воздуха Ц еще гор
ячего, смешанного с дымом, но воздуха!.. Он судорожно глотнул, его, и сознани
е стало яснее. Вокруг трещало, выло, бушевало пламя. Ни голоса Тараса, ни др
угих голосов он больше не слышал. Краем глаза он неожиданно увидел впере
ди багряный снег, багряные пляшущие деревья… Значит, глаза целы! Они зали
ты кровью, но видят!
Он рванулся к снегу, ткнулся в него лицом и, почувствовав облегчение, стал
зарываться, заползая в его спасительный холод. Радости, даже просто созн
ания, что он жив, что может дышать, не было. Все закрывало какое-то тяжелое,
давящее отупение.
Ц Кто еще живые? Отзовитесь! Отзовитесь, живые! Ц раздался вблизи глухо
й, прерывающийся голос.
Устинович бежал, проваливаясь в снег, падал, вскакивал, бежал дальше, надс
адно крича:
Ц Живые, отзовитесь!
Его голос терялся в гуле ветра и разъярившегося огня. В ответ лишь беспок
ойно шумели верхушки ели, да заряды снега хлестко стегали по деревьям. Го
нимые ветром тучи снежинок стремительно неслись к гигантскому пожарищ
у, но, не долетев и десятка метров, растворялись в накаленном воздухе. На с
мену им неслись новые, сплошной пеленой, безуспешно стараясь побороть ог
онь.
Ц Живые, отзовитесь!
Из-за сугроба, как-то странно выставив одно плечо, поднялась и двинулась
навстречу Устиновичу худощавая фигура.
Ц Алеша! Бурмакин! А еще есть здесь кто?
Устинович быстрым взглядом ощупал все вокруг, надеясь увидеть еще кого-
нибудь. И никого не увидел.
Ц А с тобой что?
Бурмакин молча сунул руку под меховую куртку у ворота. Пальцами нащупал
перебитую ключицу. Он даже не поморщился. Молча смотрел на Устиновича. По
том стал смотреть на горящий корабль. И в его широко открытых глазах мета
лись отблески оранжевого пламени.
Ц Со мной ничего, Ц наконец ответил он куда-то в пустоту.
Устинович уже отбежал, продолжая еще с неослабевающей надеждой звать уц
елевших.
У тыльной стороны уже занимающейся огнем сосны увидел привалившегося к
ней Ария Воробьева.
Ц Цел? А еще кто есть?..
Воробьев растерянно пожал плечами. Он ничего не понимал и ничего не помн
ил. Когда, как и через какой пролом его выкинуло из гондолы? Очнулся в снег
у. Где остальные? Рядом все охватившая, палящая стена огня. Отбежал, схорон
ившись от нее за широким стволом дерева. Руки, ноги, голова целы, ни одной ц
арапины, только ноет все, будто избитое, и в ушах несмолкающий звон. Он все
оглядывался, ища остальных, и никак не мог смириться с тем, что их нет. Ведь
только что все были тут, рядом с ним!..
Неожиданно державшее его оцепенение спало, и, сорвавшись с места, он брос
ился вслед за Устиновичем, с последней, отчаянной надеждой зовя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
ине и, подцепив «лебедкой» (Люськиным согнутым мизинчиком) антенну, подн
ял льдину вместе с палаткой и людьми.
Ц Вот так! Ц торжествующе сказала она.
Как ругал потом себя Матюнин, что не сумел, молчун, поговорить с Коняшиным
! Надо было задержать его. Хотя бы на две-три минуты! Расспросил бы еще. Сам
рассказал бы ему хоть о своей Любаше, как во всей Москве не нашел он краше
девушки и поехал за ней в родную деревню Большое Попово под Липецком, где
леса вокруг шумливые и соловьи поют, как нигде больше. Эх, кабы знал…
…Коняшин вернулся в киль. Ребята уже спали все. Слышалось их спокойное ды
хание, легкое похрапывание. «Теперь их из пушки не разбудишь», Ц усмехну
лся Коняшин.
В пассажирском салоне, отложив на время навигационные карты и бумаги, вс
е сгрудились вокруг Ария Воробьева, который, держа в руке какую-то деталь
от радиополукомпаса, объяснял ее назначение, особенности работы всего п
рибора.
В Мурманске из-за перегрузки корабля Воробьеву, возможно, придется сойт
и, не лететь дальше. Но за сутки полета он успел детально ознакомить Ритсл
анда и Чернова с радиополукомпасом, они уже могут работать с ним самосто
ятельно.
Уже сейчас они летят по неосвоенной северной трассе. Пройден Северный по
лярный круг. Радировали об этом в порт. Впереди пустынное ледяное Гренла
ндское море, куда не заходит ни один корабль, не залетает ни один самолет.
Там этот прибор будет просто незаменим. Папанинцы не могут давать свои т
очные координаты, их льдина все время движется, да и закрытое тучами небо
часто не дает им возможности определиться. Радиополукомпас, ловя позывн
ые Кренкеля, и в ночь и в непогоду точно приведет корабль к дрейфующей где
-то между Гренландией и островом Ян-Майен льдине. Даже если с ходу они про
скочат папанинский лагерь, стрелка прибора сразу покажет, что источник р
адиоволн уже позади. Разворачивайся и подходи!
Ц Представляете, как трудно будет их увидеть, Ц призадумавшись, сказал
Ритсланд. Ц В ночи, среди вздыбленных льдов! Ни палаток, ни других ориент
иров там сейчас нет.
Ц Костер запалят, Ц уверенно решил Лянгузов. Ц В ночи костер очень дал
еко виден.
Ц Скорее все же они первыми увидят наш прожектор. Ц Гудованцев кивнул в
сторону рубки, где по-прежнему все было залито светом. Ц Кренкель по рад
ио сделает окончательную доводку.
Ц Прошу учесть, Ц обращаясь ко всем, заявил Устинович. Ц Я к спуску на л
ьдину за папанинцами готов. Ц И, многозначительно взглянув на Демина, до
бавил: Ц Безусловно, преимущество здесь имеет человек наилегчайшего ве
са.
Ц Допустим, Ц согласился Демин. Ц Я себе представляю это так: спускаем
Устиновича на льдину, поднимаем на борт всех папанинцев и на радостях…
Ц Демин глубоко вздохнул, и полные губы его расплылись в невинно-детско
й улыбке, Ц …забываем Володьку на льдине. Ну, в самом деле, братцы, ведь лег
ко не заметить во льдах такую скудную фигурку!
Такого оборота не ожидал никто, даже сам Устинович, и все грохнули таким н
еудержимым раскатистым смехом, что стоявший у штурвала Паньков недоуме
нно обернулся к ним:
Ц Вы что там, орлы?
В радиорубке опять запела морзянка. Чернов выходил на связь с портом. Уст
инович взглянул на часы.
Ц Ого, уже без десяти девятнадцать. Пойти прикорнуть на часок?
Ц Иди, иди, Ц кивнул ему Гудованцев. Ц В Мурманске у тебя дел будет невп
роворот.
Лучи прожекторов по-прежнему бесплодно рвались вперед, не в силах проби
ть стену мятущегося на ветру снега. Мячков и Почекин до рези в глазах всма
тривались в слепящую белизну, пытаясь уловить, что скрывается за ней.
Внимательно следя за приборами, стоял у штурвала глубины Паньков. Корабл
ь размашисто переваливался через широкие, словно океанские, волны. Так ж
е широко дышалось сейчас и Панькову. Несмотря на мороз, он распахнул воро
т комбинезона.
Особенный у него сегодня день! Четыре года назад именно в этот день, 6 февр
аля, в день рождения Шуры (он верил и не верил тогда, что все сбылось), играли
они свою свадьбу!
Иван покачал головой. Не так просто все было! Совсем незадолго до этого бы
л у него такой день, что перед глазами белый свет померк. Шура избегала даж
е намека на какой-либо сердечный разговор, ему было ясно: «Поворачивай, Ив
ан, оглобли, не видать тебе здесь счастья!» Он бродил по пустынному Долгоп
рудненскому парку, повторяя:
Ц Пропала моя головушка! Совсем пропала!
А назавтра… Ну бывает же такое! Вдруг все разом переменилось…
…Хотя ветер и попутный, но больше доставалось правому борту. Ветер шумно
лизал его шершавым снежным языком. Мячков лишь мельком взглянул на компа
с, на Почекина.
Ц Дай чуть вправо, нас опять сносит.
Ц Есть чуть вправо.
Почекин повел штурвал на градус-два.
Ветер гуще ударил в борт. Неохотно заскрипели жесткие подвески гондолы.
Корабль стал круче зарываться в невидимые волны, вскидываться на их греб
ни.
Паньков цепко держал глазами высотомер. Еще резче заработал в его руках
штурвал.
Из пассажирского салона слышались голоса. В радиорубке звучала морзянк
а. Слышался лишь жесткий хруст цепей Галля, идущих от штурвала вниз, к пере
даточным барабанам. За окнами по-прежнему метался исполосованный свето
м прожектора снег.
Вдруг что-то темное, еще неясное, но огромное и неподвижное проступило вп
ереди, стремительно надвигаясь на них, закрывая собой все. И, резко выпрям
ившись, упершись руками в ветровое стекло, как бы стараясь отгородить вс
ех, весь корабль, от неминуемой беды, Мячков крикнул, словно ударил в набат
ный колокол:
Ц Гора! Летим на гору!
…Пронзительный треск раскатился по всей льдине, и черные полосы трещин н
еудержимо побежали по ней. Без того уже небольшой их обломок раскалывалс
я на куски. С грохотом рушились в разводья нагромождения торосов. Грозно
гудели льды. Тоскливо завыл Веселый.
Ц Нарты! Спасать нарты! Ц закричал Иван Дмитриевич и прыгнул через уже
расходящуюся трещину.
Ветер унес его слова, но и без того все было понятно.
Вчетвером подхватили многопудовый груз и почти по воздуху перебросили
на свою сторону. Откуда столько сил взялось?!
Вторую нарту тянули уже по перекинутым наспех мосткам. Трещал лед, треща
ли, гнулись мостки. Под ними недобро плескалась вода.
Опять прыгали на уходящие обломки. Метались пучки света нагрудных фонар
ей, выхватывая из темноты куски шаткого льда, провалы разводий, уносимые
льдом вещи. Перетаскивали все, что могли успеть. Складывали возле незаме
нимого друга Ц ветряка, в центре их совсем уже маленького, беспокойно ра
скачивающегося осколка.
То, что не смогли спасти, Ц прыгающий на привязи клипер-бот, палатка, в кот
орой они только что сидели, Ц безвозвратно уплыло в темноту…
Ц Право до отказа! Ц одним выдохом кинул команду Паньков. Ц До отказа!
Почекин, рванувшись всем телом, крутанул штурвал. Паньков быстро откручи
вал штурвал глубины влево, тоже до отказа, задирая нос корабля. Больше он н
ичего не успел. Ни дернуть костыльки Ц открыть балластные баки, ни проси
гналить бортмеханикам команду выключить моторы.
Гора молниеносно навалилась на них, черная, косматая, неотвратимая… По о
кнам с силой ударили верхушки могучих деревьев. Гондолу подбросило, затр
ясло, все кругом пронзительно заскрежетало, с треском разламываясь.
Первый удар Паньков ощутил лишь короткой вспышкой света. Ударившись вис
ком о переплет окна, он упал замертво.
Мячкова швырнуло в другой конец рубки. И, падая под рушащимися на него обл
омками, он на какой-то миг вдруг увидел себя, белоголового казачонка, вцеп
ившегося в гриву ошалелого коня, мчащего мимо белых мазанок станицы куда
-то в пляшущие перед ним огни и наступающие черные провалы…
Почекин, пролетев вперед, разбил головой ветровое стекло. Залившись кров
ью, теряя сознание, пытался подняться и не мог.
Из пассажирского салона, из-под сметенных в одну груду ящиков, кресел, тюк
ов, всего, что там было, слышались стоны разбившихся, оглушенных, еще не по
нимающих, что случилось, людей….
Лязг, хруст ломающегося на куски металла… Выворачивая с корнем огромные
, в два обхвата сосны, корабль с лета проламывал собою просеку. Свет сразу
погас. Гондола стала наполняться чем-то едким, удушливым.
В киле для тех, кто спал, первый удар был не так ощутим. Их крепко тряхнуло в
гамаках, сбило в одну сторону, кто-то в темноте недоуменно подал голос, кт
о-то даже не проснулся…
Устиновича, который, свесив ноги с гамака, только еще снимал унты, смахнул
о оттуда. Ударяясь о стрингеры, он боком проехал вдоль киля, вскочил и сраз
у же увидел, как на носу корабля всплеснуло пламя. Пожар!
Ц Ребята-а, гори-и-м! Ц всполошенно закричал он, стараясь поднять всех н
а ноги.
Над головой двадцать тысяч кубометров горючего газа. Устинович знал, что
это значит! Высота у них сейчас пятьсот метров. Он застыл на месте. Парашю
тная сумка у гамака, в головах. А главное Ц ребята! И он снова закричал:
Ц Вставайте, гори-и-м!!!
А может, ему только показалось, что он кричит изо всех сил? Может, голос заж
ало где-то в горле?.. Он понимал: ребятам уже не добежать. И ему тоже. Гайдроп
ный люк, в который можно было бы выброситься, далеко впереди, у носа.
Сверху полыхнул такой неистовый жар, что сразу пригнул Устиновича к само
му килю. Комбинезон на спине, шлем загорелись. К люку! Может, еще успеет… Че
м гореть заживо, лучше лететь с высоты. Он снова рванулся. И тут же почувст
вовал, что летит, проваливаясь сквозь разодранный перкаль. В лицо хлестн
ули ветки, тело ощутило удар о корявые сучья. Он схватился за них и, машина
льно перехватываясь, обдирая лицо и руки, соскользнул по стволу дерева в
низ, в рыхлый снег, уйдя в него с головой.
Огонь с быстро нарастающим гулом уже полыхал по всей оболочке. Уткнувшис
ь в гору, корабль медленно и тяжело заваливался набок.
…Когда к Почекину вернулось сознание, он не сразу понял, где он, что с ним. О
н слышал треск, что-то ломалось, с визгом корежилось. Слышал крики людей, ч
ей-то прерывающийся, зовущий его голос:
Ц Витька, сюда-а!
Кто его зовет? Зачем?.. И вдруг разом вспомнил все. Только что у самого его ух
а Мячков закричал:
Ц Гора! Летим на гору!
Потом он и сам увидел эту гору, вставшую перед ним из снежной белизны. А се
йчас он ничего не видел. Чернота! Он провел рукой по залитому чем-то липки
м лицу. Ошеломила мысль: ему выбило глаза! Боли он не чувствовал, только го
лова стала как большой котел, и в ней что-то все било, било… Остервенело, од
урманивающе… Голос по-прежнему звал из темноты, настойчиво, не смолкая:
Ц Витька, где ты? Сюда!!
Он вдруг понял: это же Тарас Кулагин! Он спасся и ищет его, хочет помочь. Он п
отянулся на этот голос, попробовал ползти, но тут же наткнулся на что-то г
ромоздкое, искореженное и, обессиленный, свалился. Тщетно пытался отозва
ться, крикнуть: «Я тут!» Губы беззвучно открывались и так же беззвучно зак
рывались. Грудь наполнило что-то горькое, удушливое, и сознание снова ушл
о…
Оглушенный, погребенный под чем-то тяжелым и давящим, Гудованцев с трудо
м приходил в себя. Сознание на миг прояснилось, высветом молнии охватыва
я весь ужас случившегося, и снова уходило, готовое оборваться. Нельзя, что
бы оно оборвалось! Гудованцев мучительно напрягся, удерживая его, сопрот
ивляясь обволакивающей слабости. Дышать было нечем. Хотя бы глоток возду
ха! Он ловил его пересохшим ртом. Но воздух горел, он раскалился нестерпим
ым жаром. Горело все. Навалившиеся на него ящики, одежда.
Где-то рядом погибали товарищи, он слышал чье-то прерывистое дыхание, сто
н. Надо спасти их! Он командир. Он должен сделать даже невозможное. Ведь сд
елал же он невозможное тогда, в Донецке!..
Сжимая в напряженный комок остатки сил, выкарабкиваясь, сталкивая все эт
о, навалившееся на него, тяжелое, пылающее, он нащупал чью-то руку, горячую,
безвольную. Он сразу узнал ее. Сотни раз он жал ее при встрече. И сейчас он т
ак же крепко сжал ее и потянул за собой. Тело друга было невероятно тяжелы
м. А сил не было. Но он тянул, замирал на миг, проваливаясь в цепенящий какой
-то дурман, и, очнувшись, снова тянул, не видя куда, сквозь огонь, дым, удушаю
щий жар…
Горькая, безысходная боль билась внутри, пронизывая сознание. В одно неп
оправимое, несправедливое мгновение рушилось все, что было в жизни дорог
о и свято. Надежда прийти на помощь людям. Рушился, погибал в огне их кораб
ль. Его, Николая, беззаветные мечты.
Обостренно, с невероятной ясностью возникли перед ним изломанная льдин
а и люди на ней… Легко плывущие в небе дирижабли… Зовущее откуда-то из дал
екой дали, полное надежды лицо Лены… Суровое, окаменевшее лицо матери…
…Страшный взрыв пиротехники разорвал стены гондолы, приподнял навалив
шийся на нее сверху стальной киль, выбросил на десятки метров горящие ку
ски переборок, жестяные коробки с продовольствием, обломки еще не совсем
сгоревших ящиков, разметал по сторонам стальные швартовые тросы.
Грохот взрыва перевалил через гору, через Кандалакшский залив. Его услыш
али в Кандалакше, за восемнадцать километров.
Гудованцев его не услышал…
Весь корабль был уже как один ревущий огненный вулкан. С грохотом рвалис
ь бензобаки, баки с маслом, балластные баки, цинки с патронами. Пламя гиган
тским столбом вскидывалось к облакам. Ветер рвал его на куски, гнул, погон
ял. Огонь пожирал все. Куски горящей оболочки оседали, накрывая развороч
енную взрывом и ударами о стволы деревьев гондолу и уже притихшие моторы
огненным покрывалом. Горели вывороченные, подмятые кораблем деревья. Их
хвойные шапки вспыхивали трескучим фейерверком, и ветер мгновенно срыв
ал их и уносил.
X
В полузабытьи, задыхаясь, ничего не видя, чувствуя только наваливающийся
на него сверху жар, Виктор Почекин упорно, в каком-то исступлении проталк
ивался между торчащих кусков разломанного металла, путаницы тросов, оск
олков плексигласа.
Откуда-то вдруг прорвалась к нему, пахнула в лицо струя воздуха Ц еще гор
ячего, смешанного с дымом, но воздуха!.. Он судорожно глотнул, его, и сознани
е стало яснее. Вокруг трещало, выло, бушевало пламя. Ни голоса Тараса, ни др
угих голосов он больше не слышал. Краем глаза он неожиданно увидел впере
ди багряный снег, багряные пляшущие деревья… Значит, глаза целы! Они зали
ты кровью, но видят!
Он рванулся к снегу, ткнулся в него лицом и, почувствовав облегчение, стал
зарываться, заползая в его спасительный холод. Радости, даже просто созн
ания, что он жив, что может дышать, не было. Все закрывало какое-то тяжелое,
давящее отупение.
Ц Кто еще живые? Отзовитесь! Отзовитесь, живые! Ц раздался вблизи глухо
й, прерывающийся голос.
Устинович бежал, проваливаясь в снег, падал, вскакивал, бежал дальше, надс
адно крича:
Ц Живые, отзовитесь!
Его голос терялся в гуле ветра и разъярившегося огня. В ответ лишь беспок
ойно шумели верхушки ели, да заряды снега хлестко стегали по деревьям. Го
нимые ветром тучи снежинок стремительно неслись к гигантскому пожарищ
у, но, не долетев и десятка метров, растворялись в накаленном воздухе. На с
мену им неслись новые, сплошной пеленой, безуспешно стараясь побороть ог
онь.
Ц Живые, отзовитесь!
Из-за сугроба, как-то странно выставив одно плечо, поднялась и двинулась
навстречу Устиновичу худощавая фигура.
Ц Алеша! Бурмакин! А еще есть здесь кто?
Устинович быстрым взглядом ощупал все вокруг, надеясь увидеть еще кого-
нибудь. И никого не увидел.
Ц А с тобой что?
Бурмакин молча сунул руку под меховую куртку у ворота. Пальцами нащупал
перебитую ключицу. Он даже не поморщился. Молча смотрел на Устиновича. По
том стал смотреть на горящий корабль. И в его широко открытых глазах мета
лись отблески оранжевого пламени.
Ц Со мной ничего, Ц наконец ответил он куда-то в пустоту.
Устинович уже отбежал, продолжая еще с неослабевающей надеждой звать уц
елевших.
У тыльной стороны уже занимающейся огнем сосны увидел привалившегося к
ней Ария Воробьева.
Ц Цел? А еще кто есть?..
Воробьев растерянно пожал плечами. Он ничего не понимал и ничего не помн
ил. Когда, как и через какой пролом его выкинуло из гондолы? Очнулся в снег
у. Где остальные? Рядом все охватившая, палящая стена огня. Отбежал, схорон
ившись от нее за широким стволом дерева. Руки, ноги, голова целы, ни одной ц
арапины, только ноет все, будто избитое, и в ушах несмолкающий звон. Он все
оглядывался, ища остальных, и никак не мог смириться с тем, что их нет. Ведь
только что все были тут, рядом с ним!..
Неожиданно державшее его оцепенение спало, и, сорвавшись с места, он брос
ился вслед за Устиновичем, с последней, отчаянной надеждой зовя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23