– Мальчик смотрел на Элейн странным, испытующим взглядом. Король резко обернулся. Он и забыл, что в комнате присутствует его старший сын.
– Подожди меня во дворе, мальчик, – сказал он сухо.
– Да, папа. – Эдуард вскочил со стула и отвесил легкий поклон. Он направился к двери, но вдруг остановился. – Сэр Роберт был очень зол, – улыбнулся он ехидной улыбкой. – И обозвал леди Элейн нехорошими словами.
Элейн закрыла глаза. Какими бы словами ни клял ее Роберт, ей не хотелось это слышать. Она крепко сжала в руке свой талисман, своего феникса. Открыв глаза, она увидела, что Эдуард очень пристально за ней наблюдает.
– Он сказал, что ей нельзя верить. – Эдуард говорил скороговоркой, чтобы отец не успел его остановить. – И сказал, что она ведьма и убийца.
– Хватит, Эдуард! – в бешенстве закричал Генрих. – Я велел тебе ждать во дворе.
– Да, папа. – Эдуард опустил глаза. У него были на редкость длинные ресницы, совсем как у девочки, из-за чего он выглядел даже застенчивым. – Я просто думал, что тебе интересно будет знать, что он сказал.
VI
Фозерингей
Три недели Элейн ждала, что Роберт появится. Но этого не случилось. Джоанна принялась шалить по-прежнему. Элейн вызвала из Лондона Ронвен, и та снова устроилась в доме.
– Ну, радость моя, так когда ты снова собираешься в Шотландию? – До этого она успела обследовать детскую, устроила обход замка, кивком головы одобрила работу слуг – действительно, кругом царил порядок. – Ведь не будешь же ты сидеть здесь и ждать, когда он тебя позовет? Учти, что он уже вернулся из похода в западные земли.
Они начали обдумывать новый план.
Было начало июля, когда Элейн с Ходом Лонгшафтом, который вернулся в Фозерингей вслед за Ронвен, переодевшись в простые одежды, вдвоем отправились на север.
Элейн наслаждалась. Ехать было легко, с ними не было никакой поклажи и никаких сопровождающих слуг. Ей нравилось все: пустынная дорога, наряд простолюдинки, легкий бег коня. Она с волнением придумывала, как сообщить Александру о своем приезде, чтобы никто этого не заметил. Но больше всего ее волновали мысли о самой их встрече, о том, что они вновь будут вместе.
Так получилось, что в Бервике король был один, без королевы, и они могли проводить целые дни в маленьком домике внизу, под крепостью, где остановилась Элейн.
– Никто не узнает, что я в Шотландии, – прошептала она, прижимаясь к нему и запуская руки ему под рубашку. – Я тень, мотылек на солнечном свете. Мигнешь – и меня нет, я исчезла.
Он засмеялся и, посадив ее на колени, стал ласкать ее грудь.
– Мне следует быть осторожней и постараться как можно дольше не мигать. – Опустив голову, он стал водить языком вокруг ее сосков, сначала одного, потом другого, пока она не вскрикнула от наслаждения.
Но вместе они были недолго. Королю вскоре предстояло идти походом на север, а взять ее с собой он не мог. Но эта встреча вселила в них надежду.
– В следующий раз, когда рядом со мной не будет королевы, я дам тебе знать, если смогу, и ты ко мне приедешь. – Он жадно целовал ее, стараясь насладиться досыта, прежде чем они расстанутся. – Так мы сможем иногда бывать вместе, а без тебя я буду постоянно носить в своем сердце мечту о новой встрече.
Он взял в руку подвеску с фениксом и легко потянул цепочку на себя, так что Элейн наклонилась и, скользнув к нему на колени, прижалась грудью к его груди.
– Не снимай его никогда. Он соединяет нас, соединяет мою душу с твоей. – Его губы нашли ее рот, и она почувствовала его настойчивый язык, проникающий в глубь ее рта, желающий ее всю.
После этого случая в том году она еще два раза была с ним и трижды ездила к нему на следующий год, а потом еще раз, весной. Ее всегда сопровождал Хол. И, насколько Элейн было известно, об их встречах никто не знал. Всякий раз после их свиданий она плакала, потому что ребенка так и не было.
Между их встречами время протекало тихо и даже приятно. Она занималась Джоанной и своими любимыми лошадьми, и еe тело отдыхало. Элейн была в расцвете красоты и женской зрелости, но пряталась под вуалями и накидками, искусно притворяясь скромной и домовитой хозяйкой.
VII
Роксбург. Апрель 1249
В небольшой спальне было темно, несмотря на то, что ночь была светлая и лунное сияние заливало все вокруг.
Элейн стояла у окна, глядя на огромную белую луну. Он пробудет здесь еще несколько дней, а потом опять поедет на западные острова; ему надо утвердить там свою власть и помирить воинственных баронов.
В прошлый раз им не было так хорошо, как раньше. Король часто бывал рассеян, и она не знала, приедет ли он в следующий раз. Теперь он тайно поселил ее в замке, чтобы она была рядом с ним. Но это означало только, что они должны были соблюдать большую осторожность. Кончиками пальцев Элейн потрогала подвеску у нее на груди и ощутила желание. Волосы ее были распущены – так королю больше нравилось – и спадали тяжелыми локонами по ее плечам. На ней была только накидка из зеленого бархата. Элейн умастила кожу питательными маслами и благовониями и при движении ощущала исходящий от ее тела аромат жасмина и роз.
Сидя у окна башни, она глядела на залитые лунным светом окрестности. Сам город не был виден, он словно растворился в мерцающем серебристом сиянии. На траве и деревьях, как шелковое покрывало, лежала тяжелая роса. Люди редко посещали Угловую башню внешней стены, используемую в основном как хранилище. В ней и жила теперь Элейн. Днем сюда не доносился шум людской толпы и суеты во двоpax, не было слышно стука конских копыт и ржания. Ночную тишину лишь изредка нарушали крики охотившейся совы за рекой да доносившийся издалека вой волков.
Элейн спала, сжавшись в комочек, когда Александр наконец-то пришел. С ним не было ни свечи, ни фонаря. Он тихо проскользнул в спальню и закрыл дверь на засов. Огонь в очаге не горел. В комнате стоял ледяной холод. Король замер, глядя на нее, залитую лунным светом. Она пошевелилась и, сонная, повернулась к нему. Он заключил ее в объятия.
Александр был с ней, когда на рассвете она проснулась. Его голова покоилась у нее на плече, рука лежала на ее груди. Он еще крепко спал, когда первые лучи солнца осветили холмы на востоке. Элейн смотрела на него, жадно впитывая каждую черточку его лица, стараясь навсегда сохранить в своей памяти каждую мелочь, каждый волосок, каждую пору, каждую золотую ресничку. Но тут он повернулся и, не открывая глаз, снова привлек ее к себе.
Прошло много времени, прежде чем она смогла, наконец, произнести:
– Ты пропустил мессу. Я слышала, как звонили колокола.
– Я прослушаю мессу позже, перед отъездом.
– Ты сегодня уезжаешь? – Она прильнула к нему всем телом.
– Ты же знаешь, Элейн, я должен. – Он сел и рывком перебросил ноги через край кровати. Затем поднес палец к ее губам и сказал: – Я знаю, ты не любишь прощаться. – Он протянул руку, чтобы погладить ее тяжелую грудь, но передумал и только слегка дотронулся до подвески.
Король оделся. Элейн осталась лежать обнаженной… Наконец, поднявшись, он склонился над ней и поцеловал ее в голову.
– Господь с тобой, любовь моя, – прошептал он и с этими словами удалился.
VIII
Фозерингей
Ей снилось, что она стоит у могилы Эиниона. Вокруг поросшего лишайником могильного камня колыхались на ветру дикие нарциссы. Она положила на камень руку – он был холодный как лед.
– Где наследник Шотландии? – громко прошептала она. – Где? Все твои предсказания оказались ложью.
У нее на душе была печаль. Она прижала к груди подвеску с фениксом. Через леса и луга, полные горько-сладких ароматов, поверх стремительных, пенных волн прилива до нее долетали свежие горные ветры. Тишина покрывала лежавшие в отдалении горы; лишь изредка доносился до нее одинокий крик орла и слышался приглушенный шум водопадов, бивших с высоких скал в каменистое дно. Он был здесь, рядом с ней. Там-Лин прижал уши, а у Доннета поднялась шерсть на загривке, когда ворон появился из чащи леса и с криком пролетел над ними. Элейн заметила, как в тот же миг закружился по дороге вихрь, взметнувший вверх старую листву.
«Вернись! – Это был словно внутренний голос, звучавший в глубине ее. – Вернись в Шотландию, вернись». В тишине, объявшей все вокруг, была какая-то тайная угроза. Ветры, касавшиеся ее лица, обдавали ее холодом.
Если хочешь его уберечь, поезжай назад, скорее!
Высоко в горах лежали снега. По долинам рыскали волки – в надежде поживиться добычей. В высоких утесах каркали горные вороны, и эхо далеко разносило в кристальном воздухе и тишине их резкие, пронзительные крики.
«Вернись, вернись!»
Элейн попятилась назад и обхватила рукой голову собаки, словно ища у нее защиты. Вихрь, взъерошивший листву, утих. Тогда она в задумчивости повернулась и стала медленно удаляться от могилы. Вернуться! Но как она могла вернуться? Ведь Александр сам отослал ее домой.
IX
Керрера, Аргилл. Июль 1249
Александр лежал на пледах, глядя на спущенные паруса. Голова у него кружилась и раскалывалась от боли. Залитое лучами солнца небо, ярко-голубое на фоне снастей и мачт, то удалялось от него, то приближалось, как при сильной качке.
Он услышал свой собственный стон и почувствовал на лбу что-то мягкое и прохладное, – это ему на лоб положили смоченный в воде платок. Надо сделать над собой усилие и подняться, подумал он. Надо показаться людям. Но где они? Он со стоном попытался поднять голову, но его голова снова бессильно упала на подушки. Святые мощи! Он захворал! Что это с ним? Съел какую-то отраву или у него что-то с головой? И отчего она так болит? Он в жизни никогда не болел. И на этот раз биться ему не пришлось. Его поход завершился удачно, был заключен мир. Александр закрыл глаза. Боль не проходила.
– Сир, – услышал он совсем рядом чей-то голос. – Сир, вы меня слышите?
«Конечно, слышу, – думал он. – Неужели этот глупец не видит?»
Король постарался открыть глаза, но на него навалилась такая усталость, что они не открывались.
– Сир. – Снова тот же голос, настойчивый, надоедливый, он мешал ему спать. – Сир, мы отвезем вас на берег, на остров Керреру.
Король беспокойно зашевелил головой:
– Не стоит.
Ему казалось, что он произнес это громко. Александр сам еще раньше велел доставить его на берег, даже настоятельно этого потребовал. Но ведь тогда он был здоров, проклятая болезнь еще не овладела им. Он еще мог говорить.
Опустившись рядом с ним на колени, два старших кормчих его флотилии обменялись грустными взглядами. Один из них скомандовал, чтобы принесли носилки, сделанные из паруса.
Два дня король лежал, подкошенный недугом, на острове Керрера, в заливе Обан. На третий день жар спал, и он открыл глаза.
– Элейн? – Он ясно видел ее перед собой. Она сидела у окна, ее волосы блестели на солнце. Она улыбалась. Как она сердилась, когда он нарочно, чтобы поддразнить ее, вылавливал серебряные волоски в ее золотисто-каштановых локонах! Он был рад, что она вернулась в Шотландию. Он так скучал по ней, когда она уехала, словно лишился части самого себя.
– Элейн? – снова позвал ее король, но она не слышала. Его любимая сидела и смотрела в окно, на запад. Он видел красный закат за ее спиной. Силуэт ее четко вырисовывался на фоне пламенеющего неба, и ее волосы как будто вырастали из огня. Дитя феникса, дитя огня. «Почему она не идет ко мне? – думал он. – Я жду тебя, я хочу тебя. Почему ты не целуешь меня?» Он попытался протянуть к ней руку.
У его ложа на коленях стоял священник, губы его шевелите в безмолвной молитве. Вокруг стояли соратники и друзья и смотрели на своего короля. На лицах застыла скорбь. Врач, которого привезли с земли, помотал головой. С заходом солнца король умрет. Ему уже ничем нельзя помочь.
Александр слегка нахмурился. Он старался не потерять ее из виду. Закат угасал, и он уже хуже различал ее черты. Элейн должна хранить их сына, беречь его ради Шотландии. Но почему она не пришла к нему? Так хочется дотронуться до нее… Хорошо, он сам поедет к ней.
Собравшись с последними силами, невероятным напряжением воли Александр заставил себя смотреть на нее, не отрывая глаз, – так было надо, чтобы не потерять ее. Он должен быть с ней, всюду следовать за ней, в огонь – так в огонь, во тьму – так во тьму, к свету…
Когда солнце село и комната погрузилась в темноту, король поднялся и сел, поражаясь тому, как это легко у него поучилось. Он встал, оглянулся на ложе, на котором только что лежал, и нахмурился. Его тело, измученное лихорадкой, все еще лежало там. Вокруг стояли его друзья, не отрывая от него печальных, растерянных глаз.
– Король скончался, милорды, – словно откуда-то издалека послышался голос лекаря. Но он уже удалялся в темноту, туда, куда закатилось солнце, – там ему предстояло отыскать Элейн.
X
Фозерингей. 8 июля 1249
Элейн внезапно проснулась от звука сторожевого рога, когда его отголоски затихли вдалеке, она услышала, как громко стучит ее сердце. Спальные покои были погружены во мрак, она была одна. Домочадцев при ней находилось немого. Женщины спали в других покоях, а Ронвен – вместе со служанками в своей собственной комнате в северной части замка, где была детская. Неста спала там же.
Элейн соскочила с постели и, натянув рубашку, подбежала к окну. Перед ней текла река Нена; здесь она делала большой изгиб. Месяц сверкал в ее водах. Раскинувшиеся за рекой поля, леса и долины в свете молодой луны казались шахматной доской, где черные пятна перемежались со светло-серебристыми. Где-то вдалеке, под монастырскими стенами, перекликались совы, занятые ночной охотой над недавно убранными полями. Чуть ближе пролетали, еле слышно шелестя крыльями, летучие мыши, да снизу доносились обычные ночные шорохи. В остальном все было тихо.
Она была в полудреме, когда почувствовала, что ею овладевает страх. Ужас сковал все ее тело. Она перегнулась через край окна навстречу лунному сиянию. Ночная прохлада дохнула ей в лицо. У нее дрожали руки.
– Александр!
Элейн прошептала его имя, но из темноты ей никто не ответил. Она подошла к столу и открыла ларец, где хранила свои украшения. Там лежал ее феникс. Она взяла его в руки. Цепочка была разорвана. Элейн давно хотела вызвать из Нортгемптона ювелира, но все забывала. Держа подвеску в руках, Элейн рассматривала ее. Даже с незажженными свечами видно было, как в рубиновых глазах феникса играет проникающий в комнату месяц. Она почувствовала, как наполнились слезами ее глаза.
Поцеловав подвеску, Элейн грустно положила ее обратно в ларец. Ее проняла дрожь.
– Александр!
Его имя постоянно звучало у нее в голове. Что-то было неладно… Она сейчас нужна ему, думала Элейн. Быстро накинув на рубашку шелковую шаль, она завернулась в нее. В замке было тихо. Если не было гостей, то спать здесь ложились рано. Последняя гостья, посещавшая их Изабель Брюс, уехала три недели назад. Элейн босиком сбежала вниз по лестнице. Доннет не отставал от хозяйки. Они пересекли нижнюю залу. Там, закутавшись в плащи, вокруг громадного очага с тлеющими углями спали ее слуги, десятка три человек. Похоже было, что ни один из них не слышал, как протрубил сторожевой рог.
Она подбежала к двери и, открыв ее, выглянула во двор – никакого сторожа она там не увидела. Наружные ступени были холодные как лед и мокрые от росы, но она этого не чувствовала. Спустившись во двор, она побежала по скользким булыжникам к Сторожевой башне. В тени под каменной стеной вода во рву казалась черной и застывшей; над ней парила легкая серебристая дымка. Мост надо рвом был поднят, из караульной не доносилось ни звука. Элейн вошла туда, и стражники повскакали на ноги.
– Я слышала, как протрубил рог! – закричала она. – Должно быть, это гонец! Начальник стражи смущенно выступил вперед, расправляя помятый плащ. – Не было никакого сигнала тревоги, миледи. – Он сердито посмотрел на подчиненных. – С тех пор как стемнело, никто на дороге не показывался.
– Но я слышала рог! – Элейн понимала, какое являет собой зрелище – босая, в длинной рубашке, растрепанная. – Значит, мне приснилось, – неуверенно, упавшим голосом произнесла она. Плечи ее поникли, повелительные интонации исчезли. – Извините меня.
Глядя ей вслед, начальник стражи истово перекрестился. На рассвете сон, если это в самом деле был сон, повторился. Элейн вновь услышала призывный звук рога. Она в панике соскочила с постели и подбежала к окну. Погода менялась, занималась заря, и день обещал быть жарким, с грозой. Сладковатый запах земли перемешивался с запахом сырых водорослей на холодной реке.
Вдруг она ощутила легкое прикосновение, словно чья-то рука легла ей на плечо. Она обернулась – никого не было, просто сквозняк шевелил занавески. Взгляд Элейн упал на ларец с украшениями. Он был открыт. Но Элейн точно помнила, что закрыла его. Подойдя к столу, она взяла из ларца подвеску и стала всматриваться в феникса. Рассвет отбрасывал рассеянный, бледный свет в окно спальни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Подожди меня во дворе, мальчик, – сказал он сухо.
– Да, папа. – Эдуард вскочил со стула и отвесил легкий поклон. Он направился к двери, но вдруг остановился. – Сэр Роберт был очень зол, – улыбнулся он ехидной улыбкой. – И обозвал леди Элейн нехорошими словами.
Элейн закрыла глаза. Какими бы словами ни клял ее Роберт, ей не хотелось это слышать. Она крепко сжала в руке свой талисман, своего феникса. Открыв глаза, она увидела, что Эдуард очень пристально за ней наблюдает.
– Он сказал, что ей нельзя верить. – Эдуард говорил скороговоркой, чтобы отец не успел его остановить. – И сказал, что она ведьма и убийца.
– Хватит, Эдуард! – в бешенстве закричал Генрих. – Я велел тебе ждать во дворе.
– Да, папа. – Эдуард опустил глаза. У него были на редкость длинные ресницы, совсем как у девочки, из-за чего он выглядел даже застенчивым. – Я просто думал, что тебе интересно будет знать, что он сказал.
VI
Фозерингей
Три недели Элейн ждала, что Роберт появится. Но этого не случилось. Джоанна принялась шалить по-прежнему. Элейн вызвала из Лондона Ронвен, и та снова устроилась в доме.
– Ну, радость моя, так когда ты снова собираешься в Шотландию? – До этого она успела обследовать детскую, устроила обход замка, кивком головы одобрила работу слуг – действительно, кругом царил порядок. – Ведь не будешь же ты сидеть здесь и ждать, когда он тебя позовет? Учти, что он уже вернулся из похода в западные земли.
Они начали обдумывать новый план.
Было начало июля, когда Элейн с Ходом Лонгшафтом, который вернулся в Фозерингей вслед за Ронвен, переодевшись в простые одежды, вдвоем отправились на север.
Элейн наслаждалась. Ехать было легко, с ними не было никакой поклажи и никаких сопровождающих слуг. Ей нравилось все: пустынная дорога, наряд простолюдинки, легкий бег коня. Она с волнением придумывала, как сообщить Александру о своем приезде, чтобы никто этого не заметил. Но больше всего ее волновали мысли о самой их встрече, о том, что они вновь будут вместе.
Так получилось, что в Бервике король был один, без королевы, и они могли проводить целые дни в маленьком домике внизу, под крепостью, где остановилась Элейн.
– Никто не узнает, что я в Шотландии, – прошептала она, прижимаясь к нему и запуская руки ему под рубашку. – Я тень, мотылек на солнечном свете. Мигнешь – и меня нет, я исчезла.
Он засмеялся и, посадив ее на колени, стал ласкать ее грудь.
– Мне следует быть осторожней и постараться как можно дольше не мигать. – Опустив голову, он стал водить языком вокруг ее сосков, сначала одного, потом другого, пока она не вскрикнула от наслаждения.
Но вместе они были недолго. Королю вскоре предстояло идти походом на север, а взять ее с собой он не мог. Но эта встреча вселила в них надежду.
– В следующий раз, когда рядом со мной не будет королевы, я дам тебе знать, если смогу, и ты ко мне приедешь. – Он жадно целовал ее, стараясь насладиться досыта, прежде чем они расстанутся. – Так мы сможем иногда бывать вместе, а без тебя я буду постоянно носить в своем сердце мечту о новой встрече.
Он взял в руку подвеску с фениксом и легко потянул цепочку на себя, так что Элейн наклонилась и, скользнув к нему на колени, прижалась грудью к его груди.
– Не снимай его никогда. Он соединяет нас, соединяет мою душу с твоей. – Его губы нашли ее рот, и она почувствовала его настойчивый язык, проникающий в глубь ее рта, желающий ее всю.
После этого случая в том году она еще два раза была с ним и трижды ездила к нему на следующий год, а потом еще раз, весной. Ее всегда сопровождал Хол. И, насколько Элейн было известно, об их встречах никто не знал. Всякий раз после их свиданий она плакала, потому что ребенка так и не было.
Между их встречами время протекало тихо и даже приятно. Она занималась Джоанной и своими любимыми лошадьми, и еe тело отдыхало. Элейн была в расцвете красоты и женской зрелости, но пряталась под вуалями и накидками, искусно притворяясь скромной и домовитой хозяйкой.
VII
Роксбург. Апрель 1249
В небольшой спальне было темно, несмотря на то, что ночь была светлая и лунное сияние заливало все вокруг.
Элейн стояла у окна, глядя на огромную белую луну. Он пробудет здесь еще несколько дней, а потом опять поедет на западные острова; ему надо утвердить там свою власть и помирить воинственных баронов.
В прошлый раз им не было так хорошо, как раньше. Король часто бывал рассеян, и она не знала, приедет ли он в следующий раз. Теперь он тайно поселил ее в замке, чтобы она была рядом с ним. Но это означало только, что они должны были соблюдать большую осторожность. Кончиками пальцев Элейн потрогала подвеску у нее на груди и ощутила желание. Волосы ее были распущены – так королю больше нравилось – и спадали тяжелыми локонами по ее плечам. На ней была только накидка из зеленого бархата. Элейн умастила кожу питательными маслами и благовониями и при движении ощущала исходящий от ее тела аромат жасмина и роз.
Сидя у окна башни, она глядела на залитые лунным светом окрестности. Сам город не был виден, он словно растворился в мерцающем серебристом сиянии. На траве и деревьях, как шелковое покрывало, лежала тяжелая роса. Люди редко посещали Угловую башню внешней стены, используемую в основном как хранилище. В ней и жила теперь Элейн. Днем сюда не доносился шум людской толпы и суеты во двоpax, не было слышно стука конских копыт и ржания. Ночную тишину лишь изредка нарушали крики охотившейся совы за рекой да доносившийся издалека вой волков.
Элейн спала, сжавшись в комочек, когда Александр наконец-то пришел. С ним не было ни свечи, ни фонаря. Он тихо проскользнул в спальню и закрыл дверь на засов. Огонь в очаге не горел. В комнате стоял ледяной холод. Король замер, глядя на нее, залитую лунным светом. Она пошевелилась и, сонная, повернулась к нему. Он заключил ее в объятия.
Александр был с ней, когда на рассвете она проснулась. Его голова покоилась у нее на плече, рука лежала на ее груди. Он еще крепко спал, когда первые лучи солнца осветили холмы на востоке. Элейн смотрела на него, жадно впитывая каждую черточку его лица, стараясь навсегда сохранить в своей памяти каждую мелочь, каждый волосок, каждую пору, каждую золотую ресничку. Но тут он повернулся и, не открывая глаз, снова привлек ее к себе.
Прошло много времени, прежде чем она смогла, наконец, произнести:
– Ты пропустил мессу. Я слышала, как звонили колокола.
– Я прослушаю мессу позже, перед отъездом.
– Ты сегодня уезжаешь? – Она прильнула к нему всем телом.
– Ты же знаешь, Элейн, я должен. – Он сел и рывком перебросил ноги через край кровати. Затем поднес палец к ее губам и сказал: – Я знаю, ты не любишь прощаться. – Он протянул руку, чтобы погладить ее тяжелую грудь, но передумал и только слегка дотронулся до подвески.
Король оделся. Элейн осталась лежать обнаженной… Наконец, поднявшись, он склонился над ней и поцеловал ее в голову.
– Господь с тобой, любовь моя, – прошептал он и с этими словами удалился.
VIII
Фозерингей
Ей снилось, что она стоит у могилы Эиниона. Вокруг поросшего лишайником могильного камня колыхались на ветру дикие нарциссы. Она положила на камень руку – он был холодный как лед.
– Где наследник Шотландии? – громко прошептала она. – Где? Все твои предсказания оказались ложью.
У нее на душе была печаль. Она прижала к груди подвеску с фениксом. Через леса и луга, полные горько-сладких ароматов, поверх стремительных, пенных волн прилива до нее долетали свежие горные ветры. Тишина покрывала лежавшие в отдалении горы; лишь изредка доносился до нее одинокий крик орла и слышался приглушенный шум водопадов, бивших с высоких скал в каменистое дно. Он был здесь, рядом с ней. Там-Лин прижал уши, а у Доннета поднялась шерсть на загривке, когда ворон появился из чащи леса и с криком пролетел над ними. Элейн заметила, как в тот же миг закружился по дороге вихрь, взметнувший вверх старую листву.
«Вернись! – Это был словно внутренний голос, звучавший в глубине ее. – Вернись в Шотландию, вернись». В тишине, объявшей все вокруг, была какая-то тайная угроза. Ветры, касавшиеся ее лица, обдавали ее холодом.
Если хочешь его уберечь, поезжай назад, скорее!
Высоко в горах лежали снега. По долинам рыскали волки – в надежде поживиться добычей. В высоких утесах каркали горные вороны, и эхо далеко разносило в кристальном воздухе и тишине их резкие, пронзительные крики.
«Вернись, вернись!»
Элейн попятилась назад и обхватила рукой голову собаки, словно ища у нее защиты. Вихрь, взъерошивший листву, утих. Тогда она в задумчивости повернулась и стала медленно удаляться от могилы. Вернуться! Но как она могла вернуться? Ведь Александр сам отослал ее домой.
IX
Керрера, Аргилл. Июль 1249
Александр лежал на пледах, глядя на спущенные паруса. Голова у него кружилась и раскалывалась от боли. Залитое лучами солнца небо, ярко-голубое на фоне снастей и мачт, то удалялось от него, то приближалось, как при сильной качке.
Он услышал свой собственный стон и почувствовал на лбу что-то мягкое и прохладное, – это ему на лоб положили смоченный в воде платок. Надо сделать над собой усилие и подняться, подумал он. Надо показаться людям. Но где они? Он со стоном попытался поднять голову, но его голова снова бессильно упала на подушки. Святые мощи! Он захворал! Что это с ним? Съел какую-то отраву или у него что-то с головой? И отчего она так болит? Он в жизни никогда не болел. И на этот раз биться ему не пришлось. Его поход завершился удачно, был заключен мир. Александр закрыл глаза. Боль не проходила.
– Сир, – услышал он совсем рядом чей-то голос. – Сир, вы меня слышите?
«Конечно, слышу, – думал он. – Неужели этот глупец не видит?»
Король постарался открыть глаза, но на него навалилась такая усталость, что они не открывались.
– Сир. – Снова тот же голос, настойчивый, надоедливый, он мешал ему спать. – Сир, мы отвезем вас на берег, на остров Керреру.
Король беспокойно зашевелил головой:
– Не стоит.
Ему казалось, что он произнес это громко. Александр сам еще раньше велел доставить его на берег, даже настоятельно этого потребовал. Но ведь тогда он был здоров, проклятая болезнь еще не овладела им. Он еще мог говорить.
Опустившись рядом с ним на колени, два старших кормчих его флотилии обменялись грустными взглядами. Один из них скомандовал, чтобы принесли носилки, сделанные из паруса.
Два дня король лежал, подкошенный недугом, на острове Керрера, в заливе Обан. На третий день жар спал, и он открыл глаза.
– Элейн? – Он ясно видел ее перед собой. Она сидела у окна, ее волосы блестели на солнце. Она улыбалась. Как она сердилась, когда он нарочно, чтобы поддразнить ее, вылавливал серебряные волоски в ее золотисто-каштановых локонах! Он был рад, что она вернулась в Шотландию. Он так скучал по ней, когда она уехала, словно лишился части самого себя.
– Элейн? – снова позвал ее король, но она не слышала. Его любимая сидела и смотрела в окно, на запад. Он видел красный закат за ее спиной. Силуэт ее четко вырисовывался на фоне пламенеющего неба, и ее волосы как будто вырастали из огня. Дитя феникса, дитя огня. «Почему она не идет ко мне? – думал он. – Я жду тебя, я хочу тебя. Почему ты не целуешь меня?» Он попытался протянуть к ней руку.
У его ложа на коленях стоял священник, губы его шевелите в безмолвной молитве. Вокруг стояли соратники и друзья и смотрели на своего короля. На лицах застыла скорбь. Врач, которого привезли с земли, помотал головой. С заходом солнца король умрет. Ему уже ничем нельзя помочь.
Александр слегка нахмурился. Он старался не потерять ее из виду. Закат угасал, и он уже хуже различал ее черты. Элейн должна хранить их сына, беречь его ради Шотландии. Но почему она не пришла к нему? Так хочется дотронуться до нее… Хорошо, он сам поедет к ней.
Собравшись с последними силами, невероятным напряжением воли Александр заставил себя смотреть на нее, не отрывая глаз, – так было надо, чтобы не потерять ее. Он должен быть с ней, всюду следовать за ней, в огонь – так в огонь, во тьму – так во тьму, к свету…
Когда солнце село и комната погрузилась в темноту, король поднялся и сел, поражаясь тому, как это легко у него поучилось. Он встал, оглянулся на ложе, на котором только что лежал, и нахмурился. Его тело, измученное лихорадкой, все еще лежало там. Вокруг стояли его друзья, не отрывая от него печальных, растерянных глаз.
– Король скончался, милорды, – словно откуда-то издалека послышался голос лекаря. Но он уже удалялся в темноту, туда, куда закатилось солнце, – там ему предстояло отыскать Элейн.
X
Фозерингей. 8 июля 1249
Элейн внезапно проснулась от звука сторожевого рога, когда его отголоски затихли вдалеке, она услышала, как громко стучит ее сердце. Спальные покои были погружены во мрак, она была одна. Домочадцев при ней находилось немого. Женщины спали в других покоях, а Ронвен – вместе со служанками в своей собственной комнате в северной части замка, где была детская. Неста спала там же.
Элейн соскочила с постели и, натянув рубашку, подбежала к окну. Перед ней текла река Нена; здесь она делала большой изгиб. Месяц сверкал в ее водах. Раскинувшиеся за рекой поля, леса и долины в свете молодой луны казались шахматной доской, где черные пятна перемежались со светло-серебристыми. Где-то вдалеке, под монастырскими стенами, перекликались совы, занятые ночной охотой над недавно убранными полями. Чуть ближе пролетали, еле слышно шелестя крыльями, летучие мыши, да снизу доносились обычные ночные шорохи. В остальном все было тихо.
Она была в полудреме, когда почувствовала, что ею овладевает страх. Ужас сковал все ее тело. Она перегнулась через край окна навстречу лунному сиянию. Ночная прохлада дохнула ей в лицо. У нее дрожали руки.
– Александр!
Элейн прошептала его имя, но из темноты ей никто не ответил. Она подошла к столу и открыла ларец, где хранила свои украшения. Там лежал ее феникс. Она взяла его в руки. Цепочка была разорвана. Элейн давно хотела вызвать из Нортгемптона ювелира, но все забывала. Держа подвеску в руках, Элейн рассматривала ее. Даже с незажженными свечами видно было, как в рубиновых глазах феникса играет проникающий в комнату месяц. Она почувствовала, как наполнились слезами ее глаза.
Поцеловав подвеску, Элейн грустно положила ее обратно в ларец. Ее проняла дрожь.
– Александр!
Его имя постоянно звучало у нее в голове. Что-то было неладно… Она сейчас нужна ему, думала Элейн. Быстро накинув на рубашку шелковую шаль, она завернулась в нее. В замке было тихо. Если не было гостей, то спать здесь ложились рано. Последняя гостья, посещавшая их Изабель Брюс, уехала три недели назад. Элейн босиком сбежала вниз по лестнице. Доннет не отставал от хозяйки. Они пересекли нижнюю залу. Там, закутавшись в плащи, вокруг громадного очага с тлеющими углями спали ее слуги, десятка три человек. Похоже было, что ни один из них не слышал, как протрубил сторожевой рог.
Она подбежала к двери и, открыв ее, выглянула во двор – никакого сторожа она там не увидела. Наружные ступени были холодные как лед и мокрые от росы, но она этого не чувствовала. Спустившись во двор, она побежала по скользким булыжникам к Сторожевой башне. В тени под каменной стеной вода во рву казалась черной и застывшей; над ней парила легкая серебристая дымка. Мост надо рвом был поднят, из караульной не доносилось ни звука. Элейн вошла туда, и стражники повскакали на ноги.
– Я слышала, как протрубил рог! – закричала она. – Должно быть, это гонец! Начальник стражи смущенно выступил вперед, расправляя помятый плащ. – Не было никакого сигнала тревоги, миледи. – Он сердито посмотрел на подчиненных. – С тех пор как стемнело, никто на дороге не показывался.
– Но я слышала рог! – Элейн понимала, какое являет собой зрелище – босая, в длинной рубашке, растрепанная. – Значит, мне приснилось, – неуверенно, упавшим голосом произнесла она. Плечи ее поникли, повелительные интонации исчезли. – Извините меня.
Глядя ей вслед, начальник стражи истово перекрестился. На рассвете сон, если это в самом деле был сон, повторился. Элейн вновь услышала призывный звук рога. Она в панике соскочила с постели и подбежала к окну. Погода менялась, занималась заря, и день обещал быть жарким, с грозой. Сладковатый запах земли перемешивался с запахом сырых водорослей на холодной реке.
Вдруг она ощутила легкое прикосновение, словно чья-то рука легла ей на плечо. Она обернулась – никого не было, просто сквозняк шевелил занавески. Взгляд Элейн упал на ларец с украшениями. Он был открыт. Но Элейн точно помнила, что закрыла его. Подойдя к столу, она взяла из ларца подвеску и стала всматриваться в феникса. Рассвет отбрасывал рассеянный, бледный свет в окно спальни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61