Она не думала о том, что в Фозерингей может ворваться Роберт. Этого и не случилось, за что она еженощно благодарила богов. Ей было неинтересно знать, где он и кто не пускал его к ней в Фозерингей. Его не было – и она была спокойна. Элейн любила своих лошадей, и собак, и красивую природу вокруг, и это помогло ей окончательно восстановить свои силы. Она совершала прогулки верхом, гуляла и снова, взяв бразды правления в свои руки, занималась хозяйством на землях, оставленных ей в наследство.
Александр продолжал присылать ей дары и письма, но она ему не отвечала. Он забыл ее, оставил одну, наедине с невыносимой скорбью. Гордость не позволяла ей написать ему, умолять его приехать к ней, а потом уже было поздно. Как бы ни было сильно в Элейн желание оказаться в его объятиях, в ее сердце уже проник холодок. Он лег на сердце тяжелым грузом и мешал ей позвать Александра. Всякий раз, когда она мыслями переносилась в Шотландию и вспоминала короля, перед ее внутренним взором возникал образ маленького Джона, бледного, неподвижного в своей королевской колыбельке. Эти воспоминания изматывали ей душу.
Элейн ничего не знала о Роберте до того дня, когда она оказалась в Лондоне, где навещала Лунед с ее выводком шумливых, веселых ребят. Тогда ей принесли от Роберта письмо, в котором он сообщал, что замолвил за нее словечко перед королем и тот позволил ей повидаться с Граффидом. Прежде Генрих наотрез отказывался оказать Элейн такую милость.
– Ты писала Александру? Или передавала для него что-нибудь на словах? – мягко добивался от нее правды Граффид.
– Если он еще любит, он знает, где меня искать.
– Может, он ждет знака, намека на то, что ты его еще любишь.
Помолчав, Элейн улыбнулась.
– Непохоже. При нем есть женщина, которая его отвлекает. – Она подошла к столу и, посмотрев на шахматную доску, взяла одну из выточенных из слоновой кости фигурок и, немного подумав, сделала ход.
– Мы оба просто дурачки, да? – медленно произнесла она.
– Да, наверно, – усмехнулся он.
– У меня, по крайней мере, есть оправдание, – продолжала она. – А у тебя нет. Посмотри, на кого ты похож, Граффид. Как ты можешь мириться с положением безвольной жертвы? Неужели ты будешь стоять в стороне и смотреть, как Генрих приберет к рукам Гвинед, если Изабелла так и не родит Даффиду сына? Разве твои наследственные права тебе уже безразличны? И будущее Оуэйна тоже? И не только его – Ливелина, Родри и Даффида, чтобы они вырвались из когтей Генриха?! – Ее глаза вспыхнули гневом. – Не будь таким, Граффид. Кажется, стражи тут немного. Если бы я была на твоем месте, я бы давным-давно сбежала. Или тебе в самом деле по душе это сытое существование? – Она так сильно хлопнула ладонью по его животу, что он согнулся. – Ты меня удивляешь, брат. Я-то думала, ты сделан из теста покруче. Ты нужен в Уэльсе, и нечего тебе прозябать здесь, в Лондоне.
Граффид вспыхнул от гнева.
– А что мне делать? Они запирают двери крепко на засовы, и везде стража, разве ты не заметила? Это королевская крепость, Элейн, и я здесь не для того, чтобы отдыхать, я здесь королевский узник!
– На окне нет решеток. Беги через окно! – возразила она резко. – Придумай что-нибудь, ведь и раньше совершали побеги из Тауэра. Твои дети уже позабыли, как выглядит их отец.
Рассерженная Элейн села на стул. Он улыбнулся:
– Узнаю прежнюю Элейн. Такая же смутьянка, как была.
– Нет, уже не та. Я теперь живу тихо, на природе, занимаюсь своими лошадьми и собаками, как какой-нибудь виллан!
Граффид захохотал.
– Моя сестричка – виллан! И ты смеешь после этого нападать на меня?
– Я нападаю на тебя оттого, что ты сдался.
– А ты, Элейн? Ты не сдалась? Ты предалась уединению, живешь одна, подарив своего любимого его пройдохе жене! Тебя больше не занимает политика. Тебя так мало интересует, как живет Даффид, что ты даже не удосужилась посетить его с тех пор, как он унаследовал мои земли! – Он был пунцовый от ярости.
Из окна до них доносились крики воронов, терзавших труп собаки внизу во дворе. Рядом два молодых леопарда, почуяв запах крови, с рычанием бросались на прутья клеток, в которых их держали.
Ронвен, опустив голову, рассматривала свои ногти, притворяясь, что не замечает враждебных взглядов, которыми обменивались брат с сестрой.
– У меня нет любовника… – прошептала Элейн.
– Это он так сказал?
– Нет, но…
– Элейн, поезжай к нему. – Граффид сел и, опираясь о колена локтями, подался всем телом вперед. – Давай заключим соглашение. Я пойду на эту попытку, если и ты попробуешь вернуть себе короля. Даю сотню фунтов за то, что, прежде чем ты окажешься на коленях у своего любимого в Роксбурге, я уже буду в Криссете пировать со своей Сененой.
Она усмехнулась.
– У меня нет сотни фунтов, Граффид.
– И у меня нет. Тогда шесть пенсов и поцелуй.
Он замолчал, наблюдая, как меняется ее лицо, стараясь прочесть ее мысли во взоре, устремленном на огонь.
Она уже давно запретила себе на что-либо надеяться. С тех пор, как при воспоминании о короле перед ее глазами возникали образы ее покойных детей, их бледные личики. Несчастные младенцы стояли между ними, между ней и Александром. Но странно, что именно здесь, в темнице брата, в Гауэре, она почувствовала, как оживает в ней надежда.
Граффид заметил это и улыбнулся.
– Ведь мы бойцы, ты и я. И оба забыли об этом, – ласково заключил он.
Сидя в оконной нише, Ронвен жадно слушала их разговор. То, что не удалось ей, удалось Граффиду. Она затаила дыхание и не смела пошевелиться, боясь, что все испортит и они передумают.
– Возможно, и в самом деле не будет ничего плохого в том, что я отправлюсь в Шотландию и посмотрю, как там делa, – промолвила Элейн. Сердце ее отчаянно билось.
– Ничего плохого, – уверенно кивнул Граффид. – Мы должны отправиться каждый в свою дорогу через неделю. Это часть нашего пари. Боже правый, ты хорошо на меня действуешь, Элейн. Ты права. Я свыкся с участью пленника, как каплун с ножом повара. Я совершу побег! Вернусь в Уэльс и буду бороться за то, что по праву принадлежит мне!
Он взял Элейн за руку, заставил ее встать со стула и так крепко прижал к груди, что она чуть не задохнулась.
– В Лондоне мы больше не встретимся. – Отстранив ее, он очень серьезно произнес: – Господи, благослови, спаси и сохрани мою сестренку.
– И тебя, братец. – Элейн поцеловала его в щеку. – Я еще приеду в Уэльс и привезу тебе привет от короля Шотландии.
– Да будет так! – Граффид плюнул себе в ладонь, и они ударили по рукам.
III
Грейсчерч-стрит, Лондон
Теперь, когда Элейн разрешила себе думать об Александре, больше ни о чем другом она думать не могла. Всем своим существом она тосковала по нему. То, что, как ей казалось, умерло в ее душе, вновь ожило.
– Ну наконец-то ты пришла в себя, – заметила Ронвен. – Я благодарна лорду Граффиду за то, что он тебя образумил.
– Ты думаешь, Александр все еще любит меня? – с сомнением в голосе спросила Элейн. Она невольно провела рукой по темени, где под пышными волосами еще остались рубцы от ожогов. Может, это и была та, настоящая причина, почему ей не хотелось позвать его? Чтобы не видеть, как побледнеет он от ужаса, увидев ее ужасные шрамы?
– Конечно, он любит тебя, – отрезала Ронвен. – Я тебе точно говорю. Любовь к тебе у него особенная. Я в жизни не видела, чтобы мужчина так любил женщину.
– Тогда почему он не приехал за мной? – Элейн повернулась к зеркалу и посмотрела на свое лицо, чего не делала уже давно. Она ощупала пальцами свой лоб: рубцы почти прошли. Вечером, при свете свечей, их почти не было видно. Портили они ее или нет? Она попыталась рассматривать себя как бы мужским глазом, придирчиво оценивая свою внешность, как никогда до этого… Но не ей было судить. У Элейн болели теперь другие шрамы, те, которые были у нее в душе. Будет ли он ждать ее, как прежде? Она смотрела самой себе в глаза, ища в них ответа, и не находила его. Повинуясь внутреннему чувству, Элейн перевела свой взгляд на огонь в камине, но и там ответа не нашла.
– Он не приехал за тобой, потому что слишком уважает тебя. Ему важно было знать, что в твоей душе по-прежнему живет любовь к нему. И он ждал тебя, может, даже готовый умереть в ожидании… – тихо сказала Ронвен. – Он все еще ждет, не теряя надежды.
– Как ты можешь это знать? – отвернувшись от зеркала, Элейн обратила свой взгляд на нее.
– Просто знаю. – И Ронвен загадочно улыбнулась. Глаза ее стали темными, непроницаемыми – такое с ней стало происходить после потрясения, пережитого ею на озере Лох-Ливен. – Александр – король Шотландии, один из немногих мужчин, кто заслужил мое бесконечное восхищение. Он единственный достоин моей Элейн. А не тот мерзавец, который зовется твоим мужем.
Элейн улыбнулась:
– Не потому ли тебе он нравится, что он король?
Ронвен ухмыльнулась. Она с такой нежностью смотрела в лицо Элейн, как давным-давно, когда та была маленькой.
– И поэтому тоже, – честно ответила Ронвен. – Но что еще важнее – он человек чести. Он будет ждать тебя до тех пор, пока сама ты не наберешься смелости отправиться к нему. А уж ты-то ее наберешься, я знаю.
– Да, кажется, теперь я готова к встрече.
– Чтобы выиграть пари у твоего брата, нам надо поспешить.
– Мне не жалко потерять шесть пенсов…
Ронвен упрямо помотала головой:
– Надо отправляться сейчас же. Разве ты не понимаешь, что тебя могут остановить?
– Кто, Граффид?
– Нет, не Граффид. Де Куинси! – резко сказала Ронвен. – Он приходил сюда, видел тебя, ты разговаривала с ним. Он хорошо тебя знает и все доносит королю. Не доверяй ему, сокровище мое. Он наверняка попытается вернуть тебя к себе. Я в этом уверена! – В ее глазах вспыхнули искры ярости. Ронвен не видела ее мужа, когда он приходил к Элейн, но чувствовала его присутствие, как чуют нечистую силу, пробравшуюся в дом, – а дом тот она все еще считала своим. – Позволь, я начну укладывать вещи. Поедем скорее! Чего еще ждать?
Минуту Элейн молчала, потом кивнула головой. Чего ждать, в самом деле? Она желала Александра, желала так сильно, что не понимала, как могла жить без него все это время.
IV
Тауэр
Граффид глянул из окна во двор. Внизу под ним было три этажа. При лунном свете булыжники, которыми был замощен двор, казались камешками в земле, а легшие на стены тени – глубокими проломами. Обычно в ночную пору звери, что содержались в королевском зверинце, начинали беспокоиться. В тишине Граффид хорошо слышал рычание леопарда. По ночам зловонные испарения, поднимавшиеся от рва, и промозглый, пахнувший илом ветерок с реки перемешивались с ветрами, дувшими издали, и тогда Граффид, глядя в окно, воображал, что он вдыхает холодный, свежий воздух родной Ир-Виддфы.
Граффид повернулся и посмотрел на своих друзей. Они сидели у камина, склонившись над шахматной доской, – два уэльсца, Ион и Эмрис; они, вместе со многими его друзьями, добровольно согласились разделить с ним тюремное заточение и изгнание с родины. При Граффиде был и его сын Оуэйн. Посещение Элейн растревожило душу Граффида. Расставшись с ней, он еще долго стоял, глядя все в то же окно, пытаясь высмотреть ее внизу, пока она будет покидать Тауэр. Собирался ли он в самом деле выиграть пари или хотел подзадорить ее вновь попытать счастья в этом сером, неприглядном мире? Он и сам не знал. Просто Граффид не мог видеть свою сестру такой. Кроме того, он догадался, что настоящей причиной ее нежелания ехать в Шотландию была ее боязнь вызвать у Александра отвращение к ней при виде рубцов на ее лице и голове. Но они были почти незаметны. Красавицы при дворе Генриха, которых Граффид встречал в королевских покоях, скрывали гораздо более серьезные телесные недостатки, по сравнению с которыми шрамы Элейн были просто пустяком. Наоборот, они придавали особую прелесть ее порывистому, необузданному характеру и одухотворенной красоте. Граффид не знал, любит ли ее Александр как прежде, это предстояло узнать ей самой. Но если она так уж сильно стремилась к нему, то должна была сама бороться за свою любовь!
Граффид вздохнул. По натуре он был бойцом, но теперь весь задор из него вышел. Слишком многое было против него – воля отца, удачи Даффида и, в довершение всего, союз Даффида с королем Англии Генрихом. Казалось, над ним тяготел злой рок.
Вздохнув, Граффид снова высунулся в окно, опершись локтями о широкий подоконник. Мысль о побеге ему еще ни разу не приходила в голову. Все знали, что из Тауэра без помощи друзей и больших денег сбежать невозможно, и даже в таком случае это было очень нелегко. Но теперь, когда он смотрел во двор, который был далеко внизу, у него в голове постепенно начал созревать план. Только бы суметь спуститься, а там в глухих потемках под стенами можно пересидеть до рассвета. А когда откроют тяжелые ворота, чтобы впустить в крепость повозки, которые каждое утро доставляли в Тауэр из Лондона съестные припасы, там все будет просто. Надо будет смешаться с толпой, найти разгруженную повозку, направляющуюся в город, залезть в нее и спрятаться там под пустыми мешками. Он сомневался в том, что стража в Тауэре надежно охраняет крепость. Да и кого им тут было опасаться? Не его ли, уже немолодого, толстого уэльсца, который мирно жил-поживал в Тауэре два с половиной года, не помышляя ни о каком побеге? Элейн была права. И почему он только не попытался сбежать два года тому назад?
Он наклонился, чтобы получше разглядеть двор. Главная трудность была в том, как спуститься на землю. Все двери были заперты, и на каждом пересечении внутренних переходов к главной лестнице стояла стража. Граффид заметил это, когда однажды был зван к королю, покои которого располагались ниже. Мысль о побеге через окно никогда не возникала у него. Эту мысль подсказала ему Элейн, спасибо ее смекалке. Он высунул голову подальше. Отсюда, от больших стрельчатых двойных арок, до земли расстояние было огромное. Был бы он юношей – ну что ему стоило бы скользнуть вниз по веревке еще не с такой высоты!
Все же пари придется держать. Он улыбнулся про себя, – зачем откладывать? Как раз день святого Давида, день вполне подходящий. Самое время отправиться домой, на свою родину.
– Ион, Эмрис, Оуэйн! На одно словечко! – обратился он к игравшим в шахматы.
Надо было связать вместе много простыней. Друзья все по очереди высунулись в окно, чтобы прикинуть, сколько их понадобится, чтобы получилась веревка. Расхождения были в одной-двух простынях, не больше. Заговорщики решили, что дождутся самого темного ночного часа, когда вскоре должна меняться стража. К этому времени стражи внизу должны будут устать и замерзнуть. Они будут сидеть у жаровен, закутавшись в плащи, и дремать. Тогда-то и настанет время действовать.
Ион опасливо покосился на ярко сияющую луну.
– Ничего, к тому времени она зайдет за стены крепости, окно будет совсем в тени, – ухмыльнулся он.
Все они были сильно возбуждены – так подействовала на них внезапная решимость Граффида. Мужчины навалили подушек на постель принца и закрыли их покрывалами. То же самое они соорудили на своих постелях. Стража редко проверяла своих подопечных. Завтраки им приносили поздно, потому что знали, что после ночных долгих застолий с возлияниями узники просыпались не рано. Этим надо было воспользоваться. Чем позже их хватятся – тем лучше для них.
– Я полезу первым. – Ион хлопнул принца по плечу, чтобы все прошло удачно. – Пора!
Друзья привлекли себе на помощь одного из самых надежных слуг. Он должен был после их побега убрать самодельную веревку, скрученную из простыней. А затем крепко выпить и заснуть пьяным сном. На столе ему был оставлен полный кувшин вина, и слуга пообещал все сделать так, как было велено.
Окно скрылось в тени. Ион залез на подоконник и глянул вниз. Он попробовал пристроиться получше и, встав на колени лицом к друзьям и спиной к оконному проему, откинулся назад и начал спускаться, крепко держась за скрученные простыни, завязанные вокруг каменного выступа. Ион исчез из виду. Перебирая руками веревку и упираясь ногами в стену, умирая от страха, он через две минуты, показавшиеся ему вечностью, оказался на земле. Он смотрел на них снизу и улыбался. Граффид, следивший за ним, увидел сверху его лицо – белое пятно на черном фоне. Затем Ион скрылся в темноте.
– Я следующий. – Сердце Граффида бешено стучало.
– Удачи, друг. Помоги Бог. – Эмрис похлопал его по плечу.
– Удачи, отец. – Оуэйн улыбнулся и пожал ему руку. Они обнялись.
– Увидимся внизу.
Безмолвно, затаив дыхание, они следили за тем, как Граффид влез с усилием в глубокую оконную нишу, ногами в окно. Оконный проем был узок для него, и Граффид почувствовал, что застрял. Покрываясь потом, он попытался пролезть в него. «Надо же было так разжиреть», – думал он. Граффид сделал еще одну попытку протиснуться в окно.
– Господи! Не могу, не прохожу! Протолкните меня! – прохрипел он.
Эмрис обхватил своего принца и сильно толкнул вперед, но Граффид никак не пролезал в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61