Ее тело было холодным как лед.
– Значит, мы должны бороться вместе. Скажи ему, чтобы он убрался и поискал себе женщину-призрак, и пусть она, а не ты, согревает его сердце. – Он улыбнулся; Элейн заметила мелкие морщинки в уголках его глаз.
Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его в губы.
– Ты привез мне стихи? – спросила она; дрожь еще продолжала ее бить.
Дональд кивнул. Отпустив ее, он подошел к своей одежде и нашел подсумку, которую носил у пояса.
– Тут есть еще кое-что, подарок для тебя. – Он вынул маленькую коробочку, в которой лежало кольцо. Открыв ее, он достал кольцо и преподнес его Элейн.
– Закрой глаза и дай сюда твою руку. – Кольцо пришлось впору на безымянный палец. Протянув руку к огню, Элейн в восторге рассматривала его, стараясь прочитать надпись.
– Что тут написано?
– «Любовь навеки». – Их глаза встретились, и он заметил в ее взгляде печаль. – Возможно, надпись не совсем подходит, учитывая обстоятельства, – тихо промолвил он.
Элейн отрицательно покачала головой.
– Прекрасно подходит, – заключила она.
II
Первое, что сделала Элейн, вернувшись в Фолкленд, – она кинулась проверить, на месте ли подвеска, которую она спрятала в ларце для украшений. Открыв крышку, Элейн поискала ее среди своих драгоценностей, но не нашла.
В это время в комнату неслышными шагами вошла Ронвен. Она стояла, наблюдая, как ее воспитанница перебирает свои украшения, разложенные на кровати.
– Что ты ищешь, милая? – Она заметила, что Элейн даже не сняла плащ.
– Феникс, где феникс? – Элейн разбросала по покрывалу содержимое ларца. – Его здесь нет!
«Неужели Александр побывал на месте их свидания с Дональдом? Неужели его сила простирается так далеко?» – думала Ронвен.
– Зачем он так срочно тебе понадобился, что ты даже не удосужилась снять с себя плащ? – Старая няня неодобрительно посмотрела на грязь, покрывавшую плащ. Он не порвался, значит, подвеска была на месте.
– Мне нужен феникс. – Руки Элейн дрожали.
– Да найду я тебе его, – сказала Ронвен, стараясь успокоить ее. – Давай я сниму с тебя верхнюю одежду и прикажу подать подогретого вина, а ты пока вымой руки. Гляди, девушка уже принесла горячей воды. – Расстегнув пряжку на плече Элейн, Ронвен сняла с нее плащ и быстро поднялась и верхнюю комнату башни. Там она маленькими ножницами немного подпорола подкладку и уже через минуту вернулась к Элейн с подвеской, завернутой в синий шелковый лоскут.
– Вот твой феникс, милая, ты положила его в сундук, в другой комнате. Мне показалось, что я там его видела.
Элейн схватила подвеску дрожащими руками.
– Пожалуйста, оставь меня, Ронвен, я хочу побыть одна.
Феникс лежал в ее руке, ласково поблескивая при свете горевшего камина. Александр снова был с ней; она чувствовала его. Он уже не сердился, склонившись над ней нежной, любящей тенью. И все же он был неживым.
– О, милый мой, – прошептала она. – Как ты не понимаешь? Я больше не хочу тебя. Умоляю, отпусти меня.
Ронвен плотно прижала ухо к наружной стороне тяжелой дубовой двери, но ничего не могла расслышать. Она догадывалась, что во время свидания Элейн и Дональда что-то произошло. И это было как-то связано с фениксом. Но что там случилось?
III
Февраль 1263
Дональд и Элейн смогли встретиться только спустя четыре месяца. На этот раз их свидание должно было состояться в замке Макдаффа, на южной границе герцогства Файфского.
Малкольм теперь редко наведывался в те места. Замок был назван в честь предков графа, – так же, как и ее маленький сын. Это было неказистое, примитивное сооружение, построенное еще во времена правления основателей клана Файфов.
На эту встречу Элейн взяла с собой Ронвен и еще двух дам с двумя кавалерами в качестве сопровождающих. Все они были отобраны Ронвен из числа самых надежных людей, которые могли бы держать язык за зубами, а точнее, делать вид, что не заметили, как из темноты возник красивый всадник и, спешившись, проскользнул по винтовой лестнице наверх, где его уже ждала миледи. В этот раз феникса при Элейн не было. Он лежал, завернутый в шелк, на дне ларца в Фолкленде. Ронвен сама проверила, где он спрятан, и оставила его им. Достаточно того, что с Элейн будет она сама, чтобы охранять ее в случае чего. Талисман навряд ли пригодится.
Слуги подогрели вино и яства, которые принесла и поставила за дверью Хильда, одна из новеньких служанок Элейн, но уже заслужившая ее доверие. Ложем им должны были служить охапки папоротника и вереска, устланные на полу, поверх которых были положены пледы, покрывала и меха. В очаге горели дрова, и была заготовлена целая поленница, чтобы огонь не остывал ни на минуту. Зажгли свечи. Элейн надела шелковое платье; под ним на ней была рубашка из тончайшего, почти прозрачного батиста. На пальце у нее было кольцо, подаренное Дональдом; кожу она умастила благовониями с ароматом розы.
При виде ее Дональд замер в дверях и улыбнулся:
– Известно ли тебе, что ты самая красивая женщина на свете?
Она засмеялась:
– Если в моем возрасте ты все еще находишь меня довольно привлекательной, то я рада.
– Я привез тебе еще один подарок. – Дональд закрыл за собой дверь и задвинул засов. Подойдя к ней, он опустился перед ней на одно колено. – Гляди.
Элейн посмотрела на его сжатый кулак и произнесла:
– Ты балуешь меня.
– Так и есть.
– Что это?
– Закрой глаза, я надену эту вещь на тебя.
Элейн повиновалась. Она почувствовала его руки на своих плечах и холодное прикосновение цепочки к ее шее.
– Теперь открой глаза.
Она открыла глаза и посмотрела вниз. Там, в ложбинке между грудями, на голубом шелке ее платья, она увидела подвеску – серебряную лошадку. На миг испытав ужас от знакомого прикосновения цепочки к шее, Элейн обрадовалась.
– Дональд! Какая прелесть!
– Выполнена по моему особому заказу. – Он был счастлив, что ей понравился подарок, и это было заметно. – А сейчас мне хочется выпить вина. Я чую запах горячей пищи, а я проголодался. – Усевшись на пол, он впился глазами в яства на подносе, пододвинутом поближе к огню, чтобы еда не остывала. Элейн улыбалась, поглаживая пальцами прелестную подвеску на цепочке. В конце концов, он сильный, молодой мужчина в расцвете лет, и ему надо много есть. Сама Элейн испытывала голод только по его телу, но могла ждать сколько угодно; у нее тоже был пир – она смотрела, как он насыщается.
Немного погодя он поднял глаза и улыбнулся.
– Ты все время наблюдала за мной.
– Конечно.
– А сама ни до чего не дотронулась.
– Я отпила вина.
Он засмеялся.
– Мне тут больше нравится, чем в той жуткой башне с привидением. – Он снова наполнил свой бокал и наклонился, чтобы подлить и ей вина. – Это ведь было только нашим воображением, правда? То, что тогда происходило? Просто бушевала буря, качались деревья, по стенам пробегали тени, выл ветер, вот и все. Мы сами себя напугали.
Помолчав, Элейн после некоторых раздумий кивнула.
– Да, мы сами себя напутали. – Она посмотрела поверх его плеча на дверь, а потом на окно, закрытое на ночь ставнями. В тот вечер тоже шел дождь, и южный ветер гнал высокие волны к скалам под самым замком. Но в комнате пылал огонь в очаге и ярко горели свечи. К тому же Элейн трижды обошла комнату с заклинаниями, чтобы сюда не проник Александр. Когда она совершала обход, ей почудилось, что комнату наполняет печаль, и снова воздух был напоен его гневом, но уже бессильным.
Элейн ощутила легкий озноб и сказала:
– Ляжем в постель?
Дональд кивнул, но тем не менее не проявил никакого желания улечься на самодельное ложе из пледов и меховых накидок. Его взгляд, блуждая вокруг, тоже остановился на окне. Он потянулся за вином.
– Мне раздеться? – Она поднялась и, заведя руку за спину, стала развязывать шнуровку на платье.
Она добилась своего – его глаза вспыхнули от вожделения. Дональд поднял бокал, словно хотел произнести тост.
– Разденься там, у огня. Я хочу на тебя посмотреть.
– Смотри. – Она ослабила шнуровку и, сняв платье через голову, уронила его на пол. Глаза Дональда стали огромными, когда он увидел на теле Элейн прозрачную рубашку, которая облегала ее грудь; под ней темнели два пятнышка сосков. Он провел языком по губам и поставил бокал на пол.
– Подойди сюда, – произнес он чуть охрипшим голосом.
Элейн повиновалась. Они были в кругу, заговоренном ею.
Никто не мог причинить им вреда. Она стояла перед ним, а он ласкал руками ее тело. Для нее не существовало больше ничего и никого: ни Александра, ни Малкольма, ни разницы в их возрасте. Главное – он был с нею, а она с ним. Ее желание принадлежать ему было острое, как боль. Она подошла к самодельному ложу и легла на него, поманив Дональда к себе. Он медленно, с наслаждением, растянулся рядом с ней и стал отбрасывать вверх ее рубашку, ведя рукой по ее ноге от голени к бедру.
Но немного погодя Дональд вдруг отстранился от нее и сел. Он был весь в поту.
– О Боже! Как жаль! Я просто не могу выкинуть из головы мысль о том, что в любую минуту чья-то рука ляжет мне на плечо. – Он закрыл лицо руками. – Я знаю, что это было всего лишь мое воображение, знаю, что ничего не случилось, и все-таки не могу выкинуть это из головы! – Встав, он подошел к очагу и, взяв свой бокал, потянулся за вином. – Через минуту я приду в себя, все будет хорошо! О Нэл, что ты можешь подумать обо мне! Я как какая-нибудь трусливая девчонка…
– Дональд, – позвала его Элейн, протянув к нему руки. – Вернись, никакой опасности нет. Он не придет, я обещаю.
– Я знаю, что он не придет. Его просто нет, он не существует. – Дональд осушил бокал и налил себе еще столько же. – Просто я чувствую эту холодную как лед руку на своем плече. – Его передернуло.
Элейн во все глаза смотрела на него:
– Он дотронулся до тебя?
– Да… Нет… Не знаю!
Элейн подошла к нему и отобрала у него бокал с вином.
– Он не может приблизиться к нам, Дональд. Я очертила круг в комнате, и ему не преодолеть его. Нам ничто не грозит.
– Ты… Что ты сделала? – Его лицо стало белым, как ее рубашка.
Она с тревогой посмотрела на него:
– Я очертила круг.
– Значит, ты веришь, что он существует? – Он даже отпрянул от нее.
– Я боялась. Я не знала, верить этому или нет…
Но Дональд не слушал ее. Он продолжал:
– Конечно, веришь! Ты считаешь, что он существует! Ты же сама сказала, что продолжала любить его после того, как он умер. Ты серьезно это говорила? И как это было? Пресвятая Дева! Что ты позволяла ему делать с собой?
– Дональд, пожалуйста… – Она вдруг испугалась. – Забудь о нем…
– Как я могу его забыть? Если бы он был живым человеком, я бы мог вызвать его на поединок. Я бы мог увезти тебя и спрятать от него. Я бы мог его видеть, в конце концов! Но не это!
У него тряслись руки; он начал твердить:
– Никакой опасности. Здесь никого нет. Я люблю тебя. – Несколько мгновений он смотрел на нее, а затем опять потянулся за вином.
– Это правда, что у тебя был от него ребенок?
– Да. – Элейн не посмела ему сказать, что у нее было от короля два ребенка, два милых маленьких мальчика.
Почти робко она положила руку ему на плечо. Дональд окаменел.
– Он спит с тобой, этот призрак? Как какой-нибудь грязный демон-инкуб?
– Нет!
– О да, спит. Вижу по глазам, что это так. – Его гнев вдруг прошел, но осталась ужасная обида на нее. – О Нэл, как я могу тягаться с королем? Не знаю, существует он, или нет, пли он существует лишь в твоей голове, или в моей голове, но я не могу тягаться с ним. Каждый раз, когда мы будем встречаться, я буду представлять себе, что он стоит за твоим плечом. Каждый раз, когда я буду ласкать тебя, я буду думать, что егo руки тоже ласкают тебя.
Наклонившись, он поднял свою одежду и начал натягивать ее на себя.
– Что ты делаешь? – в отчаянии закричала она. – Дональд, ты не можешь меня бросить!
– Прости, любовь моя, но я не могу остаться. – Он смотрел на нее, и его глаза выражали бесконечную грусть. – Ты принадлежишь королю Александру. Малкольм, возможно, не против делить тебя с ним, но я не хочу. Прости.
Застыв от ужаса и потрясения, Элейн не могла вымолвить пи слова, когда он решительно направился к двери. На полпути Дональд остановился, словно в раздумье. Пошарив в сумке у пояса, он вынул оттуда сложенный лист пергамента. Не оборачиваясь, он кинул его на стол и вышел.
Это было его стихотворение, посвященное ей.
IV
Август 1263
Ронвен сидела в просторном покое, который, пока два юных Файфа были маленькими, служил им детской и площадкой для игр; когда же они подросли и у них появились учителя, он стал служить им классной комнатой. На столе перед ней лежало с дюжину маленьких мотков шелковых ниток для вышивания, тщательно подобранных по качеству и цвету. Глаза Ронвен уже были не те, что прежде. Многие часы, проведенные ею за рукоделием, мельчайшие стежки, плохое освещение – все это ухудшило ее зрение. Она поднесла к глазам один из спутанных моточков и, вздохнув, положила ею обратно на стол.
Позади нее две молодые женщины заряжали ткацкий станок. Рисунок шерстяной основы был сложный, он повторялся, и надо было очень точно высчитать расстояние между разноцветными узелками. Когда шерсть будет соткана, выйдет отличный кусок пледовой ткани; он будет широкий, теплый и многоцветный. Мужчины и женщины Файфа всегда кутались в такие пледы, когда начинал дуть пронзительный восточный ветер, который прилетал со злого Северного моря и по дороге жестоко трепал и гнул деревья в лесах. Если ткань получится достаточно тонкой и при этом теплой, она подарит ее Элейн, думала Ронвен. Она улыбнулась доброй улыбкой, но тут же озадаченно сдвинула брови.
Она давно поняла, что роман Элейн с Дональдом Маром закончился. Элейн хорошо умела скрывать свое горе. Внешне она продолжала вести прежнюю жизнь, посвящая себя главным образом деревенскому хозяйству и не слишком интересуясь событиями при дворе, где ее муж проводил почти все свое время. Элейн снова поглотила забота о лошадях и устройстве новой конной фермы. Ее сердечная рана никому не была заметна, кроме нее самой, но Ронвен, конечно, об этом догадывалась. Она думала и гадала, что же делать, и раза два заглядывала в ларец и долго в задумчивости созерцала заветную подвеску, ища ответа. На ее осторожные paсспросы она получила ответ: Дональд Map бесследно исчез в замке своего отца. Ронвен понимала, что гордость Элейн не позволит ей звать обратно мужчину, который не хочет ее видеть. И так ли она нуждалась в нем? Старуха следила за своей госпожой и ждала.
Однажды утром она вышивала золотыми нитками крошечные узелки на отвороте рубашки Макдаффа. Рядом с ней сидела Элейн. Ронвен стала искоса наблюдать за снова помолодевшей женщиной. Пальцы Элейн были перепачканы чернилами, как у девочки, которая учится писать, – она занималась тем, что переписывала с отдельных листов в огромную книгу родословную каждого появившегося на свет в Фолкленде жеребенка со времен своего собственного появления в Файфе. Но вот уже несколько минут она сидела без движения. Чернила сохли на пере, глаза смотрели невидящим взором; выражение лица было отсутствующим. В смятении Ронвен легко прочла по лицу госпожи, что с ней творилось, – Элейн из Файфа завела любовника! Румянец на ее щеках, огонь во взоре, временами подернутом пеленой мечтательности, – все это могло обозначать только одно – у нее появился мужчина.
Ронвен не заметила, как рукоделие выпало у нее из рук, – ей было не до этого. Она напрягала все свои внутренние силы, чтобы понять, что происходит с ее воспитанницей. Мужчина! Но это просто невозможно! И она, ее старая няня, ничего не знала! Определенно, это не Дональд Map. Ронвен мучило любопытство.
Целыми днями она исподтишка, с большой осторожностью следила за Элейн. Самым вероятным местом для встреч Элейн с любовником, конечно, была конюшня. В былые времена Ронвен часто подумывала, а не находит ли Элейн утешение в объятиях приятного молодого человека, который был ее главным конюхом в Сакли. Он отдал за нее свою жизнь, тот молодой человек. Многие, наверное, отдали бы свою жизнь за нее.
Старшим конюшенным в Фолкленде был Томас из Купара, которому уже перевалило за шестьдесят, с огромной блестящей и вызывающей лысиной, которую он носил уже лет сорок. Он был блестящий, опытный лошадник, преданный своему делу, и, понятно, Элейн беспредельно уважала его, а он уважал ее, но подозревать их в том, что они любовники? Нет, этого не могло быть. Ронвен абсолютно это исключала. Крадучись, она всюду следовала за Элейн, куда бы та ни направляла свои стопы, расхаживая по замку, но отмечала про себя, что со всеми мужчинами, с которыми Элейн приходилось говорить, она вела себя одинаково. Да, ее девочка умела поставить себя с мужчинами и обворожить их, это в ней было с самого детства. Кто бы он ни был – управляющий замка или самый последний слуга, – она разговаривала с ним милостиво и с достоинством и только особым блеском в ее глазах давала невольно понять, что их госпожа графиня, как настоящая женщина, ценит мужскую привлекательность, но переступать границы дозволенного не разрешит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Значит, мы должны бороться вместе. Скажи ему, чтобы он убрался и поискал себе женщину-призрак, и пусть она, а не ты, согревает его сердце. – Он улыбнулся; Элейн заметила мелкие морщинки в уголках его глаз.
Поднявшись на цыпочки, она поцеловала его в губы.
– Ты привез мне стихи? – спросила она; дрожь еще продолжала ее бить.
Дональд кивнул. Отпустив ее, он подошел к своей одежде и нашел подсумку, которую носил у пояса.
– Тут есть еще кое-что, подарок для тебя. – Он вынул маленькую коробочку, в которой лежало кольцо. Открыв ее, он достал кольцо и преподнес его Элейн.
– Закрой глаза и дай сюда твою руку. – Кольцо пришлось впору на безымянный палец. Протянув руку к огню, Элейн в восторге рассматривала его, стараясь прочитать надпись.
– Что тут написано?
– «Любовь навеки». – Их глаза встретились, и он заметил в ее взгляде печаль. – Возможно, надпись не совсем подходит, учитывая обстоятельства, – тихо промолвил он.
Элейн отрицательно покачала головой.
– Прекрасно подходит, – заключила она.
II
Первое, что сделала Элейн, вернувшись в Фолкленд, – она кинулась проверить, на месте ли подвеска, которую она спрятала в ларце для украшений. Открыв крышку, Элейн поискала ее среди своих драгоценностей, но не нашла.
В это время в комнату неслышными шагами вошла Ронвен. Она стояла, наблюдая, как ее воспитанница перебирает свои украшения, разложенные на кровати.
– Что ты ищешь, милая? – Она заметила, что Элейн даже не сняла плащ.
– Феникс, где феникс? – Элейн разбросала по покрывалу содержимое ларца. – Его здесь нет!
«Неужели Александр побывал на месте их свидания с Дональдом? Неужели его сила простирается так далеко?» – думала Ронвен.
– Зачем он так срочно тебе понадобился, что ты даже не удосужилась снять с себя плащ? – Старая няня неодобрительно посмотрела на грязь, покрывавшую плащ. Он не порвался, значит, подвеска была на месте.
– Мне нужен феникс. – Руки Элейн дрожали.
– Да найду я тебе его, – сказала Ронвен, стараясь успокоить ее. – Давай я сниму с тебя верхнюю одежду и прикажу подать подогретого вина, а ты пока вымой руки. Гляди, девушка уже принесла горячей воды. – Расстегнув пряжку на плече Элейн, Ронвен сняла с нее плащ и быстро поднялась и верхнюю комнату башни. Там она маленькими ножницами немного подпорола подкладку и уже через минуту вернулась к Элейн с подвеской, завернутой в синий шелковый лоскут.
– Вот твой феникс, милая, ты положила его в сундук, в другой комнате. Мне показалось, что я там его видела.
Элейн схватила подвеску дрожащими руками.
– Пожалуйста, оставь меня, Ронвен, я хочу побыть одна.
Феникс лежал в ее руке, ласково поблескивая при свете горевшего камина. Александр снова был с ней; она чувствовала его. Он уже не сердился, склонившись над ней нежной, любящей тенью. И все же он был неживым.
– О, милый мой, – прошептала она. – Как ты не понимаешь? Я больше не хочу тебя. Умоляю, отпусти меня.
Ронвен плотно прижала ухо к наружной стороне тяжелой дубовой двери, но ничего не могла расслышать. Она догадывалась, что во время свидания Элейн и Дональда что-то произошло. И это было как-то связано с фениксом. Но что там случилось?
III
Февраль 1263
Дональд и Элейн смогли встретиться только спустя четыре месяца. На этот раз их свидание должно было состояться в замке Макдаффа, на южной границе герцогства Файфского.
Малкольм теперь редко наведывался в те места. Замок был назван в честь предков графа, – так же, как и ее маленький сын. Это было неказистое, примитивное сооружение, построенное еще во времена правления основателей клана Файфов.
На эту встречу Элейн взяла с собой Ронвен и еще двух дам с двумя кавалерами в качестве сопровождающих. Все они были отобраны Ронвен из числа самых надежных людей, которые могли бы держать язык за зубами, а точнее, делать вид, что не заметили, как из темноты возник красивый всадник и, спешившись, проскользнул по винтовой лестнице наверх, где его уже ждала миледи. В этот раз феникса при Элейн не было. Он лежал, завернутый в шелк, на дне ларца в Фолкленде. Ронвен сама проверила, где он спрятан, и оставила его им. Достаточно того, что с Элейн будет она сама, чтобы охранять ее в случае чего. Талисман навряд ли пригодится.
Слуги подогрели вино и яства, которые принесла и поставила за дверью Хильда, одна из новеньких служанок Элейн, но уже заслужившая ее доверие. Ложем им должны были служить охапки папоротника и вереска, устланные на полу, поверх которых были положены пледы, покрывала и меха. В очаге горели дрова, и была заготовлена целая поленница, чтобы огонь не остывал ни на минуту. Зажгли свечи. Элейн надела шелковое платье; под ним на ней была рубашка из тончайшего, почти прозрачного батиста. На пальце у нее было кольцо, подаренное Дональдом; кожу она умастила благовониями с ароматом розы.
При виде ее Дональд замер в дверях и улыбнулся:
– Известно ли тебе, что ты самая красивая женщина на свете?
Она засмеялась:
– Если в моем возрасте ты все еще находишь меня довольно привлекательной, то я рада.
– Я привез тебе еще один подарок. – Дональд закрыл за собой дверь и задвинул засов. Подойдя к ней, он опустился перед ней на одно колено. – Гляди.
Элейн посмотрела на его сжатый кулак и произнесла:
– Ты балуешь меня.
– Так и есть.
– Что это?
– Закрой глаза, я надену эту вещь на тебя.
Элейн повиновалась. Она почувствовала его руки на своих плечах и холодное прикосновение цепочки к ее шее.
– Теперь открой глаза.
Она открыла глаза и посмотрела вниз. Там, в ложбинке между грудями, на голубом шелке ее платья, она увидела подвеску – серебряную лошадку. На миг испытав ужас от знакомого прикосновения цепочки к шее, Элейн обрадовалась.
– Дональд! Какая прелесть!
– Выполнена по моему особому заказу. – Он был счастлив, что ей понравился подарок, и это было заметно. – А сейчас мне хочется выпить вина. Я чую запах горячей пищи, а я проголодался. – Усевшись на пол, он впился глазами в яства на подносе, пододвинутом поближе к огню, чтобы еда не остывала. Элейн улыбалась, поглаживая пальцами прелестную подвеску на цепочке. В конце концов, он сильный, молодой мужчина в расцвете лет, и ему надо много есть. Сама Элейн испытывала голод только по его телу, но могла ждать сколько угодно; у нее тоже был пир – она смотрела, как он насыщается.
Немного погодя он поднял глаза и улыбнулся.
– Ты все время наблюдала за мной.
– Конечно.
– А сама ни до чего не дотронулась.
– Я отпила вина.
Он засмеялся.
– Мне тут больше нравится, чем в той жуткой башне с привидением. – Он снова наполнил свой бокал и наклонился, чтобы подлить и ей вина. – Это ведь было только нашим воображением, правда? То, что тогда происходило? Просто бушевала буря, качались деревья, по стенам пробегали тени, выл ветер, вот и все. Мы сами себя напугали.
Помолчав, Элейн после некоторых раздумий кивнула.
– Да, мы сами себя напутали. – Она посмотрела поверх его плеча на дверь, а потом на окно, закрытое на ночь ставнями. В тот вечер тоже шел дождь, и южный ветер гнал высокие волны к скалам под самым замком. Но в комнате пылал огонь в очаге и ярко горели свечи. К тому же Элейн трижды обошла комнату с заклинаниями, чтобы сюда не проник Александр. Когда она совершала обход, ей почудилось, что комнату наполняет печаль, и снова воздух был напоен его гневом, но уже бессильным.
Элейн ощутила легкий озноб и сказала:
– Ляжем в постель?
Дональд кивнул, но тем не менее не проявил никакого желания улечься на самодельное ложе из пледов и меховых накидок. Его взгляд, блуждая вокруг, тоже остановился на окне. Он потянулся за вином.
– Мне раздеться? – Она поднялась и, заведя руку за спину, стала развязывать шнуровку на платье.
Она добилась своего – его глаза вспыхнули от вожделения. Дональд поднял бокал, словно хотел произнести тост.
– Разденься там, у огня. Я хочу на тебя посмотреть.
– Смотри. – Она ослабила шнуровку и, сняв платье через голову, уронила его на пол. Глаза Дональда стали огромными, когда он увидел на теле Элейн прозрачную рубашку, которая облегала ее грудь; под ней темнели два пятнышка сосков. Он провел языком по губам и поставил бокал на пол.
– Подойди сюда, – произнес он чуть охрипшим голосом.
Элейн повиновалась. Они были в кругу, заговоренном ею.
Никто не мог причинить им вреда. Она стояла перед ним, а он ласкал руками ее тело. Для нее не существовало больше ничего и никого: ни Александра, ни Малкольма, ни разницы в их возрасте. Главное – он был с нею, а она с ним. Ее желание принадлежать ему было острое, как боль. Она подошла к самодельному ложу и легла на него, поманив Дональда к себе. Он медленно, с наслаждением, растянулся рядом с ней и стал отбрасывать вверх ее рубашку, ведя рукой по ее ноге от голени к бедру.
Но немного погодя Дональд вдруг отстранился от нее и сел. Он был весь в поту.
– О Боже! Как жаль! Я просто не могу выкинуть из головы мысль о том, что в любую минуту чья-то рука ляжет мне на плечо. – Он закрыл лицо руками. – Я знаю, что это было всего лишь мое воображение, знаю, что ничего не случилось, и все-таки не могу выкинуть это из головы! – Встав, он подошел к очагу и, взяв свой бокал, потянулся за вином. – Через минуту я приду в себя, все будет хорошо! О Нэл, что ты можешь подумать обо мне! Я как какая-нибудь трусливая девчонка…
– Дональд, – позвала его Элейн, протянув к нему руки. – Вернись, никакой опасности нет. Он не придет, я обещаю.
– Я знаю, что он не придет. Его просто нет, он не существует. – Дональд осушил бокал и налил себе еще столько же. – Просто я чувствую эту холодную как лед руку на своем плече. – Его передернуло.
Элейн во все глаза смотрела на него:
– Он дотронулся до тебя?
– Да… Нет… Не знаю!
Элейн подошла к нему и отобрала у него бокал с вином.
– Он не может приблизиться к нам, Дональд. Я очертила круг в комнате, и ему не преодолеть его. Нам ничто не грозит.
– Ты… Что ты сделала? – Его лицо стало белым, как ее рубашка.
Она с тревогой посмотрела на него:
– Я очертила круг.
– Значит, ты веришь, что он существует? – Он даже отпрянул от нее.
– Я боялась. Я не знала, верить этому или нет…
Но Дональд не слушал ее. Он продолжал:
– Конечно, веришь! Ты считаешь, что он существует! Ты же сама сказала, что продолжала любить его после того, как он умер. Ты серьезно это говорила? И как это было? Пресвятая Дева! Что ты позволяла ему делать с собой?
– Дональд, пожалуйста… – Она вдруг испугалась. – Забудь о нем…
– Как я могу его забыть? Если бы он был живым человеком, я бы мог вызвать его на поединок. Я бы мог увезти тебя и спрятать от него. Я бы мог его видеть, в конце концов! Но не это!
У него тряслись руки; он начал твердить:
– Никакой опасности. Здесь никого нет. Я люблю тебя. – Несколько мгновений он смотрел на нее, а затем опять потянулся за вином.
– Это правда, что у тебя был от него ребенок?
– Да. – Элейн не посмела ему сказать, что у нее было от короля два ребенка, два милых маленьких мальчика.
Почти робко она положила руку ему на плечо. Дональд окаменел.
– Он спит с тобой, этот призрак? Как какой-нибудь грязный демон-инкуб?
– Нет!
– О да, спит. Вижу по глазам, что это так. – Его гнев вдруг прошел, но осталась ужасная обида на нее. – О Нэл, как я могу тягаться с королем? Не знаю, существует он, или нет, пли он существует лишь в твоей голове, или в моей голове, но я не могу тягаться с ним. Каждый раз, когда мы будем встречаться, я буду представлять себе, что он стоит за твоим плечом. Каждый раз, когда я буду ласкать тебя, я буду думать, что егo руки тоже ласкают тебя.
Наклонившись, он поднял свою одежду и начал натягивать ее на себя.
– Что ты делаешь? – в отчаянии закричала она. – Дональд, ты не можешь меня бросить!
– Прости, любовь моя, но я не могу остаться. – Он смотрел на нее, и его глаза выражали бесконечную грусть. – Ты принадлежишь королю Александру. Малкольм, возможно, не против делить тебя с ним, но я не хочу. Прости.
Застыв от ужаса и потрясения, Элейн не могла вымолвить пи слова, когда он решительно направился к двери. На полпути Дональд остановился, словно в раздумье. Пошарив в сумке у пояса, он вынул оттуда сложенный лист пергамента. Не оборачиваясь, он кинул его на стол и вышел.
Это было его стихотворение, посвященное ей.
IV
Август 1263
Ронвен сидела в просторном покое, который, пока два юных Файфа были маленькими, служил им детской и площадкой для игр; когда же они подросли и у них появились учителя, он стал служить им классной комнатой. На столе перед ней лежало с дюжину маленьких мотков шелковых ниток для вышивания, тщательно подобранных по качеству и цвету. Глаза Ронвен уже были не те, что прежде. Многие часы, проведенные ею за рукоделием, мельчайшие стежки, плохое освещение – все это ухудшило ее зрение. Она поднесла к глазам один из спутанных моточков и, вздохнув, положила ею обратно на стол.
Позади нее две молодые женщины заряжали ткацкий станок. Рисунок шерстяной основы был сложный, он повторялся, и надо было очень точно высчитать расстояние между разноцветными узелками. Когда шерсть будет соткана, выйдет отличный кусок пледовой ткани; он будет широкий, теплый и многоцветный. Мужчины и женщины Файфа всегда кутались в такие пледы, когда начинал дуть пронзительный восточный ветер, который прилетал со злого Северного моря и по дороге жестоко трепал и гнул деревья в лесах. Если ткань получится достаточно тонкой и при этом теплой, она подарит ее Элейн, думала Ронвен. Она улыбнулась доброй улыбкой, но тут же озадаченно сдвинула брови.
Она давно поняла, что роман Элейн с Дональдом Маром закончился. Элейн хорошо умела скрывать свое горе. Внешне она продолжала вести прежнюю жизнь, посвящая себя главным образом деревенскому хозяйству и не слишком интересуясь событиями при дворе, где ее муж проводил почти все свое время. Элейн снова поглотила забота о лошадях и устройстве новой конной фермы. Ее сердечная рана никому не была заметна, кроме нее самой, но Ронвен, конечно, об этом догадывалась. Она думала и гадала, что же делать, и раза два заглядывала в ларец и долго в задумчивости созерцала заветную подвеску, ища ответа. На ее осторожные paсспросы она получила ответ: Дональд Map бесследно исчез в замке своего отца. Ронвен понимала, что гордость Элейн не позволит ей звать обратно мужчину, который не хочет ее видеть. И так ли она нуждалась в нем? Старуха следила за своей госпожой и ждала.
Однажды утром она вышивала золотыми нитками крошечные узелки на отвороте рубашки Макдаффа. Рядом с ней сидела Элейн. Ронвен стала искоса наблюдать за снова помолодевшей женщиной. Пальцы Элейн были перепачканы чернилами, как у девочки, которая учится писать, – она занималась тем, что переписывала с отдельных листов в огромную книгу родословную каждого появившегося на свет в Фолкленде жеребенка со времен своего собственного появления в Файфе. Но вот уже несколько минут она сидела без движения. Чернила сохли на пере, глаза смотрели невидящим взором; выражение лица было отсутствующим. В смятении Ронвен легко прочла по лицу госпожи, что с ней творилось, – Элейн из Файфа завела любовника! Румянец на ее щеках, огонь во взоре, временами подернутом пеленой мечтательности, – все это могло обозначать только одно – у нее появился мужчина.
Ронвен не заметила, как рукоделие выпало у нее из рук, – ей было не до этого. Она напрягала все свои внутренние силы, чтобы понять, что происходит с ее воспитанницей. Мужчина! Но это просто невозможно! И она, ее старая няня, ничего не знала! Определенно, это не Дональд Map. Ронвен мучило любопытство.
Целыми днями она исподтишка, с большой осторожностью следила за Элейн. Самым вероятным местом для встреч Элейн с любовником, конечно, была конюшня. В былые времена Ронвен часто подумывала, а не находит ли Элейн утешение в объятиях приятного молодого человека, который был ее главным конюхом в Сакли. Он отдал за нее свою жизнь, тот молодой человек. Многие, наверное, отдали бы свою жизнь за нее.
Старшим конюшенным в Фолкленде был Томас из Купара, которому уже перевалило за шестьдесят, с огромной блестящей и вызывающей лысиной, которую он носил уже лет сорок. Он был блестящий, опытный лошадник, преданный своему делу, и, понятно, Элейн беспредельно уважала его, а он уважал ее, но подозревать их в том, что они любовники? Нет, этого не могло быть. Ронвен абсолютно это исключала. Крадучись, она всюду следовала за Элейн, куда бы та ни направляла свои стопы, расхаживая по замку, но отмечала про себя, что со всеми мужчинами, с которыми Элейн приходилось говорить, она вела себя одинаково. Да, ее девочка умела поставить себя с мужчинами и обворожить их, это в ней было с самого детства. Кто бы он ни был – управляющий замка или самый последний слуга, – она разговаривала с ним милостиво и с достоинством и только особым блеском в ее глазах давала невольно понять, что их госпожа графиня, как настоящая женщина, ценит мужскую привлекательность, но переступать границы дозволенного не разрешит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61