Малютка залилась смехом от удовольствия.
Пройдясь по комнате, он повернулся к Элейн и сказал:
– Я хочу сделать тебе подарок.
– Не нужен мне никакой подарок! – Она произнесла это с сердцем, чем выдала себя. Он понял, как она обижена и как ей больно. А она тут же укорила себя за то, что ответила, как капризная девчонка.
– Нет, нужен. – Александр вдруг повеселел. – Это сделали для тебя, по моему заказу. Смотри. – Он достал из бархатной сумки, прикрепленной к его кожаному поясу, что-то завернутое в кусок ткани. – Разверни.
Элейн опустила девочку на пол и приняла сверточек из его рук.
– Мне ничего не надо, кроме твоей любви, – сказала она упрямо.
– Она всегда с тобой. Всегда. – Он взял ее руки в свои. – Но я не могу все время быть рядом с тобой. Поэтому пусть эта вещица, как часть меня, будет с тобой всегда. Это наш общий амулет, ниточка, которая будет связывать нас, как бы далеко мы друг от друга ни находились.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
– Но я тебя еще увижу? – Ей так хотелось, чтобы он успокоил ее, сказал, что они еще будут вместе. Где-то над ними витала невидимая тень. Элейн с дрожью ощущала ее присутствие.
– Ты увидишь меня. Это слово короля.
Она долго смотрела ему в глаза, а затем, успокоенная, стала разворачивать подарок. По его весу и форме она догадывалась, что это украшение.
Сначала по ее пальцам потекла, выскользнув из обертки, тонкая золотая цепочка; к ней была прикреплена золотая подвеска, украшенная эмалью и усыпанная алмазами. Элейн ахнула.
– Какая дивная вещь!
– Не догадываешься, что это такое? – Он ждал, пока она рассматривала его подарок.
– Это похоже на орла, взмывающего из пламени.
– Это не орел, – улыбнулся он. – Это птица феникс. – Король нежно коснулся пальцем ее виска и лба. – Ты – моя птица феникс, появившаяся из огня еще прекраснее, чем прежде.
Элейн смотрела на алмазную подвеску. У золотой птицы глаза были из маленьких рубинов, а пламя, из которого она вылетала, было золотое, покрытое голубой и алой эмалью.
– Тебе не говорили, что я родилась в огне?
Он удивленно поднял брови:
– Меня ничто не удивляет в моей Элейн. Ты – дитя феникса, во всем. Носи этот амулет всегда, ради меня. Он будет соединять нас всегда и везде. Соскучишься по мне – возьми его в руки и подумай обо мне. Я почувствую это и откликнусь и, если смогу, приду. – Он задумался и очень серьезно, с болью в голосе сказал: – Если мы не можем принадлежать друг другу в этой жизни, Элейн, то ты станешь навсегда моей в той, другой жизни, когда мы умрем. Я даю тебе эту клятву. И этот амулет, феникс, – символ моей вечной, бессмертной любви к тебе.
И снова Элейн ощутила нависшую над ними тень. Потрясенная его страстными признаниями, в которых слышалось нечто роковое, она расстегнула замочек и надела цепочку с подвеской на шею.
– Я вернусь в Шотландию, обязательно вернусь, – прошептала она. – Мы еще будем вместе, любовь моя.
Ведь ей еще надо родить ему сына, который будет расти большим и здоровым. Александр поцеловал ее, и все тревоги прошли.
– Я знаю, так и будет, – сказал он.
III
Ланфаэс. Апрель 1247
В большом доме замка Джоанна носилась по комнатам, ее счастливый смех звенел повсюду. За ней по пятам следовал верный Доннет, который тревожился за шуструю девчушку не меньше, чем ее мать. Он всегда был настороже. Усевшись в углу, собака не отрывала своих больших карих глаз от ребенка, терпеливо сносила все шалости и позволяла как угодно себя донимать – обнимать, щипать, ездить верхом, когда Джоанна сжимала полными ножками ее шелковистые серые бока. Лишь изредка она обращала умоляющий взгляд на Элейн, чтобы та хоть на время освободила ее от своевольного ребенка. Так шла их жизнь, без каких-либо перемен, и потому приятной неожиданностью стал для них приезд двух молодых лордов из Аберфрау, племянников Элейн, Оуэйна и Ливелина. Они прибыли для того, чтобы предложить ей совершить вместе с ними небольшое путешествие в Вудсток.
Сначала Элейн отказалась – боялась столкнуться там с Робертом.
– Дядя Генрих особенно настаивал на твоем приезде, – ввернул Оуэйн; все это время он втирался в доверие к монарху, сидя в своем грязном холостяцком замке в Абере. – Кстати, недавно мы привлекли на нашу сторону Джона де Грея. В союзе с ним мы еще наведем порядок в стране и постоим за честь нашего рода.
– Но ведь пока победа за Генрихом? – сказала Элейн, переводя взгляд с одного племянника на другого.
Оуэйн только пожал плечами. Но в глазах Ливелина она подметила знакомый мятежный огонек.
– Мы сейчас стараемся выиграть время и объединиться, тетя Элейн, – ответил он сурово. – Это нам необходимо. Пусть Генрих считает, что все идет, как ему хочется. Не сомневайся, со временем мы вернем величие нашему Гвинеду.
Элейн с озорной улыбкой смотрела на племянника. Если судьбе будет угодно вручить бразды правления Ливелину, родной Гвинед снова станет великим.
IV
Вудсток. Апрель 1247
Молодым людям удалось наконец уговорить Элейн ехать вместе с ними ко двору. Как раз в это время пришло письмо от самого короля с его личным повелением ей прибыть к нему вместе с племянниками. Он писал, что хотел бы обсудить статус унаследованных ею земель в Хантингтоне и Честере с целью подтверждения ее прав на владение ими. За пять лет до этого король выкупил у наследников их права на земли в Честере, и теперь титул безраздельно принадлежал ему.
Когда Элейн переступила порог огромного тронного зала королевского дворца, то первым человеком, которого она там увидела, был Роберт де Куинси. Элейн похолодела. Он заметил ее еще раньше, когда она вместе с молодыми принцами после долгого путешествия верхом, не спеша, въезжала во двор.
Элейн в панике замерла на месте и стала искать глазами, куда бы скрыться, но король уже шел ей навстречу.
– Леди Честер! – Его голос звучал повелительно.
Элейн присела в реверансе. Генрих продолжал:
– Вы и ваш муж должны явиться завтра ко мне на аудиенцию. Только вы двое.
«Пресвятая Дева, неужели мне никогда не освободиться от мужа», – подумала она. Ей хотелось плакать, кричать.
– Поговорите с ним, тетя Элейн, – посоветовал ей Ливелин, стоявший рядом. – Скажите, что не можете жить с Робертом. Объясните, как вы его ненавидите. Король поймет. – Взяв ее руки в свои, Ливелин почти умолял ее. – Он ведь не хочет, чтобы вы были несчастны, и, кроме того, вряд ли предпочтет пожертвовать дружбой с Александром.
– Ты уверен?
– Уверен, – запальчиво ответил юный красавец, которому едва исполнилось двадцать лет. Он считал, что иначе и быть не может, – ведь он и сам так искренне желал ей добра.
Шел дождь. Элейн слышала, как он стучит по камням и как бегут, журча, струи по водостоку в маленьком дворе за окном. У дальних стен он громко бил по еще не раскрывшимся красно-зеленым листьям дубов. Неста с Джоанной и ее няней Мэгги мирно спали. В комнате было темно. Она приподнялась и, опираясь на локоть, стала озираться. У нее вдруг замерло дыхание – дверная задвижка, негромко завизжав, отодвинулась. Дверь медленно приоткрылась. Элейн еще не различала его фигуры, маячившей в дверном проеме на фоне фонаря, горевшего в коридоре, но уже знала, что это он.
Вцепившись в покрывало, она натянула его на себя и крепко держала руками у груди. Спавшая рядом Неста застонала.
– Что тебе надо? – В тишине голос Элейн прозвучал неожиданно громко.
Роберт решительно ворвался в комнату. Женщины в страхе проснулись, но остались сидеть в кровати. Маленькая Джоанна заплакала.
Роберт, опираясь о стену, вглядывался в темноту.
– Мне нужна моя жена! – Он еле ворочал языком.
Водя перед собой руками, он пошел по комнате. Схватив Несту за руку, он заорал:
– Убирайся и захвати с собой ублюдка!
– Не двигайся с места! – приказала Несте Элейн. – А ты, Роберт, уходи. Ты пьян! Оставь нас в покое, иначе я позову стражу.
– Зови! – Роберт громко икнул. Его глаза постепенно привыкали к темноте. – Они вышвырнут отсюда этих женщин. – Он кинул злобный взгляд на зашедшегося в крике ребенка и, резко подавшись вперед, схватил жену за плечо и стал срывать с нее покрывало. Его внимание сразу же привлекла алмазная подвеска на золотой цепочке у Элейн на груди. Она играла многоцветными огнями на ее белоснежной коже. Сощурив глаза, Роберт прошипел:
– Недурная безделица! Верно, стоит целое состояние. – Схватив цепочку, он сорвал подвеску с ее шеи. Элейн закричала и стала отнимать у него подвеску, но он, пошатнувшись, увернулся.
– Куплю себе вина! – радостно заорал он. – Ах, Боже мой! Как она расстроилась! Кто ее тебе подарил? Может, я сам догадаюсь?
– Верни ее мне! – Элейн быстро накинула на себя платье и спрыгнула на холодный пол. Джоанна зашлась в истерике. Мэгги качала ее изо всех сил, но это не помогало.
Подняв цепочку высоко над головой, так что алмазы, отражая дрожащее пламя фонарной свечи, горели, как солнце, Роберт шагнул к открытой двери. Элейн ухватилась за него, но он сильным ударом поверг ее наземь и с хохотом засунул подвеску с цепочкой себе за пояс.
Она вскочила с пола, но было поздно, – он уже исчез.
– Он больно вас ударил, миледи? – подбежала к ней Неста.
Элейн тупо помотала головой. Не страшно, его кулак угодил ей в плечо. Она бросилась к двери, но Роберта и след простыл. Он словно растворился в бесконечных переходах и пристройках, которые все вместе составляли огромный, непомерно разросшийся королевский дворец.
Элейн больше не могла заснуть, даже после того, как удалось успокоить и уложить обратно в постель маленькую Джоанну. Рядом с ней спали, мерно дыша, Неста и Мэгги. Элейн кипела от гнева. Было еще темно, когда она встала и направилась в конюшню, где оставила Доннета вместе с Там-Лином. Подавив в себе желание вскочить на коня, она кликнула собаку и пошла с ней пройтись по королевскому саду за дворцовой оградой. К моменту встречи со своим дядей она уже была спокойна.
Элейн не удивилась, когда рядом с королем увидела Роберта. Тот хмуро поглядывал на нее. На этот раз он был трезв, подстрижен, и одежда на нем была как будто новая.
Элейн присела в поклоне. Ее рука лежала на голове собаки.
Генрих улыбнулся:
– Так вот, племянница. Есть бумаги, которые ты должна будешь подписать…
– Ваша милость, вы цените добрые отношения с Шотландией? – спокойным, ровным голосом прервала его Элейн и с вызовом посмотрела ему в глаза.
Изумленный таким началом разговора, король насупился.
– Мы не будем сейчас говорить о Шотландии…
– Думаю, что придется. Король Шотландии подарил мне дорогое украшение. Это амулет, который должен меня оберегать, и, кроме того, это моя собственность. Прошлой ночью мой муж… – она метнула на Роберта отчаянно-храбрый взгляд, – украл его у меня.
Генрих помрачнел еще сильнее.
– Вряд ли я могу…
– Если я скажу Александру, что вы одобряете похищение подаренной им драгоценности, – продолжала Элейн, – он, несомненно, будет огорчен. А ведь он всегда говорил мне, что вы человек чести, и я соглашалась с ним. К тому же это случилось под вашей крышей.
Генрих вздохнул:
– Верните ей драгоценность, де Куинси.
– Эту подачку шлюхе? – Роберт помотал головой. – Я ее продал.
Элейн задохнулась от гнева:
– Ты не мог! У тебя не было времени!
– Найдите ее! – повелительным тоном молвил Генрих. – Сэр Роберт, я даю вам один день на то, чтобы вы нашли и вернули драгоценное украшение своей жене. Иначе вам будет предъявлено обвинение в краже. А теперь оставьте меня оба. Я устал от ваших скандалов. – Он уже забыл, что хотел поговорить с Элейн о деле.
От короля она пошла прямо в конюшню и велела оседлать ей Там-Лина. Долгое путешествие верхом накануне, бессонная ночь и переполнявший ее гнев вывели ее из равновесия. Элейн не могла успокоиться. Ей очень не хватало подвески, ее феникса, прикосновение которого она привыкла ощущать на груди. Через него она ощущала свою связь с Александром. Наблюдая, как конюх седлает Там-Лина, она услышала рядом голос Ливелина. Он отвлек ее от мрачных мыслей.
– Тетя Элейн, вы не прокатитесь со мной? Наш разговор с королем произойдет только завтра, поэтому я подумал, не съездить ли мне в Годстоу к тете Изабелле. Я должен это сделать. – У него был смущенный вид.
– Тебя мучает совесть, да? Немилосердно было отсылать ее из Абера.
– Я не отсылал ее! – Глубоко обиженный, он посмотрел ей прямо в глаза. – Это король повелел отправить ее в монастырь.
– И ты не возражал, так ведь? – мягко сказала Элейн. – Хорошо, я поеду с тобой. Бедная Изабелда! – Даже свидание с Изабеллой было для нее желанней, чем пребывание под одной крышей с ее мужем.
Когда Изабелла вышла к ним, они сразу заметили, как она похудела и побледнела. Ей совсем не шла монашеская ряса, которую носили бенедиктинки. Некоторое время она смотрела то на Ливелина, то на Элейн и вдруг рассмеялась.
– Какой счастливый случай привел вас сюда? Может быть, вы приехали забрать меня отсюда?
Ливелин опустил глаза.
– От одного короля зависит, когда вы отсюда выйдете, тетя Изабелла. Мы приехали посмотреть на вас, узнать, как вы живете, здоровы ли вы.
– И порадоваться моему несчастью? – Изабелла нетерпеливо ходила взад и вперед по залу. – Ну все, нагляделись. Я здорова. Можете ехать к Генриху и передать ему: я здорова. Скажите, что я счастлива и довольна жизнью, как никогда. И еще – что я каждый день молюсь о его королевском здравии! – Она топнула ногой, обутой в сандалию. – А вы, сестрица? – сузив глазa, обратилась она к Элейн. – Упиваетесь своим успехом? Ах, как это было тонко задумано – устроить так, чтобы сыновья Граффида стали наследниками Даффида… – Она вдруг расплакалась.
– Изабелла! – произнесла Элейн с болью и шагнула к ней.
– Не трогайте меня! – Изабелла дернулась и повернулась к ним спиной. – Уходите! Оба! Оставьте меня с Богом!
V
Вудсток
Король Генрих вызвал Элейн вечером в свои личные покои. Он был не один, с ним был его сын. Эдуард был худеньким, высоким мальчиком – выше, чем бывают дети в восемь лет, – красивый, как и его отец, своей особенной красотой. Он рано развился и обладал острым, злым язычком. Отцовские придворные его недолюбливали. Эдуард жил в собственных покоях тут же, в Вудстоке, и имел свой собственный небольшой двор.
В тот вечер, сбежав от своего нового воспитателя, Питера из Уэйкеринга, он сидел у отца на маленьком стульчике и с нетерпением ждал, когда они поедут кататься верхом. Он неприязненно посмотрел на вошедшую Элейн, которая, присев, покосилась на мальчика, – она почувствовала его взгляд. У Эдуарда было сердитое лицо – он не любил, когда кто-либо отнимал у него драгоценные минуты общения с отцом.
Генрих не замечал мальчика. Элейн стояла в ожидании, когда король заговорит. А тот ходил взад-вперед, меряя комнату от маленького, украшенного затейливой мозаикой окна до двери и обратно. Затем он подошел к высокой конторке.
– Я убрал твою драгоценность сюда. – Он вынул подвеску и держал ее в руке, словно взвешивая.
У Элейн от радости запрыгало сердце, но она с недоверием смотрела на Генриха, пытаясь угадать выражение на его лице. Эдуард тоже задумчиво рассматривал феникса.
– Прелестная птичка, – произнес наконец король, все еще не проявляя желания отдать подвеску Элейн.
– Я очень дорожу ею, сир.
– Говоришь, тебе дал ее король Шотландии? – Генрих поднял на нее глаза.
Она нервно кивнула головой, не понимая, куда он клонит. Эдуард жадно прислушивался к разговору. Он обожал собирать обрывки интересных сведений о членах королевской семьи и приближенных его отца.
– Я не хочу обижать Александра, – продолжал задумчиво Генрих. – Как ты знаешь, я уважаю и почитаю его и очень люблю графиню Пемброк, его сестру… Но я также не хочу обижать и короля Франции, который, разумеется, покровительствует королеве Шотландской. – Он отвернулся от нее, подвеска все еще была у него в руке. – Я не могу открыто одобрять твои путешествия в Шотландию, – медленно продолжал он. – И не имею оснований полагаться на благоразумие твоего мужа. Он человек вздорный и пьяница. – Разжав кулак, Генрих уронил подвеску на ладонь Элейн. – Я желаю тебе добра, племянница, но не хотел бы больше слышать о твоих визитах в Шотландское королевство. Это тебе понятно? – Острый взгляд его голубых глаз приковал ее к месту. Она смотрела на него, не отрываясь. – И в ответ на мою благую проницательность я был бы тебе признателен, если бы и ты оказала мне услугу, проследив за тем, чтобы твои племянники вели себя смирно и не препятствовали моим планам, касающимся судьбы Уэльса. И еще – предчувствуя твой вопрос, – я больше не желаю ничего слышать об Изабелле де Броуз. Мне надоело с утра до вечера выслушивать прошения по поводу этой женщины. Не желаю больше слышать о ней и не хочу больше видеть Роберта де Куинси.
– Сэр Роберт уехал из дворца, папа, – вмешался Эдуард. – Я слышал, как он говорил принцу Ливелину, что уезжает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Пройдясь по комнате, он повернулся к Элейн и сказал:
– Я хочу сделать тебе подарок.
– Не нужен мне никакой подарок! – Она произнесла это с сердцем, чем выдала себя. Он понял, как она обижена и как ей больно. А она тут же укорила себя за то, что ответила, как капризная девчонка.
– Нет, нужен. – Александр вдруг повеселел. – Это сделали для тебя, по моему заказу. Смотри. – Он достал из бархатной сумки, прикрепленной к его кожаному поясу, что-то завернутое в кусок ткани. – Разверни.
Элейн опустила девочку на пол и приняла сверточек из его рук.
– Мне ничего не надо, кроме твоей любви, – сказала она упрямо.
– Она всегда с тобой. Всегда. – Он взял ее руки в свои. – Но я не могу все время быть рядом с тобой. Поэтому пусть эта вещица, как часть меня, будет с тобой всегда. Это наш общий амулет, ниточка, которая будет связывать нас, как бы далеко мы друг от друга ни находились.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
– Но я тебя еще увижу? – Ей так хотелось, чтобы он успокоил ее, сказал, что они еще будут вместе. Где-то над ними витала невидимая тень. Элейн с дрожью ощущала ее присутствие.
– Ты увидишь меня. Это слово короля.
Она долго смотрела ему в глаза, а затем, успокоенная, стала разворачивать подарок. По его весу и форме она догадывалась, что это украшение.
Сначала по ее пальцам потекла, выскользнув из обертки, тонкая золотая цепочка; к ней была прикреплена золотая подвеска, украшенная эмалью и усыпанная алмазами. Элейн ахнула.
– Какая дивная вещь!
– Не догадываешься, что это такое? – Он ждал, пока она рассматривала его подарок.
– Это похоже на орла, взмывающего из пламени.
– Это не орел, – улыбнулся он. – Это птица феникс. – Король нежно коснулся пальцем ее виска и лба. – Ты – моя птица феникс, появившаяся из огня еще прекраснее, чем прежде.
Элейн смотрела на алмазную подвеску. У золотой птицы глаза были из маленьких рубинов, а пламя, из которого она вылетала, было золотое, покрытое голубой и алой эмалью.
– Тебе не говорили, что я родилась в огне?
Он удивленно поднял брови:
– Меня ничто не удивляет в моей Элейн. Ты – дитя феникса, во всем. Носи этот амулет всегда, ради меня. Он будет соединять нас всегда и везде. Соскучишься по мне – возьми его в руки и подумай обо мне. Я почувствую это и откликнусь и, если смогу, приду. – Он задумался и очень серьезно, с болью в голосе сказал: – Если мы не можем принадлежать друг другу в этой жизни, Элейн, то ты станешь навсегда моей в той, другой жизни, когда мы умрем. Я даю тебе эту клятву. И этот амулет, феникс, – символ моей вечной, бессмертной любви к тебе.
И снова Элейн ощутила нависшую над ними тень. Потрясенная его страстными признаниями, в которых слышалось нечто роковое, она расстегнула замочек и надела цепочку с подвеской на шею.
– Я вернусь в Шотландию, обязательно вернусь, – прошептала она. – Мы еще будем вместе, любовь моя.
Ведь ей еще надо родить ему сына, который будет расти большим и здоровым. Александр поцеловал ее, и все тревоги прошли.
– Я знаю, так и будет, – сказал он.
III
Ланфаэс. Апрель 1247
В большом доме замка Джоанна носилась по комнатам, ее счастливый смех звенел повсюду. За ней по пятам следовал верный Доннет, который тревожился за шуструю девчушку не меньше, чем ее мать. Он всегда был настороже. Усевшись в углу, собака не отрывала своих больших карих глаз от ребенка, терпеливо сносила все шалости и позволяла как угодно себя донимать – обнимать, щипать, ездить верхом, когда Джоанна сжимала полными ножками ее шелковистые серые бока. Лишь изредка она обращала умоляющий взгляд на Элейн, чтобы та хоть на время освободила ее от своевольного ребенка. Так шла их жизнь, без каких-либо перемен, и потому приятной неожиданностью стал для них приезд двух молодых лордов из Аберфрау, племянников Элейн, Оуэйна и Ливелина. Они прибыли для того, чтобы предложить ей совершить вместе с ними небольшое путешествие в Вудсток.
Сначала Элейн отказалась – боялась столкнуться там с Робертом.
– Дядя Генрих особенно настаивал на твоем приезде, – ввернул Оуэйн; все это время он втирался в доверие к монарху, сидя в своем грязном холостяцком замке в Абере. – Кстати, недавно мы привлекли на нашу сторону Джона де Грея. В союзе с ним мы еще наведем порядок в стране и постоим за честь нашего рода.
– Но ведь пока победа за Генрихом? – сказала Элейн, переводя взгляд с одного племянника на другого.
Оуэйн только пожал плечами. Но в глазах Ливелина она подметила знакомый мятежный огонек.
– Мы сейчас стараемся выиграть время и объединиться, тетя Элейн, – ответил он сурово. – Это нам необходимо. Пусть Генрих считает, что все идет, как ему хочется. Не сомневайся, со временем мы вернем величие нашему Гвинеду.
Элейн с озорной улыбкой смотрела на племянника. Если судьбе будет угодно вручить бразды правления Ливелину, родной Гвинед снова станет великим.
IV
Вудсток. Апрель 1247
Молодым людям удалось наконец уговорить Элейн ехать вместе с ними ко двору. Как раз в это время пришло письмо от самого короля с его личным повелением ей прибыть к нему вместе с племянниками. Он писал, что хотел бы обсудить статус унаследованных ею земель в Хантингтоне и Честере с целью подтверждения ее прав на владение ими. За пять лет до этого король выкупил у наследников их права на земли в Честере, и теперь титул безраздельно принадлежал ему.
Когда Элейн переступила порог огромного тронного зала королевского дворца, то первым человеком, которого она там увидела, был Роберт де Куинси. Элейн похолодела. Он заметил ее еще раньше, когда она вместе с молодыми принцами после долгого путешествия верхом, не спеша, въезжала во двор.
Элейн в панике замерла на месте и стала искать глазами, куда бы скрыться, но король уже шел ей навстречу.
– Леди Честер! – Его голос звучал повелительно.
Элейн присела в реверансе. Генрих продолжал:
– Вы и ваш муж должны явиться завтра ко мне на аудиенцию. Только вы двое.
«Пресвятая Дева, неужели мне никогда не освободиться от мужа», – подумала она. Ей хотелось плакать, кричать.
– Поговорите с ним, тетя Элейн, – посоветовал ей Ливелин, стоявший рядом. – Скажите, что не можете жить с Робертом. Объясните, как вы его ненавидите. Король поймет. – Взяв ее руки в свои, Ливелин почти умолял ее. – Он ведь не хочет, чтобы вы были несчастны, и, кроме того, вряд ли предпочтет пожертвовать дружбой с Александром.
– Ты уверен?
– Уверен, – запальчиво ответил юный красавец, которому едва исполнилось двадцать лет. Он считал, что иначе и быть не может, – ведь он и сам так искренне желал ей добра.
Шел дождь. Элейн слышала, как он стучит по камням и как бегут, журча, струи по водостоку в маленьком дворе за окном. У дальних стен он громко бил по еще не раскрывшимся красно-зеленым листьям дубов. Неста с Джоанной и ее няней Мэгги мирно спали. В комнате было темно. Она приподнялась и, опираясь на локоть, стала озираться. У нее вдруг замерло дыхание – дверная задвижка, негромко завизжав, отодвинулась. Дверь медленно приоткрылась. Элейн еще не различала его фигуры, маячившей в дверном проеме на фоне фонаря, горевшего в коридоре, но уже знала, что это он.
Вцепившись в покрывало, она натянула его на себя и крепко держала руками у груди. Спавшая рядом Неста застонала.
– Что тебе надо? – В тишине голос Элейн прозвучал неожиданно громко.
Роберт решительно ворвался в комнату. Женщины в страхе проснулись, но остались сидеть в кровати. Маленькая Джоанна заплакала.
Роберт, опираясь о стену, вглядывался в темноту.
– Мне нужна моя жена! – Он еле ворочал языком.
Водя перед собой руками, он пошел по комнате. Схватив Несту за руку, он заорал:
– Убирайся и захвати с собой ублюдка!
– Не двигайся с места! – приказала Несте Элейн. – А ты, Роберт, уходи. Ты пьян! Оставь нас в покое, иначе я позову стражу.
– Зови! – Роберт громко икнул. Его глаза постепенно привыкали к темноте. – Они вышвырнут отсюда этих женщин. – Он кинул злобный взгляд на зашедшегося в крике ребенка и, резко подавшись вперед, схватил жену за плечо и стал срывать с нее покрывало. Его внимание сразу же привлекла алмазная подвеска на золотой цепочке у Элейн на груди. Она играла многоцветными огнями на ее белоснежной коже. Сощурив глаза, Роберт прошипел:
– Недурная безделица! Верно, стоит целое состояние. – Схватив цепочку, он сорвал подвеску с ее шеи. Элейн закричала и стала отнимать у него подвеску, но он, пошатнувшись, увернулся.
– Куплю себе вина! – радостно заорал он. – Ах, Боже мой! Как она расстроилась! Кто ее тебе подарил? Может, я сам догадаюсь?
– Верни ее мне! – Элейн быстро накинула на себя платье и спрыгнула на холодный пол. Джоанна зашлась в истерике. Мэгги качала ее изо всех сил, но это не помогало.
Подняв цепочку высоко над головой, так что алмазы, отражая дрожащее пламя фонарной свечи, горели, как солнце, Роберт шагнул к открытой двери. Элейн ухватилась за него, но он сильным ударом поверг ее наземь и с хохотом засунул подвеску с цепочкой себе за пояс.
Она вскочила с пола, но было поздно, – он уже исчез.
– Он больно вас ударил, миледи? – подбежала к ней Неста.
Элейн тупо помотала головой. Не страшно, его кулак угодил ей в плечо. Она бросилась к двери, но Роберта и след простыл. Он словно растворился в бесконечных переходах и пристройках, которые все вместе составляли огромный, непомерно разросшийся королевский дворец.
Элейн больше не могла заснуть, даже после того, как удалось успокоить и уложить обратно в постель маленькую Джоанну. Рядом с ней спали, мерно дыша, Неста и Мэгги. Элейн кипела от гнева. Было еще темно, когда она встала и направилась в конюшню, где оставила Доннета вместе с Там-Лином. Подавив в себе желание вскочить на коня, она кликнула собаку и пошла с ней пройтись по королевскому саду за дворцовой оградой. К моменту встречи со своим дядей она уже была спокойна.
Элейн не удивилась, когда рядом с королем увидела Роберта. Тот хмуро поглядывал на нее. На этот раз он был трезв, подстрижен, и одежда на нем была как будто новая.
Элейн присела в поклоне. Ее рука лежала на голове собаки.
Генрих улыбнулся:
– Так вот, племянница. Есть бумаги, которые ты должна будешь подписать…
– Ваша милость, вы цените добрые отношения с Шотландией? – спокойным, ровным голосом прервала его Элейн и с вызовом посмотрела ему в глаза.
Изумленный таким началом разговора, король насупился.
– Мы не будем сейчас говорить о Шотландии…
– Думаю, что придется. Король Шотландии подарил мне дорогое украшение. Это амулет, который должен меня оберегать, и, кроме того, это моя собственность. Прошлой ночью мой муж… – она метнула на Роберта отчаянно-храбрый взгляд, – украл его у меня.
Генрих помрачнел еще сильнее.
– Вряд ли я могу…
– Если я скажу Александру, что вы одобряете похищение подаренной им драгоценности, – продолжала Элейн, – он, несомненно, будет огорчен. А ведь он всегда говорил мне, что вы человек чести, и я соглашалась с ним. К тому же это случилось под вашей крышей.
Генрих вздохнул:
– Верните ей драгоценность, де Куинси.
– Эту подачку шлюхе? – Роберт помотал головой. – Я ее продал.
Элейн задохнулась от гнева:
– Ты не мог! У тебя не было времени!
– Найдите ее! – повелительным тоном молвил Генрих. – Сэр Роберт, я даю вам один день на то, чтобы вы нашли и вернули драгоценное украшение своей жене. Иначе вам будет предъявлено обвинение в краже. А теперь оставьте меня оба. Я устал от ваших скандалов. – Он уже забыл, что хотел поговорить с Элейн о деле.
От короля она пошла прямо в конюшню и велела оседлать ей Там-Лина. Долгое путешествие верхом накануне, бессонная ночь и переполнявший ее гнев вывели ее из равновесия. Элейн не могла успокоиться. Ей очень не хватало подвески, ее феникса, прикосновение которого она привыкла ощущать на груди. Через него она ощущала свою связь с Александром. Наблюдая, как конюх седлает Там-Лина, она услышала рядом голос Ливелина. Он отвлек ее от мрачных мыслей.
– Тетя Элейн, вы не прокатитесь со мной? Наш разговор с королем произойдет только завтра, поэтому я подумал, не съездить ли мне в Годстоу к тете Изабелле. Я должен это сделать. – У него был смущенный вид.
– Тебя мучает совесть, да? Немилосердно было отсылать ее из Абера.
– Я не отсылал ее! – Глубоко обиженный, он посмотрел ей прямо в глаза. – Это король повелел отправить ее в монастырь.
– И ты не возражал, так ведь? – мягко сказала Элейн. – Хорошо, я поеду с тобой. Бедная Изабелда! – Даже свидание с Изабеллой было для нее желанней, чем пребывание под одной крышей с ее мужем.
Когда Изабелла вышла к ним, они сразу заметили, как она похудела и побледнела. Ей совсем не шла монашеская ряса, которую носили бенедиктинки. Некоторое время она смотрела то на Ливелина, то на Элейн и вдруг рассмеялась.
– Какой счастливый случай привел вас сюда? Может быть, вы приехали забрать меня отсюда?
Ливелин опустил глаза.
– От одного короля зависит, когда вы отсюда выйдете, тетя Изабелла. Мы приехали посмотреть на вас, узнать, как вы живете, здоровы ли вы.
– И порадоваться моему несчастью? – Изабелла нетерпеливо ходила взад и вперед по залу. – Ну все, нагляделись. Я здорова. Можете ехать к Генриху и передать ему: я здорова. Скажите, что я счастлива и довольна жизнью, как никогда. И еще – что я каждый день молюсь о его королевском здравии! – Она топнула ногой, обутой в сандалию. – А вы, сестрица? – сузив глазa, обратилась она к Элейн. – Упиваетесь своим успехом? Ах, как это было тонко задумано – устроить так, чтобы сыновья Граффида стали наследниками Даффида… – Она вдруг расплакалась.
– Изабелла! – произнесла Элейн с болью и шагнула к ней.
– Не трогайте меня! – Изабелла дернулась и повернулась к ним спиной. – Уходите! Оба! Оставьте меня с Богом!
V
Вудсток
Король Генрих вызвал Элейн вечером в свои личные покои. Он был не один, с ним был его сын. Эдуард был худеньким, высоким мальчиком – выше, чем бывают дети в восемь лет, – красивый, как и его отец, своей особенной красотой. Он рано развился и обладал острым, злым язычком. Отцовские придворные его недолюбливали. Эдуард жил в собственных покоях тут же, в Вудстоке, и имел свой собственный небольшой двор.
В тот вечер, сбежав от своего нового воспитателя, Питера из Уэйкеринга, он сидел у отца на маленьком стульчике и с нетерпением ждал, когда они поедут кататься верхом. Он неприязненно посмотрел на вошедшую Элейн, которая, присев, покосилась на мальчика, – она почувствовала его взгляд. У Эдуарда было сердитое лицо – он не любил, когда кто-либо отнимал у него драгоценные минуты общения с отцом.
Генрих не замечал мальчика. Элейн стояла в ожидании, когда король заговорит. А тот ходил взад-вперед, меряя комнату от маленького, украшенного затейливой мозаикой окна до двери и обратно. Затем он подошел к высокой конторке.
– Я убрал твою драгоценность сюда. – Он вынул подвеску и держал ее в руке, словно взвешивая.
У Элейн от радости запрыгало сердце, но она с недоверием смотрела на Генриха, пытаясь угадать выражение на его лице. Эдуард тоже задумчиво рассматривал феникса.
– Прелестная птичка, – произнес наконец король, все еще не проявляя желания отдать подвеску Элейн.
– Я очень дорожу ею, сир.
– Говоришь, тебе дал ее король Шотландии? – Генрих поднял на нее глаза.
Она нервно кивнула головой, не понимая, куда он клонит. Эдуард жадно прислушивался к разговору. Он обожал собирать обрывки интересных сведений о членах королевской семьи и приближенных его отца.
– Я не хочу обижать Александра, – продолжал задумчиво Генрих. – Как ты знаешь, я уважаю и почитаю его и очень люблю графиню Пемброк, его сестру… Но я также не хочу обижать и короля Франции, который, разумеется, покровительствует королеве Шотландской. – Он отвернулся от нее, подвеска все еще была у него в руке. – Я не могу открыто одобрять твои путешествия в Шотландию, – медленно продолжал он. – И не имею оснований полагаться на благоразумие твоего мужа. Он человек вздорный и пьяница. – Разжав кулак, Генрих уронил подвеску на ладонь Элейн. – Я желаю тебе добра, племянница, но не хотел бы больше слышать о твоих визитах в Шотландское королевство. Это тебе понятно? – Острый взгляд его голубых глаз приковал ее к месту. Она смотрела на него, не отрываясь. – И в ответ на мою благую проницательность я был бы тебе признателен, если бы и ты оказала мне услугу, проследив за тем, чтобы твои племянники вели себя смирно и не препятствовали моим планам, касающимся судьбы Уэльса. И еще – предчувствуя твой вопрос, – я больше не желаю ничего слышать об Изабелле де Броуз. Мне надоело с утра до вечера выслушивать прошения по поводу этой женщины. Не желаю больше слышать о ней и не хочу больше видеть Роберта де Куинси.
– Сэр Роберт уехал из дворца, папа, – вмешался Эдуард. – Я слышал, как он говорил принцу Ливелину, что уезжает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61