Это ваша обязанность, не так ли?
– Так, так. – Тон ее стал ласковым. – Я забочусь обо всех, кого любит миледи.
– О, как я рад. – Он улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
Дональд не стал говорить ей, как у него отлегло от сердца после этих ее слов. Холод, которым обдала его эта женщина в начале разговора, чуть не вывел его из себя.
XVI
Вернувшись к себе в комнату, в которой жили еще четыре женщины, Ронвен опустилась на колени перед своим сундуком и подняла крышку. Достав из потайного кармана в платье маленький пузырек, она несколько мгновений в задумчивости глядела на него, а затем зарыла его поглубже в сундук, спрятав под рубашки. Закрыв сундук, она хорошо его заперла. Пожалуй, стоит на время подождать со свершением правосудия над Дональдом Маром.
XVII
Вернувшись в Фолкленд, Ронвен нашла Элейн в конюшне. Ее воспитанница, сидя на соломе, наблюдала, как Энкрет кормит выводок своих маленьких щенят.
– Что это было за важное дело, по которому ты отлучалась в Стирлинг, не спросив моего разрешения?
– Лорд Файф велел мне служить переводчиком на переговорах с послами из Уэльса. Ему нужен был кто-то, знающий их язык и кому можно доверять. Он понимал, что тебе не захочется так скоро возвращаться в Стирлинг, ведь ты совсем недавно приехала домой.
Элейн кивнула с отсутствующим видом. Взяв из корзины одного щенка, она стала нежно его гладить.
– Надеюсь, ты передала от меня привет и пожелания всего наилучшего дорогому Ливелину.
К огорчению Элейн, четыре ее племянника так и не смогли полюбовно решить свои дела, касающиеся вопросов правления. Кончилось тем, что Оуэйн и Даффид попытались полностью лишить Ливелина власти. Принц, с ранних лет проявивший желание во всем главенствовать, дал братьям бой и с легкостью одержал над ними верх, взяв всех троих в плен. Оуэйн до сих пор томился в темнице.
Элейн еще раньше написала Ливелину письмо, в котором советовала братьям держаться вместе, так как только в союзе друг с другом они представляют силу для Генриха; тот в ответном письме в свою очередь в исключительно любезной и хитроумной форме советовал ей не лезть не в свое дело. Но кое в чем он был действительно заинтересован, а именно в. поддержке со стороны короля Шотландии. Элейн снисходительно улыбнулась. В глубине души она понимала, что он прав. Ливелин был самым сильным из братьев, и она любила его больше других. Она всегда будет стоять за союз Уэльса и Шотландии: похоже, интересы обеих стран совпадали.
Но как бы Элейн ни тосковала по родине, Гвинед был для нее другим концом света. Теперь мысли ее были заняты другим. Она не могла выкинуть из головы Дональда Мара.
Что было в нем такого, что привлекло ее к молодому человеку? Постоянно возвращаясь мыслями к нему, она пыталась разобраться в своих чувствах. Он был красив, внимателен, верно, но это далеко, далеко не все. Элейн пришла к выводу, что в нем, помимо всего прочего, была глубина, зрелость, не свойственная юношам его возраста; чувствительность и внутренняя сила, противостоять которой она не могла. Дональд так отличался от Малкольма; он был совсем не похож на Роберта. Он был воплощением всех тех мужских качеств, которых женщина может только желать в своем возлюбленном. Его невозможно было сравнивать с Александром, да она и не пыталась. Для нее Александр был муж, король и бог. Он был для нее всем. Дональд будил в ней вожделение, которому невозможно было противиться. Поразительно, но при одной мысли о нем она испытывала чувственное волнение. Элейн желала его так сильно, что больше не могла ни о чем думать. При этом она понимала, что не должна с ним видеться – никогда. Ведь если их встреча состоится, она может не устоять.
Проходивший мимо конюх посмотрел на двух женщин, одна из которых сидела в соломе у собачьей подстилки, и, узнав графиню, удивленно выкатил глаза: он был новеньким и еще не привык к чудачествам хозяйки.
– Я слышала, тебя хорошенько развлекали при дворе, – осторожно начала Ронвен.
– При дворе короля много различных увеселений.
– Кто-то молодой и красивый развлекал тебя, – упорно допытывалась Ронвен. – Писал тебе прекрасные стихи.
Элейн почувствовала, что покраснела, и сердито сказала:
– Все кавалеры пишут стихи. Они вьются вокруг дам и, избрав предмет поклонения, изображают из себя верных влюбленных, точно так же, как при дворе Генриха Английского.
– И не желают получать отказ в ответ на свои домогательства, так ведь? Еще и изведут так, что и света белого не взвидишь, да?
Элейн выронила из рук щенка и поднялась на ноги, явно раздраженная.
– Ладно, если хочешь знать – в самом деле, тот молодой человек действительно очень докучал мне. Но я не хочу об этом говорить. Не хочу даже думать о нем, поняла? Имени его не желаю слышать! – И она быстрыми шагами пошла через двор к дому.
Ронвен нагнулась и, подобрав скулящего щенка, положила его рядом с сестрами и братьями на живот собаке. Она хмуро глядела на собачье семейство, поглощенная своими мыслями. Если Элейн обидела маленькое существо, щенка, так вот швырнув его в солому, это было неспроста. Что ее мучило? Что так расстраивает ее? Неужели она в самом деле так боится и ненавидит этого Дональда Мара?
XVIII
– Не получить рыцарского звания! – подбоченясь, выпалил в лицо сыну Уильям Map. – Вот до чего довела тебя эта женщина! Ты не достоин этого звания! Король не желает посвящать тебя в рыцари!
Он отвернулся от сына; на лице его отразилась буря чувств.
– Чтобы такое произошло у нас в роду! Поверить этому не могу. Какой позор! Какое унижение! Ты из всех подданных короля, готовых служить верой и правдой, ты… – Он задохнулся от ярости, не в силах продолжать свою речь. – Я был уверен в том, что ты получишь одобрение короля, несмотря на юный возраст. И король был за тебя! Обо всем условились! А теперь король говорит, что не готов посвятить тебя в рыцари и вряд ли когда-нибудь изменит свое решение. А если уж он не хочет этого, то наверняка никто другой тоже не стагнт этого делать! Конечно, за всем этим стоит королева-мать, продолжал он после некоторого раздумья. – Всем известно, как она ненавидит Элейн из Файфа. Александр слишком любит тебя и любит леди Файф, чтобы измыслить этакое самостоятельно.
Обессиленный вспышкой своего гнева, он упал в кресло во главе стола. После этого он первый раз посмотрел на своего сына. Дональд стоял не двигаясь, его лицо было белым как мел, руки были сжаты в кулаки. К ужасу отца, он, казалось, готов был удариться в слезы.
– Меня не посвятят в рыцари? – произнес он шепотом. – Никогда?
– Не посвятят в рыцари, ни-ког-да, – безжалостно, с расстановкой повторил Уильям и, подавшись корпусом вперед, грохнул по столу кулаком.
XIX
Яд – самое верное средство в этом деле. Ронвен бросила взгляд на пузырек, стоявший перед ней на столе. Аконит действует быстро и безошибочно. Надо это сделать сегодня, думала она, пока Элейн будет возиться со щенками и с Колбаном, схватившим сильнейший насморк. Можно будет обернуться в один день; доехать до Стирлинга, а к закату уже быть дома. К этому времени даже еще не найдут тело молодого человека.
Ронвен никому не сказала, куда едет. Джон Кит выбрал для нее самую быструю лошадь. Он не задавал ей никаких вопросов, но поглядел на нее почти с восхищением. Если кто-нибудь будет о ней спрашивать, он поклянется, что уже три дня как не видел ее.
Женщина оставила вспотевшую лошадь в конюшне и, низко опустив капюшон, направилась в замок. Дональд Map поймет, кто подлил яд в его вино, но ни за что никому не скажет. Ни за что.
Ронвен быстро прошла через зал, где в это время слуги накрывали к ужину расставленные на помостах столы. Ей бросилась в глаза красивая массивная солонка из серебра на белой скатерти на столе, что возвышался над другими; рядом стояли кубки для вина и корзины с хлебом. Двое молодых слуг притащили огромное полено и установили его на решетку для дров в очаге. Она найдет себе местечко за одним из столов на нижнем помосте. А позже, гораздо позже, когда вино будет литься рекой и в большом зале будет стоять угар от жареного мяса, мужского пота и дыма от очага, она без труда проберется через зал, поднимется на высокий помост и с кубком в руке приблизится к столу. Сделав вид, что хочет передать ему послание от любимой, она вручит ему кубок с отравленным вином.
Никто не обратил внимания на женщину в темно-зеленом шерстяном плаще, сидевшую за одним из нижних столов. Она почти ничего не ела и молчала. Вокруг нее зал заполнялся гостями. Ее глаза были сосредоточены на тарелке. Она видела, как заняли свои места молодой король с королевой и по бокам от них расселись Мари де Куси с ее мужем, лорд Ментис и рядом с ним Алан Дервард и его жена. Ронвен помрачнела. Маргарет Дервард была незаконной дочерью короля Александра Второго, и это открыто признавали при дворе. Она была зачата и рождена задолго до того, как он встретил и полюбил Элейн; Маргарет была единокровная его дочь. Взгляд Ронвен скользил дальше, вдоль стола. Но ни графа Мара с графиней, ни их сына там не было.
Спустя какое-то время она нашла человека, который смог ей ответить на этот вопрос. Он сказал:
– Мары отбыли всем семейством. Лорд Map лишился чести сидеть за одним столом с Аланом Дервардом. Дервард хочет отобрать у него графство, заявляя, что оно по праву принадлежит не Мару, а ему. Он даже послал петицию папе, испрашивая у него согласия сместить Уильяма, а его титул и владения передать ему, Дерварду.
– А Дональд Map? Кавалер молодой королевы? Где он? – Судя по всему, ее вопрос подлил масла в огонь разгоревшихся вокруг молодого человека дрязг и сплетен.
– Отбыл с ними. Лорд Map увез его в Килдрамми. Вчера все уехали… – Ее собеседник с жаром продолжил свой рассказ, но Ронвен отвернулась и больше не стала его слушать.
Пока судьба оберегала Дональда Мара.
XX
– Граф с сыном, покинув двор, вернулись к себе в Килдрамми.
Мари де Куси вызвала Элейн обратно в Стирлинг. Она приняла ее в своих покоях в верхнем ярусе башни, но их разговор происходил отнюдь не с глазу на глаз. При этом присутствовали несколько придворных дам королевы, а также сэр Алан Дервард и Роберт Брюс.
– Я уверена, вы не можете не понимать, какому позору подвергся молодой придворный. Для такого благородного юноши лишиться рыцарского достоинства – все равно, что лишиться жизни.
У Элейн пересохло во рту. Она прочла на лице Роберта сочувствие к себе и ответила ему благодарным взглядом. В этой комнате, а возможно, и во всем замке он был сейчас ее единственным союзником.
– Полагаю, вы захотите узнать, почему его сочли недостойным звания рыцаря, – безжалостно продолжала королева-мать.
– Нет, ваша милость, я не желаю этого знать, – ответила Элейн, выдержав взгляд королевы.
Мари улыбнулась:
– О, я считаю, вы должны узнать.
Роберт смущенно кашлянул:
– Ваша милость, не думаю, что кому-либо из здесь присутствующих это интересно. Было бы неблагородно злорадствовать по этому поводу. Мы полны сочувствия лорду Дональду, и давайте не будем больше к этому возвращаться.
Преисполненная благодарности, Элейн с облегчением вздохнула.
Королева-мать злобно сжала губы. Роберт говорил с такой твердостью и убежденностью, что перечить ему она не посмела, и разговор на том и оборвался. Она склонила голову, давая понять, что уступает ему в этом маленьком споре. Отвернувшись от Элейн, она уселась у огня в кресло, обложенное подушками, и поставила ноги на скамеечку, услужливо подвинутую к ней одной из дам ее свиты.
XXI
Долгая весна и лето, проведенные Элейн вдали от двора, сделали свое дело. Она наконец пришла в себя. Хозяйка Фолкленда снова жила полной жизнью, наслаждаясь домом и семьей. Дети ее быстро росли. Она ездила на соколиную охоту, каталась на лошади; и, хотя Малкольм частенько требовал от нее исполнения супружеских обязанностей, он все меньше и меньше ее утомлял. К ней вновь вернулся Александр.
Нескоро, очень нескоро Элейн, преодолев себя, оставила всякие мысли о Дональде Маре. Правда, она глубоко переживала, узнав, какой ценой расплатился Дональд за кратковременный и мимолетный роман с ней, но что она могла поделать? Самое лучшее для них обоих – забыть друг друга, решила она.
В тот момент ее мысли снова обратились к Александру. Она уже давно думала, что он исчез навсегда. В отчаянии Элейн каждую ночь на цыпочках подходила к выходящему им запад окну и смотрела, как медленно заходят звезды. Ночь за ночью она мысленно звала его, сжав в руке подвеску с фениксом. У нее ныло тело от внутренней пустоты; она знала, что он до сих пор сердится на нее и ревнует. Ночь за ночью она ждала его, но понапрасну.
Наконец, Элейн решила вызвать Адама.
– Вы знаете, как вызывать души умерших? – Она не хотела обращаться за этим к Ронвен, а огню уже не доверяла. Ей совсем не хотелось вместо Александра перед собой увидеть Эиниона.
– Есть много способов, миледи, но, как вы сами знаете, узнать будущее можно более простыми и надежными средствами.
– Я не желаю знать моего будущего.
– Могу ли я спросить, нет у вас другой причины, которая заставляет вас искать встречи с духами?
– Это мое личное дело. – Она не опустила глаз, встретим его испытующий взгляд. – Мне нужно, чтобы вы только объяснили мне, как это делается.
– Я могу научить вас этому, миледи, – произнес он, сложив руки ладонями вместе. – А также чарам, прибегнув к которым вы будете насылать возмездие и кару на головы тех, кто причинил вам вред.
– Я не хотела бы использовать такие чары, Адам.
– Не хотели бы? – Он скривил губы в циничной улыбке.
– Нет.
Какой-то момент он изучал ее лицо, потом отвернулся.
– Хорошо, я научу вас, как это делать.
Труднее всего было выбраться из замка. Когда-то некоторые из стражей даже поплатились жизнью за то, что разрешили графине выйти за его пределы. Но в конце концов ей удалось выскользнуть за ворота, переодевшись в платье одной из служанок при детской. Малкольм еще не вернулся от королевского двора в Кинросе. Она направила лошадь к поросшему лесом подножию Ломондских холмов, и через десять минут огни сторожевых башен уже были не видны. Была жаркая, безветренная ночь, но все же, когда Элейн спрыгнула с лошади и привязала ее к дереву, по ее телу пробежал холодок. Старик Лиулф не отставал от нее; она сошла с дорожки и при свете звезд стала подниматься на холм. Никто не сможет подстеречь ее здесь. Давно было известно, что в этих местах водились привидения и что холмы заколдованы. Она взглянула на собаку. В ответ пес лизнул ее руку и негромко заскулил.
Без огня, похоже, не обойтись. Разжечь его было легко, этому она давно научилась. Собрав сухой листвы и веток, она обложила кучку камешками и, добавив туда сухих трав и ягод из мешочка Адама, запалила все это с помощью кремня и кусочка железа. Потом Элейн сжала в руке подвеску с фениксом.
Лиулф настороженно зарычал, и Элейн замерла, вслушиваясь в тишину холмов. Легкий ветерок коснулся ее кожи; ночной воздух благоухал тимьяном. Где-то вдалеке тихонько заржала лошадь.
– Александр? Милорд? – чуть слышно прошептала она, крепко сжимая пальцами подвеску. – Почему вы до сих пор сердитесь на меня? Его нет, он вернулся в Map.
Ветер застонал в деревьях позади нее, и она поняла, что уже не одна.
– Александр, – прошептала она. – Где ты?
Элейн проснулась на рассвете рядом с кучкой остывшей золы и пепла, когда первые лучи солнца засияли над долиной позади нее. Волосы ее были распущены – единственное свидетельство того, что с ней был ее любовник-призрак. Но может быть, она просто грезила?
XXII
Эдинбургский замок. Декабрь 1259
– Дональд Map здесь, в замке, – говорила Ронвен, стоя перед Элейн в маленькой спальне, отведенной Файфам в этот их приезд ко двору; вызвал их к себе сам король. Спальня находилась в Главной башне. Была зима, над озером Нор-Лох завывали ветры, колотясь о деревянные ставни замка; тяжелые двери трещали под их напором, словно были сделаны из тонких дощечек.
Элейн замерла. Она уже видела лорда Мара рядом с королем в большом зале, но Дональда как будто нигде не было. Ненадолго испытав нечто похожее на прежнее любовное томление, Элейн снова оставила всякие мысли о нем.
Она стала искать в сундуке золотое, украшенное эмалью ожерелье, что было в тон ее платью, которое она собралась надеть на следующий день. Сердце у нее взволнованно билось. Дональд Map был здесь, в Эдинбурге, под одной с ней крышей! Элейн перевела дыхание, чтобы успокоиться. Нет, она не будет о нем думать, не будет даже смотреть на него, если они встретятся в большом зале. Ее рука невольно потянулась к золотой цепочке с фениксом, висевшей у нее на шее. Едва осознавая, что делает, Элейн сняла через голову цепочку с подвеской, положила ее в ларчик для драгоценностей и плотно закрыла крышку.
У горевшего камина на теплой подстилке из вереска растянулась Энкрет с двумя щенками, Роулетом и Сабиной;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Так, так. – Тон ее стал ласковым. – Я забочусь обо всех, кого любит миледи.
– О, как я рад. – Он улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
Дональд не стал говорить ей, как у него отлегло от сердца после этих ее слов. Холод, которым обдала его эта женщина в начале разговора, чуть не вывел его из себя.
XVI
Вернувшись к себе в комнату, в которой жили еще четыре женщины, Ронвен опустилась на колени перед своим сундуком и подняла крышку. Достав из потайного кармана в платье маленький пузырек, она несколько мгновений в задумчивости глядела на него, а затем зарыла его поглубже в сундук, спрятав под рубашки. Закрыв сундук, она хорошо его заперла. Пожалуй, стоит на время подождать со свершением правосудия над Дональдом Маром.
XVII
Вернувшись в Фолкленд, Ронвен нашла Элейн в конюшне. Ее воспитанница, сидя на соломе, наблюдала, как Энкрет кормит выводок своих маленьких щенят.
– Что это было за важное дело, по которому ты отлучалась в Стирлинг, не спросив моего разрешения?
– Лорд Файф велел мне служить переводчиком на переговорах с послами из Уэльса. Ему нужен был кто-то, знающий их язык и кому можно доверять. Он понимал, что тебе не захочется так скоро возвращаться в Стирлинг, ведь ты совсем недавно приехала домой.
Элейн кивнула с отсутствующим видом. Взяв из корзины одного щенка, она стала нежно его гладить.
– Надеюсь, ты передала от меня привет и пожелания всего наилучшего дорогому Ливелину.
К огорчению Элейн, четыре ее племянника так и не смогли полюбовно решить свои дела, касающиеся вопросов правления. Кончилось тем, что Оуэйн и Даффид попытались полностью лишить Ливелина власти. Принц, с ранних лет проявивший желание во всем главенствовать, дал братьям бой и с легкостью одержал над ними верх, взяв всех троих в плен. Оуэйн до сих пор томился в темнице.
Элейн еще раньше написала Ливелину письмо, в котором советовала братьям держаться вместе, так как только в союзе друг с другом они представляют силу для Генриха; тот в ответном письме в свою очередь в исключительно любезной и хитроумной форме советовал ей не лезть не в свое дело. Но кое в чем он был действительно заинтересован, а именно в. поддержке со стороны короля Шотландии. Элейн снисходительно улыбнулась. В глубине души она понимала, что он прав. Ливелин был самым сильным из братьев, и она любила его больше других. Она всегда будет стоять за союз Уэльса и Шотландии: похоже, интересы обеих стран совпадали.
Но как бы Элейн ни тосковала по родине, Гвинед был для нее другим концом света. Теперь мысли ее были заняты другим. Она не могла выкинуть из головы Дональда Мара.
Что было в нем такого, что привлекло ее к молодому человеку? Постоянно возвращаясь мыслями к нему, она пыталась разобраться в своих чувствах. Он был красив, внимателен, верно, но это далеко, далеко не все. Элейн пришла к выводу, что в нем, помимо всего прочего, была глубина, зрелость, не свойственная юношам его возраста; чувствительность и внутренняя сила, противостоять которой она не могла. Дональд так отличался от Малкольма; он был совсем не похож на Роберта. Он был воплощением всех тех мужских качеств, которых женщина может только желать в своем возлюбленном. Его невозможно было сравнивать с Александром, да она и не пыталась. Для нее Александр был муж, король и бог. Он был для нее всем. Дональд будил в ней вожделение, которому невозможно было противиться. Поразительно, но при одной мысли о нем она испытывала чувственное волнение. Элейн желала его так сильно, что больше не могла ни о чем думать. При этом она понимала, что не должна с ним видеться – никогда. Ведь если их встреча состоится, она может не устоять.
Проходивший мимо конюх посмотрел на двух женщин, одна из которых сидела в соломе у собачьей подстилки, и, узнав графиню, удивленно выкатил глаза: он был новеньким и еще не привык к чудачествам хозяйки.
– Я слышала, тебя хорошенько развлекали при дворе, – осторожно начала Ронвен.
– При дворе короля много различных увеселений.
– Кто-то молодой и красивый развлекал тебя, – упорно допытывалась Ронвен. – Писал тебе прекрасные стихи.
Элейн почувствовала, что покраснела, и сердито сказала:
– Все кавалеры пишут стихи. Они вьются вокруг дам и, избрав предмет поклонения, изображают из себя верных влюбленных, точно так же, как при дворе Генриха Английского.
– И не желают получать отказ в ответ на свои домогательства, так ведь? Еще и изведут так, что и света белого не взвидишь, да?
Элейн выронила из рук щенка и поднялась на ноги, явно раздраженная.
– Ладно, если хочешь знать – в самом деле, тот молодой человек действительно очень докучал мне. Но я не хочу об этом говорить. Не хочу даже думать о нем, поняла? Имени его не желаю слышать! – И она быстрыми шагами пошла через двор к дому.
Ронвен нагнулась и, подобрав скулящего щенка, положила его рядом с сестрами и братьями на живот собаке. Она хмуро глядела на собачье семейство, поглощенная своими мыслями. Если Элейн обидела маленькое существо, щенка, так вот швырнув его в солому, это было неспроста. Что ее мучило? Что так расстраивает ее? Неужели она в самом деле так боится и ненавидит этого Дональда Мара?
XVIII
– Не получить рыцарского звания! – подбоченясь, выпалил в лицо сыну Уильям Map. – Вот до чего довела тебя эта женщина! Ты не достоин этого звания! Король не желает посвящать тебя в рыцари!
Он отвернулся от сына; на лице его отразилась буря чувств.
– Чтобы такое произошло у нас в роду! Поверить этому не могу. Какой позор! Какое унижение! Ты из всех подданных короля, готовых служить верой и правдой, ты… – Он задохнулся от ярости, не в силах продолжать свою речь. – Я был уверен в том, что ты получишь одобрение короля, несмотря на юный возраст. И король был за тебя! Обо всем условились! А теперь король говорит, что не готов посвятить тебя в рыцари и вряд ли когда-нибудь изменит свое решение. А если уж он не хочет этого, то наверняка никто другой тоже не стагнт этого делать! Конечно, за всем этим стоит королева-мать, продолжал он после некоторого раздумья. – Всем известно, как она ненавидит Элейн из Файфа. Александр слишком любит тебя и любит леди Файф, чтобы измыслить этакое самостоятельно.
Обессиленный вспышкой своего гнева, он упал в кресло во главе стола. После этого он первый раз посмотрел на своего сына. Дональд стоял не двигаясь, его лицо было белым как мел, руки были сжаты в кулаки. К ужасу отца, он, казалось, готов был удариться в слезы.
– Меня не посвятят в рыцари? – произнес он шепотом. – Никогда?
– Не посвятят в рыцари, ни-ког-да, – безжалостно, с расстановкой повторил Уильям и, подавшись корпусом вперед, грохнул по столу кулаком.
XIX
Яд – самое верное средство в этом деле. Ронвен бросила взгляд на пузырек, стоявший перед ней на столе. Аконит действует быстро и безошибочно. Надо это сделать сегодня, думала она, пока Элейн будет возиться со щенками и с Колбаном, схватившим сильнейший насморк. Можно будет обернуться в один день; доехать до Стирлинга, а к закату уже быть дома. К этому времени даже еще не найдут тело молодого человека.
Ронвен никому не сказала, куда едет. Джон Кит выбрал для нее самую быструю лошадь. Он не задавал ей никаких вопросов, но поглядел на нее почти с восхищением. Если кто-нибудь будет о ней спрашивать, он поклянется, что уже три дня как не видел ее.
Женщина оставила вспотевшую лошадь в конюшне и, низко опустив капюшон, направилась в замок. Дональд Map поймет, кто подлил яд в его вино, но ни за что никому не скажет. Ни за что.
Ронвен быстро прошла через зал, где в это время слуги накрывали к ужину расставленные на помостах столы. Ей бросилась в глаза красивая массивная солонка из серебра на белой скатерти на столе, что возвышался над другими; рядом стояли кубки для вина и корзины с хлебом. Двое молодых слуг притащили огромное полено и установили его на решетку для дров в очаге. Она найдет себе местечко за одним из столов на нижнем помосте. А позже, гораздо позже, когда вино будет литься рекой и в большом зале будет стоять угар от жареного мяса, мужского пота и дыма от очага, она без труда проберется через зал, поднимется на высокий помост и с кубком в руке приблизится к столу. Сделав вид, что хочет передать ему послание от любимой, она вручит ему кубок с отравленным вином.
Никто не обратил внимания на женщину в темно-зеленом шерстяном плаще, сидевшую за одним из нижних столов. Она почти ничего не ела и молчала. Вокруг нее зал заполнялся гостями. Ее глаза были сосредоточены на тарелке. Она видела, как заняли свои места молодой король с королевой и по бокам от них расселись Мари де Куси с ее мужем, лорд Ментис и рядом с ним Алан Дервард и его жена. Ронвен помрачнела. Маргарет Дервард была незаконной дочерью короля Александра Второго, и это открыто признавали при дворе. Она была зачата и рождена задолго до того, как он встретил и полюбил Элейн; Маргарет была единокровная его дочь. Взгляд Ронвен скользил дальше, вдоль стола. Но ни графа Мара с графиней, ни их сына там не было.
Спустя какое-то время она нашла человека, который смог ей ответить на этот вопрос. Он сказал:
– Мары отбыли всем семейством. Лорд Map лишился чести сидеть за одним столом с Аланом Дервардом. Дервард хочет отобрать у него графство, заявляя, что оно по праву принадлежит не Мару, а ему. Он даже послал петицию папе, испрашивая у него согласия сместить Уильяма, а его титул и владения передать ему, Дерварду.
– А Дональд Map? Кавалер молодой королевы? Где он? – Судя по всему, ее вопрос подлил масла в огонь разгоревшихся вокруг молодого человека дрязг и сплетен.
– Отбыл с ними. Лорд Map увез его в Килдрамми. Вчера все уехали… – Ее собеседник с жаром продолжил свой рассказ, но Ронвен отвернулась и больше не стала его слушать.
Пока судьба оберегала Дональда Мара.
XX
– Граф с сыном, покинув двор, вернулись к себе в Килдрамми.
Мари де Куси вызвала Элейн обратно в Стирлинг. Она приняла ее в своих покоях в верхнем ярусе башни, но их разговор происходил отнюдь не с глазу на глаз. При этом присутствовали несколько придворных дам королевы, а также сэр Алан Дервард и Роберт Брюс.
– Я уверена, вы не можете не понимать, какому позору подвергся молодой придворный. Для такого благородного юноши лишиться рыцарского достоинства – все равно, что лишиться жизни.
У Элейн пересохло во рту. Она прочла на лице Роберта сочувствие к себе и ответила ему благодарным взглядом. В этой комнате, а возможно, и во всем замке он был сейчас ее единственным союзником.
– Полагаю, вы захотите узнать, почему его сочли недостойным звания рыцаря, – безжалостно продолжала королева-мать.
– Нет, ваша милость, я не желаю этого знать, – ответила Элейн, выдержав взгляд королевы.
Мари улыбнулась:
– О, я считаю, вы должны узнать.
Роберт смущенно кашлянул:
– Ваша милость, не думаю, что кому-либо из здесь присутствующих это интересно. Было бы неблагородно злорадствовать по этому поводу. Мы полны сочувствия лорду Дональду, и давайте не будем больше к этому возвращаться.
Преисполненная благодарности, Элейн с облегчением вздохнула.
Королева-мать злобно сжала губы. Роберт говорил с такой твердостью и убежденностью, что перечить ему она не посмела, и разговор на том и оборвался. Она склонила голову, давая понять, что уступает ему в этом маленьком споре. Отвернувшись от Элейн, она уселась у огня в кресло, обложенное подушками, и поставила ноги на скамеечку, услужливо подвинутую к ней одной из дам ее свиты.
XXI
Долгая весна и лето, проведенные Элейн вдали от двора, сделали свое дело. Она наконец пришла в себя. Хозяйка Фолкленда снова жила полной жизнью, наслаждаясь домом и семьей. Дети ее быстро росли. Она ездила на соколиную охоту, каталась на лошади; и, хотя Малкольм частенько требовал от нее исполнения супружеских обязанностей, он все меньше и меньше ее утомлял. К ней вновь вернулся Александр.
Нескоро, очень нескоро Элейн, преодолев себя, оставила всякие мысли о Дональде Маре. Правда, она глубоко переживала, узнав, какой ценой расплатился Дональд за кратковременный и мимолетный роман с ней, но что она могла поделать? Самое лучшее для них обоих – забыть друг друга, решила она.
В тот момент ее мысли снова обратились к Александру. Она уже давно думала, что он исчез навсегда. В отчаянии Элейн каждую ночь на цыпочках подходила к выходящему им запад окну и смотрела, как медленно заходят звезды. Ночь за ночью она мысленно звала его, сжав в руке подвеску с фениксом. У нее ныло тело от внутренней пустоты; она знала, что он до сих пор сердится на нее и ревнует. Ночь за ночью она ждала его, но понапрасну.
Наконец, Элейн решила вызвать Адама.
– Вы знаете, как вызывать души умерших? – Она не хотела обращаться за этим к Ронвен, а огню уже не доверяла. Ей совсем не хотелось вместо Александра перед собой увидеть Эиниона.
– Есть много способов, миледи, но, как вы сами знаете, узнать будущее можно более простыми и надежными средствами.
– Я не желаю знать моего будущего.
– Могу ли я спросить, нет у вас другой причины, которая заставляет вас искать встречи с духами?
– Это мое личное дело. – Она не опустила глаз, встретим его испытующий взгляд. – Мне нужно, чтобы вы только объяснили мне, как это делается.
– Я могу научить вас этому, миледи, – произнес он, сложив руки ладонями вместе. – А также чарам, прибегнув к которым вы будете насылать возмездие и кару на головы тех, кто причинил вам вред.
– Я не хотела бы использовать такие чары, Адам.
– Не хотели бы? – Он скривил губы в циничной улыбке.
– Нет.
Какой-то момент он изучал ее лицо, потом отвернулся.
– Хорошо, я научу вас, как это делать.
Труднее всего было выбраться из замка. Когда-то некоторые из стражей даже поплатились жизнью за то, что разрешили графине выйти за его пределы. Но в конце концов ей удалось выскользнуть за ворота, переодевшись в платье одной из служанок при детской. Малкольм еще не вернулся от королевского двора в Кинросе. Она направила лошадь к поросшему лесом подножию Ломондских холмов, и через десять минут огни сторожевых башен уже были не видны. Была жаркая, безветренная ночь, но все же, когда Элейн спрыгнула с лошади и привязала ее к дереву, по ее телу пробежал холодок. Старик Лиулф не отставал от нее; она сошла с дорожки и при свете звезд стала подниматься на холм. Никто не сможет подстеречь ее здесь. Давно было известно, что в этих местах водились привидения и что холмы заколдованы. Она взглянула на собаку. В ответ пес лизнул ее руку и негромко заскулил.
Без огня, похоже, не обойтись. Разжечь его было легко, этому она давно научилась. Собрав сухой листвы и веток, она обложила кучку камешками и, добавив туда сухих трав и ягод из мешочка Адама, запалила все это с помощью кремня и кусочка железа. Потом Элейн сжала в руке подвеску с фениксом.
Лиулф настороженно зарычал, и Элейн замерла, вслушиваясь в тишину холмов. Легкий ветерок коснулся ее кожи; ночной воздух благоухал тимьяном. Где-то вдалеке тихонько заржала лошадь.
– Александр? Милорд? – чуть слышно прошептала она, крепко сжимая пальцами подвеску. – Почему вы до сих пор сердитесь на меня? Его нет, он вернулся в Map.
Ветер застонал в деревьях позади нее, и она поняла, что уже не одна.
– Александр, – прошептала она. – Где ты?
Элейн проснулась на рассвете рядом с кучкой остывшей золы и пепла, когда первые лучи солнца засияли над долиной позади нее. Волосы ее были распущены – единственное свидетельство того, что с ней был ее любовник-призрак. Но может быть, она просто грезила?
XXII
Эдинбургский замок. Декабрь 1259
– Дональд Map здесь, в замке, – говорила Ронвен, стоя перед Элейн в маленькой спальне, отведенной Файфам в этот их приезд ко двору; вызвал их к себе сам король. Спальня находилась в Главной башне. Была зима, над озером Нор-Лох завывали ветры, колотясь о деревянные ставни замка; тяжелые двери трещали под их напором, словно были сделаны из тонких дощечек.
Элейн замерла. Она уже видела лорда Мара рядом с королем в большом зале, но Дональда как будто нигде не было. Ненадолго испытав нечто похожее на прежнее любовное томление, Элейн снова оставила всякие мысли о нем.
Она стала искать в сундуке золотое, украшенное эмалью ожерелье, что было в тон ее платью, которое она собралась надеть на следующий день. Сердце у нее взволнованно билось. Дональд Map был здесь, в Эдинбурге, под одной с ней крышей! Элейн перевела дыхание, чтобы успокоиться. Нет, она не будет о нем думать, не будет даже смотреть на него, если они встретятся в большом зале. Ее рука невольно потянулась к золотой цепочке с фениксом, висевшей у нее на шее. Едва осознавая, что делает, Элейн сняла через голову цепочку с подвеской, положила ее в ларчик для драгоценностей и плотно закрыла крышку.
У горевшего камина на теплой подстилке из вереска растянулась Энкрет с двумя щенками, Роулетом и Сабиной;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61