со сворой эсминцев под надзором лидера «Баку» просемафорил длинну
ю речь, поздравляя с успехом. Связь была устойчивой уже несколько дней, и в
стреченная в океане подводная лодка, высветившая упертым в небо прожект
ором точку поворота, уже отстучала им свое, но семафор крейсера стал посл
едней точкой, означавшей: «Дома». На мостиках советских кораблей плакали
и смеялись серые от недосыпания и напряжения, измученные мужики, с воем о
бнимавшие друг друга. Не в привычках военных моряков демонстрировать св
ои чувства, да и вообще это не в мужских привычках, мужчины чувствуют себя
неловко даже в кино, в трогательные моменты Ц но сейчас это не имело уже н
икакого значения.
Успех... Да, это был действительно военный успех, пусть и не такой яркий, как
достигнутый на сверкающих первым снегом полях Германии, но именно он ста
л той последней каплей, которая перевесила чашу весов в федеральном окру
ге Колумбия с «нет» на «да». Вырвавшаяся из взбесившейся Атлантики русск
ая эскадра, оставившая позади себя обломки и догорающие пятна разлитой п
о воде нефти, стала фактором, который теперь нужно было учитывать каждый
раз, при планировании каждой армейской операции, при проводке каждого ко
нвоя. Лишь недавно наконец-то потонул «Тирпиц», пугало Арктики, и его заме
на сразу тремя подобными тварями напоминала впечатление, пережитое Гер
кулесом в начальной фазе общения с Гидрой.
Специалистам все это было ясно. Потопленный авианосец, потопленный стар
ый, никому не нужный крейсер и еще один, британский, близнец «Тринидада», к
расавец «Уэйкфилд» с частями 106-й дивизии, так и не увидевшей Европу, повре
жденные эсминцы и сбитые покрышевскими ребятами самолеты Ц все это был
о оплачено кровью и жизнями людей ради того, чтобы война стала слишком ст
рашной, чтобы начинать ее заново.
Они вошли на рейд все вместе, за строем «семерок», и лязг рвущихся из клюзо
в якорных цепей ознаменовал конец сиюминутного страха для тысяч выгляд
ящих на десяток лет старше своего возраста мужчин, выстроившихся вдоль б
ортов кораблей, жадно вглядывавшихся в присыпанные белым крыши домов, гд
е жили настоящие, живые люди.
Ц Тихонечко... Тихонечко... Угол, угол придерживай!
Врач «Кронштадта» шепотом, чтобы не беспокоить лежавшего без сознания п
ривязанным к корабельным носилкам старлея, руководил тройкой офицеров-
штурманов, вытягивающих раму носилок через лабиринт коридоров и трапов
Ц наверх, к свету и жизни. Двое здоровенных как быки старшин волокли пере
д ними своего товарища, такого же, как они, бугая, сцепив руки в плотный «за
мок» и чертыхаясь, когда артиллерист слишком сдавливал их шеи. Дышать с р
азведенными руками он не мог, и ему приходилось цепляться за них по очере
ди.
Это были двое последних. Старшина был не тяжелый Ц в смысле, по состоянию,
Ц но уходить без лейтенанта отказался, и лишь теперь Ляхин оставил поза
ди пустые койки в замкнутом, пропитанном надеждой и медленным ожиданием
смерти лазарете. Был еще Раговской, задержавшийся непонятно зачем в рент
генкабииете, бездумно проглядывая вороха рентгеновских негативов с си
яющими контрастными тенями засевших в тканях осколков, с извилистыми гр
аницами переломов и трещин, проходящих по черепным костям. Какие-то из вы
писанных свинцовым карандашом по краю пленки фамилий уже стали полной а
бстракцией Ц после того как носившие их люди опустились, зашитые в прос
тыни, в ледяную глубину безграничной водяной пустыни, коротким всплеско
м обозначив границу между своим пребыванием на земле и, отныне, только в ч
еловеческой памяти.
Хирург, всегда мечтавший стать акушером, достал из кармана узкий бумажны
й пакетик с последней таблеткой тибатина, которую он кому-то не дал, сбере
гая непонятно на что. «Мы с ними Ц люди в одной форме. Если не я схватил их о
сколки, значит, я им должен», Ц сказал он в опустевший позади коридор. Пот
ом он вышел к свету.

ЭПИЛОГ

...Уже почти шестьдесят лет прошло с тех дней, когда происходили все эти со
бытия. Нереальный по любым меркам срок, даже по странным меркам моего воз
раста. Думал ли я, что доживу вот уже до восьмидесяти одного? Честно говоря
, нет. Не то, чтобы меня сильно могли убить, больше, чем кого-либо другого... Не
т, конечно. Все, как говорится, под Богом ходили. Но очень многие умерли не о
т старости, нет. А про многих я и не знаю... Коля Штырь погиб в сорок девятом, е
му дали тральщик, и он успел побыть командиром. Эта команда воевала еще ле
т семь после того, как все закончилось, и зенитчики перестали на перехода
х вздрагивать от мелькнувшей на горизонте тени. Миша Зубров разбился в ш
естидесятом на машине, по-глупому, он был уже каперангом. Евгений, которог
о мы так и не начали называть Женькой, перевелся на Черноморский и осталс
я на «Отважном»... Говорили, что погиб геройски, и мы верили Ц он всегда был
серьезным парнем. И это только с моей БЧ, штурмана.
Иван Москаленко, наш дорогой командир, умер в начале семидесятых, от серд
ца, среди детей и внуков. Его вдова пережила его лет на пять, и мы каждый год
собирались у нее по-старому, вспомнить Ивана и остальных. Потом и она умер
ла, а Ивановы пацаны выросли и разъехались. Хорошие ребята, Иван мог бы ими
гордиться. У меня у самого трое, уже и правнуки растут. Я живу в старой квар
тире на Малой Посадской, которую все не могу разучиться называть «Братье
в Васильевых». В соседях на первом этаже у меня старый еврей в звании кап-
два, воевавший на «Октябрине», вся квартира у него в штурвалах, рындах и пр
очей атрибутике, раз в день я обязательно спускаюсь к нему, и мы треплемся
«за жизнь», говорим про детей, внуков, смотрим старые фотографии, обсужда
ем, как встречались командами.
Сейчас встреч уже нет, только те собираются, кто остался в Ленинграде. А бы
ло здорово все-таки. Чуть не тысяча человек приходила на праздник: с детьм
и, с внуками, с цветами. Хоть раз в два года приезжали из других городов наш
и ребята, мужики, потом старики уже. Хлопали по плечам, орали, знакомили де
тей, пили тут же за старое. На сорокалетие даже банкетный зал сняли в «Неве
», по телевизору нас показывали. Нам есть чем гордиться: фактически это на
ш поход уравнял шансы с их бомбой и дал закончить по-тихому. Хотя он все ра
вно оказался ненужным, как многие великие дела, которые мы совершали в мо
лодости...
Год назад в парикмахерской на Кировском один хмырь начал гнать, как, мол, у
краинцам половину флота отдали, дармоедам на готовое. Господи, меня как в
лицо ударили. Клянусь, в жизни никаких галлюцинаций не было, а тут как живы
е наши командиры Ц Москаленко и Осадченко с «Чапаева», и оба на меня смот
рят. Как я на него орал! Боже мой! Он что-то пытался сказать, но на меня, навер
ное, смотреть было жутко, так я слюной брызгал. «Сука! Ц кричу. Ц Ты, падал
ь, говно жрать должен наших украинцев, которые дрались, когда ты, шестерка
, еще в проекте у родителей не был!» Если бы у меня было чем, я бы его приконч
ил на месте, ей-богу. Но он, видать, решил, что я его сейчас и голыми руками пр
идушу, такой у меня вид был. Мужик рядом, главное, молодой совсем, лет тридц
ать, шагнул и у плеча моего встал. «Вали, Ц говорит, Ц отсюда, говнюк. А то я
тебя через окно выкину». Того совсем перекосило, моментом. Боком вылетел,
чуть не упал. А меня вдруг жаром обдало, я понял, что этот парень точно из на
ших, такое можно почувствовать только плечом, в бою.
Наверное, в каждом поколении есть люди, которые все держат, которые Ц ну,
вот просто мужики, на них все. Поэтому я и не люблю, когда ругают нынешнюю м
олодежь, они хорошие ребята, они как мы. А что до всякой бестолочи и хамья, н
у так когда их не было!
Посадил меня он на диван, у гардеробщицы валидол взял. Я хотел было отказа
ться, а потом понял Ц надо. Он сел рядом, говорит: «Не злись, он просто дурак
». Мне здорово понравилось, что он меня на «ты» назвал, даже удивительно. Р
уку протянул.
Ц Иван.
Ц Алексей, Ц говорю.
Ц Не думай о нем, брось. Как сердце?
Ц Да нормально, Ц говорю. Ц Чего ему. Спасибо тебе.
Ц Чего там, еще козлов всяких... У меня дед как ты. За своих убить мог...
Ц Я убивал.
Сказал, и екнуло сразу, первый раз в жизни я сказал это.
Ц Да я понял... Ц махнул рукой. Ц Дед в артиллерии был, и все друзья у него
такие, как ты. Он был бы рад тебе...
Ц Жив?
Ц Умер, два года назад, Ц мужик перекрестился: спокойно, без нарочитост
и.
Ц У меня брат был в артиллерии, погиб в сорок третьем.
Ц А ты где?
Ц На флоте. «Кронштадт».
Ц В самом Кронштадте?
Ц Крейсер.
Ц Вух... Ц он посмотрел как-то по-ново, с потрясением. Ц Здорово. Ну, конеч
но, здесь же Питер все-таки. Значит, ты всех их видел, Покрышкина, да?
Ц Да нет, какое там. То есть, видел, конечно, но в деле Ц как самолет пошел, т
ак знаешь, что их команда. А так, в парикмахерской вместе не стриглись...
Мы посмеялись оба, кто к разговору прислушивался, поддержали. Пацан лет ш
естнадцати сказал: «У меня дед тоже на эсминце воевал, как вы, Ц посмотре
л светлыми глазами. Ц А про „Кронштадт“ в школах проходят, только я ни од
ной фамилии не помню».
Ц Москаленко, Ц сказал я.
Ц У-у-у! Ц протянула тогда сидевшая напротив тетка с большой коричнево
й сумкой, прижатой к животу. Ц Понятно, за что вы его! И хорошо, а то развели
тут, хохол Ц не человек, белорус Ц не русский. Да какая разница!
Ее активно поддержали, тема была не новая. Из зала выглянула мастерица, с и
нтересом на меня посмотрела и махнула рукой Ивану. Тот встал и, подмигнув
мне, прошел в зал.
Я почему все это вспомнил Ц в следующий раз я встретил его на днях, только
год спустя. Наверное, он все же живет где-то неподалеку. Иван шел под руку с
темноволосой девушкой лет двадцати пяти, оба улыбались во всю Ивановску
ю. Он узнал меня, приветливо махнул рукой, я махнул ему в ответ, и мы разошли
сь, улыбнувшись друг другу. Я не стал его задерживать, и только когда мы уж
е разминулись, я, остановившись, обернулся ему вслед. Старик с некрасивым
косым шрамом на скуле, опирающийся на палку, Ц и уходящая широкая спина к
оротко стриженного мужика с держащейся за его руку девчонкой.
Я пережил страшную войну и сотни смертей Ц нужных и бессмысленных. На мо
их глазах был создан наш флот, со мной он вышел в океан. Я видел его расцвет
и его второе рождение, когда наш флаг знал и уважал весь мир. Я дожил до его
заката. Флот разгромлен и разрезан на иголки, проданный по цене металлол
ома, но я верю, что это еще не конец. Будут построены новые корабли, и не дай
Бог им начать то, что мы надеялись закончить навсегда. Но я спокоен и счаст
лив. Я абсолютно, с уверенностью старика, стоящего уже близко к краю, убежд
ен: если придется, эти ребята будут драться, как мы. Они плоть от нашей плот
и. Дай им Бог всего. И ветра в спину.

Между Сциллой и Харибдой

(военные альтернативы и альтернативные войны)
Вместо послесловия

Вечно разветвляясь, время вед
ет к неисчислимым вариантам будущего...
Хорхе Луис Борхес

Известно, что наука история не имеет сослагательного наклонения. Очевид
но, именно потому из нее никогда не извлекают никаких уроков. Зато как-то
так повелось, что учебником жизни для людей служит литература. А тот жанр
литературы, в котором история прошедших времен приобретает сослагател
ьное наклонение, мудрые критики и литературоведы отнесли к фантастике и
дали ему название «альтернативной истории».
Правда, время от времени раздаются голоса, требующие причислить к фантас
тике, сиречь альтернативной истории, едва ли не всю историческую беллетр
истику Ц на том основании, что авторы исторических романов в большинств
е случаев описывают не реальные события, а лишь свои представления о них.
В лучшем случае, это будет реконструкция, сделанная по немногим известны
м фактам, в худшем Ц выдумка «по мотивам». И чем дальше в глубь истории мы
будем удаляться, тем меньше фактов и больше допущений окажется в нашем п
редставлении об этих эпохах. Впрочем, то же самое с полным основанием мож
но сказать и о XX веке, история которого с полным основанием получила звани
е «непредсказуемой».
Однако, даже в тех случаях, когда изучение документов и свидетельств оче
видцев способно дать нам исчерпывающую картину событий, остается еще пр
облема анализа этих событий. Любой же анализ неизбежно приводит исследо
вателя к сравнению вариантов: того, который имел место в реальной истори
и, и того, который не состоялся, но мог бы произойти при изменении некоторы
х условий. Даже если исследователь не желает лезть в дебри беспочвенного
фантазирования, для того чтобы понять смысл и значение каких-либо дейст
вий и решений, он вынужден примерять на изучаемые события варианты други
х действий и решений, тем самым поневоле конструируя альтернативную мод
ель реальности. Кстати, конструирование таких альтернативных моделей, н
о обращенных не в прошлое, а в будущее, именуется футурологией и входит в ч
исло вполне солидных и уважаемых социологических дисциплин.
Надо заметить, что в XIX веке жанр альтернативной военной истории пользова
лся достаточно серьезной репутацией даже в кругах военных теоретиков. О
принципе «что было, если бы...» в отношении анализа прошедших морских камп
аний вскользь поминал Алфред Тайер Мэхэн в своем «Влиянии морской силы н
а Французскую революцию и Империю», а адмирал Макаров даже опубликовал в
февральском и мартовском выпусках «Морского сборника» за 1886 год работу п
од публицистическим заглавием «В защиту старых броненосцев и новых усо
вершенствований», где описал вымышленную морскую войну двух условных р
еспублик, расположенных на островах Тихого океана.
Во всем этом не было ничего неожиданного: конец XIX века ознаменовался фейе
рверком технических чудес, и всем было ясно, что в первую очередь обратят
на них внимание именно военные. Но уже в последние два десятилетия позап
рошлого века изображение чудес техники недалекого будущего сменилось
живописанием грядущих войн. С 1870-х годов в европейской литературе возник
ло целое направление, позднее получившее название «военно-утопическог
о романа» или «оборонной фантастики». Как правило, действие таких книг р
азвивалось в самом ближайшем будущем (через пять-десять лет, а иногда и ра
ньше), а авторы описывали конфликт между своей страной и ее «потенциальн
ым противником» Ц с различной долей фантазии и большим или меньшим учет
ом реальных возможностей сторон.
Так, в 1882 году на страницах русского журнала «Исторический вестник» появи
лись два «военно-прогностических» очерка известного писателя, участни
ка русско-турецкой войны Всеволода Крестовского Ц «Наша будущая война
» и «По поводу одного острова (Гадания о будущем)». Первый из них весьма пр
озорливо предсказывал перспективы будущей войны на Востоке, а второй до
казывал крайнюю необходимость организации русской военно-морской баз
ы... на острове Цусима. Кстати, в действительности первая попытка организо
вать на Цусиме русскую военно-морскую базу была предпринята еще в 1861 году (
так называемый «Цусимский инцидент»). Тогда эта акция не увенчалась успе
хом, однако после Кульджинского кризиса 1879Ц 1881 годов в дальневосточные во
ды снова была послана русская эскадра, для которой требовалась постоянн
ая незамерзающая база, Ц именно эти события, а также борьба «восточного
» и «западного» направлений в русской внешней политике и послужили прич
иной для появления очерков Крестовского. Интересно, что уже три года спу
стя после публикации очерков на Дальнем Востоке разразился новый кризи
с, вызванный просьбой Кореи о русском протекторате и захватом англичана
ми удобного порта Гамильтон на расположенном совсем недалеко от Цусимы
корейском острове Комунь-до.
Противостояние России и Англии продолжало обостряться, и уже в 1886 году на
страницах вполне серьезного и не склонного к беспочвенному фантазиров
анию журнала «Русское судоходство» появились первые главы романа «Кре
йсер „Русская надежда“», посвященного грядущему морскому столкновению
России и Британии. Автор, укрывшийся под инициалами «А. К.», представил чи
тателю впечатляющую картину будущей войны Ц политические интриги, мор
ские баталии, современная боевая техника и новые тактические приемы боя
. Уже в следующем году книга была опубликована в Санкт-Петербурге отдель
ным изданием под собственным именем автора. Им оказался Александр Конке
вич Ц участник русско-турецкой войны, морской офицер, военный публицис
т и писатель, автор ряда беллетристических произведений, подписанных пс
евдонимом «А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72