А 11-м тан
ковым корпусом командует Ющук, и он не единственный советский командир,
фамилию которого западнее Рейна не могут произнести люди, чьей професси
ей является знание противника, как родного. Впрочем, это так, мелочи.
Ц Я бы не переоценивал достигнутые за последние дни успехи, Ц сказал Ве
рховный Главнокомандующий на заседании Ставки. Ц Наши бывшие союзники
все-таки начали свое наступление, острие которого проникает все глубже
в позиции Второго Прибалтийского фронта. Является ли он их целью? Пожалу
й, нет. Слишком много они для этого сконцентрировали сил. Их целью являетс
я разгром всей нашей северной группировки, которая, по их мнению, чересчу
р зарвалась: то есть Ленинградского и всех трех Прибалтийских фронтов, а
также Третьего Белорусского. Количество армий сторон сравнивать глупо
... Даже в том бардаке, который они сейчас имеют, их армии отличаются по разм
еру раза в три. Что говорить о наших... Если же сравнивать танки и пушки, то б
удет примерно одинаково, насколько мы можем судить. Но вот что интересно,
товарищи...
Сталин, машинально постукивая черенком трубки по краю стола, оглядел нем
ногих членов Ставки Верховного Командования, находившихся не на фронта
х, а в Москве.
Ц Для хорошего наступления нужно превосходить противника в четыре, в ш
есть, а лучше в десять раз по основным видам вооружений. А у них этого нет, н
аступают они примерно равными нам силами. Это очень странно. То ли у них ес
ть что-то в запасе, чего мы не учли, то ли они нас совсем за ровню себе не счи
тают Ц закидаем, мол, фуражками. Но это вряд ли, последние дни их могли кое-
чему научить. Скорее всего, они просто не владеют информацией. Монтгомер
и Ц увлекающийся человек, маневренная война могла просто не оставить ем
у достаточно времени для тщательной оценки ситуации. Сейчас они вклинив
аются между Еременко и Баграмяном, давят танками позиции наших 10-й Гварде
йской и 42-й армий... И получают всеми силами и средствами соответственно. А
вот когда они их проутюжат, профильтруют и пойдут дальше, вот тут-то самое
интересное и начнется... У товарищей Казакова и Свиридова неблагодарная
задача Ц умереть на своих позициях. Мы не можем их отвести, потому что поз
дно определили направление главного удара американских и английских в
ойск. Теперь они должны потрепать и американцев, и англичан, да и немцев то
же. Уверен, на это они способны... Да... Общее руководство осуществляет фельд
маршал Монтгомери?
Ц Так точно, товарищ Сталин.
Ц И это тоже интересно... Предыдущий раз он осуществлял общее руководств
о крупной войсковой операцией с привлечением сил нескольких стран толь
ко при высадке в Нормандии, в июне, с тех пор ему большой воли не давали... Вс
ем, уверен, интересно, как он справится в этот раз. Кто у них на острие?
Ц Немцы, Ц ответил Штеменко. Ц Новички на нашем фронте, могут нарватьс
я с непривычки. Монтгомери их, похоже, за пушечное мясо держит, гонит впере
д без оглядки. В первом ударе немцы двести танков пустили, но достаточно л
егко откатились назад. Штук пятьдесят на наших позициях осталось. А чере
з два часа 5-я танковая армия нанесла удар чуть севернее, по армии генерал
а Казакова. В этом ударе было, по нашим прикидкам, танков двести-триста, в т
ом числе значительное число тяжелых и сверхтяжелых, которые, несмотря на
отчаянное сопротивление наших войск, несколькими клиньями рассекли по
зиции 10-й Гвардейской армии...
Ц Что делается для восстановления положения? Ц спросил Сталин вполне
спокойным голосом.
Ц Пока ничего, товарищ Сталин.
Тот спокойно кивнул. Идея Жукова обсуждалась достаточно подробно, чтобы
Верховный проникся ее замыслом. Многих коробила такая откровенная жест
окость, но это, во всяком случае, было хоть как-то оправдано с военной точк
и зрения. Когда дивизии просто бросают на пулеметы в наступлении без под
готовки, а потом за их гибель снимают их же командиров Ц это одно. А когда
ими жертвуют ради более крупной цели Ц это уже совсем другое. Оба способ
а, к сожалению, стали уже частью русского стиля ведения войны, но к сорок ч
етвертому за первый, по крайней мере, начали карать.
В данном случае Сталин и Жуков принесли в жертву две армии, на которых при
шелся удар Монтгомери. Не из излишней кровожадности, не для собственного
удовольствия и не легко. Просто так было необходимо. Это было ценой. Вплот
ь до вчерашнего дня не было известно, на кого именно придется главный наж
им, и только к полудню выяснилось, что 22-я армия осталась чуть южнее полосы
вражеского наступления. В отличие от обычной советской тактики, когда на
ступление начиналось одновременно на нескольких участках, поддерживае
мое многочисленными отвлекающими и вспомогательными ударами, противни
к сконцентрировался на одном, достаточно узком, секторе, вложив в него вс
ю огневую мощь первого эшелона, и только после обозначения успеха начал
распирать создавшиеся коридоры значительными силами.
Когда к вечеру семнадцатого немцы получили все, на что еще были способны
обреченные армии, к ним присоединились американские и британские дивиз
ии, начавшие развивать наступление за Мюнстер и Белефельд. Взломав без б
ольшого труда не слишком-то устойчивую оборону только недавно начавших
закапываться в землю русских, 1-я американская армия развернулась почти
прямо на север, став разграничителем усилий новых союзников по рассечен
ию советских фронтов на британо-германскую и американскую «зоны ответс
твенности».
Командующий армией генерал-лейтенант армии США Куртни Ходжес получил к
наступлению на одну дивизию меньше обещанного Ц VIII корпус остался без 106-
й пехотной дивизии, которая в ополовиненном состоянии была придержана в
глубоком тылу для доформирования. Но армия зато имела полнокровную брон
етанковую дивизию Ц величайшую ценность на Русском фронте, где количес
тво танков на километр определяло успех или неуспех операции, производи
вшейся на любую мало-мальски значительную глубину. Американская 9-я брон
етанковая дивизия была одной из немногих частей, не имевших своего прозв
ища, так популярного среди остальных. Только в армию Ходжеса входили «Пл
ющ» (4-я пехотная), «Голова индейца» (2-я пехотная), «Ключевая» (или «Краеугол
ьная») 28-я пехотная, а в соседях у них были дивизии с самыми разными экзотич
ескими названиями и эмблемами, включая бронетанковые «Везучую семерку
» и «Ад на колесах».
Привнесение в войну чего-то личного имело гораздо большее значение, чем
может показаться с первого взгляда. Война является механизмом, направле
нным на уничтожение в человеке всего внутреннего, всего своего, не откры
того другим. Только генерал или маршал получают наконец право хоть на ка
кую-то оригинальность, на выражение своих мыслей, не до конца подавляемо
е вышестоящим начальством. Непосредственно же воюющие люди одеваются в
одинаковую для всех форму, им выдают одинаковое оружие, они носят каски, к
оторые делают их похожими как гвозди. Все это подчинено одной цели Ц дат
ь человеку понять, что его личные переживания, его собственное, частное н
ежелание умирать не имеет никакого значения, что он всего лишь один из мн
огих. И только когда продолжительность жизни человека на войне начинает
несколько возрастать, когда пришедшие в часть солдаты успевают познако
миться друг с другом, прежде чем их убьют или отправят в дальний госпитал
ь, только тогда можно начинать чуть-чуть понижать этот забор, ограждающи
й человеческие привычки, выкрашенный, соответственно, в «полевой серый»
или желтовато-зеленый цвет гимнастерок. При этом человек все еще остает
ся винтиком, но ему начинают разрешать считать ту машину, в которой он вви
нчен, своей. Тогда и появляются напыщенные названия вроде германских «Ва
ллонии» или «Охраны фюрера», политически выверенные «Ясский», «Львовск
ий» и так далее у советских дивизий и корпусов и более раскованные, иногд
а даже юмористические, вроде «Громыхающего Стада»
«Тhundering Herd», американская 8-я бр
онетанковая дивизия.
, у американцев. И солдаты начинают даже гордиться этими названиями
Ц не понимая, что все это не имеет никакого значения для бессмысленного
железа, несколько граммов которого, если им придать подходящую форму и д
остаточную скорость, способны пресечь жизнь участвующего во всем этом б
езумии человека, оставив его семье лишь желтеющую похоронку или свернут
ый треугольником флаг с пришпиленной к нему медалью. И постаревшие солда
ты, пережившие его на десятки лет, будут говорить: «Да, мы были «К
ричащими Орлами»
«Screaming Eagles», американская 101-я парашютно-десантная дивизия.
или «Гвардейским Краснознаменным Одесским полком», мы были крутые
ребята, все как один...» И старики будут кивать головами и вспоминать давн
о забытые имена Ц потому что у них больше нет оружия и нет сил, и гордые на
звания на эмблемах и нашивках, раз или два в год пришпиливаемых к граждан
ским костюмам, Ц это все, что у них осталось...
Для солдат советских армий, разбитых, разрубленных на части, выжженных а
ртиллерией и вытоптанных траками немецких, американских, английских ил
и канадских танков, это все не имело никакого значения. Даже для тех из них
, кто еще оставался жив. 130-й латышский стрелковый корпус генерала Брантка
лна, один из немногих еще держащихся островков в море текущих на северо-в
осток дивизий с белыми крестами и белыми звездами на танковой броне, дож
ивал свои последние часы. Цепочка холмов, вытянувшаяся почти правильной
дугой между двумя испепеленными фольварками, была истерзана всеми вида
ми оружия Ц насколько это только возможно. Считать немецкую артиллерию
слабой может только тот, кто не был под ее ударом. И считать немецкую авиац
ию разбитой может только тот, на кого в конце сорок четвертого года не пад
али бомбы «восемьдесят восьмых», безнаказанно плывущих в затянутом дым
ом пожаров небе.
Их обошли уже слева и справа, и «пантеры» уже пытались ударить сзади Ц и т
ак же отходили, ища себе более полезное для здоровья занятие, чем добиван
ие отчаянно огрызавшегося корпуса. Бранткалн все понимал. Его, конечно, н
е просвещали в высоких штабах о его истинной задаче, и он ни разу не видел
лично ни Жукова, ни тем более Сталина Ц но весь опыт, полученный кровью, с
воей и чужой, ясно давал ему понять Ц это конец. Генерал знал, что их не бро
сили: пока связь была, Казаков и Еременко твердили ему: «Держись, только де
ржись, сколько сможешь». Но ни один из них не заикнулся о том, сколько имен
но надо держаться, пока не подойдут свои. Что это означает, было понятно. К
орпусом пожертвовали, и армией пожертвовали, и, наверное, не ею одной Ц чт
обы втянуть в сражение как можно больше вражеских сил, пустить им первую
кровь, заставить тратить силы, замедлять продвижение, дезориентировать.
Это было по-русски, и это было, наверное, правильно. Командарм и комфронта
не бросали корпуса на произвол судьбы, они задействовали весь диапазон с
воих средств, чтобы продать свою жизнь подороже, это было именно то, что от
них требовалось на этом этапе. Артиллерийские полки, уцелевшие в первые
часы или, вопреки воле врагов, спасенные отчаянно, зло дерущимися летчик
ами воздушных армий, управляемые с максимумом изворотливости и хитрост
и, на которые были способны советские офицеры, двигались и стреляли. Эска
дрильи бомбардировщиков прорывались к линии фронта, сбрасывали свой гр
уз и откатывались назад, теряя машины и людей. Засады немногочисленных о
ставленных армиями танковых батальонов расстреливали «Королевских ти
гров» и двигавшихся за ними «шерманов», зная, что сигнала к отступлению н
е будет. Человека нельзя припирать к стене. В нем может проснуться темное,
страшное чувство, затягивающее разум в такую глубокую воронку, выхода из
которой нет, даже если он останется жив.
Когда на бойца смотрит смерть и ясно, что спасения нет и быть не может, что
кавалерия Буденного не спешит с боевым кличем тебе на помощь, сметая вра
гов, Ц тогда у разума может быть только три выхода. Первый Ц сказать себ
е: «Это все равно конец, нет никакого смысла, все равно убьют», и поднять ру
ки. В сдавшихся стрелять не будут, противник наступает успешно, и пленные
могут получить шанс пережить первые часы, когда ворвавшиеся в их окопы с
олдаты действуют еще сами по себе, не связанные правилами и надзором тыл
овых чистоплюев. Но до этого можно и не дожить, потому что таких людей, не р
аздумывая, убивают свои Ц те, кто выбрал другую дорогу. «Это все равно кон
ец, все равно убьют», Ц говорят себе те, другие. И заканчивают: «Так сдохне
м же так, чтобы они всю жизнь потом боялись». И тогда контроль берет то, что
определяет жизнь человека, бессознательное, глубинное, едва покрытое на
летом цивилизованности, воспитания, научного атеизма или, наоборот, церк
овных заповедей. Человек впадает в состояние боевого безумия, подхлесты
ваемого химией разлагающихся азотных соединений застилающего все вокр
уг порохового и тротилового дыма. Превращая его в зверя, бессознательное
выбирает один из всего лишь двух возможных выходов, позволяющих не выпа
дать из окружающей действительности до тех пор, пока избавление наконец
не придет. Это может быть кураж или злоба. В каждой национальности люди де
лятся в подобном выборе на примерно одинаковые доли. Все эти ироничные и
стории про «горячих эстонских» пли «латышских» парней, про хладнокрови
е англичан или немцев Ц все это правда только в нормальной жизни. 8-й эсто
нский корпус был в армии Старикова на Ленинградском, 16-я литовская дивизи
я была на 1-м Прибалтийском, у армянина Баграмяна. В Латышском стрелковом
корпусе, воевавшем на 2-м Прибалтийском фронте, русских, евреев, узбеков и
татар было сейчас не меньше, чем латышей и эстонцев. Выставивший перед со
бой ствол «Дегтярева» белобрысый латыш, в озверении полосующий огнем пе
ребегающие в дыму фигуры, мог, обернувшись вправо, увидеть оскаленного р
усского парня, выцеливающего офицеров, встав почти в полный рост, плююще
го на воющие вокруг осколки, а слева Ц горбоносого осетина, с рычанием вы
дергивающего грязными пальцами изо рта обломки выбитых пулей зубов, не о
трываясь от автомата.
Ц Уходи, девочка, назад! Уходи, я тебя умоляю!..
Комбат, заросший черной грязью, страшный, с горящими, налитыми кровью гла
зами, буквально выл, оскалившись, на нее и набиваемый ею диск.
Ц Не пори ерунду, командир. Некуда мне идти. Нейтралки больше нет, и тыла т
оже. Не пойду я никуда.
Аня не была дурой, хотя находилась на фронте всего третий день. Все ей было
ясно с ее несостоявшейся военной карьерой. Просто женщине сложнее было
впустить внутрь себя зверя, войти в то состояние, которое облегчает посл
едние минуты жизни осознавшим себя мужикам. Да она и женщиной-то еще не бы
ла...
Зная, что ничего у нее с комбатом нет и быть не может, она все же решила прий
ти к нему, чтобы остаться рядом. Даже не пришла, просто привело ее. Насколь
ко вокруг хватало глаз, все горело и вспыхивало, меняя очертания. В ложбин
ках между холмами и на бывшей трехсотметровой нейтральной полосе, сплош
ь перекопанной на метр в глубину, горели танки и бронемашины. В двухстах м
етрах прямо перед КП батальона в землю воткнулся сбитый в самом начале «
Ильюшин» Ц большая часть фюзеляжа самолета, как ни странно, уцелела, и до
сих пор сквозь уже мелкие язычки пламени был виден обгоревший скелет стр
елка.
Когда началось по-крупному, на командном пункте батальона собралось чел
овек пятнадцать бойцов, к четвертой атаке их осталось девять. Если бы все
снаряды, которые взорвались в расположении их батальона, упали за секунд
у, земля просто бы провалилась внутрь себя, забрав всех бойцов с собой, но
немецкий и американский огонь подчинялся той же самой статистике, дающе
й погрешность на несколько человеческих душ, которые выживут всегда, при
любом обстреле. Аня молча поглаживала свою винтовку, успокоенная тем, чт
о комбат отвернулся и больше не гонит ее. В метре справа сидел, приваливши
сь к стенке окопа, мертвый боец, крепко обхвативший двумя руками пулемет
ный диск Ц наверное, тот самый второй номер, за которого капитан набивал
диск до того, как она пришла. Хотя и первого тоже убило.
В воздухе послышался вой. Звук приближался, усложняясь, и когда все попад
али на дно траншеи, излил себя дюжиной разрывов спереди и сзади, потом еще
и еще. Воздух трясся и забивал в ноздри и уши смешанную с земляной крошкой
пыль, дышать было почти невозможно, но это и не требовалось. Спокойно разг
лядывая лицо чернолицего сержанта, который, неслышным шепотом матерясь (
по губам вполне можно было разобрать), поспешно утапливал патроны в объе
мистый диск своего ППШ, Аня ждала, пока налет закончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
ковым корпусом командует Ющук, и он не единственный советский командир,
фамилию которого западнее Рейна не могут произнести люди, чьей професси
ей является знание противника, как родного. Впрочем, это так, мелочи.
Ц Я бы не переоценивал достигнутые за последние дни успехи, Ц сказал Ве
рховный Главнокомандующий на заседании Ставки. Ц Наши бывшие союзники
все-таки начали свое наступление, острие которого проникает все глубже
в позиции Второго Прибалтийского фронта. Является ли он их целью? Пожалу
й, нет. Слишком много они для этого сконцентрировали сил. Их целью являетс
я разгром всей нашей северной группировки, которая, по их мнению, чересчу
р зарвалась: то есть Ленинградского и всех трех Прибалтийских фронтов, а
также Третьего Белорусского. Количество армий сторон сравнивать глупо
... Даже в том бардаке, который они сейчас имеют, их армии отличаются по разм
еру раза в три. Что говорить о наших... Если же сравнивать танки и пушки, то б
удет примерно одинаково, насколько мы можем судить. Но вот что интересно,
товарищи...
Сталин, машинально постукивая черенком трубки по краю стола, оглядел нем
ногих членов Ставки Верховного Командования, находившихся не на фронта
х, а в Москве.
Ц Для хорошего наступления нужно превосходить противника в четыре, в ш
есть, а лучше в десять раз по основным видам вооружений. А у них этого нет, н
аступают они примерно равными нам силами. Это очень странно. То ли у них ес
ть что-то в запасе, чего мы не учли, то ли они нас совсем за ровню себе не счи
тают Ц закидаем, мол, фуражками. Но это вряд ли, последние дни их могли кое-
чему научить. Скорее всего, они просто не владеют информацией. Монтгомер
и Ц увлекающийся человек, маневренная война могла просто не оставить ем
у достаточно времени для тщательной оценки ситуации. Сейчас они вклинив
аются между Еременко и Баграмяном, давят танками позиции наших 10-й Гварде
йской и 42-й армий... И получают всеми силами и средствами соответственно. А
вот когда они их проутюжат, профильтруют и пойдут дальше, вот тут-то самое
интересное и начнется... У товарищей Казакова и Свиридова неблагодарная
задача Ц умереть на своих позициях. Мы не можем их отвести, потому что поз
дно определили направление главного удара американских и английских в
ойск. Теперь они должны потрепать и американцев, и англичан, да и немцев то
же. Уверен, на это они способны... Да... Общее руководство осуществляет фельд
маршал Монтгомери?
Ц Так точно, товарищ Сталин.
Ц И это тоже интересно... Предыдущий раз он осуществлял общее руководств
о крупной войсковой операцией с привлечением сил нескольких стран толь
ко при высадке в Нормандии, в июне, с тех пор ему большой воли не давали... Вс
ем, уверен, интересно, как он справится в этот раз. Кто у них на острие?
Ц Немцы, Ц ответил Штеменко. Ц Новички на нашем фронте, могут нарватьс
я с непривычки. Монтгомери их, похоже, за пушечное мясо держит, гонит впере
д без оглядки. В первом ударе немцы двести танков пустили, но достаточно л
егко откатились назад. Штук пятьдесят на наших позициях осталось. А чере
з два часа 5-я танковая армия нанесла удар чуть севернее, по армии генерал
а Казакова. В этом ударе было, по нашим прикидкам, танков двести-триста, в т
ом числе значительное число тяжелых и сверхтяжелых, которые, несмотря на
отчаянное сопротивление наших войск, несколькими клиньями рассекли по
зиции 10-й Гвардейской армии...
Ц Что делается для восстановления положения? Ц спросил Сталин вполне
спокойным голосом.
Ц Пока ничего, товарищ Сталин.
Тот спокойно кивнул. Идея Жукова обсуждалась достаточно подробно, чтобы
Верховный проникся ее замыслом. Многих коробила такая откровенная жест
окость, но это, во всяком случае, было хоть как-то оправдано с военной точк
и зрения. Когда дивизии просто бросают на пулеметы в наступлении без под
готовки, а потом за их гибель снимают их же командиров Ц это одно. А когда
ими жертвуют ради более крупной цели Ц это уже совсем другое. Оба способ
а, к сожалению, стали уже частью русского стиля ведения войны, но к сорок ч
етвертому за первый, по крайней мере, начали карать.
В данном случае Сталин и Жуков принесли в жертву две армии, на которых при
шелся удар Монтгомери. Не из излишней кровожадности, не для собственного
удовольствия и не легко. Просто так было необходимо. Это было ценой. Вплот
ь до вчерашнего дня не было известно, на кого именно придется главный наж
им, и только к полудню выяснилось, что 22-я армия осталась чуть южнее полосы
вражеского наступления. В отличие от обычной советской тактики, когда на
ступление начиналось одновременно на нескольких участках, поддерживае
мое многочисленными отвлекающими и вспомогательными ударами, противни
к сконцентрировался на одном, достаточно узком, секторе, вложив в него вс
ю огневую мощь первого эшелона, и только после обозначения успеха начал
распирать создавшиеся коридоры значительными силами.
Когда к вечеру семнадцатого немцы получили все, на что еще были способны
обреченные армии, к ним присоединились американские и британские дивиз
ии, начавшие развивать наступление за Мюнстер и Белефельд. Взломав без б
ольшого труда не слишком-то устойчивую оборону только недавно начавших
закапываться в землю русских, 1-я американская армия развернулась почти
прямо на север, став разграничителем усилий новых союзников по рассечен
ию советских фронтов на британо-германскую и американскую «зоны ответс
твенности».
Командующий армией генерал-лейтенант армии США Куртни Ходжес получил к
наступлению на одну дивизию меньше обещанного Ц VIII корпус остался без 106-
й пехотной дивизии, которая в ополовиненном состоянии была придержана в
глубоком тылу для доформирования. Но армия зато имела полнокровную брон
етанковую дивизию Ц величайшую ценность на Русском фронте, где количес
тво танков на километр определяло успех или неуспех операции, производи
вшейся на любую мало-мальски значительную глубину. Американская 9-я брон
етанковая дивизия была одной из немногих частей, не имевших своего прозв
ища, так популярного среди остальных. Только в армию Ходжеса входили «Пл
ющ» (4-я пехотная), «Голова индейца» (2-я пехотная), «Ключевая» (или «Краеугол
ьная») 28-я пехотная, а в соседях у них были дивизии с самыми разными экзотич
ескими названиями и эмблемами, включая бронетанковые «Везучую семерку
» и «Ад на колесах».
Привнесение в войну чего-то личного имело гораздо большее значение, чем
может показаться с первого взгляда. Война является механизмом, направле
нным на уничтожение в человеке всего внутреннего, всего своего, не откры
того другим. Только генерал или маршал получают наконец право хоть на ка
кую-то оригинальность, на выражение своих мыслей, не до конца подавляемо
е вышестоящим начальством. Непосредственно же воюющие люди одеваются в
одинаковую для всех форму, им выдают одинаковое оружие, они носят каски, к
оторые делают их похожими как гвозди. Все это подчинено одной цели Ц дат
ь человеку понять, что его личные переживания, его собственное, частное н
ежелание умирать не имеет никакого значения, что он всего лишь один из мн
огих. И только когда продолжительность жизни человека на войне начинает
несколько возрастать, когда пришедшие в часть солдаты успевают познако
миться друг с другом, прежде чем их убьют или отправят в дальний госпитал
ь, только тогда можно начинать чуть-чуть понижать этот забор, ограждающи
й человеческие привычки, выкрашенный, соответственно, в «полевой серый»
или желтовато-зеленый цвет гимнастерок. При этом человек все еще остает
ся винтиком, но ему начинают разрешать считать ту машину, в которой он вви
нчен, своей. Тогда и появляются напыщенные названия вроде германских «Ва
ллонии» или «Охраны фюрера», политически выверенные «Ясский», «Львовск
ий» и так далее у советских дивизий и корпусов и более раскованные, иногд
а даже юмористические, вроде «Громыхающего Стада»
«Тhundering Herd», американская 8-я бр
онетанковая дивизия.
, у американцев. И солдаты начинают даже гордиться этими названиями
Ц не понимая, что все это не имеет никакого значения для бессмысленного
железа, несколько граммов которого, если им придать подходящую форму и д
остаточную скорость, способны пресечь жизнь участвующего во всем этом б
езумии человека, оставив его семье лишь желтеющую похоронку или свернут
ый треугольником флаг с пришпиленной к нему медалью. И постаревшие солда
ты, пережившие его на десятки лет, будут говорить: «Да, мы были «К
ричащими Орлами»
«Screaming Eagles», американская 101-я парашютно-десантная дивизия.
или «Гвардейским Краснознаменным Одесским полком», мы были крутые
ребята, все как один...» И старики будут кивать головами и вспоминать давн
о забытые имена Ц потому что у них больше нет оружия и нет сил, и гордые на
звания на эмблемах и нашивках, раз или два в год пришпиливаемых к граждан
ским костюмам, Ц это все, что у них осталось...
Для солдат советских армий, разбитых, разрубленных на части, выжженных а
ртиллерией и вытоптанных траками немецких, американских, английских ил
и канадских танков, это все не имело никакого значения. Даже для тех из них
, кто еще оставался жив. 130-й латышский стрелковый корпус генерала Брантка
лна, один из немногих еще держащихся островков в море текущих на северо-в
осток дивизий с белыми крестами и белыми звездами на танковой броне, дож
ивал свои последние часы. Цепочка холмов, вытянувшаяся почти правильной
дугой между двумя испепеленными фольварками, была истерзана всеми вида
ми оружия Ц насколько это только возможно. Считать немецкую артиллерию
слабой может только тот, кто не был под ее ударом. И считать немецкую авиац
ию разбитой может только тот, на кого в конце сорок четвертого года не пад
али бомбы «восемьдесят восьмых», безнаказанно плывущих в затянутом дым
ом пожаров небе.
Их обошли уже слева и справа, и «пантеры» уже пытались ударить сзади Ц и т
ак же отходили, ища себе более полезное для здоровья занятие, чем добиван
ие отчаянно огрызавшегося корпуса. Бранткалн все понимал. Его, конечно, н
е просвещали в высоких штабах о его истинной задаче, и он ни разу не видел
лично ни Жукова, ни тем более Сталина Ц но весь опыт, полученный кровью, с
воей и чужой, ясно давал ему понять Ц это конец. Генерал знал, что их не бро
сили: пока связь была, Казаков и Еременко твердили ему: «Держись, только де
ржись, сколько сможешь». Но ни один из них не заикнулся о том, сколько имен
но надо держаться, пока не подойдут свои. Что это означает, было понятно. К
орпусом пожертвовали, и армией пожертвовали, и, наверное, не ею одной Ц чт
обы втянуть в сражение как можно больше вражеских сил, пустить им первую
кровь, заставить тратить силы, замедлять продвижение, дезориентировать.
Это было по-русски, и это было, наверное, правильно. Командарм и комфронта
не бросали корпуса на произвол судьбы, они задействовали весь диапазон с
воих средств, чтобы продать свою жизнь подороже, это было именно то, что от
них требовалось на этом этапе. Артиллерийские полки, уцелевшие в первые
часы или, вопреки воле врагов, спасенные отчаянно, зло дерущимися летчик
ами воздушных армий, управляемые с максимумом изворотливости и хитрост
и, на которые были способны советские офицеры, двигались и стреляли. Эска
дрильи бомбардировщиков прорывались к линии фронта, сбрасывали свой гр
уз и откатывались назад, теряя машины и людей. Засады немногочисленных о
ставленных армиями танковых батальонов расстреливали «Королевских ти
гров» и двигавшихся за ними «шерманов», зная, что сигнала к отступлению н
е будет. Человека нельзя припирать к стене. В нем может проснуться темное,
страшное чувство, затягивающее разум в такую глубокую воронку, выхода из
которой нет, даже если он останется жив.
Когда на бойца смотрит смерть и ясно, что спасения нет и быть не может, что
кавалерия Буденного не спешит с боевым кличем тебе на помощь, сметая вра
гов, Ц тогда у разума может быть только три выхода. Первый Ц сказать себ
е: «Это все равно конец, нет никакого смысла, все равно убьют», и поднять ру
ки. В сдавшихся стрелять не будут, противник наступает успешно, и пленные
могут получить шанс пережить первые часы, когда ворвавшиеся в их окопы с
олдаты действуют еще сами по себе, не связанные правилами и надзором тыл
овых чистоплюев. Но до этого можно и не дожить, потому что таких людей, не р
аздумывая, убивают свои Ц те, кто выбрал другую дорогу. «Это все равно кон
ец, все равно убьют», Ц говорят себе те, другие. И заканчивают: «Так сдохне
м же так, чтобы они всю жизнь потом боялись». И тогда контроль берет то, что
определяет жизнь человека, бессознательное, глубинное, едва покрытое на
летом цивилизованности, воспитания, научного атеизма или, наоборот, церк
овных заповедей. Человек впадает в состояние боевого безумия, подхлесты
ваемого химией разлагающихся азотных соединений застилающего все вокр
уг порохового и тротилового дыма. Превращая его в зверя, бессознательное
выбирает один из всего лишь двух возможных выходов, позволяющих не выпа
дать из окружающей действительности до тех пор, пока избавление наконец
не придет. Это может быть кураж или злоба. В каждой национальности люди де
лятся в подобном выборе на примерно одинаковые доли. Все эти ироничные и
стории про «горячих эстонских» пли «латышских» парней, про хладнокрови
е англичан или немцев Ц все это правда только в нормальной жизни. 8-й эсто
нский корпус был в армии Старикова на Ленинградском, 16-я литовская дивизи
я была на 1-м Прибалтийском, у армянина Баграмяна. В Латышском стрелковом
корпусе, воевавшем на 2-м Прибалтийском фронте, русских, евреев, узбеков и
татар было сейчас не меньше, чем латышей и эстонцев. Выставивший перед со
бой ствол «Дегтярева» белобрысый латыш, в озверении полосующий огнем пе
ребегающие в дыму фигуры, мог, обернувшись вправо, увидеть оскаленного р
усского парня, выцеливающего офицеров, встав почти в полный рост, плююще
го на воющие вокруг осколки, а слева Ц горбоносого осетина, с рычанием вы
дергивающего грязными пальцами изо рта обломки выбитых пулей зубов, не о
трываясь от автомата.
Ц Уходи, девочка, назад! Уходи, я тебя умоляю!..
Комбат, заросший черной грязью, страшный, с горящими, налитыми кровью гла
зами, буквально выл, оскалившись, на нее и набиваемый ею диск.
Ц Не пори ерунду, командир. Некуда мне идти. Нейтралки больше нет, и тыла т
оже. Не пойду я никуда.
Аня не была дурой, хотя находилась на фронте всего третий день. Все ей было
ясно с ее несостоявшейся военной карьерой. Просто женщине сложнее было
впустить внутрь себя зверя, войти в то состояние, которое облегчает посл
едние минуты жизни осознавшим себя мужикам. Да она и женщиной-то еще не бы
ла...
Зная, что ничего у нее с комбатом нет и быть не может, она все же решила прий
ти к нему, чтобы остаться рядом. Даже не пришла, просто привело ее. Насколь
ко вокруг хватало глаз, все горело и вспыхивало, меняя очертания. В ложбин
ках между холмами и на бывшей трехсотметровой нейтральной полосе, сплош
ь перекопанной на метр в глубину, горели танки и бронемашины. В двухстах м
етрах прямо перед КП батальона в землю воткнулся сбитый в самом начале «
Ильюшин» Ц большая часть фюзеляжа самолета, как ни странно, уцелела, и до
сих пор сквозь уже мелкие язычки пламени был виден обгоревший скелет стр
елка.
Когда началось по-крупному, на командном пункте батальона собралось чел
овек пятнадцать бойцов, к четвертой атаке их осталось девять. Если бы все
снаряды, которые взорвались в расположении их батальона, упали за секунд
у, земля просто бы провалилась внутрь себя, забрав всех бойцов с собой, но
немецкий и американский огонь подчинялся той же самой статистике, дающе
й погрешность на несколько человеческих душ, которые выживут всегда, при
любом обстреле. Аня молча поглаживала свою винтовку, успокоенная тем, чт
о комбат отвернулся и больше не гонит ее. В метре справа сидел, приваливши
сь к стенке окопа, мертвый боец, крепко обхвативший двумя руками пулемет
ный диск Ц наверное, тот самый второй номер, за которого капитан набивал
диск до того, как она пришла. Хотя и первого тоже убило.
В воздухе послышался вой. Звук приближался, усложняясь, и когда все попад
али на дно траншеи, излил себя дюжиной разрывов спереди и сзади, потом еще
и еще. Воздух трясся и забивал в ноздри и уши смешанную с земляной крошкой
пыль, дышать было почти невозможно, но это и не требовалось. Спокойно разг
лядывая лицо чернолицего сержанта, который, неслышным шепотом матерясь (
по губам вполне можно было разобрать), поспешно утапливал патроны в объе
мистый диск своего ППШ, Аня ждала, пока налет закончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72