В сорок третьем, когда Амет-Хан был на побывке в Крыму, у него арестовали б
рата и пришли за родителями. Это было в тот день, когда было объявлено, что
крымские татары желали победы Гитлеру. Услышав ночью крики матери под ок
ном, Амет-Хан голым выпрыгнул в сад со второго этажа родного дома и мгнове
нным ударом кулака свалил рослого парня с малиновыми петлицами, волокущ
его его старую мать к калитке. Второй, удерживающий до этого его отца, отто
лкнул того в сторону и сорвал с плеча карабин. Озверевший капитан влепил
ему прямой в горло, но в сад на крики очухавшегося энкавэдешника уже ломи
лась подмога. Тут бы его, несомненно, и пристрелили бы, если бы не выпрыгну
вший в то же окно капитан-однополчанин, приехавший в Крым вместе с Амет-Х
аном. Секунды, прошедшие с момента, когда под окном раздался женский крик,
летчик потратил на то, чтобы натянуть брюки и всунуть руки в рукава кител
я. Появление капитана со звездой Героя на груди несколько притормозило ч
екистов, а тот, подойдя и ухватив друга за плечо, не терпящим возражений то
ном приказал ему пойти в дом и одеться. Бледный от ярости Амет-Хан ушел и п
оявился через минуту, застегивая воротничок. На его груди горела такая ж
е звезда, как и у однополчанина, а кобура ТТ была расстегнута и сдвинута на
живот. К этому моменту на сцене появился майор НКВД, который настолько бы
стро осознал ситуацию, что не издал ни звука. Было понятно, что стрелять ка
питан-летчик с лицом горца и Золотой Звездой на кителе будет при малейше
м поводе и в лоб, причем начнет с него.
В конце концов родителей Амет-Хана оставили в покое, хотя им пришлось уех
ать в Цовкру, на родину отца, Ц но брат пропал навсегда. Это превратило ве
селого красавца Амета в машину убийства, срывающего зло на врагах. Он рас
стреливал мотоциклистов на дорогах и вел собственный счет убитым. Понем
ногу к нему начало возвращаться его жизнелюбие, во многом благодаря неве
роятной красоты молодой жене, вызывающей у всех восхищение, Ц но ни с одн
им человеком с малиновым околышем на фуражке он с тех пор не заговорил ни
разу. О его истории знали все и по молчаливому мужскому уговору никогда н
е касались ее. Женатых летчиков предвоенного поколения, таких как Покрыш
кин и Султан, в полку было немало, и полковник Покрышев потратил немало вр
емени на то, чтобы организовать все необходимые для приезда семей летчик
ов бумаги.
К третьему июля в части насчитывалось уже полтора десятка пилотов, полет
ы были наконец разрешены, и четыре яковлевских машины были загружены с у
тра до вечера. БАО «учебного полка» формировался прямо в Крыму, и нагрузк
а по их обслуживанию пришлась опять же на механиков испытательного отде
ла КБ. Наконец начали поговаривать о переезде в Крым. Почти все машины уже
перегнали туда, и Покрышев заочно, по телефону, перезнакомился почти со в
семи специалистами полка.
Пятого в полк прилетел Иван Раков, номинально принявший бомбардировочн
ую эскадрилью, которая также находилась частично в Крыму, частично еще н
а заводском поле. Раков был легендой авиации Ц живучий и почти не промах
ивающийся бомбер, воевавший на всех морских театрах, летавший на всех во
зможных видах морских бомбардировщиков и штурмовиков, один из немногих
живых Героев ударной морской авиации. Живой Ц это было очень важное сло
во, большинству Золотую Звезду давали только посмертно. Или уж «предсмер
тно». Теперь в авиагруппе было уже четыре человека с двумя Золотыми Звез
дами и полтора десятка Ц с одной. Вечера в столовой, когда пилоты меняли в
ыбеленные солнцем гимнастерки на новенькую чистую форму, производили н
а официанток неизгладимое впечатление. В полет вдали от фронта ходили бе
з наград.
К пятнадцатому состав был доведен почти до полного, не хватало обоих гро
банувшихся буквально перед самым переводом Глинок. Старший, получивший
незадолго до этого пулю в плечо от стрелка «штуки», был сбит немецкими ис
требителями, которых он необдуманно атаковал, имея неопытного ведомого.
Хотя он остался жив, выпрыгнув с парашютом, но сломанные нога и ключица ул
ожили летчика в госпиталь явно на долгий срок. Глинка-младший, которому п
рочили звено, разбился на отправляющемся в тыл Ли-2 Ц тоже остался жив и т
оже поломал немало костей. Вот ведь судьба...
Последние прибывшие отсыпались, отъедались, жадно выслушивали новости
и треп. Все мечтали о купаниях и полетах, о синем море, зеленых садиках, мол
одом крымском вине. Амет клялся, что знает до сих пор сохранившиеся декха
ны с невероятными крымскими блюдами. Его слушали с восхищением и облизыв
аясь. После обычной предотъездной суматохи с клятвами местным военным д
евушкам и прощальными поцелуями радостно собирающих чемоданы жен, позд
ним вечером загрузились в крытые грузовики и направились в сторону Моск
вы. Но вместо крупного аэродрома их повезли в самый центр города, к трем во
кзалам. Машины въехали на территорию Ленинградского, на въезде часовой п
роверил какие-то документы у шофера головной машины, которую сопровожда
л офицер НКВД, и в кузов к летчикам запрыгнул Федоровский.
Ц Григорий, что за дела? Ц Покрышев был больше удивлен, чем возмущен. Ц
Через какую задницу мы едем? И почему едем, а не летим?
Полковник, несший на своих плечах основную часть обеспечения, снабжения
и вообще организации, широко ухмыльнулся.
Ц Не удивляйся, Петро, мы немножко в другую сторону едем. Вокруг нас боль
ше секретности, чем ты думаешь. Ц Он продолжал радостно улыбаться, словн
о имел про запас что-то более притягательное, чем Крымское побережье. Кол
онна снова тронулась, несколько минут машины, раскачиваясь, ехали по как
им-то разбитым проездам и наконец встали.
Ц Все, приехали, теперь выгружай ребят.
Федоровский ловко выскочил из кузова, вслед за ним посыпались возбужден
но переговаривающиеся офицеры. Они стояли около небольшого состава с но
веньким, попыхивающим белым паром паровозом. Несколько темно-зеленых ва
гонов охранялись часовыми, да и вообще, было видно, что вокруг стоят какие
-то люди в форме. Здесь продолжалось движение, деловито ходили военные. Бы
ло уже достаточно темно, платформа освещалась скупо. Все это не было похо
же на обычную погрузку в воинский эшелон, с его суматохой, матом и теплушк
ами, набитыми молодыми солдатами. Да и сам поезд был почти довоенным Ц ни
одной платформы с зенитками к нему не прицепили.
Ц Литерный! Ц с удовольствием произнес Федоровский. Ц Ворошиловский.
По-маршальски поедем!
Ц Да куда поедем-то? Ц спросил стоявший рядом молодой майор, лицо котор
ого Федоровский еще не успел запомнить.
Ц А я разве не сказал? В Ленинград!
Ц Говорили же, в Крым?
Ц Ну, потом в Крым. Разве не интересно на свой авианосец посмотреть, а, кра
бы сухопутные?
Ц Я-то как раз не сухопутный, Ц засмеялся тот. Ц Я из Херсона!
Ц А чего в авиацию пошел, черноморец?
Ц Да чего там, Ц майор снова засмеялся, видимо, своим воспоминаниям. Ц К
уда уж призвали! Я военкому говорю Ц на флот! А он мне Ц фигу! В летную школ
у! Ну и попал в самое пекло...
Ц Полковник Покрышев? Ц к ним подбежал невысокий человечек, придержив
ающий фуражку рукой. Ц Начальник охраны спецпоезда подполковник Левад
зе. Второй вагон ваш, четвертый сержантского состава, по четыре человека
в купе. Отправление, Ц он посмотрел на часы, Ц через сорок пять минут. Где
ваш багаж?
Ц Багаж! Ц засмеялся Покрышев. Ц Наш багаж с нами! Вот! Ц он поддел ного
й поставленную на землю плотно набитую пару вещмешков.
Ц Тогда грузитесь, Ц козырнув, начальник охраны убежал к поезду.
Ц Народ! Ц обернулся полковник к курящим в стороне летчикам. Ц В Ленин
град едем! Докуриваем и грузимся, пилоты во второй, стрелки в четвертый! Но
сильщиков не будет!
Со смехом обмениваясь дружескими тычками, летуны потянулись к составу. У
некоторых были заслуженного вида фибровые чемоданы, большинство же нес
ли по одному или два вещмешка с истрепанными лямками Ц немудреное хозяй
ство фронтового офицера. На некоторых еще можно было прочесть выписанны
е чернильным карандашом фамилии прежних хозяев, одну поверх другой, в не
сколько слоев. Стоявший с заложенными за спину руками лейтенант госбезо
пасности проводил нестройную толпу «героев» презрительным взглядом. Н
и выправки, ни понятия о том, куда попали. «Фронтовики» хреновы. Проходивш
ий мимо него капитан в фуражке, сдвинутой на самый затылок, приостановил
ся совсем рядом, спуская с плеча мешок. Лейтенант усмехнулся и смерил его
взглядом с головы до ног. Помятое лицо, мускулатура подростка, мятая гимн
астерка Ц это было заметно даже при таком освещении. Сколько он себя пом
нил, ни один армеец не мог его взгляд выдержать: сверху вниз и с превосходс
твом сильного и уверенного в себе человека. Капитан, в свою очередь, взгля
нул на него с таким презрением, что особист мысленно сказал «Твою мать!». В
стретив такой взгляд на улице, чего еще ни разу не случалось, он провел бы
задержание, не теряя ни секунды, чтобы отбить у подлеца охоту так смотрет
ь на сотрудников госбезопасности и вообще поднимать глаза, пока его об э
том не попросят. Летчик сделал движение щеками Ц так, что у лейтенанта на
секунду перехватило дыхание. Однако обладатель мятой гимнастерки лишь
сплюнул под ноги и пошел дальше, подбрасывая вещмешок на плече. Он чувств
овал ненавидящий взгляд лейтенанта спиной и внутренне усмехался. Небол
ьшое развлечение; в жизни, как говорится, так мало радостей.
Залезая в вагон, летчик подавил в себе желание обернуться, но продолжал ч
увствовать тот же взгляд. Он пропал только внутри вагона, в устланном ков
ровой дорожкой коридоре. «Твою мать», Ц аналогично подумал он, но, в отли
чие от лейтенанта, с удовольствием. Очень похожий тип был у них особистом
в полку на Первом Украинском. Пятая воздушная армия, волки и служебные со
баки, слабаки не держались. Такой же, только лет на десять постарше. Так же
смотрел на всех, будто он тут самый заслуженный, а они так, сопли на кулак н
аматывают. Поцапались из-за девки, ему не светило, уроду, так начал каждый
день в особый отдел таскать, прикопался к патронам к ТТ, кто их когда счита
л? А вот было записано столько, а где остальные? А что вы знаете о своем брат
е, где он сейчас? А какого происхождения ваш отец, вы говорите?.. И все это пе
ред вылетами, между вылетами, после вылетов, когда хочется упасть лицом в
папоротник и не слышать ничего, не думать ни о чем. А бои шли на Украине, вся
кое бывало. На аэродром напоролась какая-то шальная группа с оружием, не т
о бандеровцы, не то в самом деле немецкие диверсанты. Комендантский взво
д, механики, летчики лупили по опушке из пистолетов и карабинов, оттуда до
вольно густо постреливали, перебегали какие-то тени. Особист героически
размахивал пистолетом, поднимал народ в атаку, хотя уже выслали грузови
ки с солдатами. Ну, среди суматохи и криков капитан подобрался к нему метр
ов на десять и выстрелил сбоку в шею. Из того самого ТТ. Стрелял-то он отлич
но. А в шею Ц чтобы пуля навылет прошла. До сих пор приятно вспомнить. Кто н
адо, тот понял, но все были свои ребята, не выдали. Совесть не мучила ни разу
. Действительно, за сбитых ордена дают, по грузовикам на рокаде из пулемет
ов пройтись Ц милое дело, девушки-украинки за каждую машину отдельно по
целуют, а тут такая же вражина Ц чего еще думать?
Все это было болезнью. Кто бы ему сказал в довоенной жизни, что он будет уб
ивать людей, стрелять, Ц посмотрел бы, как на ненормального. Нет, ну враго
в, «если завтра в поход...», абстрактно, это все понятно. Старый преподавате
ль военного дела серьезно предлагал ему рекомендацию в любое училище по
выбору, но мама была категорически против. Если бы она знала, что он убил р
ади чего-то более приземленного, чем освобождение Европы, она бы о-очень
не одобрила. Да ей бы и в голову не пришло, что такое возможно. Несмотря на в
се его ордена, ранение, разбитое после тарана колено, мама до сих пор не ас
социировала его работу с отниманием чужих жизней. Учительница, что возьм
ешь. Брат бы понял.
Волейбольным толчком закинув мешок с барахлом на верхнюю полку, капитан
подтянулся на руках и залез сам. Вокруг гомонили ребята-летуны, с которым
и он уже успел перезнакомиться. Высокий, краснокожий от северного загара
майор флотских ВВС, распределенный с ним в одну эскадрилью, пошевелил в с
воем сидоре бутылочным горлышком, громко и радостно захохотал. Хорошо! Р
асположившись на полке, он позволил себе еще немного подумать, слишком у
ж нечасто философское настроение сочеталось с настоящим комфортом.
В последние годы начали забываться привитые воспитанием принципы ценн
ости человеческой жизни, даже одной, отдельной. Желание решать свои проб
лемы убийством было однозначно ненормальным, и самое страшное, что оно и
менно сейчас казалось нормальным, да и являлось им. Так же, как и желание н
екоего ограниченного числа людей подчинить своей воле территорию, на ко
торой по праздникам поднимают флаги другого цвета, Ц и ради этого ничем
не обоснованного желания послать массу вовсе не желающих этого людей уб
ивать другую массу, точно с таким же недоумением встречающих это событие
... Как такое назвать, если не сумасшествием с особо опасным бредом? А потом
все эти массы людей, вопрошающих сначала: «Зачем? За что?», принимают прави
ла игры и с молодецкими воплями рубят, режут, стреляют друг друга. Психоз.
Год активного солнца. Думать противно.
Поезд ходко шел по залитой лунным светом равнине, по сторонам мелькали о
гоньки станций и деревень, просвистывали выстроенные в одну линию телег
рафные столбы. По купе разнесли ужин, пунцовые от смущения девушки в круж
евных передничках и с такими же кружевными венчиками на голове не смели
ответить на приветствия летчиков. Ворошилов явно знал толк в подборе кад
ров. Несколько человек попыталось, не теряя времени, их закадрить Ц но ис
пуг девушек был настолько натуральным, что всерьез рисковать никто не ст
ал. Раза три за ночь останавливались на крупных станциях, меняли паровоз
ы. Летчики выглядывали из окон или выходили на перрон размяться. Станции
были пустынны Ц ни обычных мешочников, ни железнодорожного люда, только
несколько часовых молча стояли в отдалении. Потом дежурный подбегал к п
аровозу, вбрасывая в руку приспустившегося по лесенке машиниста тонкий
медно-зеленый жезл, и вагоны дергало сначала вперед, потом назад.
К середине следующего дня состав, подпрыгивая и раскачиваясь на стрелка
х, ворвался в пригороды Ленинграда. Мимо окон проносились желто-белые до
мики с колоннами, в обрамлении зелени. Паровоз взвывал гудком, перекрики
ваясь с какими-то одному ему видимыми ориентирами, встречные составы, вл
екомые мощными современными локомотивами, грохотали навстречу, обдава
я запахами горячего металла и перегретого пара. К четырем въехали наконе
ц на Московский вокзал Ц с опять же перекрытым перроном. Выгружались до
лго, курили, прислонясь к распахнутым дверям тамбура. Потом наконец-то их
нашел кавторанг из штаба ВВС Балтфлота и указал, где стоят машины.
Ехать к флотской гостинице пришлось через весь центр, и, выглядывая из ку
зовов легких ГАЗ-АА, летчики вовсю крутили головами. Город, несомненно, пр
оизводил двойственное впечатление. Ослепительные громады дворцов и ус
тремленные ввысь сияющие золотом шпили слабо вязались с попадающимися
через один закопченными провалами от разрушенных домов, огражденными я
мами воронок, вздыбивших асфальт в самых неожиданных местах. Во многих д
омах еще оставались незастекленные окна. На улицах было малолюдно, и про
хожими были, в основном, военные Ц особенно часто попадались синие и чер
ные бушлаты моряков. Трамваи, впрочем, ходили, и их веселые переливчатые з
вонки создавали почти довоенный уют.
Люфтваффе прорвалось к городу в середине сорок третьего, когда немцев уж
е отжимали от восточных аэродромов. До этого, особенно в начале войны, нал
еты были обычным делом, но все три плеча противовоздушной обороны примор
ского города Ц собственно ПВО, флотские ВВС и фронтовая авиация Ц прик
рывали город достаточно плотно. Немецкая авиация сожгла Бадаевеские ск
лады Ц сладкий запах жженого сахара сохранялся в округе до сих пор, посл
е всех дождей и снегов. Когда на рейде потопили «Марата», поднявшийся в не
бо грибообразный столб черного дыма был виден даже из города. Одна бомба
попала в сад Смольного, другая Ц в книгохранилище Эрмитажа, вывернув ег
о наизнанку. Но за все это немцы платили слишком большую цену машинами, и э
то их сдерживало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72