Калебу и в самом деле страшно хотелось кого-нибудь убить.
Миссис Прюитт… Господи, да он не вспоминал о ней вот уже целую вечность! Каждому подростку, достигшему определенного возраста, приходилось хотя бы раз во время каникул посещать занятия в ее воскресной школе, где они изучали Библию.
«Каждому подростку», – напомнил себе Калеб.
А не только братьям Хантерам.
Он перевел взгляд с Засранца на Мэгги, которая стояла между ними и жадно впитывала каждое слово.
– Я вынужден просить вас пройти со мною в участок, сэр.
– Нет, – ответил парень.
– Для чего ты хочешь отвести его в участок? – поинтересовалась Мэгги.
Он не собирался допрашивать этого малого в ее присутствии.
– За что ты его ударила?
Она пожала плечами.
– Он вывел меня из себя.
– Не хотел бы я оказаться на его месте. Ладно, джип вон там, – сказал Калеб, жестом указывая на вершину холма.
Вдали вздымались и опадали волны, похожие на воронку в гигантской стиральной машине. Калеб разглядывал вспененную воду и думал. Отбойная волна…
– Ты не можешь заставить меня идти с тобой, – злобно ухмыльнулся Костлявый.
Калеб стиснул зубы. В каком классе это было, в пятом? Он постарался прогнать непрошеные воспоминания о Дилане, то, как он отскакивает в сторону, чтобы не попасться под руку их отцу, и со слезами в голосе кричит: «Ты не можешь заставить меня!»
– У тебя нет силы, – презрительно бросил ему мужчина. – А у меня есть.
Калеб постучал себя пальцем по груди.
– У меня есть значок. – Это было сильнее душившего его гнева, страшнее пистолета у него на поясе. Это была власть, право на действия. – Пойдем.
А потом море, как живое, встало вдруг на дыбы и обрушилось на берег волной в добрых десять футов высотой.
Водяной вал ударил в Калеба, сбил его с ног и потащил за собой на пляж. Вода и песок бурлили вокруг него, ревели в ушах, забивали ноздри… Перед глазами у него заплясали зеленые, серые и золотистые искорки.
Волна обнимала и тискала его, сдавливала и царапала. Ботинки его волочились по камням подобно якорям, пытающимся зацепиться за грунт. Он сражался с приливом, пытаясь удержаться. Пытаясь не задохнуться.
Паника вдруг хлынула ему в легкие.
Мэгги…
Он с трудом вырвался из цепких объятий волны, тащившей его в море, пошатываясь, поднялся на ноги и увидел ее в нескольких ярдах от себя. Мокрая белая одежда облепила каждый изгиб ее великолепного тела, и она стояла по щиколотку в белой пене прибоя.
Она смахнула с лица промокшие пряди волос.
– Вот теперь я разозлилась по-настоящему.
Калеб едва не рассмеялся. Он откашлялся, прочищая легкие, и сплюнул, вытирая соль с губ.
– Где он? Где этот…
Тот парень, утверждавший, что он и есть Дилан.
Мэгги приставила ладонь к глазам, защищая их от яркого солнца и глядя на невозможно спокойное море. Утихомирившаяся вода отхлынула с негромким шепотом, открыв ее босые ноги, твердо стоявшие на клочке суши.
– Вон там. – Она показала на блестящую черноволосую голову, мелькавшую вдалеке среди волн. – Скажи своему брату «до свидания».
– Да пошел он… – устало выдохнул Калеб и потянулся к телефону.
Будет ли он работать после такого купания?
– Что ты делаешь?
– Вызываю спасательную лодку. Его уносит отливом.
– Нет, не уносит. Видишь? – Она положила руку на его мокрый рукав, заставляя взглянуть в указанном направлении. – Он плывет.
Калеб посмотрел. Течение, которое должно было подхватить и унести незнакомца в открытое море, оказалось бессильным, и черноволосая конусообразная голова с легкостью двигалась в воде параллельно берегу.
– Все равно он слишком далеко. Он долго так не продержится. Как и любой другой на его месте.
– Любой человек.
Калеб нахмурился.
– Именно это я и имею в виду.
– Ни один человек не сможет уплыть так далеко. Дилан сможет. – Мэгги улыбнулась ему. В ее глазах не было видно и следа помешательства, лишь легкая грусть. – Твой брат – не человек, Калеб.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лицо Калеба замкнулось, как створки раковины, гладкие, блестящие и твердые.
У Маргред упало сердце. Он ничуть не походил на ее возлюбленного. Он выглядел… в общем, он выглядел как человек, который целыми днями расспрашивает других людей об их мотивах и поступках. Она почти пожалела о своих словах.
Слишком поздно.
Она просто обязана была рассказать ему правду, потому, что это он спас ее в ту ночь на пляже. Потому что она узнала о том, кем была его мать. Может быть, еще с того самого момента, когда он впервые вошел в нее и прошептал ее имя, зарывшись лицом ей в волосы.
– Ты пережила шок, – сказал он.
Вежливо. Отстраненно. Нейтрально.
– Давай лучше я отвезу тебя к Донне Тома.
Он не поверил ей.
Она и не ожидала, что это случится, тем не менее, ее так и подмывало закатить ему такую же пощечину, как и его братцу.
– Мне не нужен врач. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.
– О, я слушаю тебя, и еще как! На мой взгляд, твою голову должен осмотреть врач.
Она оскалила зубы в недоброй усмешке.
– Ты говорил, что хочешь знать правду.
– Да, говорил. Но мне нужны факты, а не досужие вымыслы.
– Получается, ты не готов признать факты, которые не вписываются в твою теорию?
«Ага, проняло», – с удовлетворением отметила она.
Губы его сжались в тонкую, неразличимую полоску.
– Хорошо. Ладно. Давай выкладывай.
Но теперь, когда она безраздельно завладела его вниманием, предстоящая задача представлялась Мэгги огромной и непосильной. Она коснулась ожерелья на шее. Чтобы подбодрить себя?
– Даже не знаю, с чего начать.
Выражение его лица не смягчилось, но в зеленых глазах, когда она встретилась с ним взглядом, светились терпение и спокойствие. Это были его глаза, Калеба.
Глаза полицейского.
– Обычно лучше всего бывает начать с начала, – заметил он.
Маргред открыла рот. И не произнесла ни слова. На дне лужицы, оставшейся после отлива, краб деловито перебирал раковины, простукивал их, открывал, отбрасывал в сторону.
– Вероятно, нам лучше присесть, – предложила она.
Он удивленно приподнял брови, но потом сложил свое длинное тело пополам и сел, вытянув больную ногу, и подошвы его мокрых ботинок царапнули по белым стенам известняковых фортов, выстроенных морскими уточками. Солнечные зайчики играли в прядях его влажных волос, бросая сочные оттенки красок на лицо. Шея у него была сильной и слегка загорелой. И такой соблазнительной, что ей захотелось проверить ее температуру губами.
Маргред опустилась на песок в нескольких футах от него – ей надо было иметь возможность обдумывать свои слова – и расправила юбку, чтобы та высохла.
Калеб ждал, и его молчание угнетало ее.
Она поддела ногтями свободный конец белой нитки в поисках конца. Начало. У ее народа было мало печатных текстов. Их история передавалась и сохранялась из поколения в поколение, из одной инкарнации в другую в вечной песне китов. Как она прозвучит для Калеба?
Маргред глубоко вдохнула.
– До начала… словом, до начала времен, до появления всего сущего Дух Создателя коснулся лика вод.
Губы Калеба дрогнули.
– Мэгги… когда я говорил о начале, я не имел в виду, что начинать следует с Книги Бытия.
– Что такое Книга Бытия?
Его лицо снова замкнулось, словно раковина.
– Не обращай внимания. Продолжай.
Мэгги от досады и недовольства прикусила губу. В прошлые века, когда представители морского народа являлись сыновьям и дочерям хумансов, их встречали с благоговейным страхом и обожанием, вожделением и ужасом. Маргред, в общем-то, не рассчитывала на обожание со стороны Калеба, но она оказалась не готова и к тому, что он рассматривает ее так, как ученый рассматривал бы какой-нибудь новый, доселе не известный ему вид морской флоры.
Она обнаружила, что легче всего вообще не смотреть на него.
– Из ничего Он создал элементы. И по мере того как каждый элемент обретал форму и содержание, из него появились люди – дети земли и моря, воздуха и огня.
– Люди… – эхом откликнулся Калеб. – Ты имеешь в виду Адама и Еву?
Она отрицательно покачала головой.
– Человечество появилось позже. Много позже, после того как жизнь выползла из моря и зашагала по суше. Но потом Создатель вдохнул свою бессмертную душу в смертную глину. Многие элементали презрительно отнеслись к его новому творению – особенно дети огня. Дети воздуха защищали решение Создателя, назначив себя герольдами и хранителями человечества. В то же время дети земли и моря, вынужденные обитать с вами в непосредственной близости, предпочли, по возможности, попросту избегать вас. – Маргред пожала плечами. – Иногда это невозможно. И тогда рождаются легенды… или дети. Твоя собственная мать…
– Мег, – сказал Калеб.
– Твоя мать пришла к твоему отцу из моря. – Вот теперь Маргред осмелилась взглянуть на него. – Как я пришла к тебе.
Глаза его превратились в сверкающие кусочки зеленого льда.
– Ты хочешь сказать, что моя мать, Алиса Хантер…
– Атаргатис.
– То есть вы… русалки? – В голосе его явственно прозвучало недоверие.
Маргред кивнула.
– Собственно, не совсем русалки. Мы – селки.
– Какая разница?
– Обитатели моря могут принимать разные формы. Рыб, млекопитающих или…
– Докажи.
– Прошу прощения?
– Превратись… во что вы там превращаетесь?
Ей очень не понравился его тон.
– В котиков.
– Отлично. Обернись котиком.
Маргред напомнила себе, что должна сохранять спокойствие и самообладание. Ему нужны факты, сказал он. Доказательства. Такова была его натура, такова была особенность его работы.
Не в ее привычках было оправдываться или что-то объяснять. Но ради него…
– Я не могу, – неохотно признала она. – В последний раз, когда я приплыла на остров, в ту ночь, когда на меня напали, у меня украли шкуру. А без своей котиковой шкуры я не могу пройти Обращение.
Он высокомерно приподнял брови.
– Как кстати! Очень удобно, должно быть.
– Не для меня, – резко бросила она. – Равно как, смею полагать, и для твоей матери.
– Оставь мою мать в покое.
– Не могу, даже если бы и хотела. – Желание переубедить его заставило Маргред нарушить привычные для ее народа рамки поведения, и она, потянувшись к Калебу, накрыла его руку своей. Рукав его был жестким и липким от соли, а мускулы – твердыми как сталь. – Море у тебя в крови, Калеб.
– Может быть, – чрезвычайно сухо ответил он. – Но я не превращаюсь в котика и не вою на полную луну.
Уязвленная и оскорбленная, она отдернула руку. Глупец!
– Луна здесь совершенно ни при чем. Большинство детей, рожденных от союзов селки с хумансами, остаются смертными. Человеческие гены и человеческие душа… это, как вы говорите, доминантные признаки.
– Но ты сказала, что этот малый…
– Это твой брат Дилан.
– Он не мой брат. Мой брат пропал. Кроме того, он слишком молод.
– Селки стареют не так, как смертные. Только когда мы находимся в человеческом теле.
– Мне он показался вполне человеком, черт возьми!
– Только после того, как он достиг зрелости, проявилась его истинная природа. Когда Дилану исполнилось тринадцать, он обратился в первый раз. – Она всматривалась в холодное, замкнутое лицо Калеба, и в сердце ее вползал холод поражения. – Поэтому твоя мать вернулась в море. Чтобы защитить своего сына.
На скулах Калеба заиграли желваки.
– У нее был еще один сын. И годовалая дочь.
Сердце Маргред разрывалось от жалости к нему.
– У нее не было выбора. И она дорого заплатила за это. Она потеряла своих детей и жизнь. Дилан…
– Послушай, я не намерен выслушивать какие-то дикие истории только для того, чтобы оправдать свою мать, – перебил ее Калеб. – А тебе не нужно лгать, чтобы скрыть то, что ты натворила.
Маргред одним прыжком вскочила на ноги.
– Я не лгу.
– Мэгги… – На лице у него отразилось бесконечное терпение. В голосе прозвучала усталость. – Этот парень, который, как ты утверждаешь, мой брат, он ударил тебя? Сделал тебе больно? Угрожал тебе чем-нибудь?
Она растерянно заморгала.
– Нет. Это я ударила его.
– Очень хорошо. А раньше?
Она молча и в некоторой растерянности продолжала смотреть на него.
– На пляже, я имею в виду, – уточнил Калеб. – В ту ночь, когда на тебя напали. Это был тот же парень?
– О нет!
– Ты сама говорила, что было темно. Он подошел к тебе сзади. Может быть, ты просто не рассмотрела его.
– Я вообще его не видела. – И она уже несколько раз рассказывала об этом. – Но это был не Дилан.
– Как ты можешь быть в этом уверена?
– Это был демон.
Воцарилась тишина. Она тянулась очень долго, нарушаемая лишь шепотом прибоя и посвистом ветра.
В горле у Маргред застрял комок. Дилан не поверил ей. Так почему она ожидала, что поверит Калеб? Потому что он был ее любовником? С каких пор этот факт стал иметь какое-то значение, когда…
Она вздрогнула. С каких пор этот факт стал вообще значить хоть что-то?
– Все эти разговоры о русалках и демонах… Это большая проблема, – наконец проговорил Калеб бесстрастным, размеренным тоном.
Маргред ощутила на губах резкий и соленый привкус разочарования.
– Твоя проблема.
– Скажем, наша. – Он встал. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Портленд и показалась доктору Кроуфорду.
Она воинственно задрала подбородок.
– Я не больна. И не хочу показываться еще одному доктору.
– Это для твоей же пользы. Доверься мне.
– Почему я должна верить тебе? Ты же мне не веришь.
– Я верю в то, что с тобой что-то случилось, – осторожно начал он – и твой мозг справляется с этим самым лучшим способом, какой ему известен. Вот поэтому ты и выдумала историю, которая объясняет…
Она протянула ему ногу.
– Объясни вот это.
Он взглянул на ее босую ногу, потом посмотрел ей в глаза.
– Что?
– Между пальцами у меня перемычки. Мы называем их паутинками. – Она пошевелила пальцами, чтобы показать, что имеет в виду.
Калеб положил руку себе на затылок.
– Мэгги, это все равно всего лишь пальцы. – Голос его звучал терпеливо. Но в нем слышалась боль. И забота. – Не плавники и не жабры. Чтобы убедить меня, этого мало. От тебя мне нужно больше.
Она крепко зажмурилась, чтобы не видеть жалости в его глазах.
– Мне тоже.
Ей нужно было, чтобы он поверил.
А он не мог. И не хотел.
Будь проклят Дилан, который оставил ее в одиночку сражаться со скептицизмом своего брата! Возможно, он никак не ожидал, что она расскажет Калебу правду.
А может, как раз наоборот. Не исключено, что Дилан, обладавший большим опытом в отношениях с людьми, как раз и предвидел реакцию Калеба, посему почел за благо избавить себя от недоверия младшего брата. Он наверняка подозревал, что Калеб отвергнет его.
Ты или селки, или нет…
А сейчас Маргред не могла считать себя только селки. Больше не могла.
Но она скорее согласилась бы быть наполовину селки, изгнанной из объятий океана, изуродованной и покалеченной утратой своей шкуры, чем полоумной женщиной, отвергнутой хумансом, с которым она занималась сексом.
Разумеется, она могла прибегнуть к магии, чтобы доказать, что она не обманывает. Вызвать огромную волну, как поступил Дилан. Вызвать ураган и обрушить его на упрямую башку Калеба. Но она не поступит так. Он должен сам поверить ей.
– Давай лучше вернемся домой, – ласково сказал Калеб. – Там ты снимешь с себя промокшую одежду и…
Маргред открыла глаза.
– Остаться с тобой без одежды – не выход из положения.
Он слабо улыбнулся.
– Я вовсе не предлагал решить наши проблемы с помощью секса. Хотя если эта идея тебе по душе…
– Я хочу поехать к твоей сестре.
В глазах Калеба промелькнула настороженность, как у человека, приближающегося к выброшенной на берег акуле.
– Конечно. Мы можем заехать к ней по пути домой.
– Я не вернусь к тебе домой. – Руки у нее дрожали, но голос оставался твердым и непреклонным. Она приняла решение. – До тех пор, пока ты не примешь меня такой, какая я есть.
Калеб вопросительно приподнял бровь.
– Раньше для тебя это не имело значения.
Раньше и он не имел для нее значения.
Но теперь все изменилось. И он стал значить очень много. И Маргред не намерена была отступать.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Тан забавлялся, глядя, как хуманс, тело которого приютило его, корчится на полу в бессильном протесте, и чувствуя, что слабый, покоренный дух не может сопротивляться его воле.
Сам факт сотворения человека оказался унизительным для избранных и посвященных. Продолжающееся существование рода человеческого стало оскорблением. Но, несмотря ни на что, Создатель обожал эти жалкие ничтожества, жизнь которых была так коротка, и даже позволил им доминировать над сущностями моря, земли и воздуха.
Это было невероятно. И в самом деле оскорбительно.
Разумеется, человечество отбилось от рук и все испортило. Так что лучше уж пусть все перворожденные пройдут очищение огнем, чем будут осквернены и запачканы присутствием этого паразита.
Тан заставил хуманса проползти по полу на четвереньках к сверкающему аквариуму, вделанному в противоположную стену комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33