– Начнем с того, что готовить она не умеет совершенно. И еще могу поклясться, что раньше девчонка никогда в жизни не видела кассового аппарата. Хотя, надо признать, она все схватывает на лету. В этом ей не откажешь. И она умеет обращаться с клиентами. – Глаза Антонии задорно блеснули. – Особенно мужского пола.
Калеб не дал поймать себя на удочку.
– Я имею в виду, как она себя чувствует?
– Спросите у нее сами.
– Я так и сделаю. – С этими словами он похромал к входу.
– Куда это вы собрались?
Он оглянулся через плечо.
– Внутрь. Заберу Мэгги.
– Она ушла, – сказала Антония.
У Калеба засосало под ложечкой. В затылок кольнуло дурное предчувствие.
– Куда ушла?
– Откуда мне знать? Она ушла сразу же после окончания смены. – Во взгляде Антонии явственно читалась жалость. – Пятнадцать, может быть, двадцать минут назад.
– Я говорил ей, что буду встречать паром.
Антония передернула плечами.
– Может быть, ей не нравится, когда ее заставляют ждать.
Он и сам это знал. Проклятье!
Когда он найдет ее, им непременно придется потолковать об этой ее привычке исчезать всякий раз, когда он задерживается на несколько минут. В конце концов, он – полицейский, и этим все сказано, черт возьми! У него ненормированный рабочий день, не то что… словом, у всех остальных. Мэгги придется усвоить это.
Шерили, кстати говоря, так и не научилась. В те краткие месяцы, что они по-настоящему жили вместе до командировки Калеба, она вечно жаловалась, что его никогда не бывает рядом, когда он ей нужен. Она брюзжала по поводу его ночных дежурств, отмененных свиданий, прерванных телефонных разговоров. Ее возмущал тот факт, что даже когда он не был на службе, то все равно думал о работе.
Неудивительно, что их брак продержался недолго.
Калеб коротко и судорожно вздохнул.
И Мэгги тоже.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Она узнала его!
Мысль вспыхнула и промелькнула как молния, ослепительная и обжигающая.
Не то тело человеческого существа, в которое он сейчас вселился, естественно. Но она совершенно определенно отреагировала на его присутствие, его внутреннюю сущность.
Она должна умереть.
«Нет! – с ужасом подумал человек. – Что…»
Он с силой сдавил виски пальцами. Череп его разрывала жутчайшая головная боль. Желудок подкатил к горлу. Он с трудом сдерживал рвотные позывы, желчь обжигала нос. Из уголков губ потекли струйки слюны.
Должно быть, он бредит. У него галлюцинации. Он ухватился за эту спасительную мысль. Он вовсе не имеет ничего против убийства. Проклятье, он яростно выступал в защиту смертной казни. Но он никогда не думал… Он никогда не сможет…
В голове у него прогремели взрывы, перед глазами затанцевали искры.
Нееееттт…
Он упал на колени, по-прежнему сжимая руками голову.
* * *
Буревестник скользил по воздушным потокам с той же легкостью, с какой селки разрезали океанские воды. Его белые крылья сверкали на солнце подобно парусам, а склоненная желтая головка провожала Мэгги взглядом. Он чувствовал себя в родной стихии и, грациозный и свободный, парил в холодном голубом небе.
Прикованная к земле и вспотевшая, Мэгги остановилась, чтобы бросить яростный взгляд вверх Глупая птица!
Солнечные лучи припекали голову и грудь, когда она продиралась сквозь заросли кустов роз и ежевики на пляже. Длинные усики цеплялись ей за юбку и волосы Руки усеивали крошечные ярко-красные царапины. В воздухе заклубилась мошкара, привлеченная запахом крови.
Она отчаянно хотела оказаться в море, ощутить ритм прибоя, мягкое покачивание волн, свободу соленой воды. Ей хотелось нырнуть и танцевать в глубинах, скользить там подобно буревестнику в небе. Она страстно хотела вновь стать собой, а не этим неуклюжим двуногим созданием, спотыкающимся на неровностях почвы, кровоточащим и преследуемым насекомыми.
Вдали, за золотистой макушкой холма, блестел и искрился океан, внушая надежду и обещание. Но пляжа она пока не видела. Куда же ведет ее буревестник?
Заросли сменились отдельными островками колючего можжевельника и душистого перца. Налетевший порыв ветра зацепил вершину холма и взъерошил Маргред волосы, подбадривая и поднимая настроение. Она запрокинула голову, подставляя лицо свежему бризу.
Склон холма впереди обрывался крутым спуском, кое-где усеянным клочьями солянки и золотарника, в самом низу переходившим в каменистый берег.
Маргред сделала глубокий вдох. Запах суши здесь смешивался с соленым ароматом воды. Чуть дальше виднелась крохотная, похожая на сложенные ковшиком ладони бухточка, словно зажатая между скалистыми пальцами. На солнце сверкали волны, дразня и маня к себе. Видеть их было мучительно.
И там, у самого края воды, рядом с лужицей воды, оставшейся после отлива, в которой покачивались коричневые водоросли, ее ждал Дилан.
Один, без Конна.
«И почти без одежды…» – неожиданно отметила про себя Маргред. Осознание это было чисто человеческим. На бедрах у него болтались узкие, мокрые, рваные шорты-плавки, которые следовало счесть явной уступкой правилам приличия. Интересно, он надел их ради нее? Или ради себя? Сейчас Дилан мог считаться креатурой принца, но в течение первых тринадцати лет его воспитывали человеком.
Его темные влажные волосы, небрежно отброшенные назад, ниспадали на широкие голые плечи. Он стоял босой на камнях, с легкостью сохраняя равновесие.
Что же, по крайней мере одно преимущество у нее было. Маргред носила туфли.
И она заковыляла в них по усыпанному мелкой галькой берегу.
На звук ее шагов Дилан обернулся. Он сделал было движение к ней, но вовремя спохватился.
Селки не прикасались друг к другу, даже во время приветствия. Касание допускалось только во время боя или спаривания, которые в равной мере можно было счесть как актами обладания, так и страсти.
– Я тебе не принадлежу, – заявила она Калебу. Точно так же, как кот не принадлежал Антонии.
«Интересно, а ищет ли он меня?» – вдруг подумала Маргред.
Быть может, он беспокоится о ней?
Она постаралась отогнать от себя эту мысль. Сейчас было о ком беспокоиться и помимо Калеба. Например, о его брате.
Она остановилась и отбросила волосы со лба.
– Ты мог бы выбрать более удобное место для встречи.
Дилан пожал плечами.
– Меня оно вполне устраивает. В нескольких милях отсюда к востоку лежит островок, находящийся в частной собственности, – до него легко доплыть в любом теле, и тебе никто не помешает. Если не считать птиц или шального любителя рыбной ловли на каяке. Я держу там кое-какие вещи.
– Это не опасно?
– Очевидно, безопаснее, чем здесь. – Прищурившись, он разглядывал шрам у нее на лбу. Губы его сжались в тонкую полоску. – Что, мой брат уже избивает тебя?
Маргред машинально коснулась уродливой шишки под волосами.
– Твой брат спас меня. Или Конн не говорил тебе?
– Принц, по обыкновению, не слишком разговорчив.
– Тем не менее он прислал тебя.
Дилан поклонился.
– Как видишь.
– Зачем, если не для того, чтобы помочь?
– Чтобы выяснить, что с тобой случилось. Доклад дельфинов получился на редкость бессвязным.
– Итак, Конн отправил тебя с родственным визитом. – Маргред заметила, как напрягся Дилан, когда отравленная стрела попала в цель. – Почему ты не сказал мне, что Калеб – твой брат?
– А почему ты не сказала мне, что трахаешься с ним? – парировал Дилан.
Под этим невозмутимым фасадом, оказывается, бурлили такие течения и водовороты, о каких она и не подозревала. Соперничество, уязвленная гордость или… Однажды он возжелал ее.
Маргред пожала плечами.
– Не думала, что наши отношения имеют для тебя какое-нибудь значение.
Дилан оскалился в деланной улыбке.
– То же самое могу сказать о тебе.
– Кем была твоя мать? – спросила Маргред.
Дилан отвернулся и уставился в морскую даль. Похоже, его, как и брата, нужно было подталкивать в разговоре, чтобы вызвать на откровенность.
– Я знала ее?
– Вероятно, ты слышала о ней. Нашей прародительницей была Атаргатис.
Маргред удивленно присвистнула.
Атаргатис была одной из старейших представительниц морского народа, почти столь же древней, как и сам Ллир. Ее имя было овеяно многочисленными легендами и предсказаниями, невероятными и волнительными.
– Не знала, что она до сих пор жива.
– Ее более нет в живых. Она утонула вскоре после того, как вернулась со мной в море. Запуталась в рыбацких сетях. – Губы Дилана искривились в горькой усмешке. – Злая ирония судьбы, учитывая, что наш отец был рыбаком.
Маргред содрогнулась.
– Но она же бессмертна! Она должна была возродиться вновь.
– Может быть. С тех пор я не искал ее. Да и какой в этом смысл?
– Она – твоя мать.
– Мне больше не нужна мать. Особенно если она намного младше меня и смутно помнит, кто я вообще такой.
Маргред подавила невольную искорку симпатии к нему.
– Пожалуй, ты скорее предпочел бы сблизиться с принцем?
– Мне льстит внимание, которое он мне оказывает. Конн полагает, что в нашем роду еще сохранилось древнее могущество, хотя пророчества говорят только о дочерях нашего дома.
О дочерях…
У Маргред перехватило дыхание.
– Твоя сестра?
Но Дилан лишь отрицательно качнул головой.
– Люси – не селки. Обращение у нее так и не наступило. Я знаю. Конн посылал меня… понаблюдать за нею на протяжении многих лет.
– А твой брат?
– Что мой брат?
– За ним ты тоже шпионишь?
– Он покинул остров, – равнодушно ответил Дилан. – Меня не интересует, где он был и чем занимался после этого.
Маргред склонила голову к плечу.
– Получается, тебя заботит только то, кого он трахает?
Худощавое лицо Дилана залила краска.
– Ты знаешь, что он был ранен? – продолжала она расспросы.
– Калеб? Когда? Как?
– Он был солдатом в пустыне. На его теле остались шрамы.
И ночные кошмары. Но она не собиралась рассказывать об этом Дилану. Пожалуй, она уже и так сказала слишком много.
– И поэтому ты осталась с ним? Потому что тебе жаль его?
– Нет! – Какие бы чувства она ни испытывала к Калебу, это была не жалость. Впрочем, его брата это не касалось. – Я осталась, потому что… потому что я не могу уйти. У меня украли шкуру. И уничтожили. Разве Конн не говорил тебе об этом?
– Он сказал, что дельфины, muc mara , утверждают, будто на тебя напали. Демоны. Чушь собачья!
– Почему?
Дилан смотрел на нее с вежливым недоверием, и при этом выражение его лица столь разительно походило на выражение Калеба, что Маргред стало не по себе.
– Элементали не охотятся на других элементалей, – пояснил он.
– Неверно. Демоны воюют с детьми воздуха с момента появления человечества.
– Эта война не имеет к нам никакого отношения.
Маргред вопросительно приподняла брови.
– Даже учитывая, что ты сам наполовину человек?
Дилан оцепенел.
– Я – селки. Как бы то ни было, у порождения огня нет причин или повода нападать на тебя.
– А я и не знала, что им нужен повод.
– Разумеется, нужен, Маргред. Подумай сама. Дети моря всегда сохраняли нейтралитет в войне, которую Ад ведет с человечеством. Для чего демону понадобилось набрасываться на тебя, рискуя навлечь на себя гнев короля?
Его аргументы потрясли ее. Но она упрямо возразила:
– Можно подумать, Ллир станет обращать внимание на такую мелочь.
– Если не он, то уж Конн, во всяком случае, – ответил Дилан. – Он не оставит безнаказанным нападение на одного из его подданных.
Она одарила его яростным взглядом.
– Нет, конечно. Он всего лишь пошлет тебя, а ты заявишь, что это невозможно.
– Признай, по крайней мере, что такое маловероятно. Зачем детям огня нарушать баланс сил?
– Не знаю. Я не политик. – Разочарование родилось и крепло у нее в груди, подобно придонному роднику. Она сказала Калебу столько правды, сколько осмелилась, и он не поверил ей. А вот теперь и Дилан тоже не верит ей. – Я хочу вернуть свою шкуру.
Сочувствие смягчило жесткие черты его лица.
– Маргред… – Он потянулся к ней.
Она оскалила зубы.
Руки его безвольно упали вдоль тела.
– Ну, будь же разумной. Для чего демону забирать твою шкуру?
– Чтобы уничтожить меня.
– До какой степени?
– Говорю тебе, я не знаю. – От отчаяния голос ее сделался визгливым и пронзительным.
– Разве не более вероятно, что на тебя напал человек? Рыбак, например, – предположил Дилан. Как будто она не могла почувствовать разницу между мужчиной, которого кормило море, и демоном, которого породил огонь. – Или какой-нибудь браконьер, которому приглянулась твоя шкура.
– И поэтому он ждал, пока я благополучно не вылезу из нее, чтобы потом швырнуть ее в огонь? Какой в этом смысл?
– Во всяком случае, в таком поступке больше смысла, чем в утверждении, что другой элементаль пожелал покончить с самим фактом твоего существования.
– Я почуяла запах демона, – упрямо ответила Маргред.
– И чем же он пахнет?
– Огнем.
Дилан фыркнул.
– Твоя шкура горит, и ты чувствуешь запах пламени. Просто замечательно!
Она размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу. Голова его качнулась назад. Ладонь обожгло как огнем. Но ей было все равно. В душе у нее бушевал ад.
– Можешь смеяться надо мной, Дилан, если осмелишься. Но я понемногу умираю каждый день, оказавшись в ловушке в этом месте. В этом теле. И когда я умру, это будет навсегда. Лишившись своей шкуры, я утратила бессмертие.
На щеке у Дилана алел отпечаток ее ладони. Остальную же часть лица заливала смертельная бледность. На нем не отражалось вообще никаких чувств и эмоций.
– А если ты ее получишь, то удовлетворишься этим и снимешь свои обвинения?
Если бы только она получила свою шкуру обратно…
В груди у нее родилась робкая надежда. Она снова будет свободной. Сможет стать самой собой. Сможет вернуться в море. Сможет…
«Оставить Калеба…»
Эта мысль камнем легла ей на сердце. Маргред показалось, что она перестала дышать.
Это ведь именно то, чего она хотела, напомнила она себе. Родное, глубокое, туманное море, переменчивое, непостоянное, играющее всеми красками и искрящееся всеми формами жизни. Колышущиеся леса ламинарий, ковры из анемон, заросли кораллов и губок. Да разве можно променять жалкое существование на ограниченном клочке суши в течение еще более ограниченного количества лет на вечную жизнь в безбрежном океане?
Удовлетворишься ли ты?
Она уже открыла рот, но слова не шли с губ. Пальцы ее помимо воли легли на ожерелье на шее.
Дилан вдруг устремил взгляд куда-то поверх ее плеча. Он замер в неподвижности, как сжатая пружина, готовая мгновенно распрямиться, или как мурена, завидевшая добычу.
– Привет, братишка, – вкрадчиво произнес он.
Братишка, чтоб ты сдох…
Калеб вперил немигающий взгляд в этого засранца, обхаживающего Мэгги. У него руки чесались надеть на молодца наручники и отволочь его в участок. Он вполне мог с ним справиться. Парень был моложе и выше – значит, и руки у него были длиннее, – а вот веса в нем явно недоставало. Скорее всего, не опытен в драке. Не вооружен. Разве что он прятал нож в кармане своих символических шортов.
Калеб наблюдал за ними с того самого момента, как поднялся на вершину холма. Мэгги нервничала, что-то доказывала парню, и разговор у них явно шел на повышенных тонах. Но скрытая близость, даже интимность их поз железной хваткой вцепилась ему в горло. Больно кольнула в сердце.
А потом Мэгги отшатнулась и закатила парню пощечину, звук которой, подобно выстрелу, эхом отразился от прибрежных скал.
К чести малого следует отметить, что он не попытался ударить ее в ответ.
Пока что.
– Кто ты такой, черт тебя побери? – рявкнул Калеб.
Невыразительные черные глаза удивленно расширились.
– Разве ты меня не узнаешь?
Что-то в насмешливом тоне, в котором сквозила легкая издевка, в кривой улыбке вдруг показалось Калебу странно знакомым. И в душе у него зашевелился червячок сомнения.
Раньше он мечтал о том, что когда-нибудь его брат вернется обратно. Появится из ниоткуда во время бейсбольного матча, или позвонит в дверь рождественским утром, или окажется подле больничной койки Калеба, когда он откроет глаза.
Но не будет стоять полуобнаженным на берегу острова, угрожая его женщине.
Калеб тряхнул головой. Если Дилан еще жив, то сколько ему должно быть сейчас? Тридцать шесть? Тридцать семь. Так что этот мальчишка никак не мог быть его братом.
– Нет, – ответил Калеб.
– Ты меня убиваешь.
Калеб не улыбнулся.
– Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сэр?
– У меня его нет. – Парень мотнул головой в сторону Мэгги. – Спроси у нее, кто я такой.
– Мэгги, ты знаешь этого человека?
– Да. – Она воинственно задрала подбородок. Ее темные глаза вспыхнули, и его как будто ударили в живот. Душевную боль лишь усиливало осознание того, что она, получается, лгала ему с самого начала. – И ты тоже.
– Возвращение блудного сына, – легко, почти весело произнес Засранец. – Разве не эту историю так любила миссис Прюитт? И разве не полагается тебе заколоть упитанного тельца или что-нибудь в этом роде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33