При быстрой, энергичной ходьбе их ноги плохо сгибаются в коленях. Уловить это трудновато, но в принципе возможно. Все дело лишь в практике: если по какой-то неведомой нам причине Рашель часто смотрела старую хронику, где фигурировали чужаки, и внимательно наблюдала за поведением пятидесятников, то нет ничего удивительного в том, что она опознала одного из них. Другой вопрос – почему она так испугалась. Судя по вашему рассказу, это не было похоже ни на абстрактный страх за всех людей в целом, ни на инстинктивную ксенофобическую реакцию; она боялась чего-то конкретного, направленного против нее лично.
Я вопросительно взглянул на Агаттияра:
– Вы всерьез считаете, что мы повстречали пятидесятника?
– Вполне может быть. Вполне.
– Но ведь… это против правил! Иные обязались оставить нас в покое и не ступать на Махаваршу, пока мы соблюдаем условия мирного договора.
На лице моего собеседника мелькнуло какое-то странное выражение – то ли снисходительности, То ли разочарования.
– Вы действительно в это верите, мистер Матусевич? Неужели вы такой наивный? Хотя нет. Просто вы, как и подавляющее большинство наших соотечественников, предпочитаете сладкий самообман суровой и неприглядной правде. Неукоснительное выполнение договоренностей – удел проигравшей стороны, а победители делают то, что считают нужным, руководствуясь лишь соображениями целесообразности. По моим грубым прикидкам, сейчас на планете находится несколько тысяч пятидесятников, которые маскируются под людей. Их задача как раз и состоит в том, чтобы контролировать соблюдение нами всех условий мирного договора… или, если называть вещи своими именами, условий капитуляции.
– А как же наше правительство? Оно о них знает?
– Разумеется, знает. И всячески содействует им. У него просто нет выбора. Мы не в том положении, чтобы диктовать свои правила игры.
Я только угрюмо покачал головой. Нельзя сказать, что я не подозревал об этом. Конечно, подозревал. Как и все здравомыслящие люди, я в глубине души понимал, что чужаки не могли предоставить нас самим себе, ограничившись лишь орбитальной блокадой и контролем дром-зоны. Это было бы глупо и опрометчиво с их стороны – а в недостатке ума и осмотрительности их нельзя обвинить, иначе им не удалось бы победить человечество, которое еще полтора столетия назад считалось самой могущественной расой в Галактике. Однако я старался не задумываться об этом, так как ни к чему хорошему подобные мысли привести не могли. Я предпочитал тешить себя иллюзией, что Махаварша целиком и полностью принадлежит людям и никто посторонний не смеет вмешиваться в наши внутренние дела…
Из комнаты для гостей вышла Рита. В руках она держала рубашку и брюк Рашели, а также носки и нижнее белье – наверняка тоже принадлежащие девочке.
– Пока малышка спит, брошу ее одежду в чистку. Терпеть не могу, когда дети ходят в грязном.
Лично я не считал, что Рашель была одета в грязное, но женщинам, как говорится, виднее.
– Карманы проверила? – спросил ее отец.
– Да, конечно. Я положила все на тумбочку возле кровати.
– Что у нее было?
– Жетоны на метро, бумажные деньги, лазерный мини-диск и дистанционный пульт. Ни каких-либо документов, ни карточки соцобеспечения я не нашла.
– Гм-м… А денег много?
– Многовато для двенадцатилетней девочки, но не очень. Чуть более шести тысяч. Принести?
– Будь так добра, дочка. И все остальное тоже.
Рита бросила на диван одежду и вновь скрылась за дверью гостевой комнаты. Вскоре она вернулась оттуда и выложила на журнальный столик перед отцом тонкую пачку денежных купюр, пять жетонов, которые я купил для Рашели в аэропорту, миниатюрный оптический диск в прозрачном футляре без какой-либо маркировки и небольшой дистанционный пульт управления – скорее всего, от какой-то игрушки.
Первым делом Агаттияр пересчитал деньги. Их оказалось шесть тысяч триста сорок рупий – пять тысячных банкнот, тринадцать сотенных и две двадцатки. Тем временем Рита подхватила с дивана одежду девочки и вышла из холла.
– Банк она вроде не ограбила, слишком мелкий улов, – произнес профессор, продолжая внимательно разглядывать лежащие перед ним деньги. – Н-да, занятно, занятно. С сотками и двадцатками все нормально, зато тысячные… – Он протянул мне все пять купюр. – Вот, посмотрите на год выпуска.
Я посмотрел. С правой стороны каждой банкноты, под личной подписью председателя Федерального банка, красовались крохотные циферки «3451». Сами банкноты выглядели совсем неизношенными, однако в них чувствовался какой-то неуловимый налет старины.
– Они выпущены сто тридцать пять лет назад, – сосчитал я. – А с виду не отличишь от современных.
– Дизайн бумажных денег не менялся свыше двух столетий, – объяснил Агаттияр. – Теоретически они еще в ходу, но на практике давно уже выведены из обращения. Тем более странно встретить пять таких банкнот вместе. Кстати, обратите внимание: все они из одной серии.
– Да, действительно. И что это может значить?
– Ну, вариантов много. Например, что девочка обнаружила чей-то забытый тайник, где лежали эти деньги. Может, их спрятала одна из ее прапрабабушек, которая к старости тронулась умом и решила хранить свои сбережения наличными. – Он ненадолго задумался. – А знаете, путь этих банкнот в принципе можно проследить. До войны рупия стоила почти в сто раз дороже, и такие крупные купюры использовались главным образом для межбанковских расчетов. При любых операциях их номера обязательно фиксировались. Давайте я проверю.
Агаттияр забрал у меня деньги, положил их в нагрудный карман своей рубашки, а затем взял со стола футлярчик с диском. Поглядев на него с сомнением, он сказал:
– Все-таки стоит просмотреть его содержимое. Это, конечно, не очень тактично, ведь там может быть что-то сугубо личное, но… В конце концов, девочка сама напросилась. Я же не заставлял ее называться моей племянницей. – Он поднялся с кресла. – Извините, я ненадолго покину вас. Я предпочитаю пользоваться профессиональным терминалом в своем кабинете, а не этим ширпотребом. – Кивок в сторону большого стереоэкрана в противоположной стене холла, – Сейчас должна прийти Рита, она составит вам компанию.
Агаттияр поднялся по лестнице на второй этаж, оставив меня одного. Разумеется, я сразу понял, что дело вовсе не в его пренебрежительном отношении к бытовым терминалам. Просто он решил подстраховаться на случай, если диск действительно содержит сугубо личные записи. В своей собственной порядочности он был уверен, а вот мне, совершенно незнакомому человеку – не доверял.
Некоторое время я сидел, размышляя над всем случившимся. У меня возникла довольно глуповатая теория, что Рашель потеряла всех родных и близких в какой-то жуткой катастрофе и теперь самостоятельно ищет себе опекунов, не полагаясь на заботу государства. Почему бы в таком случае мне не включиться в этот конкурс? Я гожусь на роль ее отца и по возрасту, и по социальному положению, вдобавок я родом с Полуденных и принадлежу к той же культуре, что и она. Правда, я разведен – но и Агаттияр тоже, так что тут он не имеет передо мной преимущества. Зато я существенно моложе и смогу уделять больше времени ее воспитаниях…
Я отогнал эти нелепые мысли и, чтобы чем-нибудь отвлечь себя, взял с журнального столика дистанционный пульт. Лицевая панель его состояла из двадцати четырех миниатюрных кнопок, десять из которых были обозначены цифрами, а остальные – непонятными значками или аббревиатурами. Над кнопками находился небольшой жидкокристаллический дисплей, а еще выше виднелся ряд крошечных отверстий – очевидно, там был вмонтирован микрофон для приема голосовых команд.
Повертев немного пульт в руках, я наугад нажал несколько кнопок, но никакой реакции не последовало. Наконец я добрался до расположенной в правом верхнем углу панели кнопки с надписью «APL». Дисплей тотчас ожил, и на нем появилось сообщение: «Prise de contact. Attendez…» Оно продержалось секунд пять, затем сменилось другим: «Faute! La reponse est absente». А еще секунд через пять дисплей погас.
Я недоуменно моргнул и снова нажал ту же кнопку. Результат был аналогичный. В общих чертах смысл обоих сообщений был ясен: в первом речь шла об установлении контакта, во втором говорилось, что произошла ошибка, ответ не получен. Но как безбожно были исковерканы все слова!
В холл вернулась Рита с уже вычищенной одеждой Рашели. Оглядевшись, она спросила:
– А где отец?
– В своем кабинете. Обещал скоро вернуться, а вам просил передать, чтобы вы составили мне компанию.
Рита мило улыбнулась, подошла ко мне и села в соседнее кресло.
– Ну, что там у вас? – поинтересовалась она, – Что-нибудь выяснили?
– Пока только то, что тысячные банкноты очень старые, – ответил я – Сейчас ваш отец проверяет их номера и заодно просматривает содержимое диска. А я вот изучаю пульт.. гм. если это можно назвать изучением. По-моему, он неисправен – выдает какие-то искаженные сообщения, – И я продемонстрировал его в работе.
Глаза Риты сверкнули.
– Минуточку! Ведь это… Позвольте-ка мне. – Она выхватила у меня из рук пульт и сама нажала кнопку «APL». – Да, точно! Это по-французски. «Установление связи. Ждите…», а потом. «Ошибка! Нет ответа». Что же касается сокращения «apl», то оно, скорее всего, означает «appel», что переводится как «вызов». Вот уж не думала, что где-то на Махаварше пользуются этим языком
– Вы его знаете?
– Да так, немного. Учила в свое время.
– Вы филолог?
– Нет, я врач, сейчас прохожу интернатуру. А иностранные языки мое хобби. Мне нравится их изучать, хотя многие мои знакомые считают, что я напрасно трачу свое время. Но они ошибаются. Каждый язык – это не просто набор слов и грамматических правил, а особый, неповторимый тип мышления. Например, художественные книги лучше читать в оригинале – никакой перевод, даже самый талантливый, не способен передать все нюансы авторской мысли. – Говоря это, Рита нажимала по очереди все кнопки на пульте. Ни на одну из них, кроме «APL», дисплей не реагировал. Наконец она подытожила:
– Очевидно, устройство, которым управляет этот пульт, находится слишком далеко и с ним нельзя установить связь. Что вполне естественно, если девочка не солгала и в самом деле прилетела с Полуденных. Так далеко никакая дистанционка не дотянется – ведь вряд ли она передает сигнал через спутник.
– Но зачем Рашели понадобился пульт с французским интерфейсом? Рита пожала плечами:
– Может, это ее родной язык. В некоторых отдаленных районах материка люди все еще разговаривают на хинди, бенгальском или тамильском. Возможно, где-то проживает и небольшая община франкофонов. Ведь во время войны Махаварша дала приют нескольким миллионам беженцев с других планет. Большинство их обосновалось на островах Полуденного архипелага.
– В том числе и мои предки по отцовской линии, – сказал я. – Однако потомки переселенцев ассимилировали уже в следующем поколении. Я никогда не слышал, чтобы у нас на островах существовали какие-то отдельные национальные группы.
– Я тоже не слышала. Но как бы то ни было, а пульт существует. И кроме того, имя Рашель – через «ш» и мягкое «л» – это французское произношение привычного нам имени Рейчел.
На лестнице послышались шаги, и к нам спустился профессор Агаттияр. Он старался держаться спокойно и непринужденно, однако лихорадочный блеск его глаз выдавал сильное волнение.
Рита тут же вскочила и бросилась ему навстречу.
– Папа, мы нашли кое-что интересное. Смотри, этот пульт использует французский язык. – Она продемонстрировала свои слова нажатием кнопки «APL», а потом вкратце повторила то, что перед тем говорила мне о возможном происхождении Рашели.
Выслушав дочку, Агаттияр рассеянно кивнул и торопливо забрал у нее пульт.
– Все верно, Рита. На острове Джерси действительно проживает небольшая франкоязычная община. А Рашель – внучка одного моего друга молодости, мы с ним вместе учились в университете. На том диске, кроме всего прочего, я нашел ее семейный альбом. Я еще не знаю, что привело ее ко мне, но… Впрочем, поговорим об этом позже. – Нетерпеливым жестом он предупредил возможные расспросы дочери и повернулся ко мне:
– Теперь все прояснилось, мистер Матусевич. Большое спасибо, что позаботились о Рашели. Кстати, сколько она вам должна? Я компенсирую все ваши расходы.
Я, конечно, стал отнекиваться, для меня уплаченные в ресторане деньги были сущей мелочью, но профессор все же настоял на своем и буквально силой вырвал у меня кредитку, чтобы перечислить на нее восемьдесят пять рупий. Пока он возился с моей карточкой у терминала, я немного собрался с мыслями и пришел к выводу, что его история о друге молодости – сплошная ложь, причем ложь неубедительная, придуманная наспех. Во-первых, если бы Рашель действительно была внучкой его бывшего сокурсника, Агаттияр выглядел бы озадаченным и заинтригованным, но никак не взволнованным. Во-вторых, он прежде всего попытался бы связаться с родственниками девочки и выяснить, что случилось, – но вместо этого сразу бросился в холл с явным намерением поскорее выпроводить меня. И в-третьих, я не понимал, почему в таком случае Рашель потчевала меня сказками о своей покойной тетушке, а не сказала прямо, я еду в гости к старому другу моего деда…
Да уж, дело тут было нечисто. Но, по большому счету, меня это не касалось. Рашель хотела встретиться с профессором Агаттияром, и я помог ей до него добраться – а дальше пусть они сами разбираются. Меня это не должно интересовать… А однако интересовало, очень интересовало. Я всегда был крайне любопытным человеком.
Агаттияр вернул мне кредитку и еще раз поблагодарил за заботу о Рашели, откровенно давая понять, что нам уже пора прощаться. При всем своем любопытстве, я был человеком тактичным и ненавязчивым, поэтому принял его намек к сведению и с сожалением заявил, что должен уходить.
Но тут в наш разговор вмешалась Рита. Похоже, она не уловила всех скрытых нюансов ситуации и, вопреки планам отца, принялась упрашивать меня остаться у них на ужин. Усилием воли профессор скрыл раздражение, мигом проявившееся на его лице, и из вежливости вынужден был присоединиться к предложению дочери, надеясь, что я все-таки откажусь.
Я бы и впрямь отказался, тем более что совсем недавно обедал, однако любопытство в конце концов возобладало над соображениями такта, и я принял их приглашение. Агаттияр был заметно раздосадован, зато Рита наоборот – обрадовалась.
– Вот и отлично, – сказала она, стрельнув в меня своими блестящими черными глазами. – Сейчас я накрою стол. Только сначала посмотрю, как там девочка
Заглянув в комнату для гостей и убедившись, что Рашель по-прежнему крепко спит, Рита отправилась на кухню. Когда дверь за ней закрылась, Агаттияр натянуто улыбнулся и произнес:
– А вы явно приглянулись моей дочери. Обычно она не очень-то жалует молодых людей, которые заходят ко мне в гости. Правда, в основном это мои сотрудники или аспиранты – представители скучной, по ее мнению, профессии А вы совсем другое дело. Летчик, человек действия… Вы женаты?
– Разведен, – сказал я. – Детей нет. – И тут же, без всякого перехода, спросил:
– А как зовут деда
Рашели?
Последовавшая затем длительная пауза была весьма красноречива. В данный момент профессор не ожидал от меня такого вопроса и потому растерялся. Придумав историю о друге молодости, он наверняка позаботился и об имени, однако сейчас, застигнутый врасплох, не смог сразу вспомнить его.
– Жан-Поль Лафонтен, – наконец ответил Агаттияр. – Но мы называли его просто Джоном, так привычнее… Кстати, а вас как зовут? В смысле, ваше личное имя.
Было ясно, что он хочет увести разговор от неудобной для себя темы. Я решил не давить на него – ведь, в конце концов, он был здесь хозяином, а я только гостем.
– Стефан, – сказал я. – Но чаще меня называют Стасом.
– Вот как? Почему? Ведь «Стас» – это сокращенное от «Станислав», а вы должны быть Стивом.
– По идее, да. Однако я с детства привык быть Стасом. Это наша давняя семейная традиция, возникшая еще до того, как мои предки переселились на Махаваршу. Уже много поколении старшим сыновьям в нашем роду поочередно дают имена Стефан и Влодзимеж, а сокращенно Стас и Влад. Моего отца зовут Владом, дед был Стасом – ну, и так далее.
– А откуда были ваши предки?
– С Мазовии. Когда чужаки захватили планету, на ней оставалось в живых лишь около ста тысяч человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я вопросительно взглянул на Агаттияра:
– Вы всерьез считаете, что мы повстречали пятидесятника?
– Вполне может быть. Вполне.
– Но ведь… это против правил! Иные обязались оставить нас в покое и не ступать на Махаваршу, пока мы соблюдаем условия мирного договора.
На лице моего собеседника мелькнуло какое-то странное выражение – то ли снисходительности, То ли разочарования.
– Вы действительно в это верите, мистер Матусевич? Неужели вы такой наивный? Хотя нет. Просто вы, как и подавляющее большинство наших соотечественников, предпочитаете сладкий самообман суровой и неприглядной правде. Неукоснительное выполнение договоренностей – удел проигравшей стороны, а победители делают то, что считают нужным, руководствуясь лишь соображениями целесообразности. По моим грубым прикидкам, сейчас на планете находится несколько тысяч пятидесятников, которые маскируются под людей. Их задача как раз и состоит в том, чтобы контролировать соблюдение нами всех условий мирного договора… или, если называть вещи своими именами, условий капитуляции.
– А как же наше правительство? Оно о них знает?
– Разумеется, знает. И всячески содействует им. У него просто нет выбора. Мы не в том положении, чтобы диктовать свои правила игры.
Я только угрюмо покачал головой. Нельзя сказать, что я не подозревал об этом. Конечно, подозревал. Как и все здравомыслящие люди, я в глубине души понимал, что чужаки не могли предоставить нас самим себе, ограничившись лишь орбитальной блокадой и контролем дром-зоны. Это было бы глупо и опрометчиво с их стороны – а в недостатке ума и осмотрительности их нельзя обвинить, иначе им не удалось бы победить человечество, которое еще полтора столетия назад считалось самой могущественной расой в Галактике. Однако я старался не задумываться об этом, так как ни к чему хорошему подобные мысли привести не могли. Я предпочитал тешить себя иллюзией, что Махаварша целиком и полностью принадлежит людям и никто посторонний не смеет вмешиваться в наши внутренние дела…
Из комнаты для гостей вышла Рита. В руках она держала рубашку и брюк Рашели, а также носки и нижнее белье – наверняка тоже принадлежащие девочке.
– Пока малышка спит, брошу ее одежду в чистку. Терпеть не могу, когда дети ходят в грязном.
Лично я не считал, что Рашель была одета в грязное, но женщинам, как говорится, виднее.
– Карманы проверила? – спросил ее отец.
– Да, конечно. Я положила все на тумбочку возле кровати.
– Что у нее было?
– Жетоны на метро, бумажные деньги, лазерный мини-диск и дистанционный пульт. Ни каких-либо документов, ни карточки соцобеспечения я не нашла.
– Гм-м… А денег много?
– Многовато для двенадцатилетней девочки, но не очень. Чуть более шести тысяч. Принести?
– Будь так добра, дочка. И все остальное тоже.
Рита бросила на диван одежду и вновь скрылась за дверью гостевой комнаты. Вскоре она вернулась оттуда и выложила на журнальный столик перед отцом тонкую пачку денежных купюр, пять жетонов, которые я купил для Рашели в аэропорту, миниатюрный оптический диск в прозрачном футляре без какой-либо маркировки и небольшой дистанционный пульт управления – скорее всего, от какой-то игрушки.
Первым делом Агаттияр пересчитал деньги. Их оказалось шесть тысяч триста сорок рупий – пять тысячных банкнот, тринадцать сотенных и две двадцатки. Тем временем Рита подхватила с дивана одежду девочки и вышла из холла.
– Банк она вроде не ограбила, слишком мелкий улов, – произнес профессор, продолжая внимательно разглядывать лежащие перед ним деньги. – Н-да, занятно, занятно. С сотками и двадцатками все нормально, зато тысячные… – Он протянул мне все пять купюр. – Вот, посмотрите на год выпуска.
Я посмотрел. С правой стороны каждой банкноты, под личной подписью председателя Федерального банка, красовались крохотные циферки «3451». Сами банкноты выглядели совсем неизношенными, однако в них чувствовался какой-то неуловимый налет старины.
– Они выпущены сто тридцать пять лет назад, – сосчитал я. – А с виду не отличишь от современных.
– Дизайн бумажных денег не менялся свыше двух столетий, – объяснил Агаттияр. – Теоретически они еще в ходу, но на практике давно уже выведены из обращения. Тем более странно встретить пять таких банкнот вместе. Кстати, обратите внимание: все они из одной серии.
– Да, действительно. И что это может значить?
– Ну, вариантов много. Например, что девочка обнаружила чей-то забытый тайник, где лежали эти деньги. Может, их спрятала одна из ее прапрабабушек, которая к старости тронулась умом и решила хранить свои сбережения наличными. – Он ненадолго задумался. – А знаете, путь этих банкнот в принципе можно проследить. До войны рупия стоила почти в сто раз дороже, и такие крупные купюры использовались главным образом для межбанковских расчетов. При любых операциях их номера обязательно фиксировались. Давайте я проверю.
Агаттияр забрал у меня деньги, положил их в нагрудный карман своей рубашки, а затем взял со стола футлярчик с диском. Поглядев на него с сомнением, он сказал:
– Все-таки стоит просмотреть его содержимое. Это, конечно, не очень тактично, ведь там может быть что-то сугубо личное, но… В конце концов, девочка сама напросилась. Я же не заставлял ее называться моей племянницей. – Он поднялся с кресла. – Извините, я ненадолго покину вас. Я предпочитаю пользоваться профессиональным терминалом в своем кабинете, а не этим ширпотребом. – Кивок в сторону большого стереоэкрана в противоположной стене холла, – Сейчас должна прийти Рита, она составит вам компанию.
Агаттияр поднялся по лестнице на второй этаж, оставив меня одного. Разумеется, я сразу понял, что дело вовсе не в его пренебрежительном отношении к бытовым терминалам. Просто он решил подстраховаться на случай, если диск действительно содержит сугубо личные записи. В своей собственной порядочности он был уверен, а вот мне, совершенно незнакомому человеку – не доверял.
Некоторое время я сидел, размышляя над всем случившимся. У меня возникла довольно глуповатая теория, что Рашель потеряла всех родных и близких в какой-то жуткой катастрофе и теперь самостоятельно ищет себе опекунов, не полагаясь на заботу государства. Почему бы в таком случае мне не включиться в этот конкурс? Я гожусь на роль ее отца и по возрасту, и по социальному положению, вдобавок я родом с Полуденных и принадлежу к той же культуре, что и она. Правда, я разведен – но и Агаттияр тоже, так что тут он не имеет передо мной преимущества. Зато я существенно моложе и смогу уделять больше времени ее воспитаниях…
Я отогнал эти нелепые мысли и, чтобы чем-нибудь отвлечь себя, взял с журнального столика дистанционный пульт. Лицевая панель его состояла из двадцати четырех миниатюрных кнопок, десять из которых были обозначены цифрами, а остальные – непонятными значками или аббревиатурами. Над кнопками находился небольшой жидкокристаллический дисплей, а еще выше виднелся ряд крошечных отверстий – очевидно, там был вмонтирован микрофон для приема голосовых команд.
Повертев немного пульт в руках, я наугад нажал несколько кнопок, но никакой реакции не последовало. Наконец я добрался до расположенной в правом верхнем углу панели кнопки с надписью «APL». Дисплей тотчас ожил, и на нем появилось сообщение: «Prise de contact. Attendez…» Оно продержалось секунд пять, затем сменилось другим: «Faute! La reponse est absente». А еще секунд через пять дисплей погас.
Я недоуменно моргнул и снова нажал ту же кнопку. Результат был аналогичный. В общих чертах смысл обоих сообщений был ясен: в первом речь шла об установлении контакта, во втором говорилось, что произошла ошибка, ответ не получен. Но как безбожно были исковерканы все слова!
В холл вернулась Рита с уже вычищенной одеждой Рашели. Оглядевшись, она спросила:
– А где отец?
– В своем кабинете. Обещал скоро вернуться, а вам просил передать, чтобы вы составили мне компанию.
Рита мило улыбнулась, подошла ко мне и села в соседнее кресло.
– Ну, что там у вас? – поинтересовалась она, – Что-нибудь выяснили?
– Пока только то, что тысячные банкноты очень старые, – ответил я – Сейчас ваш отец проверяет их номера и заодно просматривает содержимое диска. А я вот изучаю пульт.. гм. если это можно назвать изучением. По-моему, он неисправен – выдает какие-то искаженные сообщения, – И я продемонстрировал его в работе.
Глаза Риты сверкнули.
– Минуточку! Ведь это… Позвольте-ка мне. – Она выхватила у меня из рук пульт и сама нажала кнопку «APL». – Да, точно! Это по-французски. «Установление связи. Ждите…», а потом. «Ошибка! Нет ответа». Что же касается сокращения «apl», то оно, скорее всего, означает «appel», что переводится как «вызов». Вот уж не думала, что где-то на Махаварше пользуются этим языком
– Вы его знаете?
– Да так, немного. Учила в свое время.
– Вы филолог?
– Нет, я врач, сейчас прохожу интернатуру. А иностранные языки мое хобби. Мне нравится их изучать, хотя многие мои знакомые считают, что я напрасно трачу свое время. Но они ошибаются. Каждый язык – это не просто набор слов и грамматических правил, а особый, неповторимый тип мышления. Например, художественные книги лучше читать в оригинале – никакой перевод, даже самый талантливый, не способен передать все нюансы авторской мысли. – Говоря это, Рита нажимала по очереди все кнопки на пульте. Ни на одну из них, кроме «APL», дисплей не реагировал. Наконец она подытожила:
– Очевидно, устройство, которым управляет этот пульт, находится слишком далеко и с ним нельзя установить связь. Что вполне естественно, если девочка не солгала и в самом деле прилетела с Полуденных. Так далеко никакая дистанционка не дотянется – ведь вряд ли она передает сигнал через спутник.
– Но зачем Рашели понадобился пульт с французским интерфейсом? Рита пожала плечами:
– Может, это ее родной язык. В некоторых отдаленных районах материка люди все еще разговаривают на хинди, бенгальском или тамильском. Возможно, где-то проживает и небольшая община франкофонов. Ведь во время войны Махаварша дала приют нескольким миллионам беженцев с других планет. Большинство их обосновалось на островах Полуденного архипелага.
– В том числе и мои предки по отцовской линии, – сказал я. – Однако потомки переселенцев ассимилировали уже в следующем поколении. Я никогда не слышал, чтобы у нас на островах существовали какие-то отдельные национальные группы.
– Я тоже не слышала. Но как бы то ни было, а пульт существует. И кроме того, имя Рашель – через «ш» и мягкое «л» – это французское произношение привычного нам имени Рейчел.
На лестнице послышались шаги, и к нам спустился профессор Агаттияр. Он старался держаться спокойно и непринужденно, однако лихорадочный блеск его глаз выдавал сильное волнение.
Рита тут же вскочила и бросилась ему навстречу.
– Папа, мы нашли кое-что интересное. Смотри, этот пульт использует французский язык. – Она продемонстрировала свои слова нажатием кнопки «APL», а потом вкратце повторила то, что перед тем говорила мне о возможном происхождении Рашели.
Выслушав дочку, Агаттияр рассеянно кивнул и торопливо забрал у нее пульт.
– Все верно, Рита. На острове Джерси действительно проживает небольшая франкоязычная община. А Рашель – внучка одного моего друга молодости, мы с ним вместе учились в университете. На том диске, кроме всего прочего, я нашел ее семейный альбом. Я еще не знаю, что привело ее ко мне, но… Впрочем, поговорим об этом позже. – Нетерпеливым жестом он предупредил возможные расспросы дочери и повернулся ко мне:
– Теперь все прояснилось, мистер Матусевич. Большое спасибо, что позаботились о Рашели. Кстати, сколько она вам должна? Я компенсирую все ваши расходы.
Я, конечно, стал отнекиваться, для меня уплаченные в ресторане деньги были сущей мелочью, но профессор все же настоял на своем и буквально силой вырвал у меня кредитку, чтобы перечислить на нее восемьдесят пять рупий. Пока он возился с моей карточкой у терминала, я немного собрался с мыслями и пришел к выводу, что его история о друге молодости – сплошная ложь, причем ложь неубедительная, придуманная наспех. Во-первых, если бы Рашель действительно была внучкой его бывшего сокурсника, Агаттияр выглядел бы озадаченным и заинтригованным, но никак не взволнованным. Во-вторых, он прежде всего попытался бы связаться с родственниками девочки и выяснить, что случилось, – но вместо этого сразу бросился в холл с явным намерением поскорее выпроводить меня. И в-третьих, я не понимал, почему в таком случае Рашель потчевала меня сказками о своей покойной тетушке, а не сказала прямо, я еду в гости к старому другу моего деда…
Да уж, дело тут было нечисто. Но, по большому счету, меня это не касалось. Рашель хотела встретиться с профессором Агаттияром, и я помог ей до него добраться – а дальше пусть они сами разбираются. Меня это не должно интересовать… А однако интересовало, очень интересовало. Я всегда был крайне любопытным человеком.
Агаттияр вернул мне кредитку и еще раз поблагодарил за заботу о Рашели, откровенно давая понять, что нам уже пора прощаться. При всем своем любопытстве, я был человеком тактичным и ненавязчивым, поэтому принял его намек к сведению и с сожалением заявил, что должен уходить.
Но тут в наш разговор вмешалась Рита. Похоже, она не уловила всех скрытых нюансов ситуации и, вопреки планам отца, принялась упрашивать меня остаться у них на ужин. Усилием воли профессор скрыл раздражение, мигом проявившееся на его лице, и из вежливости вынужден был присоединиться к предложению дочери, надеясь, что я все-таки откажусь.
Я бы и впрямь отказался, тем более что совсем недавно обедал, однако любопытство в конце концов возобладало над соображениями такта, и я принял их приглашение. Агаттияр был заметно раздосадован, зато Рита наоборот – обрадовалась.
– Вот и отлично, – сказала она, стрельнув в меня своими блестящими черными глазами. – Сейчас я накрою стол. Только сначала посмотрю, как там девочка
Заглянув в комнату для гостей и убедившись, что Рашель по-прежнему крепко спит, Рита отправилась на кухню. Когда дверь за ней закрылась, Агаттияр натянуто улыбнулся и произнес:
– А вы явно приглянулись моей дочери. Обычно она не очень-то жалует молодых людей, которые заходят ко мне в гости. Правда, в основном это мои сотрудники или аспиранты – представители скучной, по ее мнению, профессии А вы совсем другое дело. Летчик, человек действия… Вы женаты?
– Разведен, – сказал я. – Детей нет. – И тут же, без всякого перехода, спросил:
– А как зовут деда
Рашели?
Последовавшая затем длительная пауза была весьма красноречива. В данный момент профессор не ожидал от меня такого вопроса и потому растерялся. Придумав историю о друге молодости, он наверняка позаботился и об имени, однако сейчас, застигнутый врасплох, не смог сразу вспомнить его.
– Жан-Поль Лафонтен, – наконец ответил Агаттияр. – Но мы называли его просто Джоном, так привычнее… Кстати, а вас как зовут? В смысле, ваше личное имя.
Было ясно, что он хочет увести разговор от неудобной для себя темы. Я решил не давить на него – ведь, в конце концов, он был здесь хозяином, а я только гостем.
– Стефан, – сказал я. – Но чаще меня называют Стасом.
– Вот как? Почему? Ведь «Стас» – это сокращенное от «Станислав», а вы должны быть Стивом.
– По идее, да. Однако я с детства привык быть Стасом. Это наша давняя семейная традиция, возникшая еще до того, как мои предки переселились на Махаваршу. Уже много поколении старшим сыновьям в нашем роду поочередно дают имена Стефан и Влодзимеж, а сокращенно Стас и Влад. Моего отца зовут Владом, дед был Стасом – ну, и так далее.
– А откуда были ваши предки?
– С Мазовии. Когда чужаки захватили планету, на ней оставалось в живых лишь около ста тысяч человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34