В принципе можно было вообще обходиться без генераторов и лететь как бы по инерции, но в таком случае эмпирические формулы, выведенные чисто опытным путем, давали в результате конечное число, деленное на нуль, – то есть бесконечный промежуток времени. В истории известно несколько случаев, когда отчаянные добровольцы (или, скорее, безумцы) совершали такой переход, дабы повидать Конец Света.
Они и сейчас плывут где-то в гиперпространстве, чтобы в бесконечно отдаленном от нас будущем собственными глазами посмотреть на то, как умирает Вселенная. Хотя, разумеется, это вопрос спорный – успеют ли они что-либо увидеть, или же тотчас сгорят в огне нового Большого Взрыва…
При переходе по каналу второго рода самым оптимальным вариантом считалось синхронизировать собственное бортовое время с обще галактическим. Однако в случае прохождения через неисследованный канал рекомендовалось запускать генератор на максимальной мощности, чтобы не потерять годы, а то и десятилетия, если вдруг окажется, что данный канал ведет к какой-нибудь блуждающей звезде далеко за пределами Галактики.
Резонансный генератор «Зари Свободы», быстроходного военного судна, обладал достаточными ресурсами, чтобы всего лишь за четырнадцать часов объективного времени пройти канал протяженностью в пятьдесят килопарсеков. Я отдал бортинженеру Ортеге распоряжение поддерживать его мощность на уровне двух третей от предельной – этого вполне хватало, чтобы при любом, даже самом неблагоприятном раскладе, потратить на переход не более суток по времени Галактики и не допустить, чтобы нас опередили возможные преследователи.
По нашему же собственному времени, как ни крути, до выхода из канала оставалось около полутора суток. Первые два часа полета я напряженно следил за работой всех систем, пока наконец не убедился, что они функционируют идеально, без каких либо отклонений от нормы. Лишь тогда я позволил себе расслабиться – и тот же час на меня навалилась такая усталость, что я едва не уснул прямо в пилотском кресле.
Я не спал полноценным сном с момента своего пробуждения в подземном убежище императора – а с тех пор прошло уже более двух суток и произошло немало важных событий. Нет, конечно, я позволил себе на несколько часов вздремнуть, пока челнок летел по инерции к метеоритному поясу, где пряталась «Заря Свободы»; да и потом, после разгона крейсера, Агаттияр с Шанкаром убедили меня пойти отдохнуть, однако тогда я больше ворочался в постели, чем спал, волнуясь в преддверии первого в моей жизни реального гиперперехода. Теперь же все треволнения остались позади, а впереди было более тридцати часов спокойного, не сулящего никаких сюрпризов полета, поэтому я оставил корабль на попечение компьютера и отправился спать.
Как и предсказывала Рита, Рашель уступила мне отцовскую каюту, но предварительно убрала оттуда все свои веши, включая семейную фотографию. Также я не сомневался, что она, воспользовавшись своими кодами доступа, забралась в файлы личных дел членов экипажа и изъяла оттуда снимок отца, возможно даже подменив его чьим-то другим. Но в любом случае, проверять это у меня не было ни сил, ни желания; я второпях разделся, плюхнулся на мягкую койку и, едва натянув на себя одеяло, сразу же заснул.
Проспал я шестнадцать часов кряду, что было для меня своеобразным рекордом. Даже в курсантские времена, после изматывающих лагерных сборов с подъемами по тревоге посреди ночи и марш-бросками километров на пятьдесят, я так много не отсыпался. Тут дело было вовсе не в физической усталости и Даже не в нервном напряжении последних двух суток.
Просто за это время моя жизнь, прежде спокойная и размеренная, круто и бесповоротно изменилась. Сознательно я принял эти перемены сразу и с воодушевлением, однако моему подсознанию, более консервативному по своей природе, требовалось взять тайм-аут, чтобы хорошенько осмыслить происходящее и свыкнуться с новыми обстоятельствами. Потому-то я и продрых вдвое дольше обычного, давая своему «субэго» возможность во всем разобраться.
Проснувшись, я вскочил с койки, быстро привел себя в порядок, оделся в свою капитанскую форму и первым делом направился в рубку управления, чтобы посмотреть, как там дела. Впрочем, я уже до того знал, что полет проходит нормально: на терминал капитанской каюты подавалась вся важнейшая информация о функционировании основных систем корабля, и в случае какой-нибудь аварийной ситуации я был бы немедленно поднят по тревоге.
На капитанском месте дежурил Арчибальд Ортега, одновременно присматривая как за работой автопилота, так и за своим собственным «хозяйством». Контролировать состояние ходовой части корабля – термоядерного привода, главного и вспомогательного реакторов, антигравов и резонансного генератора – можно было не только из машинного отделения, но также (причем с не меньшим успехом) из рубки управления.
Заметив меня, Ортега тотчас вскочил с места и отдал мне честь:
– Докладываю, капитан! Все системы корабля функционируют нормально, полет проходит в полном соответствии с графиком. За время моей вахты никаких отклонении зафиксировано не было, критических или аварийных ситуаций не возникало.
На несколько секунд я обалдел. Мало того, что Ортега салютовал мне и рапортовал чисто по-военному – на нем еще был и флотский мундир! Такой же, как у меня, серо-голубой, явно позаимствованный в гардеробе одного из ныне покойных членов команды. Две широкие и две тонкие полосы на погонах свидетельствовали о звании капитана третьего ранга (если, конечно, я правильно разобрался в иерархии их чинов). Было видно, что Ортега носил этот мундир с удовольствием, а его «уставное» обращение ко мне не было ни бравадой, ни шуткой – он искренне считал, что именно так должен держаться перед командиром корабля.
Я вспомнил те распоряжения, которые отдал ему Шанкар еще на Махаварше и которые он с блеском выполнил, по ходу дела прикончив трех пятидесятников. Да уж, этот подающий надежды молодой ученый был вдобавок настоящим боевиком. И военная форма смотрелась на нем вполне естественно…
– Вольно, бортинженер, – сказал я, опомнившись. – Вы давно на вахте?
– С тех пор, как вы отправились спать, капитан. Вы и я – единственные на корабле, кто имеет инженерную квалификацию. Учитель… то есть профессор Агаттияр и господин Шанкар в большей степени теоретики.
Все-таки он называл Агаттияра учителем, а не гуру. Тут, безусловно, сказывалось его воспитание – как и я, Ортега был родом с Полуденных.
– В таком случае вам следует отдохнуть, – произнес я. – Теперь мой черед дежурить. Он снова вытянулся по стойке «смирно»:
– Бортинженер вахту сдал!
– Капитан вахту принял, – ответил я и уселся в Капитанское кресло. – Да, кстати, а где все остальные?
– Старики спят. – Закончив дежурство, Ортега уже позволил себе вольности. – Девочка тоже. А Рита недавно проснулась и сейчас хозяйничает на камбузе Очевидно, ей уже надоели приготовленные пищематами сандвичи. Он хмыкнул. – Мне, впрочем, тоже.
– Тогда ступайте и поужинайте по-человечески. А Риту попросите, пусть она и мне что-нибудь принесет.
– Слушаюсь, капитан!
Козырнув мне, Ортега направился к выходу из рубки, но у самой двери я остановил его:
– Да, насчет вашего мундира. Я гражданский, но у меня есть звание капитана. А как с этим у вас? Он ухмыльнулся:
– Я тоже гражданский, но резервист. Майор инженерных войск. Этот мундир принадлежал капитану второго ранга, но я поменял знаки различия, чтобы самовольно не повышать себя в чине.

Taken: , 1 3

Оставшись в рубке один, я первым делом ознакомился с показаниями всех приборов. Как и утверждал Ортега, корабельные системы функционировали без всяких сбоев. Правда, реактор сжигал чересчур много дейтерия, чтобы обеспечивать электроэнергией работавший на большой мощности резонансный генератор, но, к счастью, термоядерного топлива на корабле было достаточно. Последующие переходы мы уже не будем совершать наобум, поэтому нам не понадобится так сильно «раскручивать» генератор, а при нормальном режиме полета дейтерия у нас с лихвой хватит, чтобы трижды пересечь из конца в конец всю Галактику
Вскоре на связь вышла Рита и, поздоровавшись со мной, попросила подождать еще четверть часа, после чего обещала попотчевать меня роскошным завтраком Я согласился, отключил интерком и заказал пищевому автомату небольшой сандвич и чашку кофе – чтобы, как говорится, «заморить червячка» в ожидании предстоящей трапезы.
На скорую руку перекусив, я вызвал на экран вспомогательного терминала исторические сведения о Терре-Галлии. В своих виртуальных космических путешествиях я посещал многие населенные миры, но эту планету как-то обходил стороной, хотя она была расположена не так далеко от Земли – колыбели человеческой цивилизации. Ее название я несколько раз встречал в навигационных справочниках, когда прокладывал очередной курс, но она ни разу не привлекала к себе моего внимания. Терра-Галлия значилась как планета третьей категории – то есть не относилась к числу высокоразвитых миров, играющих заметную роль в своем регионе Галактики, но вместе с тем была лишена того специфического очарования, каким обладали дикие, отсталые, еще не до конца освоенные планеты. Словом, самый обычный и заурядный мир, вроде нашей Махаварши; до начала войны таких миров было несколько сотен
Ознакомившись с пространным историческим очерком о Терре-Галлии, который компьютер услужливо перевел мне на английский язык, я слегка удивился. Мое удивление было вызвано тем, что авторы Данного очерка совсем не пытались преувеличить значение и роль своей планеты в довоенный период, они откровенно признавали ее второстепенность и заурядность и даже в определенной степени гордились этим. В их гордости чувствовалась изрядная Доля гордыни: мол, мы, такие заурядные и второстепенные, сумели устоять перед Иными, а вот все остальные, включая таких титанов, как Земля или Мир Барнарда, потерпели поражение. Впрочем, они (в смысле авторы очерка) все же признавали, что именно незначительность их родины позволила отстоять ее свободу и независимость – ведь вначале войны основные силы чужаков были брошены против самых могущественных человеческих планет, а тем временем Терра-Галлия, успешно отражая не слишком массированные атаки, сумела превратить свою дром-зону в неприступную крепость.
Во всей довоенной истории планеты был, пожалуй, лишь один примечательный момент. Терра-Галлия принадлежала к так называемой первой волне колонизации – она была освоена и заселена непосредственно выходцами с Земли. Это произошло еще на рубеже XXII и XXIII веков, и – что по тем временам было явлением достаточно редким – ее освоение финансировалось не из государственного бюджета той или иной страны, а проводилось целиком за счет частных инвестиций под патронажем Фонда имени Ле-Пэна, чьей целью было, цитирую, «спасение этнических французов от окончательной ассимиляции». Под «этническими французами» подразумевались представители белой субрасы французской нации, которые к концу XXII века составляли лишь около семи процентов от общего населения Франции. Добрая половина этих самых «этнических французов» переселилась на Терру-Галлию, и одним из первых законов, принятых после провозглашения вполне демократической конституции, стало весьма дискриминационное «Уложение об иммиграции», фактически запрещавшее предоставление гражданства или вида на жительство всем без исключения «цветным».
В принципе ни апартеида, ни расовой сегрегации как таковых на Терре-Галлии никогда не было. Если верить авторам очерка, то «этнические французы», заполучив собственную планету и избавившись от угрозы ассимиляции, вскоре успокоились и к заезжим гостям, какого бы цвета кожи те ни были, относились терпимо, без всякого предубеждения и враждебности. Тем не менее дискриминационные правила иммиграции сохранялись вплоть до середины XXVII века, несмотря на периодические предупреждения со стороны ООН с обещанием ввести санкции против планеты и ее граждан. Эти правила были отменены только после забавного конфуза, когда члены небольшой колонии дварков, проживавших на Терре-Галлии, в полном соответствии с законодательством получили местное гражданство – ведь в «Уложении» ничего не говорилось о внеземных расах.
Наконец-то мне стала понятна несколько болезненная реакция Рашели на слова Агаттияра об «искупленцах». Да, на Терре-Галлии не дискриминировали Иных, однако в истории ее родины был период, когда ее жители ограничивали в правах своих же собственных соплеменников, у которых был немного другой цвет кожи. Пусть даже это ограничение было довольно мягким, пусть оно касалось только гражданства или длительного пребывания на планете и было продиктовано стремлением «спастись от окончательной ассимиляции», но все же оно имело место – и, наверное, каждый галлиец, от мала до велика, в глубине души чувствовал стыд за своих предков.
Особенно теперь, когда все люди, независимо от цвета кожи, формы черепа и других антропологических особенностей, оказались самой дискриминируемой и преследуемой расой в Галактике…
Через обещанные четверть часа в рубку явилась Рита и привезла с собой на тележке поистине роскошное угощение, ничем не уступавшее тем обедам, которые я ел в своем любимом ресторанчике аэропорта Нью-Калькутты. Мы позавтракали вместе, за специальным откидным столиком между креслами капитана и второго пилота, а по ходу дела я расспрашивал девушку о том, что происходило на борту за время моего длительного сна.
Рита, которая и сама лишь недавно проснулась, могла рассказать только о первых восьми часах полета. По ее словам, ничего особенного не случилось, разве что у Арчибальда Ортеги в самом начале вышла небольшая перепалка с бортовым компьютером по вопросу старшинства. Поскольку я, отправившись спать, не оставил четкого и однозначного распоряжения насчет своего заместителя, компьютер счел таковым Рашель, которая по должности была вторым пилотом. Ортега же возмутился и настаивал на своем главенстве. К счастью, все решилось быстро и просто: не желая конфликтовать с «дядей Арчи», которому очень захотелось поиграть в командира, девочка рассудительно самоустранилась, заявив, что берет увольнительную. Не имеющий чувства юмора компьютер строго предупредил ее, что без разрешения капитана это будет не увольнительная, а «самоволка», но тем не менее, когда Рашель проигнорировала его предупреждение, согласился подчиняться Ортеге.
– С этим нужно что-то делать, – сказал я, приканчивая отлично приготовленный ростбиф. – Пусть мы гражданский экипаж, но все равно на корабле должен быть порядок. Вот немного очухаюсь и составлю график дежурств. Мистер Ортега считает, что кроме нас двоих больше никто не сможет контролировать работу бортовых систем. Я с этим категорически не согласен – и твой отец, и господин Шанкар достаточно компетентные специалисты, даром что они не имеют инженерного образования. А про Рашель и говорить нечего – целых три месяца она самостоятельно управляла кораблем, так что ее, несмотря на возраст, можно смело считать космическим волком.
Рита слабо улыбнулась, и в ее улыбке мне почудилась грусть,
– Как я понимаю, обо мне речь вообще не идет. Я смутился:
– Ну, ты…
– В технике я профан, и нам обоим это известно. Впрочем, у меня и без того хватает обязанностей – я буду заведовать всем бытовым хозяйством, готовить вам еду, убирать в жилых помещениях, лечить вас, если понадобится… Кстати, Стас. Я хотела бы еще раз осмотреть мистера Рамана и убедиться, что с ним все в порядке. Да, конечно, он предатель и негодяй, но все же он человек, а я – врач и давала клятву Гиппократа.
Слава Богу, она заговорила об этом, когда я уже расправился с ростбифом и пил сок. Напоминание про Ахмада наверняка отбило бы у меня всякий аппетит.
Помрачнев, я поставил стакан на стол, повернулся в кресле к пульту и приказал компьютеру вывести на экран изображение из пассажирской каюты номер шесть.
Ахмад лежал на койке, уставившись взглядом в потолок. Со времени его допроса прошло уже без малого двое суток, и за это время он, похоже, успел оклематься – то ли благодаря своему крепкому организму, то ли стараниям Риты. Во всяком случае, сейчас он выглядел вполне здоровым, разве что мрачным и угрюмым. Это, впрочем, неудивительно – ведь он прекрасно понимал, что ждет его впереди.
– Когда ты осматривала его в последний раз? – спросил я.
– Часов девять назад, перед тем как лечь спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34