На самом же деле вы конспирируете на либерально-газетном
жаргоне с имущим обществом против народа. Это утверждение кажется вам
пристрастным и несправедливым? Между тем, оно точно формулирует смысл вашей
статьи. Минуту внимания, г. профессор!
Вы убеждаете не народные массы, так как они лишены избирательных прав. Они
не могут бойкотировать Думу, так как Дума бойкотирует их. Действительные
выразители народных интересов, если бы и хотели, не могут попасть в
Государственную Думу. Это ваша Дума. Это учреждение господствующих, имущих,
эксплоатирующих классов. Сознательный пролетариат, который ясно и
недвусмысленно выразил свое отношение к Государственной Думе, когда она
была еще проектом, следующим образом формулировал в "заявлении
представителям земств и дум" свое отношение к тем наделенным правами
политического предательства гражданам, которые примут участие в выборах:
"Принять участие в выборах гласных (совещательный) Государственной Думы
значит признать всевластие царского правительства. Принять участие в
выборах гласных Государственной Думы значит одобрить наглое лишение народа
избирательных прав. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы
значит открыто перейти в лагерь царского правительства. Мы, рабочие,
торжественно заявляем, что будем считать врагом народа всякого, кто примет
участие в постыдной комедии выборов в Государственную Думу".
Так говорят передовые рабочие. Если вы, г. профессор, имеете хотя
какое-нибудь понятие о настроении народных и особенно пролетарских масс, вы
согласитесь, что этот голос найдет в них самый широкий отклик. Но если так,
то вы должны были десять раз подумать прежде, чем выступить на политический
форум и сказать имущим, эксплоатирующим классам: "Несмотря на то, что
избирательный закон отрезывает вас от масс; несмотря на то, что рабочие
массы не только не склонны дать вам мандат нравственного доверия, но
заранее объявляют предательством самый акт участия в выборах; несмотря на
то, что у вас не может быть опоры вне народа; несмотря на то, что разрыв с
ним означает для вас политическую смерть, - выбирайте, выбирайте, чтобы
быть на своем посту, выбирайте во имя пергамента 6 августа, игнорируйте
голос слева, который есть голос самого народа".
Государственная Дума составится из наиболее обеспеченных элементов
оппозиции, отделенных политическими привилегиями от народа и не
заинтересованных непосредственно в уничтожении ценза. В то время как правое
крыло либеральной партии, приобщившись к власти, начнет сплетать свои корни
с корнями царской бюрократии, вы, конституционалисты-демократы, гг.
Петрункевичи, Родичевы и Милюковы, будете на левом крыле - да, г.
профессор, в Думе вы, к вашему ужасу, окажетесь на крайней левой, потому
что остальные будут еще более косны, чем вы, - вы будете производить
бессильный оппозиционный шум, прикрывать сделку реакции с либерализмом
патетической фразеологией, обманывать народ фиктивными перспективами
безболезненного перехода через бюрократию и плутократию к демократии.
Призывая теперь эксплоатирующие классы использовать дарованные им
политические привилегии, открыто становясь на почву царского избирательного
закона, этого юридически оформленного раскола между имущей оппозицией и
народной революцией, вы в то же время цинично призываете к единению и
пугаете опасностью разброда.
Что это значит, милостивый государь?
Царское правительство вручает вам конец петли, закинутой на шею народа, а
другой конец оставляет в своих кровавых руках. И вот выступают профессора
истории, которые должны бы знать, чем кончались для народа такие
эксперименты, - и направо призывают приобщиться к веревке, а налево взывают
к единению. Я назвал бы это политическим бесстыдством, если б хотел быть
резким, г. профессор!
История ничему не научает своих профессоров. Ошибки и преступления
либерализма интернациональны. Вы повторяете то же, что ваши предшественники
делали в вашем положении полвека назад. Вожди прусской буржуазии думали,
как и вы, что королевское слово составляет тот рубеж, после которого
невозможен возврат к прошлому, и потому очень мало заботились о таких
"вульгарных" вещах, как вооружение победившего народа и разоружение
побежденной реакции. Они с ясным лбом игнорировали голоса "слева". Вы
знаете, к чему это привело? К тому, что абсолютизм вернул себе львиную долю
своей до-мартовской власти. Это обнаружилось очень скоро и очень явственно.
В конце пятидесятых годов, через 10 лет после 48 года, корона третировала
палату с величайшим презрением. Палата отказывала в деньгах, а корона,
игнорируя постановления палаты, распоряжалась народными средствами, как
своим кошельком. Либеральные мудрецы, профессора истории, морали и
государственного права громко и красноречиво кричали, что это возврат к
прошлому, который совершенно и абсолютно невозможен за силою
конституционных пергаментов. Речь шла при этом, разумеется, о моральной или
юридической "невозможности". Но абсолютизм смеялся в бороду, справедливо
полагая, что для него довольно одной материальной возможности. И он был
прав.
Кроткие старцы "Вестника Европы", выступившие против тактики бойкота,
привели в пример - о, глубокомыслие, это ты! - прусский конституционный
конфликт конца 50-х и начала 60-х годов прошлого столетия*168, когда
либеральная партия не покидала своего бесславного поста в октроированной
короной палате. Прусская либеральная партия, заседая в своей Думе,
постановляла резолюции, многословно протестовала, демонстрировала свое
бессилие, компрометируя идею представительства и усыпляя массы фикцией
парламентарного режима. Абсолютизм взял все, что ему нужно было, и оставил
на долю народного представительства то, что считал выгодным оставить. А
либеральная партия, стоявшая на своем парламентском посту, лишь облегчала
ему эту работу, прикрывая ее ширмой якобы конституционного порядка.
В 1862 году раздался голос мужественного протеста против конституционного
кретинизма либеральной партии. Это был голос Фердинанда Лассаля*169. Чего
он требовал? Бойкота палаты. Он сказал либералам: вы с вашими
лже-конституционными бирюльками становитесь между народом и его врагами. Вы
маскируете действительные отношения. Вы мешаете накоплению в массах
революционного гнева. Вы тормозите решительную ликвидацию абсолютизма. Но
либеральная буржуазия "мужественно" не внимала голосу слева (на это у нее
всегда хватало мужества!) - она оставалась на своем посту, на посту
предателя интересов свободы - и ей, либеральной буржуазии, Пруссия и
пруссифицированная Германия обязаны своими полуабсолютистскими порядками.
"Всякое политическое дело, - сказал тогда Лассаль, - состоит в высказывании
того, что есть, и с этого начинается. Всякое политическое малодушие состоит
в замалчивании и затушевывании того, что есть".
Теперь попробуйте, г. профессор, стать лицом к народу и во всеуслышание
сказать, что есть.
Государственная Дума есть предумышленное издевательство над народным
представительством. Это народное представительство - без народа.
Государственная Дума вводит представителей имущих классов в переднюю
Государственного Совета. Государственная Дума есть организованная сделка
реакции с имущей оппозицией с целью задушить народную революцию. Дарованное
верхушке избирательное право есть право политического предательства народа.
Вот краткое и точное выражение того, что есть.
Вы этого, конечно, не скажете народу. Но мы скажем. Если же вы попытаетесь
спорить с нами - не на либеральных банкетах, а пред лицом массы - мы вам
покажем, что мы на нашем грубом, резком революционном языке умеем быть
неотразимо убедительны и красноречивы. Мы это покажем, г. профессор!
После того, как будет ясно высказано, что есть, вы можете сделать, что
найдете для себя более выгодным. Вы можете принять сделку или отвергнуть
ее, вступить в переднюю или оставаться с народом на улице. Партия
пролетариата, партия революции, не ответственна пред массами за поведение
либералов. Вы боитесь порвать с Думой, потому что для вас этот
конституционный мираж кажется реальностью в той сухой бесплодной пустыне,
по которой русский либерализм бродит вот уже не первый десяток лет. Если
Дума не будет созвана, где же путь к конституции? - спрашиваете вы себя в
тоске. Для вас вся великая тяжба народа с абсолютизмом сводится к земским
съездам, верноподданническим депутациям, конституционным адресам,
рескриптам, совещаниям и манифестам. Вы ни словом не касаетесь в вашей
статье того глубокого процесса роста сплоченности и революционной
сознательности масс, без которого немыслимы были бы ни последние шаги
либерализма, ни последние шаги монархии. Вам кажется, что раз у царизма
исторгнут манифест, этим самым вам дана возможность стать на почву этого
канцелярского документа, истолковывать его, делать из него выводы и
отстаивать их собственными средствами. Вы призываете защитников свободы
быть "на своем посту" - и вы думаете, что отныне единственным постом для
защитников свободы является Государственная Дума. Я не знаю, существовало
ли для вас революционное движение до 6 августа, но после этого дня оно для
вас раз навсегда перестает существовать.
Революционное движение масс, - вот та мелочь, которую вы упустили в вашем
политическом счете, г. профессор. А между тем и после 6 августа, как и до
этого дня, революционная масса была и остается единственной силой
демократического переворота. Другой силы нет, г. профессор. Как бы вы,
будущие депутаты Государственной Думы, ни были искусны в конституционной
казуистике, стоит только стихнуть революции, и - реакция прогонит вас,
четыреста двадцать "представителей народа", как она это в свое время
сделала в Берлине, Вене и Франкфурте*170, - потому что она призвала вас не
ради ваших прекрасных глаз. Если же революция не стихнет, бюрократия будет
цепляться за вас, как за опору, и если вы действительно попробуете
представить из себя такую опору, - а ваше положение вынудит вас к этому, -
победоносная революция вышвырнет вас на улицу, как она это сделала в 48 г.
с палатой Людовика-Филиппа*171.
Вы предлагаете не смущаться ни голосами справа, ни голосами слева. К
счастью, г. профессор, вам и вашим единомышленникам грозит опасность и
справа и слева.
Революционная масса - единственная сила демократического переворота. Какую
же роль может сыграть в росте революции Государственная Дума, избранная от
верхов при молчаливом попустительстве низов? Она немедленно же станет
тормозом революции, - или попытается стать им. Цензовая партия буржуазного
"порядка" постарается использовать эту организационную базу для того, чтобы
раздавить рабочую революцию и подготовить почву для царистской
контр-революции. Мы не думаем, чтобы вы, г. Милюков, способны были играть
какую-нибудь руководящую роль в деле кровавого подавления
царистско-буржуазным блоком рабочей революции; для этого найдутся другие
люди. Вы и вам сродные подготовляете лишь необходимые для этого условия.
Вы хотите добиться безмятежных выборов, рисуя Государственную Думу, как
переходный этап, тогда как те социальные силы, из представителей которых
она составится, станут ее отстаивать вооруженной рукой, как конечный идеал.
Вы рисуете дальнейшую задачу, как логическое углубление и укрепление
октроированной конституции на данных ею законных основах, тогда как задача
в том, чтобы вырвать из рук абсолютизма материальные условия власти
революционной победой. Вы игнорируете массу, тогда как задача в том, чтобы
дать ей боевой лозунг. Вы игнорируете революцию, тогда как задача в том,
чтобы двинуть ее вперед. Как несчастна была бы русская свобода, если бы она
зависела от вас! Но, к счастью, свобода есть дело революции, революция есть
дело масс, а с массами вас связывает только чувство неопределенного, но
томительного страха. Вы пытаетесь отвернуться от голосов слева. Но масса
внимает этим голосам. Это - наши голоса. Мы формируем здесь чувства и
мысли, мы создаем здесь революционные кадры, мы учим массу не верить вам и
не итти за вами. Если для вас не убедительна сила нашей логики, то мы
заставим вас преклониться пред логикой нашей силы. Наша опора - в
революционной связи событий. Кроме ваших дат: 6 ноября*, 6 июня** и 6
августа***, существуют наши даты: 9 января и 14 июня****. Революция еще не
сказал своего последнего слова. Могучими широкими размахами заносит она над
абсолютизмом свой нож - все ниже и ниже. Пусть остерегутся мудрецы
либерализма подставлять свои руки под сверкающее стальное лезвие. Пусть
остерегутся: иначе они будут застигнуты последним освободительным ударом -
"на своем посту"!
/* Земский съезд./
/** Земская депутация у царя./
/*** Опубликование булыгинской Думы./
/**** Восстание "Потемкина Таврического"./
POST-SCRIPTUM
Мы писали год тому назад, что не считаем г. Милюкова вождем. Теперь
приходится поправиться: если в рядах конституционных демократов на
кого-нибудь можно указать, как на "вождя", так это на г. Милюкова. Это
признается молчаливо его партией. Соперников у него нет.
Князь Е. Трубецкой попытался было противопоставить свой авторитет
авторитету г. Милюкова и потерпел поражение. Князь слишком рано обнаружил
свои реакционные симпатии, слишком грубо проявил суверенное презрение
философа-идеалиста ко всяким демократическим обязательствам, - и оказался
вынужденным уйти из партии.
Г-н И. Петрункевич, с расчетом или поневоле, все время держится в тени и
выступает из нее на свет вовсе не с таким успехом, который давал бы ему
право на роль лидера. В ноябре прошлого года, на земском съезде в Москве,
г. Петрункевич объявил себя революционером и протягивал руку крайним
партиям. И неожиданным образом оказалось, что именно в это время гр. Витте,
игнорируя съезд, приватно сносился с г. Петрункевичем по телеграфу. Земский
съезд не шел достаточно торопливо навстречу министерству, - и в московской
печати неожиданно появилась приватная телеграмма гр. Витте к тверскому
революционеру. Не для того ли, чтобы подтолкнуть съезд направо? Так, по
крайней мере, предполагали. Но г. Петрункевич отстранил всякие подозрения:
в появлении телеграммы оказалась виновата нескромность одного из его
политических друзей. Известно, что у глубоких дипломатов всегда бывают
нескромные друзья и что их нескромность оказывает подчас совершенно
неоценимые услуги. В Государственной Думе г. Петрункевич дебютировал
предложением высказаться за амнистию, и закончил свою роль тем, что за
несколько дней до роспуска Думы внес от имени к.-д. партии против
умеренного проекта трудовой группы и умереннейшего проекта аграрной
комиссии, третий, неумеренный по трусливости, проект обращения к
крестьянству. При этом тверской "революционер" неожиданно обрушился на
трудовиков и дал повод своим политическим противникам утверждать, что весь
этот неблагодарный выход был предпринят г. Петрункевичем исключительно для
того, чтоб зарекомендовать себя в Петергофе с лучшей стороны. Видеть ли во
всех этих действиях старого тверского лидера мелкую хитрость или крупную
простоту, он в обоих случаях оказывается обреченным на второстепенные роли.
Г. Родичев? Но он, конечно, и сам не считает себя вождем. Это неутомисый
оратор партии. В его речах нередки счастливые обороты, даже пафос. Чего в
них, однако, нет, совершенно нет, так это ясной политической мысли, ибо она
достается в удел лишь тому, кто твердо знает, чего хочет. Конечно, г.
Родичев - не вождь, и он, наверно, легко утешается в этом тем соображением,
что он - трибун.
Меньше всех на роль вождя своей партии может претендовать г. Струве. За
последнее полугодие он энергично, но безуспешно боролся с равнодушием
читателей. Есть, очевидно, предел, за которым политическая бесхарактерность
и нравственная беспринципность уже не находят сочувственного отклика, - г.
Струве переступил этот предел. В его политической психологии не осталось ни
одного живого места: нет принципа, который был бы ему дорог, нет
обязательства, которое имело бы над ним власть. Вот почему и сам он никому
не может быть "дорог" и ни над кем не может иметь "власти".
Уже один метод исключения приводит нас, таким образом, к выводу, что
действительный вождь - это г. Милюков. Он редактор центрального органа
партии, вдохновитель центрального комитета, закулисный инструктор думской
фракции, словом - вождь...
Что же делает г. Милюкова вождем той разношерстной коалиции, которая
считала себя одно время, а может быть, считает себя и сегодня сильнейшей
политической партией России?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
жаргоне с имущим обществом против народа. Это утверждение кажется вам
пристрастным и несправедливым? Между тем, оно точно формулирует смысл вашей
статьи. Минуту внимания, г. профессор!
Вы убеждаете не народные массы, так как они лишены избирательных прав. Они
не могут бойкотировать Думу, так как Дума бойкотирует их. Действительные
выразители народных интересов, если бы и хотели, не могут попасть в
Государственную Думу. Это ваша Дума. Это учреждение господствующих, имущих,
эксплоатирующих классов. Сознательный пролетариат, который ясно и
недвусмысленно выразил свое отношение к Государственной Думе, когда она
была еще проектом, следующим образом формулировал в "заявлении
представителям земств и дум" свое отношение к тем наделенным правами
политического предательства гражданам, которые примут участие в выборах:
"Принять участие в выборах гласных (совещательный) Государственной Думы
значит признать всевластие царского правительства. Принять участие в
выборах гласных Государственной Думы значит одобрить наглое лишение народа
избирательных прав. Принять участие в выборах гласных Государственной Думы
значит открыто перейти в лагерь царского правительства. Мы, рабочие,
торжественно заявляем, что будем считать врагом народа всякого, кто примет
участие в постыдной комедии выборов в Государственную Думу".
Так говорят передовые рабочие. Если вы, г. профессор, имеете хотя
какое-нибудь понятие о настроении народных и особенно пролетарских масс, вы
согласитесь, что этот голос найдет в них самый широкий отклик. Но если так,
то вы должны были десять раз подумать прежде, чем выступить на политический
форум и сказать имущим, эксплоатирующим классам: "Несмотря на то, что
избирательный закон отрезывает вас от масс; несмотря на то, что рабочие
массы не только не склонны дать вам мандат нравственного доверия, но
заранее объявляют предательством самый акт участия в выборах; несмотря на
то, что у вас не может быть опоры вне народа; несмотря на то, что разрыв с
ним означает для вас политическую смерть, - выбирайте, выбирайте, чтобы
быть на своем посту, выбирайте во имя пергамента 6 августа, игнорируйте
голос слева, который есть голос самого народа".
Государственная Дума составится из наиболее обеспеченных элементов
оппозиции, отделенных политическими привилегиями от народа и не
заинтересованных непосредственно в уничтожении ценза. В то время как правое
крыло либеральной партии, приобщившись к власти, начнет сплетать свои корни
с корнями царской бюрократии, вы, конституционалисты-демократы, гг.
Петрункевичи, Родичевы и Милюковы, будете на левом крыле - да, г.
профессор, в Думе вы, к вашему ужасу, окажетесь на крайней левой, потому
что остальные будут еще более косны, чем вы, - вы будете производить
бессильный оппозиционный шум, прикрывать сделку реакции с либерализмом
патетической фразеологией, обманывать народ фиктивными перспективами
безболезненного перехода через бюрократию и плутократию к демократии.
Призывая теперь эксплоатирующие классы использовать дарованные им
политические привилегии, открыто становясь на почву царского избирательного
закона, этого юридически оформленного раскола между имущей оппозицией и
народной революцией, вы в то же время цинично призываете к единению и
пугаете опасностью разброда.
Что это значит, милостивый государь?
Царское правительство вручает вам конец петли, закинутой на шею народа, а
другой конец оставляет в своих кровавых руках. И вот выступают профессора
истории, которые должны бы знать, чем кончались для народа такие
эксперименты, - и направо призывают приобщиться к веревке, а налево взывают
к единению. Я назвал бы это политическим бесстыдством, если б хотел быть
резким, г. профессор!
История ничему не научает своих профессоров. Ошибки и преступления
либерализма интернациональны. Вы повторяете то же, что ваши предшественники
делали в вашем положении полвека назад. Вожди прусской буржуазии думали,
как и вы, что королевское слово составляет тот рубеж, после которого
невозможен возврат к прошлому, и потому очень мало заботились о таких
"вульгарных" вещах, как вооружение победившего народа и разоружение
побежденной реакции. Они с ясным лбом игнорировали голоса "слева". Вы
знаете, к чему это привело? К тому, что абсолютизм вернул себе львиную долю
своей до-мартовской власти. Это обнаружилось очень скоро и очень явственно.
В конце пятидесятых годов, через 10 лет после 48 года, корона третировала
палату с величайшим презрением. Палата отказывала в деньгах, а корона,
игнорируя постановления палаты, распоряжалась народными средствами, как
своим кошельком. Либеральные мудрецы, профессора истории, морали и
государственного права громко и красноречиво кричали, что это возврат к
прошлому, который совершенно и абсолютно невозможен за силою
конституционных пергаментов. Речь шла при этом, разумеется, о моральной или
юридической "невозможности". Но абсолютизм смеялся в бороду, справедливо
полагая, что для него довольно одной материальной возможности. И он был
прав.
Кроткие старцы "Вестника Европы", выступившие против тактики бойкота,
привели в пример - о, глубокомыслие, это ты! - прусский конституционный
конфликт конца 50-х и начала 60-х годов прошлого столетия*168, когда
либеральная партия не покидала своего бесславного поста в октроированной
короной палате. Прусская либеральная партия, заседая в своей Думе,
постановляла резолюции, многословно протестовала, демонстрировала свое
бессилие, компрометируя идею представительства и усыпляя массы фикцией
парламентарного режима. Абсолютизм взял все, что ему нужно было, и оставил
на долю народного представительства то, что считал выгодным оставить. А
либеральная партия, стоявшая на своем парламентском посту, лишь облегчала
ему эту работу, прикрывая ее ширмой якобы конституционного порядка.
В 1862 году раздался голос мужественного протеста против конституционного
кретинизма либеральной партии. Это был голос Фердинанда Лассаля*169. Чего
он требовал? Бойкота палаты. Он сказал либералам: вы с вашими
лже-конституционными бирюльками становитесь между народом и его врагами. Вы
маскируете действительные отношения. Вы мешаете накоплению в массах
революционного гнева. Вы тормозите решительную ликвидацию абсолютизма. Но
либеральная буржуазия "мужественно" не внимала голосу слева (на это у нее
всегда хватало мужества!) - она оставалась на своем посту, на посту
предателя интересов свободы - и ей, либеральной буржуазии, Пруссия и
пруссифицированная Германия обязаны своими полуабсолютистскими порядками.
"Всякое политическое дело, - сказал тогда Лассаль, - состоит в высказывании
того, что есть, и с этого начинается. Всякое политическое малодушие состоит
в замалчивании и затушевывании того, что есть".
Теперь попробуйте, г. профессор, стать лицом к народу и во всеуслышание
сказать, что есть.
Государственная Дума есть предумышленное издевательство над народным
представительством. Это народное представительство - без народа.
Государственная Дума вводит представителей имущих классов в переднюю
Государственного Совета. Государственная Дума есть организованная сделка
реакции с имущей оппозицией с целью задушить народную революцию. Дарованное
верхушке избирательное право есть право политического предательства народа.
Вот краткое и точное выражение того, что есть.
Вы этого, конечно, не скажете народу. Но мы скажем. Если же вы попытаетесь
спорить с нами - не на либеральных банкетах, а пред лицом массы - мы вам
покажем, что мы на нашем грубом, резком революционном языке умеем быть
неотразимо убедительны и красноречивы. Мы это покажем, г. профессор!
После того, как будет ясно высказано, что есть, вы можете сделать, что
найдете для себя более выгодным. Вы можете принять сделку или отвергнуть
ее, вступить в переднюю или оставаться с народом на улице. Партия
пролетариата, партия революции, не ответственна пред массами за поведение
либералов. Вы боитесь порвать с Думой, потому что для вас этот
конституционный мираж кажется реальностью в той сухой бесплодной пустыне,
по которой русский либерализм бродит вот уже не первый десяток лет. Если
Дума не будет созвана, где же путь к конституции? - спрашиваете вы себя в
тоске. Для вас вся великая тяжба народа с абсолютизмом сводится к земским
съездам, верноподданническим депутациям, конституционным адресам,
рескриптам, совещаниям и манифестам. Вы ни словом не касаетесь в вашей
статье того глубокого процесса роста сплоченности и революционной
сознательности масс, без которого немыслимы были бы ни последние шаги
либерализма, ни последние шаги монархии. Вам кажется, что раз у царизма
исторгнут манифест, этим самым вам дана возможность стать на почву этого
канцелярского документа, истолковывать его, делать из него выводы и
отстаивать их собственными средствами. Вы призываете защитников свободы
быть "на своем посту" - и вы думаете, что отныне единственным постом для
защитников свободы является Государственная Дума. Я не знаю, существовало
ли для вас революционное движение до 6 августа, но после этого дня оно для
вас раз навсегда перестает существовать.
Революционное движение масс, - вот та мелочь, которую вы упустили в вашем
политическом счете, г. профессор. А между тем и после 6 августа, как и до
этого дня, революционная масса была и остается единственной силой
демократического переворота. Другой силы нет, г. профессор. Как бы вы,
будущие депутаты Государственной Думы, ни были искусны в конституционной
казуистике, стоит только стихнуть революции, и - реакция прогонит вас,
четыреста двадцать "представителей народа", как она это в свое время
сделала в Берлине, Вене и Франкфурте*170, - потому что она призвала вас не
ради ваших прекрасных глаз. Если же революция не стихнет, бюрократия будет
цепляться за вас, как за опору, и если вы действительно попробуете
представить из себя такую опору, - а ваше положение вынудит вас к этому, -
победоносная революция вышвырнет вас на улицу, как она это сделала в 48 г.
с палатой Людовика-Филиппа*171.
Вы предлагаете не смущаться ни голосами справа, ни голосами слева. К
счастью, г. профессор, вам и вашим единомышленникам грозит опасность и
справа и слева.
Революционная масса - единственная сила демократического переворота. Какую
же роль может сыграть в росте революции Государственная Дума, избранная от
верхов при молчаливом попустительстве низов? Она немедленно же станет
тормозом революции, - или попытается стать им. Цензовая партия буржуазного
"порядка" постарается использовать эту организационную базу для того, чтобы
раздавить рабочую революцию и подготовить почву для царистской
контр-революции. Мы не думаем, чтобы вы, г. Милюков, способны были играть
какую-нибудь руководящую роль в деле кровавого подавления
царистско-буржуазным блоком рабочей революции; для этого найдутся другие
люди. Вы и вам сродные подготовляете лишь необходимые для этого условия.
Вы хотите добиться безмятежных выборов, рисуя Государственную Думу, как
переходный этап, тогда как те социальные силы, из представителей которых
она составится, станут ее отстаивать вооруженной рукой, как конечный идеал.
Вы рисуете дальнейшую задачу, как логическое углубление и укрепление
октроированной конституции на данных ею законных основах, тогда как задача
в том, чтобы вырвать из рук абсолютизма материальные условия власти
революционной победой. Вы игнорируете массу, тогда как задача в том, чтобы
дать ей боевой лозунг. Вы игнорируете революцию, тогда как задача в том,
чтобы двинуть ее вперед. Как несчастна была бы русская свобода, если бы она
зависела от вас! Но, к счастью, свобода есть дело революции, революция есть
дело масс, а с массами вас связывает только чувство неопределенного, но
томительного страха. Вы пытаетесь отвернуться от голосов слева. Но масса
внимает этим голосам. Это - наши голоса. Мы формируем здесь чувства и
мысли, мы создаем здесь революционные кадры, мы учим массу не верить вам и
не итти за вами. Если для вас не убедительна сила нашей логики, то мы
заставим вас преклониться пред логикой нашей силы. Наша опора - в
революционной связи событий. Кроме ваших дат: 6 ноября*, 6 июня** и 6
августа***, существуют наши даты: 9 января и 14 июня****. Революция еще не
сказал своего последнего слова. Могучими широкими размахами заносит она над
абсолютизмом свой нож - все ниже и ниже. Пусть остерегутся мудрецы
либерализма подставлять свои руки под сверкающее стальное лезвие. Пусть
остерегутся: иначе они будут застигнуты последним освободительным ударом -
"на своем посту"!
/* Земский съезд./
/** Земская депутация у царя./
/*** Опубликование булыгинской Думы./
/**** Восстание "Потемкина Таврического"./
POST-SCRIPTUM
Мы писали год тому назад, что не считаем г. Милюкова вождем. Теперь
приходится поправиться: если в рядах конституционных демократов на
кого-нибудь можно указать, как на "вождя", так это на г. Милюкова. Это
признается молчаливо его партией. Соперников у него нет.
Князь Е. Трубецкой попытался было противопоставить свой авторитет
авторитету г. Милюкова и потерпел поражение. Князь слишком рано обнаружил
свои реакционные симпатии, слишком грубо проявил суверенное презрение
философа-идеалиста ко всяким демократическим обязательствам, - и оказался
вынужденным уйти из партии.
Г-н И. Петрункевич, с расчетом или поневоле, все время держится в тени и
выступает из нее на свет вовсе не с таким успехом, который давал бы ему
право на роль лидера. В ноябре прошлого года, на земском съезде в Москве,
г. Петрункевич объявил себя революционером и протягивал руку крайним
партиям. И неожиданным образом оказалось, что именно в это время гр. Витте,
игнорируя съезд, приватно сносился с г. Петрункевичем по телеграфу. Земский
съезд не шел достаточно торопливо навстречу министерству, - и в московской
печати неожиданно появилась приватная телеграмма гр. Витте к тверскому
революционеру. Не для того ли, чтобы подтолкнуть съезд направо? Так, по
крайней мере, предполагали. Но г. Петрункевич отстранил всякие подозрения:
в появлении телеграммы оказалась виновата нескромность одного из его
политических друзей. Известно, что у глубоких дипломатов всегда бывают
нескромные друзья и что их нескромность оказывает подчас совершенно
неоценимые услуги. В Государственной Думе г. Петрункевич дебютировал
предложением высказаться за амнистию, и закончил свою роль тем, что за
несколько дней до роспуска Думы внес от имени к.-д. партии против
умеренного проекта трудовой группы и умереннейшего проекта аграрной
комиссии, третий, неумеренный по трусливости, проект обращения к
крестьянству. При этом тверской "революционер" неожиданно обрушился на
трудовиков и дал повод своим политическим противникам утверждать, что весь
этот неблагодарный выход был предпринят г. Петрункевичем исключительно для
того, чтоб зарекомендовать себя в Петергофе с лучшей стороны. Видеть ли во
всех этих действиях старого тверского лидера мелкую хитрость или крупную
простоту, он в обоих случаях оказывается обреченным на второстепенные роли.
Г. Родичев? Но он, конечно, и сам не считает себя вождем. Это неутомисый
оратор партии. В его речах нередки счастливые обороты, даже пафос. Чего в
них, однако, нет, совершенно нет, так это ясной политической мысли, ибо она
достается в удел лишь тому, кто твердо знает, чего хочет. Конечно, г.
Родичев - не вождь, и он, наверно, легко утешается в этом тем соображением,
что он - трибун.
Меньше всех на роль вождя своей партии может претендовать г. Струве. За
последнее полугодие он энергично, но безуспешно боролся с равнодушием
читателей. Есть, очевидно, предел, за которым политическая бесхарактерность
и нравственная беспринципность уже не находят сочувственного отклика, - г.
Струве переступил этот предел. В его политической психологии не осталось ни
одного живого места: нет принципа, который был бы ему дорог, нет
обязательства, которое имело бы над ним власть. Вот почему и сам он никому
не может быть "дорог" и ни над кем не может иметь "власти".
Уже один метод исключения приводит нас, таким образом, к выводу, что
действительный вождь - это г. Милюков. Он редактор центрального органа
партии, вдохновитель центрального комитета, закулисный инструктор думской
фракции, словом - вождь...
Что же делает г. Милюкова вождем той разношерстной коалиции, которая
считала себя одно время, а может быть, считает себя и сегодня сильнейшей
политической партией России?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166