Так говорят "освобожденцы".
Но говорить так - значит явно и беззастенчиво издеваться над всей
социальной действительностью, называть черное белым, горькое - сладким,
значит закрывать глаза - себе и другим - на опыт всей той истории, которую
буржуазная Европа проделала в течение последнего столетия, значит попирать
кричащие факты, игнорировать все, что образованный человек может узнать из
любой европейской газеты, - значит спекулировать единственно на невежество
русской народной массы, на египетскую тьму полицейского государства, да на
низкий уровень политической морали в рядах собственной партии. Это значит
заменять обращение - извращением, агитацию - ложью, политическую
конкуренцию - недобросовестной спекуляцией. Это значит уверенно итти к
превращению собственной партии, которая идеологически является
представительницей "народа", в простую клику, сознательно эксплоатирующую
темноту народа. Мы говорим это со всей энергией, и наши слова должен
услышать не только каждый революционный пролетарий, но и каждый русский
"демократ".
Прокламацию писали образованные люди. Они знают, что ничего из того, о чем
они говорят народу, на самом деле, нет. Они знают, что и после того, как
царь решится опереться на Земский Собор, порядок на Руси останется
буржуазный. Они знают, отлично знают, что конституция не спасает маленького
собственника от пролетаризации, не дает работы, не охраняет рабочего ни от
нищеты, ни от развращения. Они знают, что высшее образование доступно не
всем, что оно есть монополия имущих. Они все это знают, - читали, видели,
сами говорили и писали, - знают и не могут не знать. - Вы, например, г.
Струве, вы, который одобряете "этот простой по форме и вразумительный по
содержанию призыв", ответьте прямо в "Освобождении": знаете вы все это или
нет?* - Да, они знают это. Но, сверх того, они знают, что народ, к которому
они обращаются, этого еще не знает. И они говорят народу то, чего нет, то,
во что они сами не верят. Они лгут народу. Они обманывают народ.
/* Ответить прямо на этот вопрос мы приглашали г-на Струве еще в октябре
прошлого года ("Искра", N 76). Пропитанный нравственным идеализмом редактор
"Освобождения" не ответил нам ни прямо, ни косвенно./
Неужели они не подумали, что у самого порога их встретит социал-демократия?
Что она позаботится о том, чтобы свести их на очную ставку с исторической
истиной? Неужели они не способны понять, что это ее право, ее обязанность?
И они могли думать, что социал-демократия вступит с ними в соглашение,
чтобы вместе с ними, на товарищеских началах, обманывать народ?!
Еслиб социал-демократия была только партией честного, решительного,
последовательного, непримиримого демократизма, она и тогда не могла бы не
выступить в полной обособленности и самостоятельности. Она и тогда не могла
бы поставить свои действия в какую бы то ни было зависимость от действий
или, вернее, бездействия той либеральной оппозиции, которая не смеет
назвать то, к чему она стремится, и не знает какими средствами добиться
того, что назвать она боится. Она и тогда не могла бы оказать никакого
политического кредита той "демократии", которая боролась за демократические
требования только в своих сновидениях, на деле же играла и играет роль
адвоката, секретаря и рассыльного при цензовом либерализме.
В то время как ищущая во что бы то ни стало компромисса оппозиция, т.-е.
анти-оппозиционная оппозиция, встречает бескорыстного слугу в лице
антиреволюционной, а значит антидемократической демократии, в то время как
с этой последней объединяются непролетарские и антипролетарские социалисты
и, этим актом объединения с антидемократической демократией, обнаруживают
истинную ценность не только своего социализма, но и своего демократизма, -
да, - в это время единственной партией честного, решительного,
последовательного, непримиримого демократизма является социал-демократия. И
именно поэтому она вызывает прикрытую ханжеством ненависть всех тех
"демократов", которым она самым фактом своего существования затрудняет
ликвидацию последних остатков идеи "долга пред народом"...
* * *
Ненависть, прикрытая ханжеством, - таково отношение объединенной
якобы-демократии к вашей партии, сознательные российские пролетарии! Вы
должны себе отдать в этом ясный отчет.
И "Освобождение" и "Революционная Россия"*54 выступают против нашей
непримиримости, против нашей "борьбы на два фронта". Все чаще и чаще
посылает нам такие упреки легальная пресса. Демократия хочет, чтобы мы
укротились и примирились. Она же в свою очередь великодушно готова
примириться с нами, если только мы, покинув строптивость, начнем петь ей в
унисон, в то время как сама она поет в тон цензовой оппозиции.
"Освобождение" и "Революционная Россия", умудренные некоторым опытом,
стараются придать этому бесстыдному требованию стыдливую форму. Но
легальная печать "демократического" блока, пользуясь тем, что ей не грозит
немедленный отпор, с откровенным цинизмом предъявляет социал-демократии
свое требование: устранись!
"...Кроме охранителей, - жалуется "Наша Жизнь", - существуют, к сожалению,
и другие, притом прогрессивные, направления, которые все еще (!) говорят о
всякого рода противоречиях и все еще выдвигают на первый план именно эти
противоречия, а не то "общее", что может объединять в известные времена все
классы, все сословия. В общем, однако, - утешается "демократическая"
газета, - сословно-классовые различия сейчас потонули в том живом и могучем
потоке, который стремительно несется по русской земле и захватывает в свое
русло московского купца, и тамбовского и саратовского и других земцев, и
петербургского чиновника, и всегдашнего либерала интеллигента"*.
/* "Наша Жизнь", N 37./
Ваша партия, сознательные пролетарии, виновна в том, что выдвигает такие
требования, которые отличаются от требований московского купца, тамбовского
дворянина и петербургского чиновника! "Демократическая" интеллигенция
предъявляет к вам требование: примиритесь на том "общем", что может
объединять все классы и все сословия. Таким объединительным "общим" может
быть лишь программа самой отсталой части либеральной оппозиции. Как только
вы захотите подняться выше ее политического уровня, окажется, что вы,
подобно реакционерам-охранителям, выдвигаете то, что разделяет, а не то,
что объединяет. Сознательные пролетарии! "Демократия" требует от вас, чтоб
вы, во имя единения, отказались от вашего революционного демократизма.
"Демократия" требует от вас, чтобы вы, во имя солидарности с либеральной
оппозицией, предали дело демократического переворота. Потому что, если что
отличает вас с такой резкостью от всех других "классов и сословий", так это
именно ваша несокрушимая преданность делу демократической революции.
Словами беспощадного негодования вы ответите, товарищи, этим непримиримым
сторонникам оппортунистического примирительства, этим "демократическим"
прихвостням либеральных и полулиберальных купцов, дворян и чиновников.
Вы скажете им: мы, пролетарии, не требуем от либералов, чтоб они отказались
от своих классовых интересов, стали на нашу точку зрения и боролись за нашу
социалистическую программу, - хотя мы и готовы поручиться, что, как только
они это сделают, они раз навсегда вырвут почву из-под нашей политики
выдвигания противоречий.
Мы не обвиняем также и так называемую демократию в том, что она не
становится в ряды партии революционного социализма, - но чего мы от нее
требуем, так это верности собственной программе. И этого нашего требования
она не может снести и бросает нам в ответ обвинение в том, что мы не
способны молчаливо смотреть, как она из-за спины земской оппозиции
замахивается на нашу партию, единственную представительницу честного,
решительного, непримиримого демократизма!
Мы вносим то, что разделяет, а не то, что объединяет? Не наоборот ли, не вы
ли повинны в этом?
Мы, социал-демократы, выступили на поле революционной борьбы в эпоху
полного политического затишья. Мы с самого начала формулировали нашу
революционную демократическую программу. Мы пробуждали массу. Мы собирали
силы. Мы выступили на улицу. Мы наполнили города шумом нашей борьбы. Мы
пробудили студенчество, демократию, либералов... И когда эти пробужденные
нами группы стали вырабатывать свои собственные лозунги и свою тактику, они
обратились к нам с требованием, которое в чистом, незамаскированном виде
звучит так: "Устранитесь, - выбросьте из вашей революционной программы и
революционной тактики то, что отличает вас от нас, - откажитесь от тех
требований, которых не могут принять московский купец и тамбовский
дворянин, - словом, измените тем лозунгам, которые вы выдвинули в то время,
как мы еще мирно почивали, в болоте политического индиферентизма, - от той
тактики, которая составила вашу силу и которая позволила вам совершить
чудо: пробудить нас от нашего позорного политического сна".
Земство не могло притти в движение, не приведя, в свою очередь, в движение
всю ту интеллигенцию, которая наполняет все его поры, которая широким
кольцом окружает его по периферии, которая, наконец, связана с ним узами
крови и узами политических интересов. Земский съезд 6-8 ноября вызвал целый
ряд политических банкетов демократической интеллигенции. Были более, были
менее радикальные банкеты, были более, были менее смелые речи; в одном
случае говорили об активном участии народа в законодательстве, в другом -
требовали ограничения самодержавия и даже доходили до требования
всенародного учредительного собрания. Но не было ни одного банкета, на
котором встал бы либеральный земец или "освобожденец" и сказал: "Господа!
На днях соберутся (или собрались) земцы. Они потребуют конституции. Затем
земцы и думы потребуют - если потребуют - конституции в земствах и думах.
Потом на банкетах земцы и думцы соберутся вместе с интеллигенцией - вот как
собрались сегодня мы - и опять постановят резолюцию о необходимости
конституции. Правительство ответит на это более или менее торжественным
манифестом, в котором (оратору совсем не нужно было бы быть пророком, чтобы
предвидеть это) будет провозглашена незыблемость самодержавия, земствам
будет предложено вернуться к обычным занятиям, а политические банкеты будут
упомянуты лишь в связи с соответственными уголовными статьями. Что тогда?
Как ответим мы на такое заявление правительства? Другими словами: какова
наша дальнейшая тактика, милостивые государи?"
После этих простых слов в собрании воцарилась бы неловкость,
демократические дети неуверенно взглянули бы на земских отцов, земские отцы
недовольно нахмурили бы брови, - и все немедленно почувствовали бы, что
оратор сделал большую бестактность.
Его бестактность состояла бы в том, что он на либеральном банкете высказал
бы то, что есть. Но такой бестактности наш оратор не совершил, ибо его не
было. Никто из земцев или из услужающих им "освобожденцев"-демократов не
поставил вслух вопроса: что же дальше?
Такую бестактность решились сделать только социалисты-пролетарии.
Они явились в Харькове на заседание Юридического Общества, председатель
которого предлагал отправить министру весенних дел приветственную и
благодарственную телеграмму, и один из них сказал собравшимся, что
единственная весна, которой верит пролетариат и которой только и может
верить демократия, будет принесена революцией. Они явились на заседание
Екатеринодарской думы, где оратор-рабочий сказал: "Погибающее самодержавие
думает бросить вам приманку,... оно надеется обмануть вас и теперь точно
так же, как не раз обманывало! - Но... оно почувствует, что народилась в
России новая сила, с самого начала своего существования явившаяся
непримиримым, смертельным врагом царского деспотизма. Эта сила -
организованный пролетариат... И мы - горсть борцов великой армии труда -
зовем вас с собой. Мы с вами - представители противоположных общественных
классов, но и нас может объединить ненависть к одному и тому же врагу -
самодержавному строю. Мы можем быть союзниками в нашей политической борьбе.
Но для этого вы должны оставить прежний путь смирения, вы должны смело,
открыто присоединиться к нашему требованию: Долой самодержавие! Да
здравствует учредительное собрание, избранное всем народом! Да здравствует
всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право!".
Пролетарии явились на банкет одесской интеллигенции и там их оратор сказал:
"Если вы, граждане, найдете в себе достаточно мужества, чтобы открыто и без
колебаний поддержать наши демократические требования, мы,
пролетарии-социал-демократы, приглашаем вас итти рядом с нами в борьбе с
царизмом. В этой жестокой борьбе мы, социал-демократы, будем до последней
капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и братства".
Ораторы-пролетарии не боялись поставить открыто вопрос: что делать? - ибо
на этот простой вопрос у них есть простой ответ: нужно бороться, нужно "до
последней капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и
братства"!
И как бы для того, чтобы показать, что это не фраза в устах пролетариата,
бакинские стачечники*55, эти буревестники надвигающейся всенародной грозы,
оставили на земле десятки убитых и раненых, проливших свою кровь за великие
принципы свободы, равенства и братства!..
И вот, от этого класса, который научает своих детей так бороться и так
умирать, явились представители на либеральные банкеты, на которых так
хорошо говорят о героической борьбе и героической смерти.
Имели они право на внимание?
Либеральная печать много говорила о пропасти между интеллигенцией и
народом. Либеральные ораторы не знают другой клятвы, кроме клятвы именем
народа.
И вот ныне перед ними в лице пролетариата выступает на сцену сам народ. Не
в качестве объекта просветительных начинаний, а в качестве самостоятельной,
за себя ответственной и требовательной политической фигуры.
И что же?
- "Долой отсюда!" кричат либералы, надеявшиеся, что высокий имущественный
ценз (цена либерального обеда от двух до четырех рублей) не позволит
пролетариям перешагнуть пропасть, отделяющую "интеллигенцию" от "народа".
Профессор Гредескул*56 не находил "слов для достаточного выражения своего
негодования", когда рабочие разбросали прокламации на заседании
харьковского Юридического Общества, и кричал на всю залу: "если те, которые
это сделали, честные и порядочные люди, пусть они добровольно удалятся". Он
сомневался в том, честные ли, порядочные ли они люди!..
"Это нарушение правил гостеприимства!" - кричал председатель ростовского
либерального банкета, не позволяя прочитать резолюцию рабочих, ждавших
решения ее судьбы на холоде. "Ведь они же на улице, - волновался г.
либерал, - пусть собираются где хотят!" Он знал, что ростовские рабочие
умеют собираться, что за место для своих собраний они платят не рублями, а
кровью.
"Долой отсюда! вон, вон, вон!" - встретили одесские либералы речь одесского
пролетария. "Довольно! Довольно!" - прерывали они его на каждом шагу.
При таких торжественных условиях происходило сближение интеллигенции с
народом.
Каким гневом должно было наполниться сердце революционера-рабочего, какой
горячей волной должна была прилить кровь к его голове, как судорожно должны
были сжаться его кулаки, когда он предстал, как вестник революции, пред
этим образованным и от самовлюбленности пьяным обществом, чтобы напомнить
либералам об их либеральных обязанностях, чтобы поставить демократов пред
лицом их демократической совести, и когда в ответ на первые, еще
неуверенные звуки его голоса - он не привык, господа, к обстановке парадных
обедов! - раздалось из глубины либеральных потрохов: "Долой его! Молчать!
Ату его!" - "Граждане! именем пролетариата, собравшегося у стен этого
здания..." - "Вон, вон, вон! Замолчать! Ату его!"...
"Освобождение" предвидит появление рабочих на земских собраниях, и, порицая
рабочих за их поведение в Харькове и Екатеринодаре, требуя от них
соблюдения порядка собрания и прав председателя, "демократический" орган, с
своей стороны, обещает: "Позволительно думать, что земские люди не
отнесутся ни враждебно, ни даже невнимательно ко всем заявлениям, которые
будут предъявлены к земским собраниям, без нарушения прав и порядка
последних"*.
/* "Освобождение", N 61./
Слышите, пролетарии, ни враждебно, ни даже невнимательно! Вам
"позволительно думать", что, если вы будете вести себя чинно, господа
земские дворяне не отнесутся к вашим заявлениям ни враждебно, ни даже -
слышите:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Но говорить так - значит явно и беззастенчиво издеваться над всей
социальной действительностью, называть черное белым, горькое - сладким,
значит закрывать глаза - себе и другим - на опыт всей той истории, которую
буржуазная Европа проделала в течение последнего столетия, значит попирать
кричащие факты, игнорировать все, что образованный человек может узнать из
любой европейской газеты, - значит спекулировать единственно на невежество
русской народной массы, на египетскую тьму полицейского государства, да на
низкий уровень политической морали в рядах собственной партии. Это значит
заменять обращение - извращением, агитацию - ложью, политическую
конкуренцию - недобросовестной спекуляцией. Это значит уверенно итти к
превращению собственной партии, которая идеологически является
представительницей "народа", в простую клику, сознательно эксплоатирующую
темноту народа. Мы говорим это со всей энергией, и наши слова должен
услышать не только каждый революционный пролетарий, но и каждый русский
"демократ".
Прокламацию писали образованные люди. Они знают, что ничего из того, о чем
они говорят народу, на самом деле, нет. Они знают, что и после того, как
царь решится опереться на Земский Собор, порядок на Руси останется
буржуазный. Они знают, отлично знают, что конституция не спасает маленького
собственника от пролетаризации, не дает работы, не охраняет рабочего ни от
нищеты, ни от развращения. Они знают, что высшее образование доступно не
всем, что оно есть монополия имущих. Они все это знают, - читали, видели,
сами говорили и писали, - знают и не могут не знать. - Вы, например, г.
Струве, вы, который одобряете "этот простой по форме и вразумительный по
содержанию призыв", ответьте прямо в "Освобождении": знаете вы все это или
нет?* - Да, они знают это. Но, сверх того, они знают, что народ, к которому
они обращаются, этого еще не знает. И они говорят народу то, чего нет, то,
во что они сами не верят. Они лгут народу. Они обманывают народ.
/* Ответить прямо на этот вопрос мы приглашали г-на Струве еще в октябре
прошлого года ("Искра", N 76). Пропитанный нравственным идеализмом редактор
"Освобождения" не ответил нам ни прямо, ни косвенно./
Неужели они не подумали, что у самого порога их встретит социал-демократия?
Что она позаботится о том, чтобы свести их на очную ставку с исторической
истиной? Неужели они не способны понять, что это ее право, ее обязанность?
И они могли думать, что социал-демократия вступит с ними в соглашение,
чтобы вместе с ними, на товарищеских началах, обманывать народ?!
Еслиб социал-демократия была только партией честного, решительного,
последовательного, непримиримого демократизма, она и тогда не могла бы не
выступить в полной обособленности и самостоятельности. Она и тогда не могла
бы поставить свои действия в какую бы то ни было зависимость от действий
или, вернее, бездействия той либеральной оппозиции, которая не смеет
назвать то, к чему она стремится, и не знает какими средствами добиться
того, что назвать она боится. Она и тогда не могла бы оказать никакого
политического кредита той "демократии", которая боролась за демократические
требования только в своих сновидениях, на деле же играла и играет роль
адвоката, секретаря и рассыльного при цензовом либерализме.
В то время как ищущая во что бы то ни стало компромисса оппозиция, т.-е.
анти-оппозиционная оппозиция, встречает бескорыстного слугу в лице
антиреволюционной, а значит антидемократической демократии, в то время как
с этой последней объединяются непролетарские и антипролетарские социалисты
и, этим актом объединения с антидемократической демократией, обнаруживают
истинную ценность не только своего социализма, но и своего демократизма, -
да, - в это время единственной партией честного, решительного,
последовательного, непримиримого демократизма является социал-демократия. И
именно поэтому она вызывает прикрытую ханжеством ненависть всех тех
"демократов", которым она самым фактом своего существования затрудняет
ликвидацию последних остатков идеи "долга пред народом"...
* * *
Ненависть, прикрытая ханжеством, - таково отношение объединенной
якобы-демократии к вашей партии, сознательные российские пролетарии! Вы
должны себе отдать в этом ясный отчет.
И "Освобождение" и "Революционная Россия"*54 выступают против нашей
непримиримости, против нашей "борьбы на два фронта". Все чаще и чаще
посылает нам такие упреки легальная пресса. Демократия хочет, чтобы мы
укротились и примирились. Она же в свою очередь великодушно готова
примириться с нами, если только мы, покинув строптивость, начнем петь ей в
унисон, в то время как сама она поет в тон цензовой оппозиции.
"Освобождение" и "Революционная Россия", умудренные некоторым опытом,
стараются придать этому бесстыдному требованию стыдливую форму. Но
легальная печать "демократического" блока, пользуясь тем, что ей не грозит
немедленный отпор, с откровенным цинизмом предъявляет социал-демократии
свое требование: устранись!
"...Кроме охранителей, - жалуется "Наша Жизнь", - существуют, к сожалению,
и другие, притом прогрессивные, направления, которые все еще (!) говорят о
всякого рода противоречиях и все еще выдвигают на первый план именно эти
противоречия, а не то "общее", что может объединять в известные времена все
классы, все сословия. В общем, однако, - утешается "демократическая"
газета, - сословно-классовые различия сейчас потонули в том живом и могучем
потоке, который стремительно несется по русской земле и захватывает в свое
русло московского купца, и тамбовского и саратовского и других земцев, и
петербургского чиновника, и всегдашнего либерала интеллигента"*.
/* "Наша Жизнь", N 37./
Ваша партия, сознательные пролетарии, виновна в том, что выдвигает такие
требования, которые отличаются от требований московского купца, тамбовского
дворянина и петербургского чиновника! "Демократическая" интеллигенция
предъявляет к вам требование: примиритесь на том "общем", что может
объединять все классы и все сословия. Таким объединительным "общим" может
быть лишь программа самой отсталой части либеральной оппозиции. Как только
вы захотите подняться выше ее политического уровня, окажется, что вы,
подобно реакционерам-охранителям, выдвигаете то, что разделяет, а не то,
что объединяет. Сознательные пролетарии! "Демократия" требует от вас, чтоб
вы, во имя единения, отказались от вашего революционного демократизма.
"Демократия" требует от вас, чтобы вы, во имя солидарности с либеральной
оппозицией, предали дело демократического переворота. Потому что, если что
отличает вас с такой резкостью от всех других "классов и сословий", так это
именно ваша несокрушимая преданность делу демократической революции.
Словами беспощадного негодования вы ответите, товарищи, этим непримиримым
сторонникам оппортунистического примирительства, этим "демократическим"
прихвостням либеральных и полулиберальных купцов, дворян и чиновников.
Вы скажете им: мы, пролетарии, не требуем от либералов, чтоб они отказались
от своих классовых интересов, стали на нашу точку зрения и боролись за нашу
социалистическую программу, - хотя мы и готовы поручиться, что, как только
они это сделают, они раз навсегда вырвут почву из-под нашей политики
выдвигания противоречий.
Мы не обвиняем также и так называемую демократию в том, что она не
становится в ряды партии революционного социализма, - но чего мы от нее
требуем, так это верности собственной программе. И этого нашего требования
она не может снести и бросает нам в ответ обвинение в том, что мы не
способны молчаливо смотреть, как она из-за спины земской оппозиции
замахивается на нашу партию, единственную представительницу честного,
решительного, непримиримого демократизма!
Мы вносим то, что разделяет, а не то, что объединяет? Не наоборот ли, не вы
ли повинны в этом?
Мы, социал-демократы, выступили на поле революционной борьбы в эпоху
полного политического затишья. Мы с самого начала формулировали нашу
революционную демократическую программу. Мы пробуждали массу. Мы собирали
силы. Мы выступили на улицу. Мы наполнили города шумом нашей борьбы. Мы
пробудили студенчество, демократию, либералов... И когда эти пробужденные
нами группы стали вырабатывать свои собственные лозунги и свою тактику, они
обратились к нам с требованием, которое в чистом, незамаскированном виде
звучит так: "Устранитесь, - выбросьте из вашей революционной программы и
революционной тактики то, что отличает вас от нас, - откажитесь от тех
требований, которых не могут принять московский купец и тамбовский
дворянин, - словом, измените тем лозунгам, которые вы выдвинули в то время,
как мы еще мирно почивали, в болоте политического индиферентизма, - от той
тактики, которая составила вашу силу и которая позволила вам совершить
чудо: пробудить нас от нашего позорного политического сна".
Земство не могло притти в движение, не приведя, в свою очередь, в движение
всю ту интеллигенцию, которая наполняет все его поры, которая широким
кольцом окружает его по периферии, которая, наконец, связана с ним узами
крови и узами политических интересов. Земский съезд 6-8 ноября вызвал целый
ряд политических банкетов демократической интеллигенции. Были более, были
менее радикальные банкеты, были более, были менее смелые речи; в одном
случае говорили об активном участии народа в законодательстве, в другом -
требовали ограничения самодержавия и даже доходили до требования
всенародного учредительного собрания. Но не было ни одного банкета, на
котором встал бы либеральный земец или "освобожденец" и сказал: "Господа!
На днях соберутся (или собрались) земцы. Они потребуют конституции. Затем
земцы и думы потребуют - если потребуют - конституции в земствах и думах.
Потом на банкетах земцы и думцы соберутся вместе с интеллигенцией - вот как
собрались сегодня мы - и опять постановят резолюцию о необходимости
конституции. Правительство ответит на это более или менее торжественным
манифестом, в котором (оратору совсем не нужно было бы быть пророком, чтобы
предвидеть это) будет провозглашена незыблемость самодержавия, земствам
будет предложено вернуться к обычным занятиям, а политические банкеты будут
упомянуты лишь в связи с соответственными уголовными статьями. Что тогда?
Как ответим мы на такое заявление правительства? Другими словами: какова
наша дальнейшая тактика, милостивые государи?"
После этих простых слов в собрании воцарилась бы неловкость,
демократические дети неуверенно взглянули бы на земских отцов, земские отцы
недовольно нахмурили бы брови, - и все немедленно почувствовали бы, что
оратор сделал большую бестактность.
Его бестактность состояла бы в том, что он на либеральном банкете высказал
бы то, что есть. Но такой бестактности наш оратор не совершил, ибо его не
было. Никто из земцев или из услужающих им "освобожденцев"-демократов не
поставил вслух вопроса: что же дальше?
Такую бестактность решились сделать только социалисты-пролетарии.
Они явились в Харькове на заседание Юридического Общества, председатель
которого предлагал отправить министру весенних дел приветственную и
благодарственную телеграмму, и один из них сказал собравшимся, что
единственная весна, которой верит пролетариат и которой только и может
верить демократия, будет принесена революцией. Они явились на заседание
Екатеринодарской думы, где оратор-рабочий сказал: "Погибающее самодержавие
думает бросить вам приманку,... оно надеется обмануть вас и теперь точно
так же, как не раз обманывало! - Но... оно почувствует, что народилась в
России новая сила, с самого начала своего существования явившаяся
непримиримым, смертельным врагом царского деспотизма. Эта сила -
организованный пролетариат... И мы - горсть борцов великой армии труда -
зовем вас с собой. Мы с вами - представители противоположных общественных
классов, но и нас может объединить ненависть к одному и тому же врагу -
самодержавному строю. Мы можем быть союзниками в нашей политической борьбе.
Но для этого вы должны оставить прежний путь смирения, вы должны смело,
открыто присоединиться к нашему требованию: Долой самодержавие! Да
здравствует учредительное собрание, избранное всем народом! Да здравствует
всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право!".
Пролетарии явились на банкет одесской интеллигенции и там их оратор сказал:
"Если вы, граждане, найдете в себе достаточно мужества, чтобы открыто и без
колебаний поддержать наши демократические требования, мы,
пролетарии-социал-демократы, приглашаем вас итти рядом с нами в борьбе с
царизмом. В этой жестокой борьбе мы, социал-демократы, будем до последней
капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и братства".
Ораторы-пролетарии не боялись поставить открыто вопрос: что делать? - ибо
на этот простой вопрос у них есть простой ответ: нужно бороться, нужно "до
последней капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и
братства"!
И как бы для того, чтобы показать, что это не фраза в устах пролетариата,
бакинские стачечники*55, эти буревестники надвигающейся всенародной грозы,
оставили на земле десятки убитых и раненых, проливших свою кровь за великие
принципы свободы, равенства и братства!..
И вот, от этого класса, который научает своих детей так бороться и так
умирать, явились представители на либеральные банкеты, на которых так
хорошо говорят о героической борьбе и героической смерти.
Имели они право на внимание?
Либеральная печать много говорила о пропасти между интеллигенцией и
народом. Либеральные ораторы не знают другой клятвы, кроме клятвы именем
народа.
И вот ныне перед ними в лице пролетариата выступает на сцену сам народ. Не
в качестве объекта просветительных начинаний, а в качестве самостоятельной,
за себя ответственной и требовательной политической фигуры.
И что же?
- "Долой отсюда!" кричат либералы, надеявшиеся, что высокий имущественный
ценз (цена либерального обеда от двух до четырех рублей) не позволит
пролетариям перешагнуть пропасть, отделяющую "интеллигенцию" от "народа".
Профессор Гредескул*56 не находил "слов для достаточного выражения своего
негодования", когда рабочие разбросали прокламации на заседании
харьковского Юридического Общества, и кричал на всю залу: "если те, которые
это сделали, честные и порядочные люди, пусть они добровольно удалятся". Он
сомневался в том, честные ли, порядочные ли они люди!..
"Это нарушение правил гостеприимства!" - кричал председатель ростовского
либерального банкета, не позволяя прочитать резолюцию рабочих, ждавших
решения ее судьбы на холоде. "Ведь они же на улице, - волновался г.
либерал, - пусть собираются где хотят!" Он знал, что ростовские рабочие
умеют собираться, что за место для своих собраний они платят не рублями, а
кровью.
"Долой отсюда! вон, вон, вон!" - встретили одесские либералы речь одесского
пролетария. "Довольно! Довольно!" - прерывали они его на каждом шагу.
При таких торжественных условиях происходило сближение интеллигенции с
народом.
Каким гневом должно было наполниться сердце революционера-рабочего, какой
горячей волной должна была прилить кровь к его голове, как судорожно должны
были сжаться его кулаки, когда он предстал, как вестник революции, пред
этим образованным и от самовлюбленности пьяным обществом, чтобы напомнить
либералам об их либеральных обязанностях, чтобы поставить демократов пред
лицом их демократической совести, и когда в ответ на первые, еще
неуверенные звуки его голоса - он не привык, господа, к обстановке парадных
обедов! - раздалось из глубины либеральных потрохов: "Долой его! Молчать!
Ату его!" - "Граждане! именем пролетариата, собравшегося у стен этого
здания..." - "Вон, вон, вон! Замолчать! Ату его!"...
"Освобождение" предвидит появление рабочих на земских собраниях, и, порицая
рабочих за их поведение в Харькове и Екатеринодаре, требуя от них
соблюдения порядка собрания и прав председателя, "демократический" орган, с
своей стороны, обещает: "Позволительно думать, что земские люди не
отнесутся ни враждебно, ни даже невнимательно ко всем заявлениям, которые
будут предъявлены к земским собраниям, без нарушения прав и порядка
последних"*.
/* "Освобождение", N 61./
Слышите, пролетарии, ни враждебно, ни даже невнимательно! Вам
"позволительно думать", что, если вы будете вести себя чинно, господа
земские дворяне не отнесутся к вашим заявлениям ни враждебно, ни даже -
слышите:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166