Крестьянство может, бесспорно, оказаться
огромной силой на службе революции; но было бы недостойно марксиста думать,
что мужицкая партия способна стать во главе буржуазного переворота и
собственной инициативой освободить производительные силы нации от
архаических оков. Город - гегемон современного общества, и только он
способен на роль гегемона буржуазной революции*1.
/*1 Согласны ли с этим запоздалые критики перманентной революции? Готовы ли
они распространить это положение на страны Востока? Китай, Индию и пр.? Да
или нет?/
Где же у нас та городская демократия, которая была бы способна повести за
собой нацию? Тов. Мартынов уже неоднократно искал ее с лупой в руках. Он
находил саратовских учителей, петербургских адвокатов и московских
статистиков. Он, как и все его единомышленники, не хотел лишь заметить, что
в российской революции индустриальный пролетариат завладел той самой
почвой, на которой в конце XVIII века стояла ремесленная полупролетарская
демократия санкюлотов. Я обращаю, товарищи, ваше внимание на этот коренный
факт.
Наша крупная индустрия вовсе не выросла естественно из ремесла.
Экономическая история наших городов совершенно не знает периода цехов.
Капиталистическая промышленность возникла у нас под прямым и
непосредственным давлением европейского капитала. Она завладевала в
сущности девственной примитивной почвой, не встречая сопротивления
ремесленной культуры. Чужеземный капитал притекал к нам по каналам
государственных займов и по трубам частной инициативы. Он собирал вокруг
себя армию промышленного пролетариата, не давая возникнуть и развиться
ремеслу. В результате этого процесса у нас к моменту буржуазной революции
главной силой городов оказался индустриальный пролетариат крайне высокого
социального типа. Это - факт, который нельзя опровергнуть и который
необходимо положить в основу наших революционно-тактических выводов.
Если товарищи из меньшинства верят в победу революции или хотя бы только
признают возможность такой победы, они не смогут оспорить того, что, помимо
пролетариата, у нас нет исторического претендента на революционную власть.
Как мелко-буржуазная городская демократия великой революции встала во главе
революционной нации, так пролетариат, эта единственная революционная
демократия наших городов, должен найти опору в крестьянских массах и стать
у власти, - если только революции предстоит победа.
Правительство, опирающееся непосредственно на пролетариат и через него на
революционное крестьянство, еще не означает социалистической диктатуры. Я
сейчас не касаюсь дальнейших перспектив пролетарского правительства. Может
быть, пролетариату суждено пасть, как пала якобинская демократия, чтобы
очистить место господству буржуазии. Я хочу лишь установить одно: если
революционное движение восторжествовало у нас, согласно предсказанию
Плеханова, как рабочее движение, то победа революции возможна у нас лишь,
как революционная победа пролетариата - или невозможна вовсе.
На этом выводе я настаиваю со всей решительностью. Если признать, что
социальные противоречия между пролетариатом и крестьянскими массами не
позволят пролетариату стать во главе этих последних; что сам пролетариат
недостаточно силен для победы, - тогда необходимо прийти к выводу, что
нашей революции вообще не суждена победа. При таких условиях естественным
финалом революции должно явиться соглашение либеральной буржуазии со старой
властью. Это исход, возможность которого отнюдь нельзя отрицать. Но ясно,
что он лежит на пути поражения революции, обусловленного ее внутренней
слабостью.
В сущности весь анализ меньшевиков - прежде всего их оценка пролетариата и
его возможных отношений к крестьянству - неумолимо ведет их на путь
революционного пессимизма.
Но они упорно сворачивают с этого пути и развивают революционный оптимизм
за счет... буржуазной демократии.
Отсюда вытекает их отношение к кадетам. Кадеты для них символ буржуазной
демократии, а буржуазная демократия - естественный претендент на
революционную власть...
На чем же основана ваша вера в то, что кадет еще поднимется и выпрямится?
На фактах политического развития? Нет, на вашей схеме. Для "доведения
революции до конца" вам нужна городская буржуазная демократия. Вы ее жадно
ищете и не находите ничего, кроме кадетов. И вы развиваете за их счет
удивительный оптимизм, вы переряжаете их, вы хотите заставить их играть
творческую роль, которую они играть не хотят, не могут и не будут. На свой
коренной вопрос, - я его задавал много раз, - я не услышал ответа. У вас
нет прогноза революции. Ваша политика лишена великих перспектив.
И в связи с этим ваше отношение к буржуазным партиям формулируется словами,
которые должны быть удержаны памятью съезда: "от случая к случаю".
Пролетариат не ведет систематической борьбы за влияние на народные массы,
он не контролирует своих тактических шагов под углом зрения одной
руководящей идеи: объединить вокруг себя труждающихся и обремененных и
стать их герольдом и вождем". (V-й съезд партии. "Протоколы и резолюции
съезда", стр. 180-185).
Речь эта, сжато резюмировавшая все мои статьи, выступления и действия в
течение 1905-1906 г. г., встретила полное сочувствие большевиков, не говорю
уже о Розе Люксембург и Тышко (на основе этой речи и завязалась более
тесная связь моя с ними, приведшая к моему сотрудничеству в их польском
журнале). Ленин, который не прощал мне примиренческого отношения к
меньшевикам, - и был, прав, - отозвался о моей речи с нарочито подчеркнутой
сдержанностью. Вот, что он сказал:
"Отмечу только, что Троцкий в книжке - "В защиту партии" печатно выразил
солидарность с Каутским, который писал об экономической общности интересов
пролетариата и крестьянства в современной революции в России. Троцкий
признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной
буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение
Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о "непрерывной революции",
здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к
буржуазным партиям". (Ленин, т. VIII, стр. 400).
Ленин не занимался в своей речи общей оценкой теории перманентной
революции, тем более, что и сам я в своей речи не развил дальнейших
перспектив диктатуры пролетариата. Ленин явно не читал основной моей работы
по этому вопросу, иначе он не говорил бы, как о чем то новом, о
"приближении" моем ко взглядам большевиков, ибо лондонская речь явилась
только конспективным изложением моих работ 1905-1906 годов. Ленин выражался
с крайней сдержанностью, ибо я стоял вне большевистской фракции. Тем не
менее, вернее, именно потому, слова Ленина не оставляют никакого места для
лжетолкований. Ленин констатирует "солидарность в основных пунктах вопроса"
об отношении к крестьянству и либеральной буржуазии. Эта солидарность
относится не к целям моим, как нескладно выходит у Радека, а именно к
методу. Что касается перспективы переростания демократической революции в
социалистическую, то тут Ленин как раз и делает оговорку: "независимо от
вопроса о непрерывной революции". Что означает эта оговорка? Ясно: Ленин
вовсе не отождествлял перманентную революцию с игнорированием крестьянства
или перепрыгиванием через аграрную революцию, как это ввели в правило
невежественные и недобросовестные эпигоны. Мысль Ленина такова: как далеко
зайдет наша революция и сможет ли пролетариат притти у нас к власти раньше,
чем в Европе, и какие при этом откроются перспективы для социализма, этого
вопроса я не касаюсь; но в основном вопросе об отношении пролетариата к
крестьянству и либеральной буржуазии "налицо солидарность".
Выше мы видели, как большевистская "Новая Жизнь" откликнулась на теорию
перманентной революции почти при ее зарождении, т. е. еще в 1905 г.
Упомянем еще, как редакция "Сочинений" Ленина отозвалась об этой теории
после 1917 г. В примечаниях к XIV т., ч. II, стр. 481 говорится:
"Еще до революции 1905 года (Троцкий) выдвинул своеобразную и особенно
знаменательную теперь теорию перманентной революции, утверждая, что
буржуазная революция 1905 г. непосредственно перейдет в социалистическую,
являясь первой из ряда национальных революций".
Допускаю, что это вовсе не есть признание правильным всего, что я писал о
перманентной революции. Но это во всяком случае признание неправильным
того, что пишет о ней Радек. "Буржуазная революция непосредственно перейдет
в социалистическую" - это есть теория переростания, а не перепрыгивания;
отсюда вытекает реалистическая тактика, а не авантюристская. А что означают
слова: "особенно знаменательная теперь теория перманентной революции"? Они
означают, что октябрьский переворот осветил новым светом те стороны этой
теории, которые раньше для очень многих оставались в тени, или просто
казались "невероятными". II-ая часть XIV тома "Сочинений" Ленина вышла в
свет при жизни их автора. Тысячи и десятки тысяч партийцев читали это
примечание. И никто до 1924 года не объявил его ложным. А Радек догадался
это сделать только в 1928 году.
Поскольку, однако, Радек говорит не только о теории, но и о тактике, самым
важным аргументом против него является все же характер моего практического
участия в революциях 1905 и 1917 г. г. Моя работа в петроградском совете
1905 года совпадала по времени с окончательной выработкой мною тех
воззрений на природу революции, которые эпигоны подвергают непрерывному
обстрелу. Как же эти столь ошибочные будто бы взгляды совершенно не
отразились на моей политической деятельности, протекавшей у всех на виду, и
регистрировавшейся каждый день в печати? Если же допустить, что столь
неверная теория отражалась на моей политике, то почему молчали нынешние
консулы? И, что несколько важнее, почему Ленин со всей энергией защищал
линию петроградского совета, как в момент высшего подъема революции, так и
после ее поражения?
Те же вопросы, но, пожалуй, в еще более резкой формулировке, относятся к
революции 1917 года. В Нью-Иорке я оценил февральский переворот в ряде
статей под углом зрения теории перманентной революции. Все эти статьи ныне
перепечатаны. Тактические выводы мои полностью совпадали с выводами,
которые Ленин одновременно делал в Женеве, и следовательно, находились в
таком же непримиримом противоречии с выводами Каменева, Сталина и других
эпигонов. Когда я прибыл в Петроград, никто меня не спрашивал, отказываюсь
ли я от "ошибки" перманентной революции. Да и спрашивать было некому.
Сталин стыдливо жался по углам, желая одного: чтоб партия поскорее забыла
об его политике до приезда Ленина. Ярославский еще не был вдохновителем
Контрольной Комиссии: он в Якутске вместе с меньшевиками, с Орджоникидзе и
другими, издавал пошлейшую полулиберальную газетку. Каменев обвинял Ленина
в троцкизме и при встрече со мной заявил: "теперь на вашей улице праздник".
В центральном органе большевиков я, накануне Октября, писал о перспективе
перманентной революции. Никому и в голову не приходило мне возражать.
Солидарность моя с Лениным оказалась полной и безусловной. Что же хотят
сказать мои критики, в том числе Радек? Что я сам совершенно не понимал той
теории, которую защищал, и в наиболее ответственные исторические периоды
действовал наперекор ей и вполне правильно? Не проще ли предположить, что
мои критики не поняли теории перманентной революции, как и многого другого?
Ибо, если допустить, что эти запоздалые критики так хорошо разбираются не
только в своих мыслях, но и в чужих, то чем объяснить, что они все, без
исключения, заняли столь плачевную позицию в революции 1917 года и навсегда
опозорились в китайской революции?
* * *
Но как же все-таки быть, спохватится, пожалуй, иной читатель, с вашим
главным тактическим лозунгом: "без царя, а правительство рабочее"?
Этот довод считается в известных кругах решающим. Ужасный "лозунг"
Троцкого: "без царя!", проходит через все писания всех критиков
перманентной революции, у одних - как последний, важнейший, решающий
аргумент, у других - как готовая пристань усталой мысли.
Наибольшей глубины эта критика достигает, конечно, у "мастера" невежества и
нелойальности, когда он в своих несравненных "Вопросах ленинизма" говорит:
"Не будем распространяться (вот именно! Л. Т.) о позиции т. Троцкого в 1905
году, когда он "просто" забыл о крестьянстве, как революционной силе,
выдвигая лозунг "без царя, а правительство рабочее", т. е. лозунг о
революции без крестьянства". (И. Сталин "Вопросы ленинизма", стр. 174-175).
Несмотря на почти полную безнадежность моего положения пред лицом этой
уничтожающей критики, которая не хочет "распространяться", попробую
все-таки указать на некоторые смягчающие обстоятельства. Они имеются. Прошу
внимания.
Если бы я даже в какой-либо статье 1905 г. формулировал отдельный
двусмысленный или неудачный лозунг, способный подать повод к недоразумению,
то этот лозунг надо было бы теперь, т. е. 23 году спустя, брать не
изолированно, а в связи с другими моими работами на ту же тему, а главное,
в связи с моим политическим участием в событиях. Нельзя же просто сообщать
читателям голое название неизвестного им (а равно и критикам) произведения
и потом вкладывать в это название такой смысл, который находится в полном
противоречии со всем, что я писал и делал.
Но может быть не лишним будет прибавить, - о, критики, - что я никогда и
нигде не писал, не произносил и не предлагал такого лозунга: "без царя, а
правительство рабочее". В основе этого главного аргумента моих судей лежит,
помимо всего прочего, постыднейшая фактическая ошибка. Дело в том, что
прокламацию под заглавием "Без царя, а правительство рабочее" написал и
издал за границей летом 1905 года Парвус. Я в это время давно уже жил
нелегально в Петербурге и никакого отношения к этому листку ни делом, ни
помышлением не имел. Узнал я о нем гораздо позже из полемических статей.
Никогда не имел повода или случая высказываться о нем. Никогда не видел и
не читал его (как, впрочем и все мои критики). Такова фактическая сторона
этого замечательного дела. Очень жалею, что должен лишить всех Тельманов и
Семаров наиболее удобного портативного и убедительного аргумента. Но факты
сильнее моих гуманных чувств.
Мало того. Случай так предусмотрительно подвел одно к одному, что в то
самое время, как Парвус выпустил заграницей неизвестную мне листовку "Без
царя, а правительство рабочее", в Петербурге нелегально издана была
написанная мною прокламация под заглавием: "Не царь, не земцы, а народ".
Заглавие это, неоднократно повторяющееся в тексте прокламации в качестве
лозунга, объемлющего рабочих и крестьян, как бы нарочно придумано для того,
чтобы в популярной форме опровергнуть позднейшие утверждения насчет
перепрыгивания через демократическую стадию революции. Это воззвание
перепечатано в моих "Сочинениях" (том II, ч. I, стр. 256). Там же
напечатаны изданные большевистским Центральным Комитетом прокламации мои к
тому самому крестьянству, о котором я, по гениальному выражению Сталина,
"просто забыл".
Но и это еще не все. Совсем недавно достославный Рафес, один из теоретиков
и руководителей китайской революции, в статье, помещенной в теоретическом
органе ЦК ВКП, писал все о том же ужасном лозунге, выдвинутом Троцким в
1917 году. Не в 1905, а в 17-м! У меньшевика Рафеса есть впрочем
оправдание: он состоял у Петлюры в "министрах" чуть не до 1920 года, и где
же было ему, обремененному государственными заботами по борьбе с
большевиками, вникать в то, что происходило в лагере Октябрьской революции?
- Ну, а редакция органа ЦК? Эка невидаль: одной нелепостью больше или
меньше...
Как же так? воскликнет иной из добросовестных читателей, воспитанный на
макулатуре последних лет. Ведь нас же учили в сотнях и тысячах книг и
статей...
- Да, учили, - придется, друзья, переучиваться. Это накладные расходы
периода реакции. Ничего не поделаешь. История не идет прямолинейно.
Временами она забирается и в сталинские тупики.
V
ОСУЩЕСТВИЛАСЬ ЛИ У НАС "ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ДИКТАТУРА", И КОГДА ИМЕННО?
Ссылаясь на Ленина, Радек утверждает, что демократическая диктатура
осуществилась в двоевластии. Да, Ленин иногда и притом условно, ставил
вопрос таким образом, соглашаюсь я. - Как так "иногда"? возмущается Радек и
обвиняет меня в посягательстве на одну из фундаментальных идей Ленина. Но
Радек сердится только потому, что он неправ. В "Уроках Октября", которые
Радек с запозданием годика на четыре тоже подвергает критике, я следующим
образом истолковывал слова Ленина об "осуществлении" демократической
диктатуры:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
огромной силой на службе революции; но было бы недостойно марксиста думать,
что мужицкая партия способна стать во главе буржуазного переворота и
собственной инициативой освободить производительные силы нации от
архаических оков. Город - гегемон современного общества, и только он
способен на роль гегемона буржуазной революции*1.
/*1 Согласны ли с этим запоздалые критики перманентной революции? Готовы ли
они распространить это положение на страны Востока? Китай, Индию и пр.? Да
или нет?/
Где же у нас та городская демократия, которая была бы способна повести за
собой нацию? Тов. Мартынов уже неоднократно искал ее с лупой в руках. Он
находил саратовских учителей, петербургских адвокатов и московских
статистиков. Он, как и все его единомышленники, не хотел лишь заметить, что
в российской революции индустриальный пролетариат завладел той самой
почвой, на которой в конце XVIII века стояла ремесленная полупролетарская
демократия санкюлотов. Я обращаю, товарищи, ваше внимание на этот коренный
факт.
Наша крупная индустрия вовсе не выросла естественно из ремесла.
Экономическая история наших городов совершенно не знает периода цехов.
Капиталистическая промышленность возникла у нас под прямым и
непосредственным давлением европейского капитала. Она завладевала в
сущности девственной примитивной почвой, не встречая сопротивления
ремесленной культуры. Чужеземный капитал притекал к нам по каналам
государственных займов и по трубам частной инициативы. Он собирал вокруг
себя армию промышленного пролетариата, не давая возникнуть и развиться
ремеслу. В результате этого процесса у нас к моменту буржуазной революции
главной силой городов оказался индустриальный пролетариат крайне высокого
социального типа. Это - факт, который нельзя опровергнуть и который
необходимо положить в основу наших революционно-тактических выводов.
Если товарищи из меньшинства верят в победу революции или хотя бы только
признают возможность такой победы, они не смогут оспорить того, что, помимо
пролетариата, у нас нет исторического претендента на революционную власть.
Как мелко-буржуазная городская демократия великой революции встала во главе
революционной нации, так пролетариат, эта единственная революционная
демократия наших городов, должен найти опору в крестьянских массах и стать
у власти, - если только революции предстоит победа.
Правительство, опирающееся непосредственно на пролетариат и через него на
революционное крестьянство, еще не означает социалистической диктатуры. Я
сейчас не касаюсь дальнейших перспектив пролетарского правительства. Может
быть, пролетариату суждено пасть, как пала якобинская демократия, чтобы
очистить место господству буржуазии. Я хочу лишь установить одно: если
революционное движение восторжествовало у нас, согласно предсказанию
Плеханова, как рабочее движение, то победа революции возможна у нас лишь,
как революционная победа пролетариата - или невозможна вовсе.
На этом выводе я настаиваю со всей решительностью. Если признать, что
социальные противоречия между пролетариатом и крестьянскими массами не
позволят пролетариату стать во главе этих последних; что сам пролетариат
недостаточно силен для победы, - тогда необходимо прийти к выводу, что
нашей революции вообще не суждена победа. При таких условиях естественным
финалом революции должно явиться соглашение либеральной буржуазии со старой
властью. Это исход, возможность которого отнюдь нельзя отрицать. Но ясно,
что он лежит на пути поражения революции, обусловленного ее внутренней
слабостью.
В сущности весь анализ меньшевиков - прежде всего их оценка пролетариата и
его возможных отношений к крестьянству - неумолимо ведет их на путь
революционного пессимизма.
Но они упорно сворачивают с этого пути и развивают революционный оптимизм
за счет... буржуазной демократии.
Отсюда вытекает их отношение к кадетам. Кадеты для них символ буржуазной
демократии, а буржуазная демократия - естественный претендент на
революционную власть...
На чем же основана ваша вера в то, что кадет еще поднимется и выпрямится?
На фактах политического развития? Нет, на вашей схеме. Для "доведения
революции до конца" вам нужна городская буржуазная демократия. Вы ее жадно
ищете и не находите ничего, кроме кадетов. И вы развиваете за их счет
удивительный оптимизм, вы переряжаете их, вы хотите заставить их играть
творческую роль, которую они играть не хотят, не могут и не будут. На свой
коренной вопрос, - я его задавал много раз, - я не услышал ответа. У вас
нет прогноза революции. Ваша политика лишена великих перспектив.
И в связи с этим ваше отношение к буржуазным партиям формулируется словами,
которые должны быть удержаны памятью съезда: "от случая к случаю".
Пролетариат не ведет систематической борьбы за влияние на народные массы,
он не контролирует своих тактических шагов под углом зрения одной
руководящей идеи: объединить вокруг себя труждающихся и обремененных и
стать их герольдом и вождем". (V-й съезд партии. "Протоколы и резолюции
съезда", стр. 180-185).
Речь эта, сжато резюмировавшая все мои статьи, выступления и действия в
течение 1905-1906 г. г., встретила полное сочувствие большевиков, не говорю
уже о Розе Люксембург и Тышко (на основе этой речи и завязалась более
тесная связь моя с ними, приведшая к моему сотрудничеству в их польском
журнале). Ленин, который не прощал мне примиренческого отношения к
меньшевикам, - и был, прав, - отозвался о моей речи с нарочито подчеркнутой
сдержанностью. Вот, что он сказал:
"Отмечу только, что Троцкий в книжке - "В защиту партии" печатно выразил
солидарность с Каутским, который писал об экономической общности интересов
пролетариата и крестьянства в современной революции в России. Троцкий
признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной
буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение
Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о "непрерывной революции",
здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к
буржуазным партиям". (Ленин, т. VIII, стр. 400).
Ленин не занимался в своей речи общей оценкой теории перманентной
революции, тем более, что и сам я в своей речи не развил дальнейших
перспектив диктатуры пролетариата. Ленин явно не читал основной моей работы
по этому вопросу, иначе он не говорил бы, как о чем то новом, о
"приближении" моем ко взглядам большевиков, ибо лондонская речь явилась
только конспективным изложением моих работ 1905-1906 годов. Ленин выражался
с крайней сдержанностью, ибо я стоял вне большевистской фракции. Тем не
менее, вернее, именно потому, слова Ленина не оставляют никакого места для
лжетолкований. Ленин констатирует "солидарность в основных пунктах вопроса"
об отношении к крестьянству и либеральной буржуазии. Эта солидарность
относится не к целям моим, как нескладно выходит у Радека, а именно к
методу. Что касается перспективы переростания демократической революции в
социалистическую, то тут Ленин как раз и делает оговорку: "независимо от
вопроса о непрерывной революции". Что означает эта оговорка? Ясно: Ленин
вовсе не отождествлял перманентную революцию с игнорированием крестьянства
или перепрыгиванием через аграрную революцию, как это ввели в правило
невежественные и недобросовестные эпигоны. Мысль Ленина такова: как далеко
зайдет наша революция и сможет ли пролетариат притти у нас к власти раньше,
чем в Европе, и какие при этом откроются перспективы для социализма, этого
вопроса я не касаюсь; но в основном вопросе об отношении пролетариата к
крестьянству и либеральной буржуазии "налицо солидарность".
Выше мы видели, как большевистская "Новая Жизнь" откликнулась на теорию
перманентной революции почти при ее зарождении, т. е. еще в 1905 г.
Упомянем еще, как редакция "Сочинений" Ленина отозвалась об этой теории
после 1917 г. В примечаниях к XIV т., ч. II, стр. 481 говорится:
"Еще до революции 1905 года (Троцкий) выдвинул своеобразную и особенно
знаменательную теперь теорию перманентной революции, утверждая, что
буржуазная революция 1905 г. непосредственно перейдет в социалистическую,
являясь первой из ряда национальных революций".
Допускаю, что это вовсе не есть признание правильным всего, что я писал о
перманентной революции. Но это во всяком случае признание неправильным
того, что пишет о ней Радек. "Буржуазная революция непосредственно перейдет
в социалистическую" - это есть теория переростания, а не перепрыгивания;
отсюда вытекает реалистическая тактика, а не авантюристская. А что означают
слова: "особенно знаменательная теперь теория перманентной революции"? Они
означают, что октябрьский переворот осветил новым светом те стороны этой
теории, которые раньше для очень многих оставались в тени, или просто
казались "невероятными". II-ая часть XIV тома "Сочинений" Ленина вышла в
свет при жизни их автора. Тысячи и десятки тысяч партийцев читали это
примечание. И никто до 1924 года не объявил его ложным. А Радек догадался
это сделать только в 1928 году.
Поскольку, однако, Радек говорит не только о теории, но и о тактике, самым
важным аргументом против него является все же характер моего практического
участия в революциях 1905 и 1917 г. г. Моя работа в петроградском совете
1905 года совпадала по времени с окончательной выработкой мною тех
воззрений на природу революции, которые эпигоны подвергают непрерывному
обстрелу. Как же эти столь ошибочные будто бы взгляды совершенно не
отразились на моей политической деятельности, протекавшей у всех на виду, и
регистрировавшейся каждый день в печати? Если же допустить, что столь
неверная теория отражалась на моей политике, то почему молчали нынешние
консулы? И, что несколько важнее, почему Ленин со всей энергией защищал
линию петроградского совета, как в момент высшего подъема революции, так и
после ее поражения?
Те же вопросы, но, пожалуй, в еще более резкой формулировке, относятся к
революции 1917 года. В Нью-Иорке я оценил февральский переворот в ряде
статей под углом зрения теории перманентной революции. Все эти статьи ныне
перепечатаны. Тактические выводы мои полностью совпадали с выводами,
которые Ленин одновременно делал в Женеве, и следовательно, находились в
таком же непримиримом противоречии с выводами Каменева, Сталина и других
эпигонов. Когда я прибыл в Петроград, никто меня не спрашивал, отказываюсь
ли я от "ошибки" перманентной революции. Да и спрашивать было некому.
Сталин стыдливо жался по углам, желая одного: чтоб партия поскорее забыла
об его политике до приезда Ленина. Ярославский еще не был вдохновителем
Контрольной Комиссии: он в Якутске вместе с меньшевиками, с Орджоникидзе и
другими, издавал пошлейшую полулиберальную газетку. Каменев обвинял Ленина
в троцкизме и при встрече со мной заявил: "теперь на вашей улице праздник".
В центральном органе большевиков я, накануне Октября, писал о перспективе
перманентной революции. Никому и в голову не приходило мне возражать.
Солидарность моя с Лениным оказалась полной и безусловной. Что же хотят
сказать мои критики, в том числе Радек? Что я сам совершенно не понимал той
теории, которую защищал, и в наиболее ответственные исторические периоды
действовал наперекор ей и вполне правильно? Не проще ли предположить, что
мои критики не поняли теории перманентной революции, как и многого другого?
Ибо, если допустить, что эти запоздалые критики так хорошо разбираются не
только в своих мыслях, но и в чужих, то чем объяснить, что они все, без
исключения, заняли столь плачевную позицию в революции 1917 года и навсегда
опозорились в китайской революции?
* * *
Но как же все-таки быть, спохватится, пожалуй, иной читатель, с вашим
главным тактическим лозунгом: "без царя, а правительство рабочее"?
Этот довод считается в известных кругах решающим. Ужасный "лозунг"
Троцкого: "без царя!", проходит через все писания всех критиков
перманентной революции, у одних - как последний, важнейший, решающий
аргумент, у других - как готовая пристань усталой мысли.
Наибольшей глубины эта критика достигает, конечно, у "мастера" невежества и
нелойальности, когда он в своих несравненных "Вопросах ленинизма" говорит:
"Не будем распространяться (вот именно! Л. Т.) о позиции т. Троцкого в 1905
году, когда он "просто" забыл о крестьянстве, как революционной силе,
выдвигая лозунг "без царя, а правительство рабочее", т. е. лозунг о
революции без крестьянства". (И. Сталин "Вопросы ленинизма", стр. 174-175).
Несмотря на почти полную безнадежность моего положения пред лицом этой
уничтожающей критики, которая не хочет "распространяться", попробую
все-таки указать на некоторые смягчающие обстоятельства. Они имеются. Прошу
внимания.
Если бы я даже в какой-либо статье 1905 г. формулировал отдельный
двусмысленный или неудачный лозунг, способный подать повод к недоразумению,
то этот лозунг надо было бы теперь, т. е. 23 году спустя, брать не
изолированно, а в связи с другими моими работами на ту же тему, а главное,
в связи с моим политическим участием в событиях. Нельзя же просто сообщать
читателям голое название неизвестного им (а равно и критикам) произведения
и потом вкладывать в это название такой смысл, который находится в полном
противоречии со всем, что я писал и делал.
Но может быть не лишним будет прибавить, - о, критики, - что я никогда и
нигде не писал, не произносил и не предлагал такого лозунга: "без царя, а
правительство рабочее". В основе этого главного аргумента моих судей лежит,
помимо всего прочего, постыднейшая фактическая ошибка. Дело в том, что
прокламацию под заглавием "Без царя, а правительство рабочее" написал и
издал за границей летом 1905 года Парвус. Я в это время давно уже жил
нелегально в Петербурге и никакого отношения к этому листку ни делом, ни
помышлением не имел. Узнал я о нем гораздо позже из полемических статей.
Никогда не имел повода или случая высказываться о нем. Никогда не видел и
не читал его (как, впрочем и все мои критики). Такова фактическая сторона
этого замечательного дела. Очень жалею, что должен лишить всех Тельманов и
Семаров наиболее удобного портативного и убедительного аргумента. Но факты
сильнее моих гуманных чувств.
Мало того. Случай так предусмотрительно подвел одно к одному, что в то
самое время, как Парвус выпустил заграницей неизвестную мне листовку "Без
царя, а правительство рабочее", в Петербурге нелегально издана была
написанная мною прокламация под заглавием: "Не царь, не земцы, а народ".
Заглавие это, неоднократно повторяющееся в тексте прокламации в качестве
лозунга, объемлющего рабочих и крестьян, как бы нарочно придумано для того,
чтобы в популярной форме опровергнуть позднейшие утверждения насчет
перепрыгивания через демократическую стадию революции. Это воззвание
перепечатано в моих "Сочинениях" (том II, ч. I, стр. 256). Там же
напечатаны изданные большевистским Центральным Комитетом прокламации мои к
тому самому крестьянству, о котором я, по гениальному выражению Сталина,
"просто забыл".
Но и это еще не все. Совсем недавно достославный Рафес, один из теоретиков
и руководителей китайской революции, в статье, помещенной в теоретическом
органе ЦК ВКП, писал все о том же ужасном лозунге, выдвинутом Троцким в
1917 году. Не в 1905, а в 17-м! У меньшевика Рафеса есть впрочем
оправдание: он состоял у Петлюры в "министрах" чуть не до 1920 года, и где
же было ему, обремененному государственными заботами по борьбе с
большевиками, вникать в то, что происходило в лагере Октябрьской революции?
- Ну, а редакция органа ЦК? Эка невидаль: одной нелепостью больше или
меньше...
Как же так? воскликнет иной из добросовестных читателей, воспитанный на
макулатуре последних лет. Ведь нас же учили в сотнях и тысячах книг и
статей...
- Да, учили, - придется, друзья, переучиваться. Это накладные расходы
периода реакции. Ничего не поделаешь. История не идет прямолинейно.
Временами она забирается и в сталинские тупики.
V
ОСУЩЕСТВИЛАСЬ ЛИ У НАС "ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ДИКТАТУРА", И КОГДА ИМЕННО?
Ссылаясь на Ленина, Радек утверждает, что демократическая диктатура
осуществилась в двоевластии. Да, Ленин иногда и притом условно, ставил
вопрос таким образом, соглашаюсь я. - Как так "иногда"? возмущается Радек и
обвиняет меня в посягательстве на одну из фундаментальных идей Ленина. Но
Радек сердится только потому, что он неправ. В "Уроках Октября", которые
Радек с запозданием годика на четыре тоже подвергает критике, я следующим
образом истолковывал слова Ленина об "осуществлении" демократической
диктатуры:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166