Крушение царского рубля мы наблюдали во время
империалистической войны; его агония прокатилась через весь режим
Керенского, и еще при Советской власти догорал царский рубль, пока на смену
ему не явился рабоче-крестьянский червонец. Таким путем основное
предсказание манифеста 2 декабря исполнилось с точностью. Но не только
предсказание, а и обязательство! Биржевые дельцы, дипломаты и буржуазные
газетчики обвиняют нас, наш режим, наше правительство в том, что мы не
выполняем будто бы наших обязательств. Неправда! Мы их выполняем на все 100
процентов. 2 декабря 1905 года за подписью депутатов рабочего класса и
крестьянства мы предупредили, что за царские долги наш народ не отвечает. А
10 февраля 1918 года декрет Советского правительства объявил начисто
аннулированными все царские долги. Вот как выполняет свои обязательства
революция! (Аплодисменты.)
Летом 1905 года по волнам Черного моря под красным вымпелом прошел мятежный
броненосец Потемкин. Во многих городах присоединялись к рабочим воинские
отряды под красными знаменами. В наших глазах это было предзнаменованием
того, что революционный класс может стать победоносной силой, что
пролетариат может создать государство, опирающееся на собственную армию.
Броненосец Потемкин сдался. Солдаты, шедшие под красными знаменами, были
перебиты или отправлены на каторгу. Казалось, что мысль трудящихся о
собственной вооруженной силе - утопическая мечта. Но мощно повернулось
историческое колесо, - и все, что осталось от царского флота, стало под
красный вымпел. Из недр трудящихся поднялась небывалая армия, которая стоит
под красным знаменем мировой революции. (Аплодисменты.)
Что в 1905 году было намеком, предчувствием, надеждой, то в 1917 году стало
победоносной реальностью. Вот почему мы имеем полное право сказать: да,
были, конечно, и иллюзии; но иллюзии касались форм, сроков, отчасти
методов; а то, что составляло сердцевину 1905 года, - революционный натиск
пролетариата, сплачивающего вокруг себя все угнетенные массы, - то не
обмануло. 1917 год выполнил то, что обещал 1905.
Но история не остановилась. 1917 год, в свою очередь, развернет гигантскую
программу, которая еще только ждет своего воплощения. Сможем ли? Сумеем ли?
Умудренные опытом этих двух десятилетий, мы можем и обязаны еще бдительнее
и настойчивее заглядывать в будущее, чем глядели в 1905 году. Велики
задачи. История за нас. Но весь вопрос в том, чтобы дождаться зрелых сроков
истории; чтобы устоять, не отступить, не сдать того, что было завоевано
железом и кровью; укрепить завоевания, развить и обогатить их. А трудностей
много, и иные трудности открываются как раз в наши дни и открываются там,
где их многие не ждали, и враг скалит злорадно зубы в надежде потрясений.
Надо иметь масштаб, проверенный в делах прошлого, чтобы правильно измерять
дорогу будущего; надо иметь правильный критерий, чтобы трезво оценивать
завтрашний день. Ибо и сегодня, на этом юбилейном собрании, мы предаемся
воспоминаниям не платонически, а с тем чтобы лучше вооружиться для
завтрашнего дня.
Спросим же себя еще раз: нет ли опасности того, что буржуазный мир одолеет
нас? Ведь капитализм неизмеримо богаче, а значит, и сильнее нас. Да, богаче
и сильнее; но он разделен, и одна часть его - Америка, не дает жить другой
части - Европе. Колонии подрывают хозяйственные основы метрополий. Китай -
главная масса Азии - сотрясается конвульсиями освободительной борьбы.
Недостатка в злой воле у Европы нет. Но у нее нехватает силы. Европа в
упадке. Европа меж двух огней. У буржуазной Европы выхода нет, как не было
ранее выхода у царизма.
Старая Европа - очаг всей капиталистической культуры. От этого старого
ствола в разные стороны пошли два ответвления: Америка и наша
европейско-азиатская Россия, ныне Советский Союз. И Европа ныне меж этих
двух огней.
Европа не только открыла Америку, но и подняла ее на своих дрожжах. В ряде
религиозных движений и революций Европа выбрасывала за океан наиболее
активных и предприимчивых своих детей, вернее - пасынков.
Эмигранты-земледельцы, пастухи, лесорубы, плотники и слесаря пробудили
дремлющие силы нового мира. Деловой дух, дисциплину труда, пуританскую
страсть к накоплению, - вот эти семена посеяла на американской почве
Европа, и они дали пышные всходы. Вырвавшись из узких перегородок и тесных
клеток Европы на простор американских пространств, техническая мысль
получила поистине потрясающее развитие. Уже до войны Соединенные Штаты
оставили далеко позади себя свою прежнюю метрополию - Англию, и свою более
широкую метрополию - Европу. Когда после войны и после попытки жить
военными методами захвата и грабежа, после оккупации Рура и после
тягчайшего в истории отступления немецкого пролетариата - осенью 1923 года,
Европа сделала попытку перехода на мирное положение и оглянулась на себя,
она с ужасом убедилась, что она выглядит экономическим пигмеем по сравнению
с заокеанским колоссом. Европа породила Америку: без Европы не было бы
нью-йоркских небоскребов, ниагарской гидростанции, автомобилей Форда и
тракторов. Но, запутавшаяся в сетях собственного консерватизма, Европа
оказалась бессильна пред Америкой. Доллар давит на нее с чудовищной силой.
Шаг за шагом Америка сдвигает европейские страны на подчиненные позиции,
загоняет их в тупой угол, создает для них невыносимые условия
существования. Европе выхода нет.
А с другой стороны, Советский Союз, который живет, борется и растет девятый
год, является для Европы источником революционных опасностей.
С Европой у нас двойные счеты. Официальная Европа эксплоатировала нас через
посредство займов: она питала царизм, она вооружала его, выжимая из народа
проценты и, понижая тем наше хозяйство и нашу культуру. Под страшной
чугунной крышкой самодержавия - по закону: сила противодействия равна силе
действия - накоплялись пары, закалялась революционная воля передовых
отрядов. И тут другая, неофициальная Европа приходила на помощь, идейно
вооружая их.
Декабристы были первой попыткой дворянской интеллигенции, приобщившейся к
историкам Великой Французской Революции, дать царизму отпор и пробить окно
в Европу. На смену дворянской интеллигенции пришла разночинная, вооруженная
теорией народничества, - и эта новая, более широкая волна подняла на своем
гребне группу народовольцев, героические образы которых навсегда вошли в
наш железный инвентарь. (Аплодисменты.) На смену народовольцам пришло
первое поколение марксистов, - сперва интеллигентов, затем рабочих. От
кружков - до 1905 года. И от поражения в декабре 1905 года - до
несравненной победы в октябре 1917 года. Чтобы совершить эту работу, чтобы
дать революции тот размах, какой она у нас получила, революционному
авангарду необходимо было совсем особое первоклассное идейное вооружение.
Откуда он получил его? Из Европы.
Весь общественный опыт веков, все накопления обобщающей мысли понадобились
нашему пролетарскому авангарду для выполнения его общественной миссии. Три
могущественных европейских источника: английская политическая экономия,
опыт классовых боев Франции и немецкая классическая философия, - три
источника соединились в системе марксизма. И эту систему, и самое в ней
драгоценное - метод, дала нам Европа. Но нужно уметь взять то, что дается.
Марксизм - не пассивная, не созерцательная доктрина. Недостаточно протянуть
руку, чтобы взять его. Марксизм есть доктрина волевая. Он истолковывает
мир, чтобы переделать его. Если марксизм дала нам Европа, то мы сумели
взять его. Мы сумели взять его, благодаря волевому закалу революционного
авангарда. С декабристов началась суровая работа, которая целью своей имела
из рыхлой, расползающейся общественной массы создать когорту железных
борцов. Единоборство террористической интеллигенции с царизмом не дало
победы. Но оно было необходимым этапом в развитии революционных идей и
методов борьбы. Без Радищева*113 не было бы Пестеля*114. Без Пестеля не
явился бы Желябов*115. Без Желябова мы не имели бы Александра Ульянова*116.
А без Александра не было бы Владимира. Этим сказано все. Наша суровая и
славная революционная история - история ссылки, эмиграции, каторги,
виселицы - была необходимой подготовительной школой к подлинному восприятию
марксизма как доктрины, которая последними выводами обобщающей мысли
вооружает волю самого революционного класса. В ленинизме живут декабристы,
просветители-шестидесятники, народники и народовольцы. В ленинизме наша
национальная героическая революционная традиция полностью и окончательно
сливается с рабочим классом во всеоружии наиболее высокой научной мысли,
какую только создала Европа.
Сгорая в огне войны, Европа давала новые толчки технической мощи Америки,
как она давала новые толчки революционной мысли России. Америка своих даров
не промотала, она довела технику до величайших высот. Но и мы полученный
нами от Европы дар - революционную мысль - не принизили, не издержали:
наоборот, мы ее обогатили опытом 1905 и 1917 годов и готовы теперь, с этим
огромным наращением, поделиться ею с европейским пролетариатом.
(Аплодисменты.)
И вот буржуазная Европа стоит сегодня меж двух огней: между Америкой,
которая давит Европу долларом (а доллар, это - страшная сила, когда его
много), и между Советским Союзом, который стремится социалистическую форму
государства сочетать с американской техникой.
Товарищи! Каковы бы ни были те трудности, среди которых мы живем, как и
трудности завтрашнего дня, они - ничто перед теми трудностями, навстречу
которым идет буржуазная Европа. Мы, марксисты, задолго до 1905 года
предсказывали его. Враги издевались, маловеры сомневались, а он пришел.
Враги разгромили нас и думали, что навсегда. А мы после 3 июня 1907 года
предсказывали 1917 год. И он пришел и пришел навсегда. (Аплодисменты.) Да,
и сегодня мы все еще остаемся в кольце капиталистических врагов. Находятся
пошляки и тупицы, которые издеваются над "несбывшимися надеждами" 1917 года
на мировую революцию. Хорошо посмеется тот, кто посмеется последним. Еще в
этом зале соберутся многие из нас, надеюсь, большинство из нас, чтобы
встречать торжество Октября за границами нашей страны. (Аплодисменты.)
1917 год - не последний металлический год в летописях истории. Нет, на
Европу, на мир надвигается пока еще не обозначенный цифрами, но неизбежный,
неотвратимый новый великий год пролетарской революции. Он пробьет. Мы ждем
его с уверенностью, с дисциплинированным напряжением. Он придет. Мы,
собравшиеся здесь каторжане и поселенцы, ветераны двух революций, этому
новому, еще в цифрах не выраженному, великому году, который идет и придет,
мы, вместе со всем коммунистическим авангардом пролетариата, бросаем
уверенно навстречу: гряди, встретим тебя во всеоружии! (Аплодисменты.
"Интернационал".)
"1905. Через двадцать лет".
ИТОГИ 1905 Г.*117
Товарищи, мы предаемся воспоминаниям не из простого любопытства, а для того
чтоб, ясно поняв пройденный нами путь, лучше видеть тот, по которому нам
еще только предстоит итти. Мы учимся у прошлого, чтобы лучше понимать
настоящее и готовиться к будущему. И на вечерах наших воспоминаний мы
остаемся поэтому революционерами.
Если мы теперь, в двадцатую годовщину первой нашей революции, оглядываемся
назад, - а тут много молодежи, которая в 1905 году еще не собиралась
заниматься политикой, - то какие главные выводы, какие главные уроки мы
извлекаем из опыта 1905 года? Чтобы понять уроки, надо знать факты, надо
знать, что было в 1905 году.
Это был приступ к 1917 году. В 1905 году мы шли к 1917 году, но не дошли и
были отброшены назад. Если молодое поколение, которое еще бегало тогда
пешком под стол, ознакомится с фактами 1905 года, оно найдет много общего с
тем, что мы переживали в 1917 года. Самым выдающимся в 1905 году было
создание советов рабочих депутатов. В тогдашнем Петербурге образовался
Совет Рабочих Депутатов. Как он образовался - этого в точности определить
невозможно. Я очень хорошо помню первое заседание первого Совета Рабочих
Депутатов. Он родился из массы. Стачка, могущественная стачка, захватила
всех тогдашних петербургских рабочих. Потребность у рабочих как-то
сговориться между собой была колоссальна, а партийные организации тогда
были неизмеримо слабее не только чем теперь, но и по сравнению с 1917
годом. Партия была подпольной организацией, состояла из небольшой группки,
которая из подполья руководила движением и бросала лозунги. Рабочей массе
эти подпольные корешки партии не были видны, и потому эта потребность
сговориться между собой вылилась в создание советов рабочих депутатов. В
это время сверху была создана комиссия сенатора Шидловского, куда были
выбраны 500 человек рабочих. Эта комиссия была создана с целью допросить
рабочих, чего они бунтуют. Эта бюрократическая, сенаторская, царская
комиссия подсказала рабочим, что они могут выбрать свою организацию. И из
случайного примера комиссии Шидловского и вырос первый Совет Рабочих
Депутатов. Я рассказываю о Ленинграде, тогдашнем Петербурге, потому что я
работал тогда там. В Москве шли по тому же пути. Через две-три недели после
образования Совета, если выходило недоразумение с хозяином или была обида
со стороны городового, говорили - надо итти в Совет. Даже если рабочий
дурно поступит с женой, прибьет ее, - для разрешения конфликта отправлялись
в Совет. Мало-помалу рабочие стали называть Совет "нашим правительством".
Создалось такое положение, что при старом правительстве, которое еще
существовало и у которого еще были гвардейские полки, армия, образовалось
правительство рабочих. С мест, из глухой провинции стали обращаться в
Совет. Новое правительство намечалось само собой. Либералы говорили, что у
нас есть манифест, данный царем насчет свободы; а под покровом этого
манифеста происходило собрание сил, с одной стороны, черной сотни,
гвардейских полков, а с другой стороны, всех угнетенных вокруг Питерского и
Московского Советов Рабочих Депутатов. В декабре месяце нас разогнали,
вернее сказать, не разогнали, а забрали. Мы заседали 3 октября в Вольном
Экономическом Обществе. На хорах заседал Исполнительный Комитет, а внизу
собрались депутаты. Прибежали с улицы к нам и говорят: через полчаса-час
вас окружат. Потом мы услышали топот - пришел Измайловский полк, конные
отряды и артиллерия. Окружили нас со всех сторон. Поднялись к нам и
арестовали. В ответ на это в Москве, как и в Питере, была объявлена
всеобщая стачка. В Москве дело дошло до баррикадных боев. Много тогда
погибло лучших людей, пролетариата. Дубасов, тогдашний сухопутный адмирал
утопил революционное движение рабочих и оказался хозяином Москвы. По
железным дорогам шла стачка. Революционное движение задушили, а потом
начались казни, ссылки, эмиграция... Десятки, сотни тысяч людей были
перебиты, заточены. Сидели мы тогда в Крестах, в предварилке, в
Петропавловской крепости и спрашивали себя, почему нас разбили. Казалось,
все шло к победе. Разбила нас армия, - гвардейские полки в первую голову,
но и конные полки. Пехотные полки тоже поддерживали самодержавие. В пехоте,
впрочем, замечались колебания, в коннице - меньше, а больше всего среди
артиллеристов, саперов, минеров, среди машинной команды на кораблях, т.-е.
среди пролетарских элементов. Когда стали подводить итоги, кто нас разбил,
кто был за нас, кто был против нас, то оказалось, что рабочий класс почти
целиком поддерживал советы рабочих депутатов, и в армии пролетарские
элементы были за советы рабочих депутатов. Крестьянство колебалось, или шло
под царским знаменем. Особенно это чувствовалось в коннице, так как
гвардейские полки тогда набирались из крупного крестьянства, из кулацких
сынков. Каково же было в целом настроение крестьянства? Вот тут-то основная
разгадка судьбы революции обнаружилась. Про крестьянство нельзя сказать,
что оно спало тогда непробудным сном. Уже в 1902 - 1903 г.г. были
крестьянские движения в разных губерниях. Но тут-то и обнаружились различия
в положении крестьянства и рабочего класса, и в связи с этим различия в
методах борьбы того и другого. Крестьянин борется у себя в деревне. Он
раздроблен. Кое-где он прогонял помещиков, кое-где пускал красного петуха,
и этим дело кончалось. Крестьянина в деревне не интересовало, что делается
в Петербурге. Так было в 1902 году, 1903-м. В 1905 году, после 9 января, в
Петербурге, когда многих рабочих выбросили из столицы в деревню, движение
пошло гораздо шире. Но движение в деревне запоздало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
империалистической войны; его агония прокатилась через весь режим
Керенского, и еще при Советской власти догорал царский рубль, пока на смену
ему не явился рабоче-крестьянский червонец. Таким путем основное
предсказание манифеста 2 декабря исполнилось с точностью. Но не только
предсказание, а и обязательство! Биржевые дельцы, дипломаты и буржуазные
газетчики обвиняют нас, наш режим, наше правительство в том, что мы не
выполняем будто бы наших обязательств. Неправда! Мы их выполняем на все 100
процентов. 2 декабря 1905 года за подписью депутатов рабочего класса и
крестьянства мы предупредили, что за царские долги наш народ не отвечает. А
10 февраля 1918 года декрет Советского правительства объявил начисто
аннулированными все царские долги. Вот как выполняет свои обязательства
революция! (Аплодисменты.)
Летом 1905 года по волнам Черного моря под красным вымпелом прошел мятежный
броненосец Потемкин. Во многих городах присоединялись к рабочим воинские
отряды под красными знаменами. В наших глазах это было предзнаменованием
того, что революционный класс может стать победоносной силой, что
пролетариат может создать государство, опирающееся на собственную армию.
Броненосец Потемкин сдался. Солдаты, шедшие под красными знаменами, были
перебиты или отправлены на каторгу. Казалось, что мысль трудящихся о
собственной вооруженной силе - утопическая мечта. Но мощно повернулось
историческое колесо, - и все, что осталось от царского флота, стало под
красный вымпел. Из недр трудящихся поднялась небывалая армия, которая стоит
под красным знаменем мировой революции. (Аплодисменты.)
Что в 1905 году было намеком, предчувствием, надеждой, то в 1917 году стало
победоносной реальностью. Вот почему мы имеем полное право сказать: да,
были, конечно, и иллюзии; но иллюзии касались форм, сроков, отчасти
методов; а то, что составляло сердцевину 1905 года, - революционный натиск
пролетариата, сплачивающего вокруг себя все угнетенные массы, - то не
обмануло. 1917 год выполнил то, что обещал 1905.
Но история не остановилась. 1917 год, в свою очередь, развернет гигантскую
программу, которая еще только ждет своего воплощения. Сможем ли? Сумеем ли?
Умудренные опытом этих двух десятилетий, мы можем и обязаны еще бдительнее
и настойчивее заглядывать в будущее, чем глядели в 1905 году. Велики
задачи. История за нас. Но весь вопрос в том, чтобы дождаться зрелых сроков
истории; чтобы устоять, не отступить, не сдать того, что было завоевано
железом и кровью; укрепить завоевания, развить и обогатить их. А трудностей
много, и иные трудности открываются как раз в наши дни и открываются там,
где их многие не ждали, и враг скалит злорадно зубы в надежде потрясений.
Надо иметь масштаб, проверенный в делах прошлого, чтобы правильно измерять
дорогу будущего; надо иметь правильный критерий, чтобы трезво оценивать
завтрашний день. Ибо и сегодня, на этом юбилейном собрании, мы предаемся
воспоминаниям не платонически, а с тем чтобы лучше вооружиться для
завтрашнего дня.
Спросим же себя еще раз: нет ли опасности того, что буржуазный мир одолеет
нас? Ведь капитализм неизмеримо богаче, а значит, и сильнее нас. Да, богаче
и сильнее; но он разделен, и одна часть его - Америка, не дает жить другой
части - Европе. Колонии подрывают хозяйственные основы метрополий. Китай -
главная масса Азии - сотрясается конвульсиями освободительной борьбы.
Недостатка в злой воле у Европы нет. Но у нее нехватает силы. Европа в
упадке. Европа меж двух огней. У буржуазной Европы выхода нет, как не было
ранее выхода у царизма.
Старая Европа - очаг всей капиталистической культуры. От этого старого
ствола в разные стороны пошли два ответвления: Америка и наша
европейско-азиатская Россия, ныне Советский Союз. И Европа ныне меж этих
двух огней.
Европа не только открыла Америку, но и подняла ее на своих дрожжах. В ряде
религиозных движений и революций Европа выбрасывала за океан наиболее
активных и предприимчивых своих детей, вернее - пасынков.
Эмигранты-земледельцы, пастухи, лесорубы, плотники и слесаря пробудили
дремлющие силы нового мира. Деловой дух, дисциплину труда, пуританскую
страсть к накоплению, - вот эти семена посеяла на американской почве
Европа, и они дали пышные всходы. Вырвавшись из узких перегородок и тесных
клеток Европы на простор американских пространств, техническая мысль
получила поистине потрясающее развитие. Уже до войны Соединенные Штаты
оставили далеко позади себя свою прежнюю метрополию - Англию, и свою более
широкую метрополию - Европу. Когда после войны и после попытки жить
военными методами захвата и грабежа, после оккупации Рура и после
тягчайшего в истории отступления немецкого пролетариата - осенью 1923 года,
Европа сделала попытку перехода на мирное положение и оглянулась на себя,
она с ужасом убедилась, что она выглядит экономическим пигмеем по сравнению
с заокеанским колоссом. Европа породила Америку: без Европы не было бы
нью-йоркских небоскребов, ниагарской гидростанции, автомобилей Форда и
тракторов. Но, запутавшаяся в сетях собственного консерватизма, Европа
оказалась бессильна пред Америкой. Доллар давит на нее с чудовищной силой.
Шаг за шагом Америка сдвигает европейские страны на подчиненные позиции,
загоняет их в тупой угол, создает для них невыносимые условия
существования. Европе выхода нет.
А с другой стороны, Советский Союз, который живет, борется и растет девятый
год, является для Европы источником революционных опасностей.
С Европой у нас двойные счеты. Официальная Европа эксплоатировала нас через
посредство займов: она питала царизм, она вооружала его, выжимая из народа
проценты и, понижая тем наше хозяйство и нашу культуру. Под страшной
чугунной крышкой самодержавия - по закону: сила противодействия равна силе
действия - накоплялись пары, закалялась революционная воля передовых
отрядов. И тут другая, неофициальная Европа приходила на помощь, идейно
вооружая их.
Декабристы были первой попыткой дворянской интеллигенции, приобщившейся к
историкам Великой Французской Революции, дать царизму отпор и пробить окно
в Европу. На смену дворянской интеллигенции пришла разночинная, вооруженная
теорией народничества, - и эта новая, более широкая волна подняла на своем
гребне группу народовольцев, героические образы которых навсегда вошли в
наш железный инвентарь. (Аплодисменты.) На смену народовольцам пришло
первое поколение марксистов, - сперва интеллигентов, затем рабочих. От
кружков - до 1905 года. И от поражения в декабре 1905 года - до
несравненной победы в октябре 1917 года. Чтобы совершить эту работу, чтобы
дать революции тот размах, какой она у нас получила, революционному
авангарду необходимо было совсем особое первоклассное идейное вооружение.
Откуда он получил его? Из Европы.
Весь общественный опыт веков, все накопления обобщающей мысли понадобились
нашему пролетарскому авангарду для выполнения его общественной миссии. Три
могущественных европейских источника: английская политическая экономия,
опыт классовых боев Франции и немецкая классическая философия, - три
источника соединились в системе марксизма. И эту систему, и самое в ней
драгоценное - метод, дала нам Европа. Но нужно уметь взять то, что дается.
Марксизм - не пассивная, не созерцательная доктрина. Недостаточно протянуть
руку, чтобы взять его. Марксизм есть доктрина волевая. Он истолковывает
мир, чтобы переделать его. Если марксизм дала нам Европа, то мы сумели
взять его. Мы сумели взять его, благодаря волевому закалу революционного
авангарда. С декабристов началась суровая работа, которая целью своей имела
из рыхлой, расползающейся общественной массы создать когорту железных
борцов. Единоборство террористической интеллигенции с царизмом не дало
победы. Но оно было необходимым этапом в развитии революционных идей и
методов борьбы. Без Радищева*113 не было бы Пестеля*114. Без Пестеля не
явился бы Желябов*115. Без Желябова мы не имели бы Александра Ульянова*116.
А без Александра не было бы Владимира. Этим сказано все. Наша суровая и
славная революционная история - история ссылки, эмиграции, каторги,
виселицы - была необходимой подготовительной школой к подлинному восприятию
марксизма как доктрины, которая последними выводами обобщающей мысли
вооружает волю самого революционного класса. В ленинизме живут декабристы,
просветители-шестидесятники, народники и народовольцы. В ленинизме наша
национальная героическая революционная традиция полностью и окончательно
сливается с рабочим классом во всеоружии наиболее высокой научной мысли,
какую только создала Европа.
Сгорая в огне войны, Европа давала новые толчки технической мощи Америки,
как она давала новые толчки революционной мысли России. Америка своих даров
не промотала, она довела технику до величайших высот. Но и мы полученный
нами от Европы дар - революционную мысль - не принизили, не издержали:
наоборот, мы ее обогатили опытом 1905 и 1917 годов и готовы теперь, с этим
огромным наращением, поделиться ею с европейским пролетариатом.
(Аплодисменты.)
И вот буржуазная Европа стоит сегодня меж двух огней: между Америкой,
которая давит Европу долларом (а доллар, это - страшная сила, когда его
много), и между Советским Союзом, который стремится социалистическую форму
государства сочетать с американской техникой.
Товарищи! Каковы бы ни были те трудности, среди которых мы живем, как и
трудности завтрашнего дня, они - ничто перед теми трудностями, навстречу
которым идет буржуазная Европа. Мы, марксисты, задолго до 1905 года
предсказывали его. Враги издевались, маловеры сомневались, а он пришел.
Враги разгромили нас и думали, что навсегда. А мы после 3 июня 1907 года
предсказывали 1917 год. И он пришел и пришел навсегда. (Аплодисменты.) Да,
и сегодня мы все еще остаемся в кольце капиталистических врагов. Находятся
пошляки и тупицы, которые издеваются над "несбывшимися надеждами" 1917 года
на мировую революцию. Хорошо посмеется тот, кто посмеется последним. Еще в
этом зале соберутся многие из нас, надеюсь, большинство из нас, чтобы
встречать торжество Октября за границами нашей страны. (Аплодисменты.)
1917 год - не последний металлический год в летописях истории. Нет, на
Европу, на мир надвигается пока еще не обозначенный цифрами, но неизбежный,
неотвратимый новый великий год пролетарской революции. Он пробьет. Мы ждем
его с уверенностью, с дисциплинированным напряжением. Он придет. Мы,
собравшиеся здесь каторжане и поселенцы, ветераны двух революций, этому
новому, еще в цифрах не выраженному, великому году, который идет и придет,
мы, вместе со всем коммунистическим авангардом пролетариата, бросаем
уверенно навстречу: гряди, встретим тебя во всеоружии! (Аплодисменты.
"Интернационал".)
"1905. Через двадцать лет".
ИТОГИ 1905 Г.*117
Товарищи, мы предаемся воспоминаниям не из простого любопытства, а для того
чтоб, ясно поняв пройденный нами путь, лучше видеть тот, по которому нам
еще только предстоит итти. Мы учимся у прошлого, чтобы лучше понимать
настоящее и готовиться к будущему. И на вечерах наших воспоминаний мы
остаемся поэтому революционерами.
Если мы теперь, в двадцатую годовщину первой нашей революции, оглядываемся
назад, - а тут много молодежи, которая в 1905 году еще не собиралась
заниматься политикой, - то какие главные выводы, какие главные уроки мы
извлекаем из опыта 1905 года? Чтобы понять уроки, надо знать факты, надо
знать, что было в 1905 году.
Это был приступ к 1917 году. В 1905 году мы шли к 1917 году, но не дошли и
были отброшены назад. Если молодое поколение, которое еще бегало тогда
пешком под стол, ознакомится с фактами 1905 года, оно найдет много общего с
тем, что мы переживали в 1917 года. Самым выдающимся в 1905 году было
создание советов рабочих депутатов. В тогдашнем Петербурге образовался
Совет Рабочих Депутатов. Как он образовался - этого в точности определить
невозможно. Я очень хорошо помню первое заседание первого Совета Рабочих
Депутатов. Он родился из массы. Стачка, могущественная стачка, захватила
всех тогдашних петербургских рабочих. Потребность у рабочих как-то
сговориться между собой была колоссальна, а партийные организации тогда
были неизмеримо слабее не только чем теперь, но и по сравнению с 1917
годом. Партия была подпольной организацией, состояла из небольшой группки,
которая из подполья руководила движением и бросала лозунги. Рабочей массе
эти подпольные корешки партии не были видны, и потому эта потребность
сговориться между собой вылилась в создание советов рабочих депутатов. В
это время сверху была создана комиссия сенатора Шидловского, куда были
выбраны 500 человек рабочих. Эта комиссия была создана с целью допросить
рабочих, чего они бунтуют. Эта бюрократическая, сенаторская, царская
комиссия подсказала рабочим, что они могут выбрать свою организацию. И из
случайного примера комиссии Шидловского и вырос первый Совет Рабочих
Депутатов. Я рассказываю о Ленинграде, тогдашнем Петербурге, потому что я
работал тогда там. В Москве шли по тому же пути. Через две-три недели после
образования Совета, если выходило недоразумение с хозяином или была обида
со стороны городового, говорили - надо итти в Совет. Даже если рабочий
дурно поступит с женой, прибьет ее, - для разрешения конфликта отправлялись
в Совет. Мало-помалу рабочие стали называть Совет "нашим правительством".
Создалось такое положение, что при старом правительстве, которое еще
существовало и у которого еще были гвардейские полки, армия, образовалось
правительство рабочих. С мест, из глухой провинции стали обращаться в
Совет. Новое правительство намечалось само собой. Либералы говорили, что у
нас есть манифест, данный царем насчет свободы; а под покровом этого
манифеста происходило собрание сил, с одной стороны, черной сотни,
гвардейских полков, а с другой стороны, всех угнетенных вокруг Питерского и
Московского Советов Рабочих Депутатов. В декабре месяце нас разогнали,
вернее сказать, не разогнали, а забрали. Мы заседали 3 октября в Вольном
Экономическом Обществе. На хорах заседал Исполнительный Комитет, а внизу
собрались депутаты. Прибежали с улицы к нам и говорят: через полчаса-час
вас окружат. Потом мы услышали топот - пришел Измайловский полк, конные
отряды и артиллерия. Окружили нас со всех сторон. Поднялись к нам и
арестовали. В ответ на это в Москве, как и в Питере, была объявлена
всеобщая стачка. В Москве дело дошло до баррикадных боев. Много тогда
погибло лучших людей, пролетариата. Дубасов, тогдашний сухопутный адмирал
утопил революционное движение рабочих и оказался хозяином Москвы. По
железным дорогам шла стачка. Революционное движение задушили, а потом
начались казни, ссылки, эмиграция... Десятки, сотни тысяч людей были
перебиты, заточены. Сидели мы тогда в Крестах, в предварилке, в
Петропавловской крепости и спрашивали себя, почему нас разбили. Казалось,
все шло к победе. Разбила нас армия, - гвардейские полки в первую голову,
но и конные полки. Пехотные полки тоже поддерживали самодержавие. В пехоте,
впрочем, замечались колебания, в коннице - меньше, а больше всего среди
артиллеристов, саперов, минеров, среди машинной команды на кораблях, т.-е.
среди пролетарских элементов. Когда стали подводить итоги, кто нас разбил,
кто был за нас, кто был против нас, то оказалось, что рабочий класс почти
целиком поддерживал советы рабочих депутатов, и в армии пролетарские
элементы были за советы рабочих депутатов. Крестьянство колебалось, или шло
под царским знаменем. Особенно это чувствовалось в коннице, так как
гвардейские полки тогда набирались из крупного крестьянства, из кулацких
сынков. Каково же было в целом настроение крестьянства? Вот тут-то основная
разгадка судьбы революции обнаружилась. Про крестьянство нельзя сказать,
что оно спало тогда непробудным сном. Уже в 1902 - 1903 г.г. были
крестьянские движения в разных губерниях. Но тут-то и обнаружились различия
в положении крестьянства и рабочего класса, и в связи с этим различия в
методах борьбы того и другого. Крестьянин борется у себя в деревне. Он
раздроблен. Кое-где он прогонял помещиков, кое-где пускал красного петуха,
и этим дело кончалось. Крестьянина в деревне не интересовало, что делается
в Петербурге. Так было в 1902 году, 1903-м. В 1905 году, после 9 января, в
Петербурге, когда многих рабочих выбросили из столицы в деревню, движение
пошло гораздо шире. Но движение в деревне запоздало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166