– Хорошо, отреагирую как леди. Благодарю вас.
– Почему вы пошли работать в полицию? – спросил он. – Вы ведь могли стать кем угодно или вообще ничего не делать.
Я оглянулась по сторонам, будто раздумывая, как лучше ответить. Ночь выдалась душная, влажная, луна висела на небе, окруженная белым туманным ореолом. Воздух наполняли запахи листьев, земли и экзотических цветов.
– Последователь Фрейда зевнул бы и сказал, что мой выбор – явный бунт против отца.
– И был бы прав?
Я пожала плечами:
– Да, но только не так все просто. Пока я росла, мой отец на моих глазах гнул Фемиду во все стороны, как куклу Барби, и продавал ее тому, кто больше заплатит. Я решила, что кто-то должен поддержать вторую чашу весов, попытаться выровнять положение…
– Тогда почему вы не пошли в прокуроры?
– В этой работе слишком много формальностей. Слишком много политических игр. Может, вы еще не догадались, но дипломатия и подхалимаж к моим талантам не относятся. И потом, прокурорам не достается таких тонких удовольствий, как покушения на жизнь, отстрелы и избиения.
Он не засмеялся, но посмотрел на меня так, что я почувствовала себя голой.
– Эстес, вы та еще штучка, – пробормотал он.
– Ага, я такая.
Я имела в виду совсем не то, что он. За эту сумасшедшую неделю я вообще перестала понимать, какая я. Мне казалось, будто я вылупляюсь из кокона, не вполне осознавая, какие метаморфозы произошли со мною внутри.
Лэндри вдруг коснулся моего лица – слева, там, где чувствительность кожи почти отсутствовала. Почему-то мне казалось правильным, что он не может коснуться меня по-настоящему, что я не могу позволить себе ощущать его столь же остро, пронзительно, как было доступно мне когда-то в прошлом. Ко мне так давно уже никто не прикасался, что и не знаю, как иначе я могла бы это воспринять.
Я подняла голову, взглянула ему в глаза… Интересно, что читает он в моих? Что я чувствую себя беззащитной, и это мне не нравится? Что я чувствую желание, и оно лишает меня воли? Что я ему не доверяю, и все равно меня к нему влечет?..
Лэндри наклонился и накрыл мои губы своими. Я позволила ему поцеловать меня, даже ответила, хоть и с несвойственной мне робостью. Но дело-то в том, что ту Елену, которая в данную минуту стояла у машины, никто никогда не целовал. Все, что было со мною прежней, осталось так далеко, будто я читала об этом в книжке.
От него пахло кофе и немножко дымом. Губы были теплые и твердые. Жадные. Требовательные. Волнующие.
Любопытно, что чувствовал он? Счел ли меня холодной и безразличной, удивился ли, как двигаются (или не двигаются) мои губы?
Моя ладонь лежала на его груди, и прямо в нее билось сердце. А он слышит, как колотится мое?..
Он поднял голову, посмотрел на меня, и я поняла, что он ждет.
Но я не нарушила молчания, не пригласила его к себе, хотя отчасти мне, безусловно, этого хотелось. Я вдруг начала проявлять осторожность. Пусть я буду жалеть всю жизнь, но, хотя мне хватило смелости играть с убийцей и спорить с представителем ФБР, для того, чтобы пригласить домой понравившегося мужчину, я оказалась недостаточно смелой.
Уголки рта Лэндри чуть приподнялись, будто он прочел в моих глазах все, в чем я сама для себя не могла разобраться.
– Провожу-ка я вас до дома, – сказал он. – Чтобы убедиться, что Ван Зандт не поджидает у ворот.
Я отвела взгляд, кивнула:
– Спасибо.
Поднять глаза я боялась, чтобы случайно не попросить его остаться у меня на ночь. Сейчас мне было куда страшнее, чем утром, при мысли о том, что ради самозащиты, может, придется пырнуть человека ножницами.
До поместья Шона доехали без приключений. В большом доме было темно. Горела лишь лампочка в окне Ирининой комнаты над конюшней. Ван Зандт нигде в засаде не сидел.
Лэндри вошел в дом, огляделся. Затем, как полагается джентльмену, вернулся к двери и стал ждать, что я скажу.
Я засуетилась, обгрызла заусеницу и скрестила руки на груди.
– Я… ммм… Я попросила бы вас остаться, но со всем этим похищением…
– Понимаю, – не сводя с меня пристального, серьезного взгляда, кивнул он. – Как-нибудь в другой раз.
Я заперла за ним, выключила свет и пошла в спальню. Мне хотелось поскорее залезть под душ, чтобы смыть с волос запах сигаретного дыма. Вытершись, я долго стояла перед зеркалом и смотрела на себя – на тело, на лицо, – пытаясь решить, кем же я стала.
Впервые за два года я осознала себя женщиной. Я смотрела на себя – и видела живую женщину вместо призрака, маски, панциря ненависти к себе.
Я смотрела на шрамы на теле, где асфальт сорвал с меня кожу. Интересно, что было бы с Лэндри, если б я позволила ему увидеть все мои изъяны при хорошем освещении? Ужас как неприятно чувствовать себя беззащитной перед ним… Хотелось только верить, что, увидев меня без одежды, он не будет шокирован, не скажет ни слова.
Самой странно, как я могу даже допускать такие мысли. Это удивляет. Бодрит. Обнадеживает.
Надеяться? Вот уж чего не хочу! Не хочу, но надо – надо ради Эрин, ради Молли… ради себя самой.
«А вдруг, – подумала я, – ну вдруг я уже достаточно наказана и продолжать казнить себя отныне бессмысленно? Вдруг это просто саморазрушение из жалости к себе? Я не во всем права, но ради Эрин Сибрайт я сделала что могла, и это мне зачтется».
Я вернулась в спальню, достала из ящика прикроватной тумбочки флакон с болеутоляющими таблетками. Испытывая смешанное со страхом возбуждение, отнесла их в ванную, высыпала на столик. Сосчитала все до одной, как делала почти каждый вечер в эти два года. А потом аккуратно собрала их в ладонь, выбросила в унитаз и спустила воду.
Акт третий
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Поздняя ночь, автостоянка у торгового центра.
Стоянка почти пуста. Только две-три машины у круглосуточного супермаркета. В остальных павильонах свет не горит.
Девушка бежит к магазину. Ноги у нее подгибаются от усталости. Она плачет. Волосы спутаны. Лицо в синяках. Руки исполосованы красными рубцами.
Она видит два стоящих рядом полицейских автомобиля и поворачивает к ним. Пытается звать на помощь, но в горле у нее пересохло, и оттуда не вылетает ни звука.
В нескольких шагах от машины она спотыкается и падает на четвереньки.
Девушка: Помогите. Пожалуйста, помогите.
Она знает, что в кабине не слышно ее шепота. Она всего в паре метров от машины, но подняться на ноги уже нет сил. Она лежит на асфальте и всхлипывает. Водитель замечает ее и вылезает из машины.
Водитель: Мисс! Мисс! Что с вами?
Девушка смотрит на него и плачет от счастья.
Полицейский садится на корточки рядом с нею. Зовет напарника.
Водитель: Ригер! Звони в «Скорую»! Мисс, вы можете говорить? Вы в состоянии сказать, как вас зовут?
Девушка: Эрин. Эрин Сибрайт.
Затемнение.
40
– В каком она состоянии? – спросил Лэндри, входя в отделение неотложной помощи больницы Палмс-Уэст. Полицейский, доставивший Эрин Сибрайт, еле поспевал за ним.
– Сильно избита, но в сознании и может говорить.
– Изнасилована?
– Доктор сейчас проводит освидетельствование.
– Где вы ее нашли?
– Мы с Ригером были на стоянке у «Пабликс». Вообще не понимаю, откуда она выскочила. Как с неба упала.
– Как туда попала, не говорит?
– Нет. В истерике была, плакала и вообще…
– Поблизости кого-нибудь видели? Другие автомобили?
– Нет. Там сейчас прочесывают территорию вокруг на двух машинах.
Лэндри постучал в дверь смотровой, предъявил высунувшейся медсестре полицейский значок.
– Мы почти уже закончили, – сказала она.
– И что? Есть что-нибудь?
– Я бы сказала, картина смазанная.
Лэндри кивнул, отошел от двери, достал из кармана мобильный. Дуган отправился к Сибрайтам, чтобы лично известить их. Вайс пока не объявлялся.
Он набрал номер Елены и стал считать гудки. Только не представлять ее в постели. Вкус ее губ все еще держался в памяти.
– Алло? – Голос скорее настороженный, чем усталый.
– Эстес? Это Лэндри. Не спите?
– Нет.
– Эрин Сибрайт в неотложке в Палмс-Уэст. То ли похитители ее отпустили, то ли сама сбежала. Еще не знаю.
– О господи! Вы ее видели? Говорили с ней?
– Нет. Ее осматривают на предмет изнасилования.
– Слава богу, жива. Родным сообщили?
– Там сейчас лейтенант Дуган. Думаю, они вот-вот будут здесь. Извините, – спохватился он, увидев, что у вахты мается Вайс, – мне пора.
– Ладно. Лэндри…
– Да?
– Спасибо за поддержку.
– Ну, все-таки это вы начали расследование, – сказал он, нажал отбой и повесил трубку на пояс, не сводя глаз с Вайса.
– Дуган был? – спросил Вайс.
– Он у родных.
– Ты с девушкой еще не говорил?
Не успел Лэндри ответить, из смотровой вышла женщина-врач. Лэндри предъявил ей значок.
– Детективы Лэндри и Вайс, – сказал он. – Как она?
– В шоке, разумеется, – ответила врач, миниатюрная пакистанка в очках, раза в три увеличивавших глаза. – У нее очень много мелких ссадин, синяков и ушибов, но переломов вроде бы нет. По-моему, ее избивали электропроводом или кнутом.
– Признаки изнасилования?
– Небольшое раздражение слизистой влагалища. Ссадины на внутренней поверхности бедра. Следов спермы нет.
«Как и у Джилл Морон, – вспомнил Лэндри. – Придется надеяться на другие источники ДНК преступника – лобковые волосы, например».
– Что-нибудь сказала?
– Что ее били. Что было очень страшно. Все время повторяет, что не может поверить, как он оказался способен на такое.
– А имени не называла? – спросил Вайс.
Докторша покачала головой.
– Можно с ней поговорить?
– Ей дали легкое успокоительное, но она, наверное, сможет ответить на ваши вопросы.
– Спасибо, доктор.
Вид у Эрин Сибрайт был такой, будто она сбежала из фильма ужасов: нечесаные светлые волосы стоят вокруг головы дыбом, лицо в синяках, губа рассечена. На вошедших в палату Вайса и Лэндри она посмотрела широко раскрытыми, безумными глазами.
Лэндри узнал это выражение. Пару лет он работал в отделе сексуальных преступлений, но быстро понял, что такое не для него. Выдержкой он никогда не отличался и не умел обуздывать свой гнев, общаясь с подозреваемыми.
– Эрин, я детектив Лэндри. А это детектив Вайс, – негромко начал Лэндри, садясь на стул у кровати. – Мы очень рады, что вы наконец на свободе. Много людей побегало, чтобы вас найти.
– Почему он просто им не заплатил? – Эрин смотрела куда-то мимо него, вертя в руках пластиковую бутылку с водой. – Больше ему ничего не надо было делать! Они ведь все время звонили, посылали кассеты… Почему он просто не сделал, что они просили?
– Ваш отчим?
По ее щекам потекли слезы.
– Он так меня ненавидит!
– Эрин, нам надо задать вам несколько вопросов, – сказал Лэндри. – Вы можете отвечать сейчас? Мы хотим найти тех, кто сделал это с вами. Чем скорее вы нам все расскажете, тем скорее мы их поймаем. Вы понимаете?
Девушка не отвечала. Не поднимала глаз. В этом не было ничего необычного. Лэндри знал, что она не хочет ощущать себя жертвой. Не хочет осознавать реальности случившегося. Не хочет отвечать на вопросы, которые заставят ее заново переживать то, что с нею было. Она сердится, стесняется, стыдится. И его работа – вытянуть из нее все, невзирая на сопротивление.
– Эрин, вы можете сказать, кто это с вами сделал? – спросил он.
Она смотрела прямо перед собой. Ее губы тряслись. Тут дверь смотровой открылась, Эрин обернулась и зарыдала с новой силой.
– Он, – выдохнула она, глядя на Брюса Сибрайта. – Ты это со мной сделал! Ты, сволочь!
Сев в кровати, она запустила в отчима бутылкой. Во все стороны полетели брызги воды. Брюс Сибрайт вскинул руки, чтобы защитить от удара голову.
Кристал вскрикнула и кинулась к кровати:
– Эрин! Боже! Девочка моя!
Она плашмя бросилась на постель, но Эрин отпрянула от матери и сжалась в комочек у изголовья, глядя на нее с обидой, гневом и отвращением.
– Отойди от меня! – закричала она. – Ты всегда делала только то, что он говорит! На меня тебе было наплевать!
– Детка, это неправда! – воскликнула Кристал.
– Правда, правда! Почему ты не заставила его мне помочь? Ты хоть что-нибудь предприняла?
Кристал рыдала, тянулась к дочери, но не дотрагивалась до нее, будто та была защищена невидимым силовым полем.
– Прости меня! Прости!
– Убирайся! – взвизгнула Эрин. – Вот отсюда! Оба убирайтесь!
Из коридора прибежал больничный охранник. Лэндри взял Кристал за плечи и повел к двери.
Вайс закатил глаза и пробормотал:
– Ну, вот и встретились родные люди.
41
Сразу вслед за Лэндри позвонила Молли. Я уже одевалась. Сказала ей, что еду в больницу, хотя и понимала: к палате Эрин меня не подпустят на пушечный выстрел. Если попадусь на глаза Брюсу Сибрайту, меня точно выведут из здания, а может, мне придется даже переночевать в участке за казенный счет. Что ж, в конце концов, меня предупреждали.
Несмотря на все это, я немедленно отправилась в больницу.
В приемном покое мне навстречу тут же бросилась Молли, бледная от страха, с возбужденно горящими глазами. Облегчение от мысли, что сестра уже в безопасности, боролось с тревогой: что такого могли с ней сделать, если ей надо лежать в больнице?
– Неужели Брюс взял тебя с собой? – спросила я.
– Нет. Я приехала с мамой. Они там ссорятся. Вы сможете к ней пробиться, чтобы поговорить?
– В ближайшее время – нет.
– А я?
Бедная девочка. В ее глазах горела такая надежда – и такая боязнь разочарования. В этой свистопляске у нее никого, кроме меня, нет. Любимая старшая сестра для нее единственный по-настоящему родной человек. А кто знает, насколько теперешняя Эрин похожа на ту, что Молли обожествляла всего неделю назад… Если б в моей власти было оградить ее от всего этого! Но единственное, что доступно мне, – не пополнить собой список тех, кто ее предаст.
– Не знаю, Молли, – сказала я, погладив ее по голове. – Скорее всего, сегодня тебя к ней не пустят. Может, через денек-другой.
– Как вы думаете, ее изнасиловали? – спросила она.
– Есть такая вероятность. Доктор осмотрит ее, возьмет определенные анализы…
– Освидетельствование на изнасилование, – кивнула Молли. – Я знаю, что это такое. Я же смотрю «Новых детективов». Если ее изнасиловали, преступника можно вычислить по образцам ДНК.
– Эрин у нас, и это сейчас главное. Может быть, она сама опознает похитителей. А если и нет, Молли, мы все равно их достанем. Ты наняла меня на работу. И я не уволюсь, пока все не закончится. А когда именно закончится, буду решать сама.
– Елена… – Молли подняла ко мне серьезное личико. – Мне по-прежнему страшно. Эрин вернулась, а мне все равно страшно!
– Знаю.
Я обняла ее за плечи, а она уткнулась головой мне в грудь. Я понимала, что сейчас одна из тех минут, что отпечатываются в памяти навсегда. Кто-то обратился ко мне за утешением, и я смогла утешить.
Из коридора послышалась громкая ругань. Голоса приближались, и я поняла, что мне самое время исчезнуть.
– Выясню, что смогу, – пообещала я Молли. – Позвони утром.
Она кивнула.
Я прошла мимо вахты и шмыгнула в дамскую комнату, уверенная, что Кристал не заставит долго себя ждать. Полминуты спустя она появилась, плачущая, вся в потеках черной туши для ресниц и размазанной губной помаде.
Мне стало ее жалко. В чем-то Кристал была намного больше ребенок, чем Молли. Всю жизнь мечтала о солидном муже, уютном доме и тому подобных вещах, но понятия не имела, что жизнь куклы Барби имеет не меньше недостатков, чем самая горькая бедность. Видимо, ей никогда не приходило в голову, что неправильный выбор человека перечеркивает все социально-экономические выгоды.
Она нагнулась над умывальником, смывая с лица слезы и тушь. Я подождала, когда она приведет себя в порядок, и подошла ближе.
– Кристал, я могу чем-нибудь помочь?
Она взглянула на меня, ладонью вытирая щеки.
– Вы что здесь делаете?
– Меня вызвала Молли. Я знаю, что Эрин нашлась.
– Она меня ненавидит. Ненавидит, и я ее не виню, – призналась Кристал. Смотрела она прямо перед собой, в зеркало, и говорила со своим отражением. – Все пропало. Все пропало…
– Но ведь ваша дочь вернулась.
Кристал покачала головой:
– Нет. Все пропало. Что мне теперь делать?
Я бы начала с того, что подала на развод с Брюсом Сибрайтом и обобрала бы его как липку. Но я ведь злая и мстительная. Поэтому советовать не стала. Какое бы решение ни приняла эта женщина, похода в суд ей все равно не избежать.
– Она во всем винит Брюса, – сказала она.
– А вы нет?
– Да, – прошептала Кристал. – Но на самом деле это я виновата. Я одна.
– Кристал, ваша жизнь – не мое дело, и вы наверняка меня не послушаете, но я все равно скажу. Может, это и ваша вина. Может, вы всю жизнь только и делали, что выбирали что-то не то. Но жизнь ваша не кончена, и жизнь Молли тоже. У вас есть еще время все исправить. – Я тяжело вздохнула. – Вы меня не знаете, и потому вам неизвестно, что я большой специалист по разрушению собственной жизни. Но недавно я обнаружила, что каждый день дает мне новый шанс. И вам тоже.
Психология дамской комнаты! Чувствовала я себя так, будто должна была дать ей чистое полотенце вытереть руки, а она за то оставила бы мне на чай в корзинке на умывальнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42