В самом деле, невозмутимость исключительная! Недар
ом кто-то из приближенных определяет отречение Николая:
«Отрекся, как командование эскадроном сдал».
Конечно, полуторастамиллионная страна всегда была для Николая только о
громным, молчаливым, послушным эскадроном, где всегда повиновались всад
ники, и безысходно молчали лошади. Но расставание с властью было для царя
не таким простым, каким оно кажется внешне.
В Николае Романове надо понимать его замкнутость и апатичность характе
ра, не всегда прикрывавшие апатичность ума и воли. Очень часто под бесцве
тными изъявлениями у Романова весьма энергично шевелились чувства, дик
товавшие немаловажные поступки, направленные к сохранению себя и власт
и своего класса.
Дворянство и придворные совершенно зря рисуют своего вождя в последние
минуты его царствования, как унылого кретина, непротивленца, безропотно
сдавшего свой режим по первому требованию революции.
Нельзя сказать, чтобы ближайшие друзья, неразлучные с Николаем, смягчали
события или придавали им какой-нибудь преходящий, незначительный смысл
. Любимец и собутыльник царя, адмирал Нилов говорил и повторял свою обычн
ую фразу:
Ц Все будем висеть на фонарях! У нас такая будет революция, какой еще ниг
де не было!
Николай в февральские дни особенно часто слышал от своего приближенног
о эти совершенно недвусмысленные и, как мы знаем, пророческие слова.
Другие придворные, штабные генералы, наконец, важнейший и авторитетнейш
ий советник императора Ц сама царица, Ц все в один голос подчеркивали г
розное значение надвигавшихся событий и неумолимость народа к династи
и в случае ее падения.
В условиях военных неудач, при определенных признаках разложения армии
на фронте, наконец, после смерти Распутина, в лице которого царская семья
убежденно видела свою существенную опору, Ц при всем этом упавший дух ц
аря должен был бы подсказать ему большие политические уступки.
На самом деле этого не было.
Царь Николай хорошо и твердо запомнил наставления отца и уроки воспитат
еля своего, Победоносцева, умного и выдержанного идеолога самодержавия.
Он понимал и логикой и нутром, что режим может держаться только прежним, е
динственным, испытанным средством: террором, полицейским зажимом, систе
мой неограниченной дворянской диктатуры, не разбавленной никакими пар
ламентскими лимонадами.
Первые же телеграммы в ставку из столицы, говорящие о волнениях в военны
х частях и массах, заставляют верховное командование и совет министров п
однять вопрос об уступках, о компромиссах.
Последний царский премьер князь Голицын посылает паническую депешу о н
еобходимости его, Голицына, отставки, и образования «ответственного», па
рламентского министерства во главе с Родзянко или Львовым.
Командующий петроградским гарнизоном генерал Хабалов, военный министр
Беляев, брат царя Михаил Александрович, Ц все бомбардируют ставку стра
шными известиями, испуганными советами поскорей успокоить уступками р
азбушевавшееся море.
Генерал Алексеев берет на себя представительство всех этих людей и, кром
е того, Родзянко и, кроме того, неведомых ему самому стихий, бушующих в Пет
рограде. Он просит царя согласиться на конституционные поблажки.
Царь тверд и непреклонен.
Нет.
Он не хочет. Он не согласен.
Наседают облеченные властью и доверенные люди. Волны революции уже зали
вают первые ступени трона. Самый близкий человек, жена, ужасается:
«Ты один, не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, Ц что ты мож
ешь сделать?!»
И все-таки, под таким натиском, Николай не идет на уступки. Долго, категори
чески он уклоняется от согласия даже на создание «ответственного минис
терства».
После нового залпа телеграмм генерал Алексеев еще раз идет к Николаю для
решительного разговора.
Выходит оттуда ни с чем, вернее Ц с повышенной температурой. Старик свал
ивается в постель, Ц он ничего не может сделать с упорным своим монархом.
Где же тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганно
й толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека Ц
самого Николая. Он стоек, и меньше всех струсил.
Что же выдвигает царь взамен голицынско-алексеевских компромиссов?
Одну простую, ясную, давно уже испытанную и оправдавшую себя вещь.
Николай снаряжает сильную карательную экспедицию на взбунтовавшуюся с
толицу.
Такие штуки не раз помогали короне. Так однажды Петроград расправился с
революционной Москвой. Может быть, сейчас, тем же способом ставка склони
т к своим ногам взбунтовавшуюся в столице чернь. Может быть!
Шаг не оригинальный. Но исторически понятный и решительный.
Николай Иудович Иванов, старый вояка, выслужившийся из низов, крепкий, на
дежный бородач, с хорошим круглым русским говорком и солидными жестами
Ц вот кто должен стать усмирителем петроградского восстания и военным
диктатором в усмиренной столице. Староват, но коренаст. Неладно скроен, д
а крепко сшит. В толпе жидких штабных генералов Николай не плохо выбрал д
иктатора.
Иванов получает в свое распоряжение по два кавалерийских, по два пехотны
х полка и по пулеметной команде Кольта с каждого фронта. Целый корпус отб
орных войск, вооруженных до зубов, должен вторгнуться в Петроград и стер
еть с лица земли мятежников.
По инструкции, в Петрограде ему должны подчиняться все министры!
Соответственно этому составлен и ответ князю Голицыну на его просьбы о к
онституционных уступках:
«О главном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику мо
его штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно
войск… Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельств
ах считаю их недопустимыми. Николай».
Вся ставка на смерть перепугана таким оборотом дела. Опять убеждают царя
смягчиться. Он непреклонен. И в своем положении Ц прав! Если уж гадать за
дним числом о том, что могло бы спасти положение для монархии, то, конечно,
это мог быть только шаг, сделанный самим царем: разгром революционного П
етрограда.
Отдав свои распоряжения, Николай трогается в путь. Он хочет пробраться в
Царское Село, к жене и больным детям. На станции Малая Вишера, уже почти у с
толицы, ехать дальше оказывается невозможным. Тосно и Любань уже заняты
революционными войсками. Царский поезд возвращается, чтобы достигнуть
цели кружным путем через Бологое, и застревает в Пскове. Царь ждет извест
ий, он надеется на корпус Иванова.
Но за время почти суточного блуждания поезда события разворачиваются у
жасающим темпом. В Пскове, в штабе Северного фронта, у генерала Рузского, Н
иколай застает уже готовую петлю для себя.
Рузский, частью спасовав перед неумолимостью революционной стихии, час
тью уже имея кое-какие виды при новом строе объявляет, перед разговором с
царем, его придворным:
Ц Надо сдаться на милость победителя!
Генерал Воейков, изнеженный полковник Мордвинов, граф Граббе и другие дв
орцовые салонные собачки в эполетах поражены и удручены.
Как так сдаться! Разве Ц уже?!
«Начались возражения, негодование, споры, требования, наконец, просто пр
осьбы помочь царю в эти минуты и не губить отечества. Говорили все. Генера
л Воейков предложил переговорить лично по прямому проводу с Родзянко, на
что Рузский ответил: «Он не подойдет к аппарату, когда узнает, что вы хоти
те с ним беседовать». Дворцовый комендант сконфузился, замолчал и отошел
в сторону». (Воспоминания генерала Дубенского).
Рузский имеет решительный, решающий разговор по проводу с Родзянко. Оба
собеседника обнаруживают в этом разговоре всю сумму лукавства. Каждый с
тарается лично задобрить и умаслить другого в предвидении возможной св
оей неудачи. Однако же Родзянко дает понять Рузскому действительное пол
ожение вещей.
Рузский начинает твердо соображать, откуда ветер дует. Недаром он позвол
ил себе через две недели так самодовольно рекламировать себя в газетном
интервью:
«Ц Ваше высокопревосходительство, Ц обратился наш корреспондент к ге
нералу Рузскому, Ц мы имеем сведения, что свободная Россия обязана вам п
редотвращением ужасного кровопролития, которое готовил народу низверг
нутый царь. Говорят, что Николай II приехал к вам с целью видеть вас, чтобы вы
послали на восставшую столицу несколько корпусов.
«Генерал Рузский улыбнулся и заметил:
«Ц Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, то она даже боль
ше той, о которой вы принесли мне сенсационную весть. По той же простой при
чине, что я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него са
мого ясна стала неисправимость положения».
Впоследствии, когда ветер подул совсем не в сторону Рузского, он стал ина
че толковать свою роль в «трагедии отречения». Когда в Ессентуках, где он
жил, водворилась советская власть, когда генерал стал ожидать ареста и г
отовиться к бегству, Он передал доверенному человеку, некоему белогвард
ейцу Вилчковскому, свои объяснения, в которых горячо опровергал версию о
том, что он «неприлично вел себя по отношению к государю»…
Так или иначе, Николай, видя предательство кругом себя и не находя ни в ком
из окружающих опоры, наконец, получив известия о неудаче экспедиции Ива
нова, склоняется к отречению.
Он еще колеблется. Но его решение подстегнуто телеграммами от главноком
андующих фронтами.
Все телеграммы составлены в форме выражения горячих верноподданническ
их чувств, но все они без обиняков толкают царя на отречение. В этом отноше
нии содержание депеш Николая Николаевича (кавказский фронт) мало отлича
ется от брусиловской (южный) и эвертовской (западный фронт). Запоздала тел
еграмма Сахарова с румынского фронта. Видимо, долго трудился над ней поч
тенный генерал. Зато получилась она в своем роде шедевром по красоте сти
ля:
Начало такое:
«Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный от
вет председателя государственной думы вам на высокомилостивое решение
государя… Горячая любовь моя к его величеству не допускает в душе моей м
ириться с возможностью осуществления гнусного предложения (об отречен
ии), переданного вам председателем думы. Я уверен, что не русский народ, ни
когда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойная куч
ка людей, именуемая государственная дума, предательски воспользовалас
ь удобной минутой для своих преступных целей… Я уверен, что армии фронта
непоколебимо стали бы за своего державного вождя»…
Стали бы! Но не стали. И потому конец телеграммы загибается ловким крючко
м. Полюбуйтесь на этот блестящий спуск на деепричастиях!
«Переходя к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я
, непоколебимо верный подданный его величества, рыдая вынужден сказать,
что пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранени
я возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу
уже высказанным условиям».
Рыдая!.. Пожалуй! Да, умри, Денис, пожалуй, лучше не напишешь.
Что было делать Николаю с перетрусившим генералитетом?
Ни одной дивизии не нашлось, чтобы защитить обожаемого монарха.
Даже «собственный его величества» конвой, прослышав в Царское Село о пет
роградских событиях, вышел с красными бантами и «Марсельезой» на улицу.
Куда дальше!
Николай в западне. Делать нечего Ц он смиряется.
Составляет две телеграммы Ц Родзянко и Алексееву, о готовности своей от
речься от престола.
Флигель-адъютант царя Мордвинов рассказывает:
«Не помню, сколько времени мы провели в вялых разговорах, когда возвраща
вшийся из вагона государя граф Фредерике остановился в коридоре у двере
й нашего купэ и почти обыкновенным голосом по-французски сказал:
Ц «Savez vous, l'Empereur a acdique». (Вы знаете, император отрекся).
«Слова эти заставили нас всех вскочить. «Как, когда, что такое, да почему»,
Ц послышались возбужденные вопросы. Со всех сторон сыпались возбужден
ные возражения смешанные и у меня с надеждой на путаницу и возможность е
ще отсрочить только что принятое решение».
Кучка придворных чувствует! что почва уходит из-под ног. Они не верят, не м
огут примириться с таким шагом Николая, губящего себя, а главное Ц их.
Они бегут к Фредериксу, тормошат 78-летнего старика, убеждают эту песочниц
у отговорить царя от посылки телеграммы.
Фредерике идет. И что же?
Николай берет назад свое согласие. Он приказывает остановить телеграмм
ы Родзянко и Алексееву! Он не гордый. Он готов передумать. Ему не надоела в
ласть. Ему не опротивела корона, даже после двадцати лет тяжелого, кровав
ого царствования, после трех дней катастрофического шатания трона. Он го
тов сидеть на троне дальше, Ц даже если ножка подломана. Что ножка! Можно
подвязать. Было бы только обо что ее опереть.
Николаю почудилась какая-то поддержка, какой-то проблеск героизма, Ц не
т, даже не героизма, а просто решительности, нежелания «пойти на милость п
обедителя». И он уже готов опять упорствовать, опять сопротивляться, кар
ать. Где же сосулька, где тупое безразличие к «командованию эскадроном»?
Поддержки нет. Она только почудилась. Никакой опоры. Нельзя же считать оп
орой 80-летнюю развалину с орденами, лейб-хирурга, пьяницу коменданта, нач
альника походной канцелярии. Жизнь показала, как уже через три дня тот же
полковник Мордвинов трусливо сбежал с царского поезда, оставив Николая
одного ехать в Царское Село.
Поддержки нет. Она только померещилась. Рузский наседает. Едут депутаты
из Москвы. Уже появились на Псковском вокзале красные банты. Дальше нет п
ути.
Николай уступил, он отрекся после решительной и стойкой борьбы в полном
одиночестве…
В этом сборнике дан богатый материал, связанный с отречением. Целый ряд г
енералов, сановников, придворных, Ц почти все в своих зарубежных воспом
инаниях рисуют яркие картины своего героизма, верноподданического упо
рства в отстаивании династии. Все это, по их словам, разбилось о мягкую «хр
истианскую» уступчивость царя, его непротивление и мирный характер.
Конечно, это историческая ложь, нуждающаяся в разоблачении. Достаточно д
аже беглого знакомства с генеральскими мемуарами, чтобы разглядеть тол
стые белые нитки, которыми они шиты. Нет сомнения, единственным человеко
м, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам м
онарх. Спасал, отстаивал царя один царь.
Не он погубил, его погубили.
Николая Романова увлек за собой, свалил и похоронил под своими обломками
его же правящий дворянский класс
Михаил Кольцов.
I.
ВОСПОМИНАНИЯ
НИКОЛАЙ II
В дни отречения.
(Из дневника Николая II).
15-го февраля, 1917 г. Среда.
У меня сразу сделался сильный насморк. В 10 час. принял ген. Ц ад. Безобразо
ва. В 11 1/2 час. Ц к обедне. Завтракал и обедал Сашка Воронцов (деж.). Принимал и
осматривал собрание рисунков и фотографий военной трофейной комиссии
до 3 1/2. Погулял. Погода была мягкая. Сегодня прибыл из Измаила батальон Гвар
дейского Экипажа и расположился в Александровке. В 6 ч. принял А. С. Боткина
Вечером занимался.
16-го февраля. Четверг.
С 10 час. принял: Ильина, Кочубея и Мосолова. В 11 1/2 поехали к часам. Завтракал и
обедал Н. П. Саблин (деж.). Посидел у Ольги, Марии и Алексея. Погулял с Татьяно
й и Анастасией. Было 5° мороза и тихо. В 9 1/2 принял Протопопова.
17-го февраля. Пятница.
Утром принял Барка и затем М. Граббе. Ездили к обеим службам. День был солн
ечный и морозный. Погулял с Татьяной и Анастасией. В 4 1/2 принял Озерова. Зав
тракал и обедал Кутайсов (деж.). Вечером исповедывались.
18-го февраля. Суббота.
Солнечный и морозный день. В 9 час. поехали с Татьяной и Анастасией к обедн
е и причастились св. тайн. Затем о. Александр Васильев приехал к нам и прио
бщил Ольгу, Марию и Алексея. В 12 час. принял Беляева. Погулял один. В 4 ч. у меня
был Рейн. Ездили ко всенощной. Обедал Све-чин (деж.).
19-го февраля. Воскресение.
В 10 1/2 поехали к обедне с Татьяной, Анастасия тоже простужена. Завтракал и о
бедал Вилькицкий (деж.). Гулял один. До чая принял Балашева Ц члена Гос. Дум
ы. В 6 ч. был кинематограф Ц видел конец «Таинственной руки».
Вечером у Алике собрались: Лили Ден, Н. П., Мясоедов-Иванов, Родионов и Кубли
цкий.
20-го февраля. Понедельник.
Встал поздно. Утром был, Воейков. После десятиминутной прогулки принял Г
ригоровича и полк. Данильченко, командира запасного батальона Измайлов
ского полка. Побыл наверху у болящих. Завтракал и обедал Сандро (деж.). В 2 1/2 п
ринял депутацию от 8-го гренадерского Московского полка. Погулял. В 4 ч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
ом кто-то из приближенных определяет отречение Николая:
«Отрекся, как командование эскадроном сдал».
Конечно, полуторастамиллионная страна всегда была для Николая только о
громным, молчаливым, послушным эскадроном, где всегда повиновались всад
ники, и безысходно молчали лошади. Но расставание с властью было для царя
не таким простым, каким оно кажется внешне.
В Николае Романове надо понимать его замкнутость и апатичность характе
ра, не всегда прикрывавшие апатичность ума и воли. Очень часто под бесцве
тными изъявлениями у Романова весьма энергично шевелились чувства, дик
товавшие немаловажные поступки, направленные к сохранению себя и власт
и своего класса.
Дворянство и придворные совершенно зря рисуют своего вождя в последние
минуты его царствования, как унылого кретина, непротивленца, безропотно
сдавшего свой режим по первому требованию революции.
Нельзя сказать, чтобы ближайшие друзья, неразлучные с Николаем, смягчали
события или придавали им какой-нибудь преходящий, незначительный смысл
. Любимец и собутыльник царя, адмирал Нилов говорил и повторял свою обычн
ую фразу:
Ц Все будем висеть на фонарях! У нас такая будет революция, какой еще ниг
де не было!
Николай в февральские дни особенно часто слышал от своего приближенног
о эти совершенно недвусмысленные и, как мы знаем, пророческие слова.
Другие придворные, штабные генералы, наконец, важнейший и авторитетнейш
ий советник императора Ц сама царица, Ц все в один голос подчеркивали г
розное значение надвигавшихся событий и неумолимость народа к династи
и в случае ее падения.
В условиях военных неудач, при определенных признаках разложения армии
на фронте, наконец, после смерти Распутина, в лице которого царская семья
убежденно видела свою существенную опору, Ц при всем этом упавший дух ц
аря должен был бы подсказать ему большие политические уступки.
На самом деле этого не было.
Царь Николай хорошо и твердо запомнил наставления отца и уроки воспитат
еля своего, Победоносцева, умного и выдержанного идеолога самодержавия.
Он понимал и логикой и нутром, что режим может держаться только прежним, е
динственным, испытанным средством: террором, полицейским зажимом, систе
мой неограниченной дворянской диктатуры, не разбавленной никакими пар
ламентскими лимонадами.
Первые же телеграммы в ставку из столицы, говорящие о волнениях в военны
х частях и массах, заставляют верховное командование и совет министров п
однять вопрос об уступках, о компромиссах.
Последний царский премьер князь Голицын посылает паническую депешу о н
еобходимости его, Голицына, отставки, и образования «ответственного», па
рламентского министерства во главе с Родзянко или Львовым.
Командующий петроградским гарнизоном генерал Хабалов, военный министр
Беляев, брат царя Михаил Александрович, Ц все бомбардируют ставку стра
шными известиями, испуганными советами поскорей успокоить уступками р
азбушевавшееся море.
Генерал Алексеев берет на себя представительство всех этих людей и, кром
е того, Родзянко и, кроме того, неведомых ему самому стихий, бушующих в Пет
рограде. Он просит царя согласиться на конституционные поблажки.
Царь тверд и непреклонен.
Нет.
Он не хочет. Он не согласен.
Наседают облеченные властью и доверенные люди. Волны революции уже зали
вают первые ступени трона. Самый близкий человек, жена, ужасается:
«Ты один, не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, Ц что ты мож
ешь сделать?!»
И все-таки, под таким натиском, Николай не идет на уступки. Долго, категори
чески он уклоняется от согласия даже на создание «ответственного минис
терства».
После нового залпа телеграмм генерал Алексеев еще раз идет к Николаю для
решительного разговора.
Выходит оттуда ни с чем, вернее Ц с повышенной температурой. Старик свал
ивается в постель, Ц он ничего не может сделать с упорным своим монархом.
Где же тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганно
й толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека Ц
самого Николая. Он стоек, и меньше всех струсил.
Что же выдвигает царь взамен голицынско-алексеевских компромиссов?
Одну простую, ясную, давно уже испытанную и оправдавшую себя вещь.
Николай снаряжает сильную карательную экспедицию на взбунтовавшуюся с
толицу.
Такие штуки не раз помогали короне. Так однажды Петроград расправился с
революционной Москвой. Может быть, сейчас, тем же способом ставка склони
т к своим ногам взбунтовавшуюся в столице чернь. Может быть!
Шаг не оригинальный. Но исторически понятный и решительный.
Николай Иудович Иванов, старый вояка, выслужившийся из низов, крепкий, на
дежный бородач, с хорошим круглым русским говорком и солидными жестами
Ц вот кто должен стать усмирителем петроградского восстания и военным
диктатором в усмиренной столице. Староват, но коренаст. Неладно скроен, д
а крепко сшит. В толпе жидких штабных генералов Николай не плохо выбрал д
иктатора.
Иванов получает в свое распоряжение по два кавалерийских, по два пехотны
х полка и по пулеметной команде Кольта с каждого фронта. Целый корпус отб
орных войск, вооруженных до зубов, должен вторгнуться в Петроград и стер
еть с лица земли мятежников.
По инструкции, в Петрограде ему должны подчиняться все министры!
Соответственно этому составлен и ответ князю Голицыну на его просьбы о к
онституционных уступках:
«О главном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику мо
его штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно
войск… Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельств
ах считаю их недопустимыми. Николай».
Вся ставка на смерть перепугана таким оборотом дела. Опять убеждают царя
смягчиться. Он непреклонен. И в своем положении Ц прав! Если уж гадать за
дним числом о том, что могло бы спасти положение для монархии, то, конечно,
это мог быть только шаг, сделанный самим царем: разгром революционного П
етрограда.
Отдав свои распоряжения, Николай трогается в путь. Он хочет пробраться в
Царское Село, к жене и больным детям. На станции Малая Вишера, уже почти у с
толицы, ехать дальше оказывается невозможным. Тосно и Любань уже заняты
революционными войсками. Царский поезд возвращается, чтобы достигнуть
цели кружным путем через Бологое, и застревает в Пскове. Царь ждет извест
ий, он надеется на корпус Иванова.
Но за время почти суточного блуждания поезда события разворачиваются у
жасающим темпом. В Пскове, в штабе Северного фронта, у генерала Рузского, Н
иколай застает уже готовую петлю для себя.
Рузский, частью спасовав перед неумолимостью революционной стихии, час
тью уже имея кое-какие виды при новом строе объявляет, перед разговором с
царем, его придворным:
Ц Надо сдаться на милость победителя!
Генерал Воейков, изнеженный полковник Мордвинов, граф Граббе и другие дв
орцовые салонные собачки в эполетах поражены и удручены.
Как так сдаться! Разве Ц уже?!
«Начались возражения, негодование, споры, требования, наконец, просто пр
осьбы помочь царю в эти минуты и не губить отечества. Говорили все. Генера
л Воейков предложил переговорить лично по прямому проводу с Родзянко, на
что Рузский ответил: «Он не подойдет к аппарату, когда узнает, что вы хоти
те с ним беседовать». Дворцовый комендант сконфузился, замолчал и отошел
в сторону». (Воспоминания генерала Дубенского).
Рузский имеет решительный, решающий разговор по проводу с Родзянко. Оба
собеседника обнаруживают в этом разговоре всю сумму лукавства. Каждый с
тарается лично задобрить и умаслить другого в предвидении возможной св
оей неудачи. Однако же Родзянко дает понять Рузскому действительное пол
ожение вещей.
Рузский начинает твердо соображать, откуда ветер дует. Недаром он позвол
ил себе через две недели так самодовольно рекламировать себя в газетном
интервью:
«Ц Ваше высокопревосходительство, Ц обратился наш корреспондент к ге
нералу Рузскому, Ц мы имеем сведения, что свободная Россия обязана вам п
редотвращением ужасного кровопролития, которое готовил народу низверг
нутый царь. Говорят, что Николай II приехал к вам с целью видеть вас, чтобы вы
послали на восставшую столицу несколько корпусов.
«Генерал Рузский улыбнулся и заметил:
«Ц Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, то она даже боль
ше той, о которой вы принесли мне сенсационную весть. По той же простой при
чине, что я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него са
мого ясна стала неисправимость положения».
Впоследствии, когда ветер подул совсем не в сторону Рузского, он стал ина
че толковать свою роль в «трагедии отречения». Когда в Ессентуках, где он
жил, водворилась советская власть, когда генерал стал ожидать ареста и г
отовиться к бегству, Он передал доверенному человеку, некоему белогвард
ейцу Вилчковскому, свои объяснения, в которых горячо опровергал версию о
том, что он «неприлично вел себя по отношению к государю»…
Так или иначе, Николай, видя предательство кругом себя и не находя ни в ком
из окружающих опоры, наконец, получив известия о неудаче экспедиции Ива
нова, склоняется к отречению.
Он еще колеблется. Но его решение подстегнуто телеграммами от главноком
андующих фронтами.
Все телеграммы составлены в форме выражения горячих верноподданническ
их чувств, но все они без обиняков толкают царя на отречение. В этом отноше
нии содержание депеш Николая Николаевича (кавказский фронт) мало отлича
ется от брусиловской (южный) и эвертовской (западный фронт). Запоздала тел
еграмма Сахарова с румынского фронта. Видимо, долго трудился над ней поч
тенный генерал. Зато получилась она в своем роде шедевром по красоте сти
ля:
Начало такое:
«Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный от
вет председателя государственной думы вам на высокомилостивое решение
государя… Горячая любовь моя к его величеству не допускает в душе моей м
ириться с возможностью осуществления гнусного предложения (об отречен
ии), переданного вам председателем думы. Я уверен, что не русский народ, ни
когда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойная куч
ка людей, именуемая государственная дума, предательски воспользовалас
ь удобной минутой для своих преступных целей… Я уверен, что армии фронта
непоколебимо стали бы за своего державного вождя»…
Стали бы! Но не стали. И потому конец телеграммы загибается ловким крючко
м. Полюбуйтесь на этот блестящий спуск на деепричастиях!
«Переходя к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я
, непоколебимо верный подданный его величества, рыдая вынужден сказать,
что пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранени
я возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу
уже высказанным условиям».
Рыдая!.. Пожалуй! Да, умри, Денис, пожалуй, лучше не напишешь.
Что было делать Николаю с перетрусившим генералитетом?
Ни одной дивизии не нашлось, чтобы защитить обожаемого монарха.
Даже «собственный его величества» конвой, прослышав в Царское Село о пет
роградских событиях, вышел с красными бантами и «Марсельезой» на улицу.
Куда дальше!
Николай в западне. Делать нечего Ц он смиряется.
Составляет две телеграммы Ц Родзянко и Алексееву, о готовности своей от
речься от престола.
Флигель-адъютант царя Мордвинов рассказывает:
«Не помню, сколько времени мы провели в вялых разговорах, когда возвраща
вшийся из вагона государя граф Фредерике остановился в коридоре у двере
й нашего купэ и почти обыкновенным голосом по-французски сказал:
Ц «Savez vous, l'Empereur a acdique». (Вы знаете, император отрекся).
«Слова эти заставили нас всех вскочить. «Как, когда, что такое, да почему»,
Ц послышались возбужденные вопросы. Со всех сторон сыпались возбужден
ные возражения смешанные и у меня с надеждой на путаницу и возможность е
ще отсрочить только что принятое решение».
Кучка придворных чувствует! что почва уходит из-под ног. Они не верят, не м
огут примириться с таким шагом Николая, губящего себя, а главное Ц их.
Они бегут к Фредериксу, тормошат 78-летнего старика, убеждают эту песочниц
у отговорить царя от посылки телеграммы.
Фредерике идет. И что же?
Николай берет назад свое согласие. Он приказывает остановить телеграмм
ы Родзянко и Алексееву! Он не гордый. Он готов передумать. Ему не надоела в
ласть. Ему не опротивела корона, даже после двадцати лет тяжелого, кровав
ого царствования, после трех дней катастрофического шатания трона. Он го
тов сидеть на троне дальше, Ц даже если ножка подломана. Что ножка! Можно
подвязать. Было бы только обо что ее опереть.
Николаю почудилась какая-то поддержка, какой-то проблеск героизма, Ц не
т, даже не героизма, а просто решительности, нежелания «пойти на милость п
обедителя». И он уже готов опять упорствовать, опять сопротивляться, кар
ать. Где же сосулька, где тупое безразличие к «командованию эскадроном»?
Поддержки нет. Она только почудилась. Никакой опоры. Нельзя же считать оп
орой 80-летнюю развалину с орденами, лейб-хирурга, пьяницу коменданта, нач
альника походной канцелярии. Жизнь показала, как уже через три дня тот же
полковник Мордвинов трусливо сбежал с царского поезда, оставив Николая
одного ехать в Царское Село.
Поддержки нет. Она только померещилась. Рузский наседает. Едут депутаты
из Москвы. Уже появились на Псковском вокзале красные банты. Дальше нет п
ути.
Николай уступил, он отрекся после решительной и стойкой борьбы в полном
одиночестве…
В этом сборнике дан богатый материал, связанный с отречением. Целый ряд г
енералов, сановников, придворных, Ц почти все в своих зарубежных воспом
инаниях рисуют яркие картины своего героизма, верноподданического упо
рства в отстаивании династии. Все это, по их словам, разбилось о мягкую «хр
истианскую» уступчивость царя, его непротивление и мирный характер.
Конечно, это историческая ложь, нуждающаяся в разоблачении. Достаточно д
аже беглого знакомства с генеральскими мемуарами, чтобы разглядеть тол
стые белые нитки, которыми они шиты. Нет сомнения, единственным человеко
м, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам м
онарх. Спасал, отстаивал царя один царь.
Не он погубил, его погубили.
Николая Романова увлек за собой, свалил и похоронил под своими обломками
его же правящий дворянский класс
Михаил Кольцов.
I.
ВОСПОМИНАНИЯ
НИКОЛАЙ II
В дни отречения.
(Из дневника Николая II).
15-го февраля, 1917 г. Среда.
У меня сразу сделался сильный насморк. В 10 час. принял ген. Ц ад. Безобразо
ва. В 11 1/2 час. Ц к обедне. Завтракал и обедал Сашка Воронцов (деж.). Принимал и
осматривал собрание рисунков и фотографий военной трофейной комиссии
до 3 1/2. Погулял. Погода была мягкая. Сегодня прибыл из Измаила батальон Гвар
дейского Экипажа и расположился в Александровке. В 6 ч. принял А. С. Боткина
Вечером занимался.
16-го февраля. Четверг.
С 10 час. принял: Ильина, Кочубея и Мосолова. В 11 1/2 поехали к часам. Завтракал и
обедал Н. П. Саблин (деж.). Посидел у Ольги, Марии и Алексея. Погулял с Татьяно
й и Анастасией. Было 5° мороза и тихо. В 9 1/2 принял Протопопова.
17-го февраля. Пятница.
Утром принял Барка и затем М. Граббе. Ездили к обеим службам. День был солн
ечный и морозный. Погулял с Татьяной и Анастасией. В 4 1/2 принял Озерова. Зав
тракал и обедал Кутайсов (деж.). Вечером исповедывались.
18-го февраля. Суббота.
Солнечный и морозный день. В 9 час. поехали с Татьяной и Анастасией к обедн
е и причастились св. тайн. Затем о. Александр Васильев приехал к нам и прио
бщил Ольгу, Марию и Алексея. В 12 час. принял Беляева. Погулял один. В 4 ч. у меня
был Рейн. Ездили ко всенощной. Обедал Све-чин (деж.).
19-го февраля. Воскресение.
В 10 1/2 поехали к обедне с Татьяной, Анастасия тоже простужена. Завтракал и о
бедал Вилькицкий (деж.). Гулял один. До чая принял Балашева Ц члена Гос. Дум
ы. В 6 ч. был кинематограф Ц видел конец «Таинственной руки».
Вечером у Алике собрались: Лили Ден, Н. П., Мясоедов-Иванов, Родионов и Кубли
цкий.
20-го февраля. Понедельник.
Встал поздно. Утром был, Воейков. После десятиминутной прогулки принял Г
ригоровича и полк. Данильченко, командира запасного батальона Измайлов
ского полка. Побыл наверху у болящих. Завтракал и обедал Сандро (деж.). В 2 1/2 п
ринял депутацию от 8-го гренадерского Московского полка. Погулял. В 4 ч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34