«Только сомневаюсь я,
ваше высокопревосходительство, чтобы вы получили мои телеграммы», сказ
ал я ему, «перехватывать их будут». Я оказался прав. Сколько помнится, из н
ескольких посланных Ивановым телеграмм (о чем я узнал от него уже впосле
дствии) я получил только одну. А моих телеграмм он не получал вовсе. Зато п
отом, значительно уже позже, я имел удовольствие прочесть все мои телегр
аммы напечатанными в книге «Палладиум русской свободы».
Если не ошибаюсь, то часов около 9 вечера, в день разговора моего с ген. Иван
овым Ц 27 февраля, ген. Лукомский (ген. Ц квартирмейстер штаба) передал мне
распоряжение о немедленной подаче литерных поездов (двух царских поезд
ов, в одном из которых обычно ехал государь, в другом Ц свита), так как госу
дарь собрался уезжать в Царское Село. Я был несколько удивлен. Во-первых,
я только что получил сведения Ц и довольно точные, Ц что государь собир
ается уезжать не сегодня, а лишь послезавтра утром. Затем, никаких распор
яжений о пропуске царских поездов я обычно и не делал, так как всеми царск
ими поездками ведала инспекция императорских поездов, лишь согласуй, ко
гда это было нужно, график движения с соответственным моим путейским орг
аном. По техническим условиям поезда не могли отойти раньше поздней ночи
. Глубокой ночью, вернее ранним утром, 28 февраля, я прямо из своего служебно
го кабинета поехал на железнодорожную станцию проводить царский поезд,
чего я вообще никогда не делал. В полной темноте, без единого огня, с наглу
хо завешенными окнами стоял поезд около платформы, ожидая отправления. Н
а перроне станции не было никого; не лезла в глаза и обычная охрана. Через
несколько минут из поезда вышел кто-то из дворцовой прислуги и, проходя м
имо меня и, видимо, признав меня, поклонился и сказал: «Да, вот и едем; и вы пр
иехали, ваше высокопревосходительство?..» Тяжело, видимо, было на душе у эт
ого человека. И мало убедительны были те несколько слов ободрения, котор
ые я сказал ему. Тяжело было на душе у всех…
Прошли два томительных дня. Пожар в Петрограде разгорался. Движение царс
кого поезда по Московско-Виндавско-Рыбинской дороге, переход на восток
на Николаевскую дорогу, возвращение на «Дно»; движение на запад на Север
о-Западную дорогу; прибытие в Псков. Пребывание в Пскове. Ц Отречение. Уж
е позже узнали мы подробности отречения. Узнали и о том, как впустую пропа
л весь заряд красноречия человека, поехавшего убеждать царя об отречени
и. «Я уже решился», т. Ц е. решился раньше вашей речи, Ц таков был ответ гос
ударя на речь Гучкова. Отречение его было действительно, как сказал он по
зже нам. Ц «следствием его решения», принятого под влиянием представле
ний высшего командного состава армии, но вне всякого влияния речей посла
нцов Думы.
К вечеру 3 марта государь вернулся из Пскова в Могилев. Перед ген. Алексеев
ым встал вопрос Ц как же встретить государя. Обычно, при его приездах на в
окзал, собирались для встречи оставшиеся в ставке лица свиты (таких почт
и никогда не бывало, ибо свита была очень немногочисленна, и все лица свит
ы уезжали с государем), великие князья и 6 Ц 7 человек старших генералов, с г
ен. Алексеевым во главе. Встретить государя именно так, т. Ц е. так, как буд
то бы ничего не случилось, Ц казалось невозможным. Еще менее возможным б
ыло совсем его не встретить, или встретить одному Алексееву. С присущими
ген. Алексееву тактом и сердечной деликатностью, он решил обставить встр
ечу государя так, чтобы хотя бы здесь, в бывшем своем штабе, не почувствова
л он ослиного копыта. На встречу государя были приглашены все генералы, ш
таб-офицеры и чиновники соответствующих рангов, т. Ц е. около половины ч
исла чинов ставки, Ц всего человек около полутораста. В предвечерние су
мерки серого холодного и мрачного мартовского дня собрались мы все в обш
ирном павильоне, выстроенном на военной платформе могилев-ской станции
, специально для приема царских и других парадных поездов. Разбились по к
ружкам и в ожидании поезда вели разговоры о печальных событиях дня. Так к
ак я первый должен был узнать о приближении поезда, то я и держался ближе к
Алексееву. Мы стояли группой в 5 Ц 6 человек Ц Алексеев, вел. кн. Борис Влад
имирович и Сергей Михайлович, я и еще один-два человека. Только что были п
олучены известия об оставлении царской семьи, оставшейся в Царском Селе
, частью государева конвоя, о других печальных подробностях петроградск
их событий. Новости эти передавались из уст в уста и говорили о них и в наш
ем кружке. Алексеев больше грустно молчал; был молчалив и вел. кн. Борис Вл
адимирович, за то вел. кн. Сергей Михайлович, с присущей ему злой иронией и
остротой языка, называл все вещи настоящими именами. Сумерки сгущались.
В дверях показался комендант станции и доложил мне, что царский поезд вы
шел со ст. Лотва Ц последний полустанок верстах в б Ц 7 от Могилева. Я доло
жил Алексееву, и все мы следом вышли на платформу, где и выстроились длинн
ой шеренгой по старшинству чинов. Я стоял шестым или седьмым справа и ока
зался почти против дверей царского вагона при остановке поезда.
Медленно подошел поезд и остановился у платформы. Из поезда, как всегда, в
ыскочили два конвойных казака, подложили трапик к выходу из царского ваг
она и встали по обе стороны трапа. Из одного из соседних вагонов вышел деж
урный флигель-адъютант. Ц герцог Лейх-тенбергский и медленно приблизи
лся к вагону государя. Это был первый человек из близких к государю лиц, ко
торого мы увидели после отречения. Вся его походка, лицо, весь его вид явля
л выражение крайней подавленности и удручения. Мы ждали выхода государя
. На платформе была мертвая и какая-то напряженная тишина. Однако, вместо
государя в двери вагона показался кто-то из дворцовой прислуги, быстро н
аправился к ген. Алексееву и пригласил его в вагон. Алексеев вошел в вагон
, пробыл там не более двух минут, вышел и стал на свое место.
Через несколько мгновений в двери вагона показался государь и сошел на п
латформу. Он был одет в форму кубанских казаков Ц в этой форме ходил он и
в последние дни пребывания своего в ставке Ц в пальто, в большой баранье
й папахе, сплюснутой спереди и сзади. Он очень сильно изменился за то врем
я, что я его не видел. Лицо сильно похудело, было желто-серого цвета, кожа ка
к то обтянулась и обсохла на скулах; весь вид государя был очень нервный. О
днако, через несколько мгновений он, видимо, овладел собой, улыбнулся сво
ей всегдашней приветливой улыбкой и всем нам отдал честь, слегка поклони
вшись. В это же время к нему приблизился министр двора ген. Ц ад. гр. Фредер
ике и дворцовый комендант ген. Ц м. Воейков. Бедный старик Фредерике, как
всегда тщательно одетый, выбритый и причесанный, казался совсем убитым,
одряхлевшим и опустившимся. Воейков сохранял свой обычный вздернутый в
ид, но был явно растерян, и глаза его неуверенно бегали. Государь подошел к
правому флангу нашей, жутко молчавшей, шеренги и начал обход, никому не по
давая руки, но, или говоря кое-кому по несколько приветливых слов или, бол
ьшею частью, по своему обыкновению, молча задерживаясь перед каждым на н
есколько мгновений. Левей меня и рядом со мной стоял свиты его величеств
а ген. Петрово-Соловово, постоянно живший в ставке. За несколько дней до р
еволюции он уехал по своим делам в Москву, откуда вернулся в ставку накан
уне приезда государя. Этот, с хорошим университетским и общим образовани
ем, человек, губернский предводитель дворянства и богатый землевладеле
ц имел в своем лейб-гусарском мундире вид кутилы и беззаботного малого, к
аковым он, однако, вовсе не был, будучи человеком весьма дельным, острым и
умно находчивым на язык, Государь приветливо с ним поздоровался сказал е
му: «а, вы вернулись». Петрово-Соловово, как и все мы, подавленный и взволно
ванный этими минутами встречи государя Ц отрекшегося государя Ц в бли
жайшей свите которого он был, и, видимо, в желании как-нибудь выразить гос
ударю наполнявшие его чувства и горя, и сожаления, и любви к нему, Ц в отве
т на полувопрос, полузаявление государя, сразу быстро и много заговорил.
Стал рассказывать о причинах своего пребывания в Москве, о болезни своей
сестры и о подробностях этой болезни и пр., совершенно не замечая, что гос
ударь все время порывается идти дальше. Воспользовавшись секундной пау
зой в речи генерала, государь перебил его неопределенными словами, сказа
в нечто вроде «да, ну так, вот так», Ц и продолжал свой обход.
Окончив обход, государь на минуту зашел в вагон, вышел оттуда и направилс
я к своему автомобилю, который подали ему непосредственно к вагону. Восп
ользовавшись этой минутой, я подошел к гр. Фредериксу, чтобы выяснить у не
го один мелочный вопрос. Все мы понимали, что чувство элементарного прил
ичия заставляет нас думать о том, чтобы во время пребывания государя в ст
авке, Ц которое, как нам было ясно, будет очень кратковременным, постарат
ься не нарушать тех мелочей сложившихся в ставке повседневного обихода,
которые касались личности государя. Одна из этих мелочей заключалась в с
ледующем. Мне, как высшему начальнику почтово-телеграфной частя на теат
ре военных действий (у меня в подчинении в числе прочих, было несколько ты
сяч почтово-телеграфных чиновников), ежедневно приносили прямо с аппара
та наклееенную на телеграфном бланке подлинную ленту агентских телегр
амм. Эти депеши я непосредственно от себя сейчас же пересылал Воейкову, а
он передавал их государю, который их всегда внимательно и читал. Нарушат
ь этот порядок я, по указанной выше причине, не хотел. С другой же стороны, а
гентские телеграммы в это время были полны такой безудержной и лакейско
й ругани, направленной лично против государя и его семьи, что я прямо не ре
шался посылать их. За разрешением этого вопроса я и обратился к гр. Фредер
иксу: «Как же вы думаете, ваше сиятельство, посылать депеши, или лучше не п
осылать, Ц может быть государь и не вспомнит о них». Бедный старик, подав
ленный и удрученный, ничего не мог мне ответить: «Да, да Ц нельзя, не нужно,
но и нельзя… Знаете, спросите Воейкова». Воейков на секунду задумался, «А
не можете ли вы их как-нибудь подцензуровывать сами», спросил он меня, Ц
«ну, вырезать особенно плохие места». Я сказал, что это совершенно неосущ
ествимо, просто технически. «Да, да. А он (т. Ц е. государь) непременно спрос
ит», сказал Воейков. «Знаете, присылайте попрежнему. Все равно, что уж тепе
рь Ц махнул он рукой Ц он, все равно, знает», т. Ц е. знает, что его поносят.
Я продолжал посылать эти депеши каждый день с новой болью и каждый раз с н
егодованием. Не знаю, показывались ли эти депеши государю.
Государь уехал во дворец. Разъехались, с тяжелым сердцем, и мы в места ни н
а секунду не прекращавшейся нашей службы Ц службы, которая со дня на ден
ь делалась все бесполезнее и бесполезнее, ибо все видней и видней было, чт
о никакой войны с надеждой на успех, продолжать мы не можем.
По возвращении своем в ставку, после отречения, государь пробыл в ней, не с
читая вечера 3 марта и утра 9-го, когда он уехал, четыре полных дня. Внешний о
биход его жизни в эти дни не изменился, если не считать того, что всякие пр
иглашения к завтраку и к обеду, за исключением великих князей; были прекр
ащены. Повидимому, в первые, по крайней мере, два дня он продолжал ходить и
в то помещение штаба, где Алексеев делал ему доклады о ходе военных дейст
вий. Не решаюсь утверждать этого определенно, но помнится, что тогда гово
рили, что эти посещения вызывали серьезное неудовольствие против Алекс
еева в Петрограде, где временное правительство и совет рабочих и солдатс
ких депутатов, через своих агентов, преимущественно из писарского насел
ения ставки, были точно осведомлены о всем, что там происходило. На другой
день после приезда государя, т. Ц е. 4 марта, в ставку приехала из Киева вдо
вствующая императрица, осталась в своем вагоне на станции и пробыла там
все время до отъезда государя. Со времени ее приезда государь большей ча
стью обедал и завтракал у нее. Чтобы попасть из дворца, т. Ц е. из губернато
рского дома, стоявшего на самом берегу Днепра, на вокзал, надо было проеха
ть свыше двух верст, при чем большую часть этого пути приходилось делать
по главной прямой и широкой улице города. Государь ездил на станцию в зак
рытом автомобиле. При встречах с быстро едущим автомобилем многие не усп
евали узнать государя. Из тех, которые узнавали, некоторые Ц военные и шт
атские Ц приветствовали его, или на ходу снимали шляпы и отдавали честь,
или останавливались. Были такие, которые узнавали и отворачивались, дела
я вид, что не замечают. Были и такие, которые узнавали, не отворачивались, н
о и не кланялись. Но зато были и такие, которые останавливались, становили
сь на колени и кланялись в землю. Много нужно было иметь в то время душевно
го благородства и гражданского мужества, чтобы сделать такой поклон. Одн
ако, такие люди нашлись.
Вечером 7 марта, на четвертый день пребывания государя в ставке, вошел ко м
не в кабинет ген. К. Толстой, грузный, жирный, рыжий, с широким бледным лицом
, молодой, умный, способный и талантливый, но весьма шаткий человек, он зан
имал в ставке должность высшего представителя министерства путей сооб
щения, имея свое начальство в Петрограде, в лице министра, а в то время, сле
довательно, в лице инж. Бубликова (Некрасов, кажется, еще не вступил в долж
ность). К., наш товарищ и сверстник и Сослуживец после переворота как-то ср
азу резко отде лился от нас, считая себя членом временного правительства
и боясь попасть «под подозрение», в котором до большевистской революции
включительно, находилась вся ставка. Впоследствии он, из-за неосмотрите
льно подписанной во время корниловских дней телеграммы (на что он горько
мне жаловался), попал в Быховскую тюрьму вместе с Корниловым, а еще позже
был растерзан большевистской толпой в Полтаве, только что взятой тогда д
обровольческой армией, С Бубликовым и Некрасовым он находился в оживлен
ной и искательной переписке. По взволнованному и недоумевающему лицу К.
я увидел, что случилось что-то особенное. «Я пришел к вам по дружески, за со
ветом», сказал он мне; «вот я только что получил шифрованную телеграмму о
т Бубликова (или, не помню уже, от Некрасова) с известием, что завтра утром п
риедут в Могилев четыре члена Государственной Думы для того, чтобы арест
овать государя и отвезти его в Петроград. Мне воспрещается осведомлять к
ого-либо об этом и приказано приготовить секретно поезда и паровозы. Так
вот я, чорт его знает, и не знаю, что делать». «Видите ли», отвечал я ему. «или
Вы должны были уж держать все это в секрете и никому не говорить, или, раз в
ы пришли ко мне за советом, то вот вам мой ответ: вот у поезда стоит мой авто
мобиль, садитесь в него и немедленно поезжайте к Алексееву». «Да, как же, в
едь телеграмма секретная». «Да ведь понимаете же вы сами, что нужно преду
предить, иначе ведь вы ко мне и не пришли бы. Ну, скажите. Алексееву, что это
секрет, он уж сумеет с этим секретом распорядиться. А коли вы не поедете, т
ак я сам поеду. А если поедете, то никто не будет знать, что я знаю о вашей те
леграмме». К. уехал. Позже я узнал, то когда он в разговоре с Алексеевым ста
л, так сказать, напирать на то, что то, что он ему передает Ц секрет, обладан
ием которого он, К., обязан лишь своему особому положению, то Алексеев весь
ма сухо его оборвал, сказав, что он сам знает, что ему делать.
Отъезд государя, по приказанию из Петрограда, был назначен утром, помнит
ся, в 9 час, а еще раньше должны были приехать экстренным поездом посланцы
временного правительства. Так сказать, на сборы в дорогу времени государ
ю совсем не давалось. Однако, бесконечная болтовня произносимых на проме
жуточных станциях речей, задержала в дороге послов Ц двух кадет и двух с
оциалистов (последние Ц по выбору совета рабочих и солдатских депутато
в), и они опоздали.
Около половины одиннадцатого я получил записку, что государь перед отъе
здом желает попрощаться с чинами ставки, чего, как раз и не желали, повидим
ому, в Петрограде. Ген. Алексеев просил собраться, по возможности, всех в 11 ч
ас. в помещении управления дежурного генерала. Едва успел я дать знать об
этом подчиненным мне и расположенным в разных зданиях учреждениям, как н
аступило уже время итти «А вы не пойдете?», спросил встретившегося мне ге
н. К. Ц «Нет, знаете, что же там», небрежно, ответил он мне. Ц «Надо, наконец,
решить какого берега держаться». Нечего или, вернее, бесполезно было отв
ечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34