А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Рассказ ген. Рузского воспроизводится у нас в двух версиях, в двух вариан
тах и читатель имеет возможность воочию убедиться в том перевороте, како
й победоносная революция совершила в уме и в психике генерала Рузского.
Первый рассказ это репортерская запись, относящаяся еще к тем дням, когд
а сам Рузский должно быть не вынимал из петлицы красной розетки. Соверше
нно искренно чувствуя себя «героем революции», Рузский категорически з
аверил репортера: «Я убедил его отречься от престола». Другой вариант, эт
о запись 1918 года, имеющая целью доказать как раз противное. А именно: что Ру
зский не оказал никакого давления на царя и вообще, во всех событиях игра
л подчиненную, второстепенную роль. Отметим один характерный штрих. Перв
ую беседу с царем Рузский имел в ночь с 1-го на 2-е марта. Согласно первому, ре
портерскому, варианту «царь, пригласив к себе Рузского, прямо заявил ему:
«я решил пойти на уступки и дать им ответственное министерство». «Я знал,
Ц продолжает Рузский, Ц что этот компромисс запоздал и цели не достигн
ет, но высказывать свое мнение, не имея решительно никаких директив от Ис
полнительного Комитета, не решался». Запомним это; у Рузского составилос
ь мнение о невозможности компромисса, мнение, которое он, правда, не решил
ся высказать. По второму варианту царь в ночь с 1-го на 2-е марта отнюдь еще н
е решился на ответственное министерство. Наоборот, Рузскому приходилос
ь еще его убеждать. Он стал с жаром доказывать государю необходимость об
разования ответственного перед страной министерства. Конечно, тут нет и
намека на то, что Рузский мог в этом ночном разговоре считать ответствен
ный кабинет запоздалым компромиссом. Таким образом, весь одиум возлагае
тся всецело на Родзянко. Рузский, дескать, высказал «твердое желание изб
ежать отречения», но Родзянко поставил его в такое положение, что он не мо
г сколько-нибудь активно защищать свою точку зрения. Решающий разговор
Рузского с царем имел место днем 2-го марта. При этом разговоре присутство
вали генералы Данилов и Саввич. «Они должны были, гласит репортерская за
пись, поддержать меня в моем настойчивом совете царю, ради блага России и
победы над врагом, отречься от престола». Таким образом выходит, что Рузс
кий не только сам убеждал царя отречься, но и привел еще с той же целью Дан
илова и Саввича. Конечно, второй вариант рисует совершенно иную картину.
Царю пришло решение помимо всяких советов, всяких убеждений. Наоборот, д
о самого приезда депутатов, Рузский не терял надежды на то, что отречения
можно избежать. Мы имеем, однако, свидетельские показания ген. Саввича, ре
шительно опровергающие версию второго варианта. Нет сомнения в том, что
Рузский действовал в полном контакте с думскими верхами и настаивал на н
еобходимости немедленного отречения. По рассказу Саввича, Рузский «обр
исовал обстановку, сказав, что для спасения России, династии сейчас выхо
д один: отречение его от престола в пользу наследника». И Саввич, и Данилов
поддерживали Рузского и именно этим дружным коллективным выступление
м определилось окончательное решение царя.
Оставаясь в рамках первого отдела нашего сборника, отметим рассказы Шул
ьгина, Гучкова, Лукомского. Шульгин в статье, в газете «Речь», и Гучков в по
казаниях, данных Чрезвычайной Следственной Комиссии, дают сухой, проток
ольный очерк событий. Такой же сжатый очерк находим у Лукомского. Ген. Лук
омский, впоследствии один из организаторов нашей южной контрреволюции,
отмечает роль сыгранную в подготовке отречения телеграммами командующ
их фронтами. Нам думается, что он довольно правильно отметил тот психоло
гический эффект, какой произвело на «самодержца всея Руси» эта внезапна
я фронда высшего военного командования. Наконец, отрывок из воспоминани
й проф. Ю. В. Ломоносова рассказывает о судьбе самого документа, т. Ц е. акт
а отречения. В то время, как Рузский настаивал на отречении, во имя спасени
я династии, рабочие железнодорожных мастерских собирались уничтожить
акт, потому что им было мало отречения царя. Сам документ был перехвачен н
а вокзале у Гучкова и доставлен в министерство путей сообщения.
Что касается второго отдела сборника, то главную его часть составляют те
леграммы и разговоры по прямому проводу, т. Ц е. документальный материал
, напечатанный в виде приложения к «Воспоминаниям» ген. Лукомского, в III то
ме заграничного «Архива Русской Революции». Часть этих документов восп
роизведена также в Ш-ей книге черносотенного журнала «Русская Летопись
». «Приводимые Луком-ским телеграммы и переговоры по проводам заслужива
ют доверия Ц пишет во второй книге своего «Семнадцатого года» А. Г. Шляпн
иков Ц мы попытались проверить их по имеющимся архивным материалам, но
срейи документов Ставки ни подлинников, ни копий не оказалось. Выяснилос
ь, что многие материалы за время от 20 Ц 25 февраля и по 5 Ц 10 марта 1917 года во вс
ех штабах и армейских управлениях из дел умышленно взяты еще во времена
господства генералов. Однако, по номерам, которыми помечены телеграммы С
тавки, а также по косвенным данным можно определить их достоверность. Пр
иводимые ген. Лукомским телеграммы своими номерами и фактическим содер
жанием вполне соответствуют действительности того времени»
А. Г. Шляпников. «Семн
адцатый год». Гиэ, 1925 г., т. I, стр. 4.
. Мы полностью воспроизводим документацию Лукомского, отрывки кот
орой были перепечатаны в виде приложения к цитированной выше книге Шляп
никова. Ц Кроме этого мы приводим самый текст манифеста, черновой проек
т, набросанный рукой Шульгина, и протокол отречения, ведшийся ген. Нарышк
иным. Нарышкинский протокол извлечен нами из статьи покойного проф. Стор
ожева «Февральская революция 1917 года» напечатанный в сборнике «Научные
известия» за 1922 год. Ц О том, что Нарышкин вел протокол отречения, или точн
ее беседы царя с думскими представителями Шульгиным и Гучковым, свидете
льствуют различно почти все наши источники. Так Гучков говорит: «Ген. Нар
ышкин вынул записную книжку и стал записывать так, что, по-видимому, там и
меется точный протокол». Мордвинов прямо указывает на то, что Нарышкину,
как начальнику военно-походной канцелярии было поручено «присутствов
ать при приеме и записывать все происходящее».
Во всей эпопее отречения, несмотря на обилие свидетельских показаний, ри
сующих чисто прагматическую последовательность событий, остается неос
вещенным, не разъясненным до конца один пункт. Это психология главного д
ействующего лица Ц отрекающегося императора. Разбирая воспоминания Д
убенского и Мордвинова, мы постарались выделить из них элементы личной х
арактеристики Николая Н-го. И Дубенский и Мордвинов остановились в недо
умении перед тем пассивным фатализмом, перед тем безразличием, с каким Н
иколай относился к людям и событиям этих последних дней своего царствов
ания. Нужно признать, что такое отношение установилось у него не сразу. По
сылая ген. Иванова, царь, конечно, думал об активном, вооруженном подавлен
ии начавшегося в Петрограде восстания. Старик Иванов бесстыдно лгал доп
рашивавшим его членам Чрезвычайной Следственной комиссии, когда утвер
ждал, что его назначение в Петроград должно было, исключительно, содейст
вовать осуществлению ответственного министерства. «27 февраля, Ц показ
ывал Иванов, Ц я пришел к обеду у государя около 8 часов. Генерал Алексеев
вышел с доклада от государя и передал мне, что я назначаюсь в Петроград. Я
несколько удивился, потому что я желал остаться в армии
«Падение царского режима»
, т. V, стр. 313.
. На самом деле, для удивления не было никакого места, потому что еще
в 6 часов вечера Иванов имел беседу с Дубенским и Федоровым. Иванов, по сви
детельству Дубенского, не поколебался ни одной минуты, взять на себя зад
ачу «умиротворения столицы». Так была подготовлена кандидатура Иванов
а в диктаторы. За столом, во время обеда царь сел рядом с Ивановым и они вес
ь обед тихо разговаривали между собой. Мысль о даровании ответственного
министерства тесно переплеталась вечером 27 февраля с проектом отправки
карательной экспедиции. В результате царь распорядился дать председат
елю Совета Министров телеграмму о беспрекословном подчинении всех мин
истров распоряжениям Иванова. Решено было также, что Иванов озаботится с
набжением Петрограда продовольствием и углем. Кроме того, в распоряжени
е Иванова предоставлялись четыре пехотных и четыре кавалерийских полк
а, Георгиевский батальон и пулеметная команда Кольта. Эти пулеметы были
едва ли не самым ярким символом диктаторских полномочий Иванова. Даже «л
иберальный» Алексеев вечером 27 февраля, считал, что остается лишь одно: «с
обрать порядочный отряд где-нибудь, примерно около Царского и наступать
на бушующий Петроград». Таковы же были настроения царя. Разговоры об отв
етственном министерстве днем 27 февраля среди чинов царской свиты были п
реждевременны. Царь просто не хотел связывать себя определенным решени
ем, определенными обязательствами. С утра 27 февраля на него оказывалось о
пределенное давление из Петрограда и из Ставки, тем не менее, когда Алекс
еев попробовал уговорить Николая согласиться на просьбу премьера Голи
цына об увольнении состава Совета Министров, Николай просто не захотел с
ним говорить. Князю Голицыну была послана телеграмма, в которой царь ука
зывал, что при создавшейся обстановке он не допускает возможности произ
водить какие-либо перемены в составе Совета Министров и требовал принят
ия самых решительных мер для подавления революционного движения и бунт
а среди некоторых войсковых частей Петроградского гарнизона. 1) Отправля
я Иванова с пулеметной командой, царь отнюдь не связывал себя обещаниями
реформ. Иванов вечером 27-го говорил Дубенскому, что в Петроград посылает
ся телеграмма об ответственном министерстве, но на самом деле никакой те
леграммы послано не было. Во время ночного своего собеседования, царь ка
к-будто склонился к тому, чтобы «даровать» ответственное министерство,
но никаких конкретных шагов к этому не предпринимал. На прощание Иванов
сказал: «Ваше величество, позвольте напомнить относительно реформ». Цар
ь ответил ему: «Да, да мне об этом только что напоминал ген. Алексеев». 2) Вот
и все.
В течении всего дня 27 февраля царь проводит довольно последовательно по
литику репрессий, политику подавления революции. 28 февраля и большую час
ть дня 1 марта уходят на путешествие. В течение всего этого времени положе
ние непрерывно осложняется. Механизм власти расстроен, армия выходит из
повиновения. 28-го в поезде, царь соглашается назначить главой кабинета Ро
дзянко, сохранив при этом за собой замещение постов министров, военно-мо
рского, иностранных дел и двора и не делая кабинет формально ответственн
ым перед палатами. Только во Пскове, вечером 1 марта, царь соглашается на о
тветственное министрество и после беседы с Рузским с 5 ч. 15 мин. утра 2 марта
разрешает Алексееву обнародовать соответственный манифест. Таким обра
зом, понадобилось три дня, чтобы освоить Николая с мыслью об ответственн
ом кабинете. Нам кажется, что та видимая легкость, с какой Николай пошел на
отречение, можно отчасти объяснить тем, что Для него «ответственное мин
истерство» означало фактически конец его правления, конец самодержави
я. Власть, ограниченная парламентской ответственностью министров, не им
ела в его глазах никакой ценности. С этой точки зрения была известная пос
ледовательность, в том, чтобы три дня противиться введению парламентари
зма, и затем в несколько часов отказаться от власти, превращенной в прост
ой символ, простой декорум. Для Николая, этого эпигона русского абсолюти
зма, было органически невозможно перелицеваться в конституционного мо
нарха на западноевропейский образец. Но дело не только в этом.
Отрывки царского дневника, которыми открывается наш сборник, рисуют нам
«психологическую» историю отречения. Человек, упрямо цеплявшийся за аб
солютистскую неприкосновенность своей власти, просто не понимал того, ч
то вокруг него происходило. Строго очерчен был круг обычных представлен
ий, в которых вращалась мысль царя, и когда в них вторгся чудовищно-огромн
ый призрак революции, царь сдал сразу и безвозвратно. Он пережил своеобр
азную реакцию на все, вокруг него происходившее. Как ограничен ни был Ник
олай, все же нужно предположить наличие какого-то острого шока, сразу пар
ализовавшего его умственную деятельность. Отупение, апатия, пассивност
ь овладели им в самые критические дни 1 Ц 2 марта. Глава российского абсол
ютизма пережил свое падение безразличием Обывателя. Он «спал долго и кре
пко» на следующую же ночь после отречения. В Ставке занимался укладкой в
ещей, он сразу же восстановил обычный ритуал своей интимной жизни с ее не
сложными, бесхитростными развлечениями, и уже 7 марта «царь и самодержец
всея Руси», потерявший шесть дней тому назад абсолютную власть над шесто
й частью земной суши, записал в своем дневнике: «Обедал с мама и поиграл с
ней в безик».
Л. Китаев.


Ко второму изданию.

В настоящем издании добавлены: отрывок из книги В. В. Шульгина «Дни», бесед
а герцога Н. Н. Лейхтенбергского с сотрудником «Биржевых Ведомостей» о п
оследних днях пребывания Николая II в ставке, а также впервые публикуемый
в СССР отрывок из книги б. начальника Собщений театра военных действий г
ен. Н. М. Тихменева. Кроме того, приведенные в первом издании в отрывках зап
иси дневников Николая II за период отречения, ныне публикуются в полном ви
де.
Л. К.

КТО СПАСАЛ ЦАРЯ.

О конце Романовской династии у нас в широких массах господствуют не совс
ем верные представления.
Дело рисуется так, что Николай совершенно безропотно подчинился первом
у мановению революции.
Что вышла чуть ли не ошибка, недоразумение, опечатка, фокус, умело подстро
енный Родзянко вкупе с Алексеевым, в результате чего мертвецки пьяный ца
рь подмахнул акт об отречении, как сонный кутила Ц назойливый ресторанн
ый счет.
Что отрекшийся царь после своего исторического шага чуть ли не ковырял в
носу и тупо бормотал: поеду в Ливадию сажать цветочки.
Николай, тряпка, сосулька, покорно ушел, как только его «честью попросили
».
Такие картины, имевшие особо широкое хождение в первые годы революции, н
уждаются в существенных исправлениях.
Для рассказов об анекдотическом ничтожестве покойника-самодержца, пра
вда, есть большие основания.
Нельзя, например, пройти мимо изумительных записей Николая в его личном
дневнике:
«2 марта. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппар
ату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь ми
нистерство из думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним боретс
я социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отр
ечение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем командую
щим. К 2 1/2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и у
держания армии на фронте и спокойствия нужно сделать этот шаг. Я согласи
лся. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли
Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и пер
еделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелымЦ чувством пере
житого. Кругом измена и трусость, и обман».
Ц Нужно мое отречение. Я согласился…
В самом деле, овечье смирение и безразличие.
Вы думаете, Николай, уступив трехсотлетнюю власть Романовых, пытался при
нять яд, раздирал на себе одежды, проводил мучительные, бессонные ночи?
Вот вам запись на другой день после отречения:
«3 марта. Спал долго и крепко, проснулся далеко за Двинском. День стоял сол
нечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Це
заре, В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексе
ева в вагоне. В 9 1/2 перебрался в дом. Алексеев прищел с последними известиям
и от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырех
хвосткой для выбора через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, к
то надоумил его написать такую гадость. В Петрограде беспорядки прекрат
ились, Ц лишь бы так продолжалось дальше».
«7 марта. После чая начал укладывать вещи. Обедал с мама и поиграл с ней в бе
зик».
Ц Спал долго и крепко! Оказывается, Миша отрекся. Оказывается, читал о Це
заре. И, тем не менее, даже читая Цезаря, через пять дней после отречения иг
рал с мамашей в карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34