То, что человек мог взмыть на спине дракона к самым небесам, служило для них источником неизменного трепета и восхищения.
Иштван, впрочем, не любил, когда у него стоят за спиной. Подхватив рукавицей комок драконьего навоза, он сделал вид, что сейчас запустит в мальчишку ядовитым снарядом. Маленький островитянин сбежал, заливаясь хохотом.
Иштван усмехнулся и сам. Настроение его понемногу исправлялось. Грабли и метлу он вернул Турулу, ведра опорожнил в особую канаву, вырытую глубже, чем солдатские выгребные ямы, и дальше от текучей воды, и только тогда со вздохом облегчения снял поножи и рукавицы, чтобы повесить на гвоздик.
Солдат не успел еще отойти от дракошни, когда увидел, что к свежевычищенному загону снижается кругами его обитатель.
— Снова все загадишь! — рявкнул он, погрозив летучему зверю кулаком. — Сам и выгребай!
Турул расхохотался — наверное, решил, что это смешно. Иштван был совершенно серьезен.
Приземляясь, дракон захлопал крыльями так, что солдата едва не сбило с ног ветром. Летчик выпрыгнул из седла и, торопливо накинув посадочную цепь на железный кол посреди загона, ринулся прочь.
— Эй, кто тебе задницу подпалил? — бросил Турул ему в спину.
— У нас скоро будет компания! — ответил летчик, махнув рукой на восход и, не тратя лишних слов, умчался давать отчет начальству — что именно за компания и как скоро появится.
Главное было ясно и так: куусамане. В окрестностях Обуды сходилось несколько становых жил. Потому-то Дьёндьёш и Куусамо продолжали войну за остров. Туземные колдуны не открыли чародейных жил — их лодки двигались за счет ветра или весел, как рыбачьи челны, качавшиеся сейчас близ берегов.
— Если бы мы не сражались в то же самое время с ункерлантцами, мы бы так врезали Куусамо, что семь князей зареклись бы нам перечить, — с жаром заявил Иштван.
Турул пожал плечами.
— Если бы все семеро князей пришли хоть раз к согласию, они могли бы врезать нам. Ни они, ни мы не бросаем все силы на эту войну — по мне, так оно и к лучшему.
— Да пропади оно пропадом, коли так! — воскликнул молодой горец.
— Бьюсь об заклад, вербовщики при виде тебя ухмылялись до ушей. — Турул тоже ухмыльнулся, но выглядело это не слишком приятно.
Иштван выкинул циничного драконера из головы — барабаны забили тревогу. Солдат поторопился за жезлом, чтобы не опоздать к построению перед тем, как его направят на боевой пост, и по дороге едва не сбил с ног нескольких товарищей, тоже усиленно изображавших из себя опытных бойцов. Как и сам Иштван, которого то цепенил ужас, то окатывала яростная горячка, они никогда не бывали в бою.
Обуданцы в бою бывали, хотя не принимали участия, и высказывали свое мнение на этот счет вполне однозначно — жители покидали Соронг. Одни направлялись к вершине холма, другие, наоборот, стремились скрыться в лесу. Иные волокли на спинах мешки из грубой холстины, куда уместили свои пожитки, большинство же снялись с места налегке, в чем были.
— Крепитесь, отважные воины экрекека Арпада! — вскричал майор Кишфалуди, и каждый волосок в его песочной бороде затрепетал от избытка чувств. — Если куусамане осмелятся ступить на берег нашего острова, мы приготовили хороший сюрприз для косоглазых бесенят! — Он ухмыльнулся жестоко и заговорщицки. — Они понятия не имеют, сколько драконов мы перебросили на Обуду с тех пор, как отбили у них остров.
Перед мысленным взглядом Иштвана немедля предстали драконы, мечущие ядра в осмелившиеся подступить к Обуде куусаманские корабли, как полыхают одни фрегаты, а другие улепетывают на восток по становой жиле изо всех сил. Вместе со всем взводом, со всем отрядом солдат восторженно взвыл.
— А теперь — к берегу! — приказал майор. — Если куусаманам повезет и они все же ступят на Обуду, мы сбросим их в море.
Иштван с товарищами вновь возликовали. В стороне от плаца гремели крылья — это взмывали в небеса драконы с всадниками. Рядовой весело подумал о том, какой ужас охватит врага, когда пламя и силы хаоса внезапно охватят его. С точки зрения горца, те, кто пошел против экрекека Арпада, не заслуживали лучшего.
Тропа вывела его через лесок к берегу. На опушке, скрытые среди валунов и охапок хвороста, таились ядрометы — их расчеты тоже изготовились осыпать пламенем достигших земли куусаман. Иштван помахал товарищам рукой и нырнул в окоп.
Теперь оставалось только ждать. Он наблюдал, как медленно плывут в небесах навстречу только им — дюны скрывали от солдат океан — видимой цели драконы. А потом вздрогнул удивленно, когда навстречу вылетевшим с Обуды устремились с востока летучие твари. Он почесал затылок. Что, первое крыло уже вернулось?
Сержант Йокаи разразился черной руганью.
— Косоглазые козопасы навалили полный трюм драконов! — взревел он, когда членораздельная речь вернулась к нему. — Ох, жизнь наша — была плоха, а стала хуже!
И действительно, покуда часть дьёндьёшских драконов мчалась к невидимым за горизонтам куусаманским кораблям, другие закружились в смертельном танце с вражескими ящерами. Когда несколько зверей легло на обратный курс, к Обуде, ни Иштван, ни остальные солдаты на земле не могли понять, кому они принадлежат.
Один отставал, впустую загребая воздух левым крылом, проваливаясь все ниже, покуда не рухнул на песок в полутора десятках шагов перед Иштваном. Солдат увидал, что перепонки крыла прожжены насквозь. Летчик-дьёндьёшец, весь в крови, шатаясь, проковылял несколько шагов в сторону окопа. «Отбились!» — вскрикнул он и рухнул лицом вперед.
Несколько солдат ринулись вперед, подхватили его на руки. Сержант Йокаи вновь принялся ругаться.
— Да, — бормотал он, — сейчас отбились. Потому что у нас против их сюрприза был заготовлен свой, да потому, что рано засекли атаку. Но запускать драконов с палубы! Ублюдки косоглазые, пропади от них силы, очередную скверну придумали.
Иштвану внезапно стал совсем не обидно, что он так и не поучаствовал в настоящем бою. Лучше уж не в таком.
Пекка наблюдала, как студенты заполняют аудиторию, — не самую большую в городском колледже Каяни, но Пекку это не тревожило. Теоретическое чародейство, в отличие от прикладного, не вело становой жилой к славе или богатству. Но без научной теории волшебства никто бы даже не узнал о существовании становых жил, не говоря о том, чтобы научиться черпать их силу.
Опершись о кафедру, она глубоко вдохнула и начала: прежде всего иного — ритуал.
— Допрежь кауниан здесь были мы — куусамо. Допрежь лагоан здесь были мы — куусамо. Когда отбыли кауниане, здесь остались мы — куусамо. Мы, куусамо, здесь. Когда отбудут лагоанцы, здесь останемся мы — куусамо.
Студенты повторяли за ней простые гордые слова. Кое-кто из них сам был каунианской крови — приезжие из Елгавы или Валмиеры, другие прибыли из Лагоаша. Высокий рост, резкие черты лица и светлые — золотые или медные — волосы выделяли чужаков из общей массы (хотя некоторые подданные семи князей, особенно в восточной части страны, могли бы сойти за лагоанцев на вид). Но, откуда бы не явились, они исполняли тот же ритуал. Отказавшимся на лекции Пекки ходу не было.
— Человечество использовало силы, проявляемые и высвобождаемые в становых родниках, еще до начала письменной истории, — начала она.
Студенты принялись конспектировать. Зрелище это не уставало забавлять Пекку. Большинство записывало все дословно, даже если все сказанное уже было им известно. Те, кому суждено преуспеть в избранном ремесле, избавятся от этой привычки. Теория волшебства в конечном итоге к тому и сводилась, чтобы отделять существенное от наслоений случайного.
— Только успехи в развитии как теоретических основ чародейства, так и практического их воплощения позволили нам продвинуться дальше, чем колдуны Каунианской империи, — продолжала Пекка, продемонстрировав классу амулет из янтаря и магнетита вроде тех, которыми пользовались корабельные маги. — Обратите внимание, что эти успехи шли рука об руку. Улучшенные инструменты чародейства позволяли получить новые данные, а те, в свою очередь, позволяли приблизить теорию к наблюдаемой реальности, так же, как новые теории помогали создавать новые инструменты для своего опытного подтверждения.
Обернувшись, она написала на грифельной доске формулировки законов сходства — «сходные причины порождают сходные эффекты» — и контакта — «единожды вступив в контакт, предметы продолжают влиять друг на друга». Почерк ее, как и тело, был мелким, изящным и ровным.
— За кого она нас принимает — за дебилов? — разочарованно прошипела соседке одна из студенток за передней партой. — Об этом знали даже во времена империи.
Пекка кивнула.
— Да, в дни империи два закона уже были известны людям. Наши собственные предки, — студентка, как и преподаватель, была куусаманкой, — знали о них прежде, чем кауниане пересекли Валмиерский пролив и захватили наш остров. Предки дьёндьёшцев открыли их независимо. Некоторые племена дикарей в отдаленных уголках джунглей экваториальной Шяулии и на островах Великого северного моря тоже о них знают. Даже косматые обитатели льдов пользуются двумя законами, хотя эти, возможно, узнали о них от жителей Дерлавая.
По лицу студентки видно было, что она жалеет, что вообще открыла рот. Пекка на ее месте тоже бы пожалела. Но теория колдовства не сожалениями строится.
— Но мы видим перед собой, — продолжала Пекка, — не количественную, а качественную формулировку. Законы сходства и контакта утверждают, что данные эффекты проявятся, но не говорят, в какой форме или с какой силой. Именно этим мы и займемся в предстоящем семестре.
Прежде чем лекция закончилась, Пекка несколько раз заполняла доску формулами и расчетами от края до края, и ей приходилось стирать мел старой фланелевой тряпкой. Когда она отпустила, наконец, студентов, один из них подошел к преподавателю и с поклоном спросил:
— Госпожа Пекка, разве вы не могли очистить доску волшебством, вместо того чтобы марать руки?
— Чародей с большей склонностью к практике справился бы легче, но — да, могла бы. — Пекка постаралась скрыть веселье. Этот вопрос ей задавали самое малое через семестр. Глаза юноши блеснули — он уже собирался задать следующий вопрос, но Пекка его опередила: — Я чищу доску тряпкой, а не чарами, потому что это проще, чем любое заклятье, которое я могла бы наложить. Одно волшебник должен усвоить твердо: если он может что-то сделать, это еще не значит, что должен .
Юноша воззрился на нее с полнейшим непониманием, распахнув глаза, насколько мог.
— Тогда в чем прок от магии, если ничего не делать? — спросил он.
— В том, чтобы знать, что делать, — мягко подсказала Пекка.
Но студент не понял. Это было очевидно. Возможно, к концу семестра до него и дойдет. А может, и нет. Мальчик так молод. Кроме того, для мужчин пределы — это не границы, а преграды.
Юноша отошел, качая головой. Пекка позволила себе слегка улыбнуться. Она ответила еще на пару вопросов, не столь существенных, иначе как для обратившихся с ними студентов: об учебниках и экзаменах. Когда в аудиторию начали заходить, болтая, юноши и девушки и стало ясно, что лекция по кристаллографии скоро начнется, преподавательница ловко смела свои заметки в кожаный чемоданчик и вышла.
За время занятий солнце вышло из-за туч, и оставленные ночным ливнем лужи ослепительно сверкали. Но в Каяни даже летом солнечные лучи казались разбавленными. Куусамо — страна туманов, дождей и мглы, край, где небо из серого становилось сизым, где густой, яркой зелени лесов, лугов и взгорий приходилось отдуваться за тусклые оттенки небесного свода.
Зелень справлялась — так мог гордо похвастать любой куусаманин, и в этом Пекка не отличалась от соотечественников. Однако четыре не то пять лет тому обратно — наверное, пять, потому что дело было еще до войны с Дьёндьёшем, — она провела отпуск на знаменитых золотых пляжах северной Елгавы. Золотистая кожа южанки лучше переносила яростное солнце, чем бледные бока жарившихся на песке елгаванцев, — одно из воспоминаний, которые она привезла домой. А другим оказался поразительный оттенок неба — он и теперь представал перед ее мысленным взглядом так ярко, словно Пекка лежала нагой на пляже. Тогда казавшиеся дотоле невнятными строфы каунианских поэм обрели для нее смысл.
Но в Каяни краски жаркого севера оставались лишь воспоминаниями. Здешние берега были обращены к землям обитателей льдов на юго-востоке и бескрайним паковым льдам на днище мира. Пекка расправила хрупкие плечи. Ей приятно было вспомнить Елгаву, но жить там она не хотела бы. Каяни был ее домом.
Для куусаман это значило очень много. Пробираясь среди глубоких луж, Пекка по-новому взглянула на дома, обычно служившие лишь задником для сцен из городской жизни. Дома были по большей части деревянные: Куусамо славилось бескрайними лесами. Кое-где бревна потемнели от грязи, в других — выцвели от времени, но крашеных стен почти не было видно, по крайней мере снаружи. Излишняя цветистость соплеменникам Пекки была чужда. Редкие кирпичные строения не выделялись из общего ряда, бурые, или грязно-желтые, или песочного оттенка — взгляда не возмутит красная или оранжевая черепица.
— Нет, — прошептала она гордо, — мы не отпрыск альгарвейского ствола и не каунианское семя. Пусть они чванятся и бахвалятся. Мы остаемся.
Граница между территорией колледжа и городом была почти незаметна — только прохожие вокруг стали постарше и посерьезней, а лагоанцы и уроженцы каунианских земель, смешивавшиеся с темноволосыми островитянами, были скорей моряками, нежели студентами. На прилавках громоздились товары, но торговцы не выбегали, не пытались ухватить за рукав и подтащить зазевавшегося покупателя поближе, как случалось с Пеккой в Елгаве. Это тоже было бы излишеством.
Мимо прожужжал общественный караванчик, подняв кильватерную волну в дождевых лужах. Вагоны тоже были деревянные; широкие крыши, точно поля шляп, нависали над окнами. В Лагоаше или Сибиу вагоны были бы сработаны из листового железа; в Валмиере или Елгаве — из чего угодно, но непременно раскрашены под мрамор.
Пекка купила за пару медяков листок новостей и пошла дальше, пытаясь читать по дороге. Раздраженно пощелкала языком, уяснив, что дёнки отбили флот, направленный взять Обуду. Газетчики цитировали адмирала Ристо: «Они спрятали в рукаве больше драконов, чем ожидалось. Мы отвели войска на перегруппировку и повторим атаку спустя некоторое время».
Свеммель Ункерлантский за такой провал снес бы Ристо голову. Адмиралтейство выпустило заявление за подписями семи князей, в коем выражало полную уверенность в адмирале Ристо. Сносить головы тоже было не в стиле куусаман. На миг Пекке стало любопытно — как сложилась бы обстановка на фронте, если б дела обстояли иначе.
На континенте бушевала война. Валмиера, Елгава и Фортвег заявляли о сокрушительных победах над Альгарве. Альгарве заявляла о сокрушительных победах надо всеми врагами разом. Кто-то явно врал. Пекка грустно усмехнулась. Возможно, врали все.
Путь ее лежал в круто вздымавшиеся над серым буйным морем холмы. Над головой с пронзительными воплями кружили чайки. На молодой сосенке звонко орала сойка. Мимо пролетела прихотливыми кругами ярко-желтая бабочка. В этот раз чародейка улыбнулась искренне и счастливо. В Каяни бабочки могли порхать лишь недолгим летом.
Пекка свернула с дороги в переулок. Ее сестра с зятем жили в соседнем доме, у соснового леска. Едва завидев за окном Пекку, Элимаки распахнула обветренную дверь. Уто проскользнул у нее между ног и с радостным воплем бросился к матери.
Пекка присела на корточки и обняла сынишку.
— Уто, ты хорошо себя вел у тети Элимаки? — поинтересовалась она, без особого успеха стараясь говорить сурово.
Уто кивнул со всей серьезностью четырехлетнего мальчишки. Элимаки закатила глаза, чему Пекка вовсе не удивилась.
Чародейка взяла за руку боевое ядро, замаскированное под маленького мальчика, и повела домой, поглядывая, чтобы Уто не натворил чего-нибудь и по дороге.
— Постарайся не разнести весь дом, прежде чем папа придет с работы, — наставительно проговорила она, захлопывая дверь.
Ее муж Лейно тоже был волшебником, но в этом семестре его лекции заканчивались на несколько часов позже.
Уто пообещал вести себя примерно — он всегда обещал. Клятвы четырехлетнего мальчишки на ветру писаны, и Пекка это знала.
На кухне она вытащила утку из упокойника. Заклятье, наложенное на ящик, изобрели когда-то кауниане, чтобы парализовывать врагов на поле боя — покуда они сами и соседние народы не изобрели защитные чары, после чего идею забросили на несколько столетий, пока современные исследователи, разобравшись в принципах действия заклятья, не начали применять его как в медицине, так и в кулинарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Иштван, впрочем, не любил, когда у него стоят за спиной. Подхватив рукавицей комок драконьего навоза, он сделал вид, что сейчас запустит в мальчишку ядовитым снарядом. Маленький островитянин сбежал, заливаясь хохотом.
Иштван усмехнулся и сам. Настроение его понемногу исправлялось. Грабли и метлу он вернул Турулу, ведра опорожнил в особую канаву, вырытую глубже, чем солдатские выгребные ямы, и дальше от текучей воды, и только тогда со вздохом облегчения снял поножи и рукавицы, чтобы повесить на гвоздик.
Солдат не успел еще отойти от дракошни, когда увидел, что к свежевычищенному загону снижается кругами его обитатель.
— Снова все загадишь! — рявкнул он, погрозив летучему зверю кулаком. — Сам и выгребай!
Турул расхохотался — наверное, решил, что это смешно. Иштван был совершенно серьезен.
Приземляясь, дракон захлопал крыльями так, что солдата едва не сбило с ног ветром. Летчик выпрыгнул из седла и, торопливо накинув посадочную цепь на железный кол посреди загона, ринулся прочь.
— Эй, кто тебе задницу подпалил? — бросил Турул ему в спину.
— У нас скоро будет компания! — ответил летчик, махнув рукой на восход и, не тратя лишних слов, умчался давать отчет начальству — что именно за компания и как скоро появится.
Главное было ясно и так: куусамане. В окрестностях Обуды сходилось несколько становых жил. Потому-то Дьёндьёш и Куусамо продолжали войну за остров. Туземные колдуны не открыли чародейных жил — их лодки двигались за счет ветра или весел, как рыбачьи челны, качавшиеся сейчас близ берегов.
— Если бы мы не сражались в то же самое время с ункерлантцами, мы бы так врезали Куусамо, что семь князей зареклись бы нам перечить, — с жаром заявил Иштван.
Турул пожал плечами.
— Если бы все семеро князей пришли хоть раз к согласию, они могли бы врезать нам. Ни они, ни мы не бросаем все силы на эту войну — по мне, так оно и к лучшему.
— Да пропади оно пропадом, коли так! — воскликнул молодой горец.
— Бьюсь об заклад, вербовщики при виде тебя ухмылялись до ушей. — Турул тоже ухмыльнулся, но выглядело это не слишком приятно.
Иштван выкинул циничного драконера из головы — барабаны забили тревогу. Солдат поторопился за жезлом, чтобы не опоздать к построению перед тем, как его направят на боевой пост, и по дороге едва не сбил с ног нескольких товарищей, тоже усиленно изображавших из себя опытных бойцов. Как и сам Иштван, которого то цепенил ужас, то окатывала яростная горячка, они никогда не бывали в бою.
Обуданцы в бою бывали, хотя не принимали участия, и высказывали свое мнение на этот счет вполне однозначно — жители покидали Соронг. Одни направлялись к вершине холма, другие, наоборот, стремились скрыться в лесу. Иные волокли на спинах мешки из грубой холстины, куда уместили свои пожитки, большинство же снялись с места налегке, в чем были.
— Крепитесь, отважные воины экрекека Арпада! — вскричал майор Кишфалуди, и каждый волосок в его песочной бороде затрепетал от избытка чувств. — Если куусамане осмелятся ступить на берег нашего острова, мы приготовили хороший сюрприз для косоглазых бесенят! — Он ухмыльнулся жестоко и заговорщицки. — Они понятия не имеют, сколько драконов мы перебросили на Обуду с тех пор, как отбили у них остров.
Перед мысленным взглядом Иштвана немедля предстали драконы, мечущие ядра в осмелившиеся подступить к Обуде куусаманские корабли, как полыхают одни фрегаты, а другие улепетывают на восток по становой жиле изо всех сил. Вместе со всем взводом, со всем отрядом солдат восторженно взвыл.
— А теперь — к берегу! — приказал майор. — Если куусаманам повезет и они все же ступят на Обуду, мы сбросим их в море.
Иштван с товарищами вновь возликовали. В стороне от плаца гремели крылья — это взмывали в небеса драконы с всадниками. Рядовой весело подумал о том, какой ужас охватит врага, когда пламя и силы хаоса внезапно охватят его. С точки зрения горца, те, кто пошел против экрекека Арпада, не заслуживали лучшего.
Тропа вывела его через лесок к берегу. На опушке, скрытые среди валунов и охапок хвороста, таились ядрометы — их расчеты тоже изготовились осыпать пламенем достигших земли куусаман. Иштван помахал товарищам рукой и нырнул в окоп.
Теперь оставалось только ждать. Он наблюдал, как медленно плывут в небесах навстречу только им — дюны скрывали от солдат океан — видимой цели драконы. А потом вздрогнул удивленно, когда навстречу вылетевшим с Обуды устремились с востока летучие твари. Он почесал затылок. Что, первое крыло уже вернулось?
Сержант Йокаи разразился черной руганью.
— Косоглазые козопасы навалили полный трюм драконов! — взревел он, когда членораздельная речь вернулась к нему. — Ох, жизнь наша — была плоха, а стала хуже!
И действительно, покуда часть дьёндьёшских драконов мчалась к невидимым за горизонтам куусаманским кораблям, другие закружились в смертельном танце с вражескими ящерами. Когда несколько зверей легло на обратный курс, к Обуде, ни Иштван, ни остальные солдаты на земле не могли понять, кому они принадлежат.
Один отставал, впустую загребая воздух левым крылом, проваливаясь все ниже, покуда не рухнул на песок в полутора десятках шагов перед Иштваном. Солдат увидал, что перепонки крыла прожжены насквозь. Летчик-дьёндьёшец, весь в крови, шатаясь, проковылял несколько шагов в сторону окопа. «Отбились!» — вскрикнул он и рухнул лицом вперед.
Несколько солдат ринулись вперед, подхватили его на руки. Сержант Йокаи вновь принялся ругаться.
— Да, — бормотал он, — сейчас отбились. Потому что у нас против их сюрприза был заготовлен свой, да потому, что рано засекли атаку. Но запускать драконов с палубы! Ублюдки косоглазые, пропади от них силы, очередную скверну придумали.
Иштвану внезапно стал совсем не обидно, что он так и не поучаствовал в настоящем бою. Лучше уж не в таком.
Пекка наблюдала, как студенты заполняют аудиторию, — не самую большую в городском колледже Каяни, но Пекку это не тревожило. Теоретическое чародейство, в отличие от прикладного, не вело становой жилой к славе или богатству. Но без научной теории волшебства никто бы даже не узнал о существовании становых жил, не говоря о том, чтобы научиться черпать их силу.
Опершись о кафедру, она глубоко вдохнула и начала: прежде всего иного — ритуал.
— Допрежь кауниан здесь были мы — куусамо. Допрежь лагоан здесь были мы — куусамо. Когда отбыли кауниане, здесь остались мы — куусамо. Мы, куусамо, здесь. Когда отбудут лагоанцы, здесь останемся мы — куусамо.
Студенты повторяли за ней простые гордые слова. Кое-кто из них сам был каунианской крови — приезжие из Елгавы или Валмиеры, другие прибыли из Лагоаша. Высокий рост, резкие черты лица и светлые — золотые или медные — волосы выделяли чужаков из общей массы (хотя некоторые подданные семи князей, особенно в восточной части страны, могли бы сойти за лагоанцев на вид). Но, откуда бы не явились, они исполняли тот же ритуал. Отказавшимся на лекции Пекки ходу не было.
— Человечество использовало силы, проявляемые и высвобождаемые в становых родниках, еще до начала письменной истории, — начала она.
Студенты принялись конспектировать. Зрелище это не уставало забавлять Пекку. Большинство записывало все дословно, даже если все сказанное уже было им известно. Те, кому суждено преуспеть в избранном ремесле, избавятся от этой привычки. Теория волшебства в конечном итоге к тому и сводилась, чтобы отделять существенное от наслоений случайного.
— Только успехи в развитии как теоретических основ чародейства, так и практического их воплощения позволили нам продвинуться дальше, чем колдуны Каунианской империи, — продолжала Пекка, продемонстрировав классу амулет из янтаря и магнетита вроде тех, которыми пользовались корабельные маги. — Обратите внимание, что эти успехи шли рука об руку. Улучшенные инструменты чародейства позволяли получить новые данные, а те, в свою очередь, позволяли приблизить теорию к наблюдаемой реальности, так же, как новые теории помогали создавать новые инструменты для своего опытного подтверждения.
Обернувшись, она написала на грифельной доске формулировки законов сходства — «сходные причины порождают сходные эффекты» — и контакта — «единожды вступив в контакт, предметы продолжают влиять друг на друга». Почерк ее, как и тело, был мелким, изящным и ровным.
— За кого она нас принимает — за дебилов? — разочарованно прошипела соседке одна из студенток за передней партой. — Об этом знали даже во времена империи.
Пекка кивнула.
— Да, в дни империи два закона уже были известны людям. Наши собственные предки, — студентка, как и преподаватель, была куусаманкой, — знали о них прежде, чем кауниане пересекли Валмиерский пролив и захватили наш остров. Предки дьёндьёшцев открыли их независимо. Некоторые племена дикарей в отдаленных уголках джунглей экваториальной Шяулии и на островах Великого северного моря тоже о них знают. Даже косматые обитатели льдов пользуются двумя законами, хотя эти, возможно, узнали о них от жителей Дерлавая.
По лицу студентки видно было, что она жалеет, что вообще открыла рот. Пекка на ее месте тоже бы пожалела. Но теория колдовства не сожалениями строится.
— Но мы видим перед собой, — продолжала Пекка, — не количественную, а качественную формулировку. Законы сходства и контакта утверждают, что данные эффекты проявятся, но не говорят, в какой форме или с какой силой. Именно этим мы и займемся в предстоящем семестре.
Прежде чем лекция закончилась, Пекка несколько раз заполняла доску формулами и расчетами от края до края, и ей приходилось стирать мел старой фланелевой тряпкой. Когда она отпустила, наконец, студентов, один из них подошел к преподавателю и с поклоном спросил:
— Госпожа Пекка, разве вы не могли очистить доску волшебством, вместо того чтобы марать руки?
— Чародей с большей склонностью к практике справился бы легче, но — да, могла бы. — Пекка постаралась скрыть веселье. Этот вопрос ей задавали самое малое через семестр. Глаза юноши блеснули — он уже собирался задать следующий вопрос, но Пекка его опередила: — Я чищу доску тряпкой, а не чарами, потому что это проще, чем любое заклятье, которое я могла бы наложить. Одно волшебник должен усвоить твердо: если он может что-то сделать, это еще не значит, что должен .
Юноша воззрился на нее с полнейшим непониманием, распахнув глаза, насколько мог.
— Тогда в чем прок от магии, если ничего не делать? — спросил он.
— В том, чтобы знать, что делать, — мягко подсказала Пекка.
Но студент не понял. Это было очевидно. Возможно, к концу семестра до него и дойдет. А может, и нет. Мальчик так молод. Кроме того, для мужчин пределы — это не границы, а преграды.
Юноша отошел, качая головой. Пекка позволила себе слегка улыбнуться. Она ответила еще на пару вопросов, не столь существенных, иначе как для обратившихся с ними студентов: об учебниках и экзаменах. Когда в аудиторию начали заходить, болтая, юноши и девушки и стало ясно, что лекция по кристаллографии скоро начнется, преподавательница ловко смела свои заметки в кожаный чемоданчик и вышла.
За время занятий солнце вышло из-за туч, и оставленные ночным ливнем лужи ослепительно сверкали. Но в Каяни даже летом солнечные лучи казались разбавленными. Куусамо — страна туманов, дождей и мглы, край, где небо из серого становилось сизым, где густой, яркой зелени лесов, лугов и взгорий приходилось отдуваться за тусклые оттенки небесного свода.
Зелень справлялась — так мог гордо похвастать любой куусаманин, и в этом Пекка не отличалась от соотечественников. Однако четыре не то пять лет тому обратно — наверное, пять, потому что дело было еще до войны с Дьёндьёшем, — она провела отпуск на знаменитых золотых пляжах северной Елгавы. Золотистая кожа южанки лучше переносила яростное солнце, чем бледные бока жарившихся на песке елгаванцев, — одно из воспоминаний, которые она привезла домой. А другим оказался поразительный оттенок неба — он и теперь представал перед ее мысленным взглядом так ярко, словно Пекка лежала нагой на пляже. Тогда казавшиеся дотоле невнятными строфы каунианских поэм обрели для нее смысл.
Но в Каяни краски жаркого севера оставались лишь воспоминаниями. Здешние берега были обращены к землям обитателей льдов на юго-востоке и бескрайним паковым льдам на днище мира. Пекка расправила хрупкие плечи. Ей приятно было вспомнить Елгаву, но жить там она не хотела бы. Каяни был ее домом.
Для куусаман это значило очень много. Пробираясь среди глубоких луж, Пекка по-новому взглянула на дома, обычно служившие лишь задником для сцен из городской жизни. Дома были по большей части деревянные: Куусамо славилось бескрайними лесами. Кое-где бревна потемнели от грязи, в других — выцвели от времени, но крашеных стен почти не было видно, по крайней мере снаружи. Излишняя цветистость соплеменникам Пекки была чужда. Редкие кирпичные строения не выделялись из общего ряда, бурые, или грязно-желтые, или песочного оттенка — взгляда не возмутит красная или оранжевая черепица.
— Нет, — прошептала она гордо, — мы не отпрыск альгарвейского ствола и не каунианское семя. Пусть они чванятся и бахвалятся. Мы остаемся.
Граница между территорией колледжа и городом была почти незаметна — только прохожие вокруг стали постарше и посерьезней, а лагоанцы и уроженцы каунианских земель, смешивавшиеся с темноволосыми островитянами, были скорей моряками, нежели студентами. На прилавках громоздились товары, но торговцы не выбегали, не пытались ухватить за рукав и подтащить зазевавшегося покупателя поближе, как случалось с Пеккой в Елгаве. Это тоже было бы излишеством.
Мимо прожужжал общественный караванчик, подняв кильватерную волну в дождевых лужах. Вагоны тоже были деревянные; широкие крыши, точно поля шляп, нависали над окнами. В Лагоаше или Сибиу вагоны были бы сработаны из листового железа; в Валмиере или Елгаве — из чего угодно, но непременно раскрашены под мрамор.
Пекка купила за пару медяков листок новостей и пошла дальше, пытаясь читать по дороге. Раздраженно пощелкала языком, уяснив, что дёнки отбили флот, направленный взять Обуду. Газетчики цитировали адмирала Ристо: «Они спрятали в рукаве больше драконов, чем ожидалось. Мы отвели войска на перегруппировку и повторим атаку спустя некоторое время».
Свеммель Ункерлантский за такой провал снес бы Ристо голову. Адмиралтейство выпустило заявление за подписями семи князей, в коем выражало полную уверенность в адмирале Ристо. Сносить головы тоже было не в стиле куусаман. На миг Пекке стало любопытно — как сложилась бы обстановка на фронте, если б дела обстояли иначе.
На континенте бушевала война. Валмиера, Елгава и Фортвег заявляли о сокрушительных победах над Альгарве. Альгарве заявляла о сокрушительных победах надо всеми врагами разом. Кто-то явно врал. Пекка грустно усмехнулась. Возможно, врали все.
Путь ее лежал в круто вздымавшиеся над серым буйным морем холмы. Над головой с пронзительными воплями кружили чайки. На молодой сосенке звонко орала сойка. Мимо пролетела прихотливыми кругами ярко-желтая бабочка. В этот раз чародейка улыбнулась искренне и счастливо. В Каяни бабочки могли порхать лишь недолгим летом.
Пекка свернула с дороги в переулок. Ее сестра с зятем жили в соседнем доме, у соснового леска. Едва завидев за окном Пекку, Элимаки распахнула обветренную дверь. Уто проскользнул у нее между ног и с радостным воплем бросился к матери.
Пекка присела на корточки и обняла сынишку.
— Уто, ты хорошо себя вел у тети Элимаки? — поинтересовалась она, без особого успеха стараясь говорить сурово.
Уто кивнул со всей серьезностью четырехлетнего мальчишки. Элимаки закатила глаза, чему Пекка вовсе не удивилась.
Чародейка взяла за руку боевое ядро, замаскированное под маленького мальчика, и повела домой, поглядывая, чтобы Уто не натворил чего-нибудь и по дороге.
— Постарайся не разнести весь дом, прежде чем папа придет с работы, — наставительно проговорила она, захлопывая дверь.
Ее муж Лейно тоже был волшебником, но в этом семестре его лекции заканчивались на несколько часов позже.
Уто пообещал вести себя примерно — он всегда обещал. Клятвы четырехлетнего мальчишки на ветру писаны, и Пекка это знала.
На кухне она вытащила утку из упокойника. Заклятье, наложенное на ящик, изобрели когда-то кауниане, чтобы парализовывать врагов на поле боя — покуда они сами и соседние народы не изобрели защитные чары, после чего идею забросили на несколько столетий, пока современные исследователи, разобравшись в принципах действия заклятья, не начали применять его как в медицине, так и в кулинарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81