Утверждали, что и государь и
"старец" были ее любовниками, причем предпочтение отдавалось последнему.
Смешно сказать, но как аристократы, так и революционеры повторяли о них
одни и те же байки с одинаковым удовольствием и одинаково повизгивая от
возмущения. После отречения царя Анна Вырубова, над головой которой
сгустились тучи, была арестована министром юстиции Временного
правительства Александром Керенским. Позднее, когда ее решили судить за
"политическую деятельность", Вырубова стала оправдываться и прибегла к
единственному доступному ей способу защиты. Она потребовала проведения
медицинской экспертизы. Такая экспертиза была проведена в мае 1917 года,
и, к удивлению всего населения страны, Анна Вырубова, покрывшая себя
недоброй славой наперсниц императрицы, оказалась девственницей.
Эмоциональные нагрузки, которые из года в год приходилось выдерживать
государыне, стали все заметнее сказываться на ее здоровье. Еще девочкой
она страдала от острых невралгических болей в спине и ногах. В течение
первых шести лет замужества у нее было четверо тяжелых родов. Борьба с
недугом сына истощила ее эмоционально и физически. Во время болезни
ребенка государыня, не щадя себя, днем и ночью сидела у его изголовья. Но
когда опасность оставалась позади, императрица, обессилев, оказывалась на
несколько недель прикованной к постели и могла передвигаться лишь в
кресле-коляске. В 1908 году, когда сыну было четыре года, у государыни
появились симптомы заболевания, которое она охарактеризовала, как
"расширение сердца". У Александры Федоровны появилась одышка, она стала
быстро уставать. Царица действительно стала больной женщиной, вспоминала
великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора. "Дышала она быстро
и, по-видимому, с болезненным усилием. Я часто замечала, что у нее синеют
губы. Постоянная тревога о здоровье цесаревича окончательно подорвала ее
здоровье. Доктор Боткин, который ежедневно приходил к императрице в девять
утра и пять часов пополудни, с целью прослушать ее сердце, спустя много
лет, уже в сибирской ссылке, объяснил одному офицеру, что государыня
унаследовала фамильную болезнь кровеносных сосудов, которая зачастую
приводила к "прогрессирующей истерии". Выражаясь современным медицинским
языком, у императрицы наблюдались симптомы психосоматического свойства,
обусловленные тревогой за здоровье сына.
Государыня сама жаловалась на собственное здоровье. В 1911 году она
писала прежней своей наставнице, мисс Джексон: "Почти все время болею...
Дети растут быстро... Я отправляю их вместе с их отцом на смотры воинских
частей. Однажды они присутствовали на завтраке среди военных... поскольку
я не могла поехать с ними; они должны привыкнуть заменять меня, так как я
редко где бываю теперь. А если куда и выезжаю, то после этого долго болею
- у меня слабость сердечной мышцы".
Сестре своей, принцессе Виктории Баттенбергской, императрица
сообщала: "Не думай, что слабое мое здоровье волнует лично меня. Меня
тревожит то, что из-за меня беспокоятся мои близкие и что я не могу
выполнять свои обязанности. Но раз уж Господь послал мне мой крест, нужно
нести его... Я столько испытала, что готова отказаться от какого бы то ни
было развлечения - они так мало значат для меня, семейная же моя жизнь
настолько идеальна, что она окупает все, чего я лишена. Маленький Алексей
становится хорошим товарищем и всюду сопровождает отца. Они каждый день
занимаются греблей. Все пятеро завтракают вместе со мной, даже если я
недомогаю".
То, что супруга не могла участвовать в жизни общества, огорчало
государя. "Аликс остается пока на яхте, чтобы не уставать ходить постоянно
по трапам, - сообщал император в письме к матери от 8 июня 1910 года. -
Боткин убедил ее в необходимости полечиться раннею весною в Nauheim
(курорт в Германии)... А ей необходимо поправиться и для себя, и для
детей, и для меня. Нравственно я совсем измучен, беспокоясь о ее здоровье!"
Мария Федоровна сочувственно относилась к невестке. "Грустно и больно
видеть ее (императрицу) постоянно недомогающей и не в состоянии ни в чем
принимать участие. У тебя и без того хватает забот, чтобы, ко всему,
видеть, как страдает человек, которого ты любишь больше всех на свете...
Самое лучшее для вас - это отправиться в путешествие... Ей это будет
чрезвычайно полезно".
Послушавшись совета доктора Боткина и родительницы, государь отвез
жену на воды в Наугейм. Он и сам получал удовольствие от таких поездок.
Надев темный костюм и котелок, он гулял, никем не узнанный, по улицам
немецкого городка. Тем временем императрица принимала теплые ванны, пила
минеральную воду и делала покупки в местных магазинах, сопровождаемая
горничной, толкавшей коляску в которой сидела больная. Спустя несколько
недель, Александра Федоровна вернулась домой, в Россию. Она отдохнула, но
не вылечилась. Ни для матери ребенка, больного гемофилией, ни для него
самого лекарство еще не изобретено.
Русские народ добрый, они любят детей и понимают, что такое
страдание. Почему же они не распахнули свои сердца измученной матери и ее
пораженному тяжким недугом ребенку?
Как ни удивительно, но народ России не знал о трагедии. Большинству
москвичей, киевлян или, скажем, петербуржцев было неведомо, что у
цесаревича гемофилия; те же, кто об этом догадывались, не представляли
себе, что это за болезнь. Даже в 1916 году Джордж Г.Мэрай, американский
посол, сообщал: "Ходят всякие слухи насчет него [наследника], но из
наиболее надежных источников стало известно, что у него какое-то нарушение
кровообращения. Похоже, что кровеносные сосуды находятся слишком близко от
кожного покрова". Даже лица, близко знавшие царскую семью, такие, как Пьер
Жильяр, многие годы не догадывались об истинном характере недомогания.
Когда цесаревич отсутствовал на какой-то важной церемонии, сообщалось, что
он простудился или растянул лодыжку. Никто этим объяснениям не верил, и от
того ребенок сделался предметом самых нелепых домыслов. Говорили, будто
из-за контузии в результате брошенной анархистами бомбы он стал умственно
отсталым и страдал эпилепсией. Как бы то ни было, таинственность,
окружавшая болезнь цесаревича, лишь ухудшала дело, так что о сочувствии и
сострадании не могло быть и речи. Именно так вели себя государь и
императрица после Ходынки, словно не произошло ничего особенного. Беда
состояла в том, что все догадывались, что за фасадом приличий происходит
нечто ужасное.
"Их величества скрывали болезнь Алексея Николаевича от всех, кроме
самых близких родственников и друзей, " - вспоминала А.Вырубова. Так уж
повелось, что о здоровье членов императорской семьи никогда не
упоминалось. Что же касается цесаревича, то имя его окружалось особой
таинственностью. Родители ребенка настоятельно просили врачей и горничных
не разглашать этот страшный секрет. [(Доктор Боткин добросовестно соблюдал
врачебную тайну и дома никогда не беседовал о болезни наследника. В 1921
году дочь его, Татьяна, написала книгу о царской семье, где не указала
характер недуга Алексея Николаевича и не разу не упомянула слова
"гемофилия". Это свидетельствует о том, что или она о ней не знала или же
руководствовалась кодексом чести, которому следовал ее отец. (Прим.
авт.))] Алексей Николаевич, рассуждали родители, - наследник престола
крупнейшей в мире державы и самой абсолютной монархии. Что же станет с
ребенком, династией и государством, если русский народ узнает, что их
будущий царь калека, который в любую минуту может умереть? Не ведая ответа
и страшась узнать его, государь и императрица предпочли молчать.
Если бы народу стало известно о недуге цесаревича, на долю и царя, и
монархии выпали бы новые испытания. Однако стена таинственности
представляла собой еще большую опасность. Царская семья становилась
мишенью для самых гнусных измышлений. Имя императрицы начали склонять, на
царя и престол пало пятно. Поскольку широкие массы народа не догадывались
о страданиях цесаревича, они не могли понять и той власти, какую обрел над
государыней Распутин. Об императрице у русских было ложное представление.
Не ведая о мучениях матери, ее замкнутость несправедливо приписывали
нелюбовью к России и ее народу. Годы тревог оставили след на челе
государыни; когда она с кем-то разговаривала, с лица ее не сходило
выражение озабоченности и печали. Чем больше императрица молилась, тем
строже становилась жизнь двора, тем реже царица появлялась на людях.
Вырубова писала: "Она страдала и была больна, а о ней говорили, что она
холодная, гордая и неприветливая: таковой она оставалась в глазах
придворного и петербургского света даже тогда, когда все узнали о ее
горе". И прежде не очень-то популярная, императрица становилась все менее
популярной. А с началом войны и пробуждением шовинистических чувств все,
что ставилось ей в укор - немецкое происхождение, холодность, преданность
Распутину - слилось в сознании обывателей в одно неистребимое чувство
ненависти.
Крах императорской России явился гигантской драмой, в которой сыграли
свою роль тысячи отдельных судеб. Однако, даже принимая во внимание слепую
силу исторических процессов и способствовавшие этому краху действия
министров, крестьян и революционеров, мы должны понять характеры и причины
поступков главных персонажей. Что касается Александры Федоровны, то никто
не удосужился взглянуть на нее попристальнее. А ведь с момента рождения
сына главной заботой в жизни императрицы была борьба с гемофилией.

13. ПУТЕШЕСТВИЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ СЕМЬИ
Каждый год, когда по российским просторам шагала весна, императорская
семья, покинув замерзшие пруды и заснеженные парки Царского Села,
отправлялась в цветущий Крым. С приближением минуты отъезда настроение у
государя неизменно повышалось. "Мне просто жаль вас, что вы остаетесь в
этом болоте, " заметил он, обращаясь к великим князьям и министрам,
пришедшим проводить его в марте 1912 года.
Существовала определенная система таких переездов. В марте царская
семья отправлялась в Крым; в мае переезжала в Петергоф; в июне совершала
плавание в финских шхерах на борту императорской яхты; в августе ехала в
Польшу, в охотничий замок среди лесов, а в сентябре возвращалась на зиму в
Царское Село.
Царский поезд, в котором путешествовал император со своей семьей,
представлял собой состав из прицепленных к сверкающему черным лаком
локомотиву роскошных синих вагонов с золотыми двуглавыми орлами по бокам.
А.Вырубова так описывает его в своих воспоминаниях: "Дивный царский поезд,
в котором теперь катаются Троцкий и Ленин, скорее был похож на уютный дом,
чем на поезд. Помещение Государя, обшитое светлым ситцем, с кушеткой,
креслами, письменным столом, книгами и фотографиями на полках, отделялось
от кабинета Государя ванной. В кабинете Государя, обитом зеленой кожей,
помещался большой письменный стол. Их Величества вешали иконы над
диванами, где спали, что придавало чувство уютности. Вагон Алексея
Николаевича был также обставлен всевозможными удобствами; Фрейлины и я
помещались в том же вагоне... В последнем вагоне помещалась столовая,
перед нею маленькая гостиная, где подавали закуску и стояло пианино".
Царская спальня была размером с три обычных купе, гостиная императрицы
была обита бледно-лиловой и серой тканью.
Конструкция ванны была такова, что вода из нее не выливалась даже при
наклоне. Мебель в вагоне, где находились купе четырех великих княжен и
цесаревича, была выкрашена белой краской. В отделанной панелями из
красного дерева гостиной с мягкими коврами и креслами, обитыми сафьяном,
собирались Фрейлины, адъютанты и другие члены свиты, каждый из которых
имел собственное купе. Столовый вагон был оборудован кухней, где стояли
три плиты, холодильник и буфет, набитый бутылками с вином. За столом могли
разместиться двадцать человек. Даже в дороге соблюдался старинный русский
обычай: члены императорской свиты могли закусить, подойдя к столу, на
котором стояли тарелки с икрой, лососиной, сардинами, копченым языком,
салями, солеными грибами, редисом, селедкой, огурцами и другими
деликатесами. Во время обеда император всегда сидел посередине длинного
стола, по бокам его - великие княжны, напротив - граф Фридерикс и другие
придворные. За редкими исключениями императрица трапезничала одна или с
наследником.
Хотя путешествие доставляло всем большое удовольствие, к радости
примешивалась и тревога. Путешественников постоянно терзало опасение, что
поезд могут взорвать террористы. Чтобы уменьшить вероятность диверсии,
всякий раз отправлялись два одинаковых поезда, двигавшиеся на расстоянии
нескольких километров друг от друга, поэтому потенциальные убийцы не
знали, в каком из них едут царь и его семья. Неизбежными спутниками
продолжительных поездок были неудобства и скука. Хотя поезд мог двигаться
быстрее, скорость его обычно составляла 25-30 верст в час. Поэтому переезд
из Петербурга в Крым занимал две ночи и день. И все это время состав шел,
стуча колесами и раскачиваясь по рельсам, проложенным по бескрайним
просторам России. Летом крыши вагонов раскалялись, и в салон-вагонах
становилось жарко, как в печи. Всякий раз, как поезд оказывался в лесу или
возле реки, машинист останавливал состав на полчаса, чтобы дать пассажирам
возможность поразмяться и отдохнуть в тени деревьев или насладиться речной
прохладой.
Однажды поезд остановился на высокой насыпи. Мосолов писал: "Дети
садились на большие серебряные подносы и, пользуясь ими наподобие салазок,
спускались по откосу... Девочки держали пари, кто из них первая прибудет
вниз... Генерал-адъютант Струков объявил детям, что он первый очутится
внизу. Дети не верили. Когда состязавшимся скомандовали спуститься,
Струков в парадной форме, с Александро-Невской лентой, держа свою почетную
саблю с бриллиантами (за взятие Андрианополя) в руках, прыгнул с высоты
более трех саженей с насыпи, рискуя сломать себе ноги, и, конечно,
опередил детей. Императрица очень журила его за эту выходку, но французы
(члены депутации) были в восторге".
В отличие от царского поезда, служившего средством передвижения, яхты
предназначались для отдыха. В июне царь отправлялся на две недели в
неспешное, с остановками плавание, вдоль скалистых финских берегов. Днем
яхта шла шхерами от острова к острову, а вечером останавливалась на
якорную стоянку в какой-нибудь заброшенной бухте, на берегу которой
возвышалась одинокая рыбацкая хижина. Проснувшись поутру, пассажиры видели
вокруг синее море, сверкающее мириадами солнечных бликов, желтый песок и
красный гранит островов, поросших вечнозелеными соснами.
Самой любимой яхтой императора был красавец "Штандарт".
Водоизмещением 4500 тонн, с корпусом, выкрашенным чернью, судно было
изготовлено по особому заказу на верфи в Дании. Стояла ли она на якоре
где-нибудь в балтийской бухте или же была пришвартована в Ялте у скал
крымского побережья - повсюду яхта притягивала взоры знатоков своими
изящными очертаниями. Размером с небольшой крейсер, оснащенный паровой
машиной и работавшей на угле котельной установкой, "Штандарт", тем не
менее, был спроектирован как парусное судно. Украшенный золотым вензелем
огромный бушприт устремлялся вперед, как бы продолжая нос клипера, над
палубой возвышались три стройные, покрытые лаком мачты и две белые дымовые
трубы. Над надраенными палубами были натянуты белые парусиновые тенты,
защищавшие от солнца плетеные столы и стулья. Под верхней палубой
располагались гостиные, салоны, кают-компании, обшитые красным деревом, с
паркетным полом, хрустальными люстрами, бархатными портьерами. Помещения,
предназначенные для императорской семьи, были отделаны ситцем. Помимо
судовой церкви и просторных кают для царской свиты, на яхте имелись
помещения для офицеров, механиков, котельных машинистов, палубной команды,
буфетчиков, лакеев, горничных и целого взвода моряков гвардейского
экипажа. Кроме того, на нижних палубах нашлось достаточно места, чтобы
разместить духовой оркестр и балалаечников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77