.. А может и нет?.. Бывали случаи, когда и
сходка попадала в непонятное... Нет, спешить некуда и незачем,
надобно смотреть... Еще сходки будут...
Если бы Гек ведал о прощальном крике Субботы, как знать -- может
иначе бы себя вел, иначе действовал... Но слухи о Последнем Ване
долгое время словно бы обтекали его, не задевая... Много ходило
слухов, искажаясь и обрастая небылицами, так что если он и слышал
нечто подобное, то все равно не узнавал в них себя. Лишь
однажды намекнул он Дельфинчику о пробе своей, но это было
давно... И Указу покойному, пожалуй, но там сам черт ногу в
толкованиях сломит... А пока он твердо держался напутствия ванов
-- открыться, когда сам почувствует, что пора...
Кряквы были в камере, само собой... Но по здравом размышлении --
местному куму -- ни стука, ни улыбки. Спал, проснулся -- жмур
лежит. Все спали, никто не видел. Сам и помер, наверное...
Попозже, зонному куму, можно рассказать; глядишь -- дачку бросит
за информацию, а посреди дороги -- не-е-е..., попка не лишняя и
голова тоже.
Зонные кумы узнавали -- и кто на карандаш, кто в памяти оставлял.
Что такое кум на зоне? -- слуга двух враждующих господ, Службы и
Конторы. Плевать в любую сторону -- все против ветра будет. Сам о
себе не позаботишься... Вот и копили информацию впрок, есть не
просит... Тягнули однажды капитана Робетта в Бабилон с плановым
отчетом, а там вдруг генерал Муртез интерес проявил: слово за
слово в конфиденциальной обстановке -- вернулся майором, ждать
вакансии на новую должность. А потому что сумел заинтересовать
сведениями о новых внутриуголовных течениях. Зачем им это нужно в
далекой столице -- бог ведает, у них своя политика, а у нас на
дальних орбитах -- своя...
Эли Муртез едва не задохнулся от волнения, когда услышал в
рассказе о свернутой шее упоминание о Бобе-Геке-Мальке: вот он --
достоверный след связного от старых ванов на волю, вот он,
оставшийся Ван... Веяло от всей этой истории какой-то мистикой,
неправоподобщиной: годы идут-идут, а чертовому Ларею все "между
сорока и пятьюдесятью, крепко сбитый такой"... Робетта в тот раз
подробно, насколько мог, рассказал ему и пробах, и о современной
расстановке сил в зонно-уголовных джунглях; Муртез и раньше
понимал все это, но только в общих чертах, без поправки на
современность...
Муртез прошелся по кабинету, остановился перед зеркалом -- оттуда
пялился на него с брезгливым недоумением мужчина неспортивного
вида, тоже ведь между сорока и пятьюдесятью, скоро сорок два
прокукует... Эх, глупость выстроил собственными руками, надо было
бы выдернуть его, Ларея, в специальный, "Служебный" каземат, или
хотя бы в "Пентагон": времени мало, а ведь зная невероятную
истину и наблюдая, так сказать, в микроскоп, можно было бы многое
прояснить. Риск признания наличия живого представителя официально
уничтоженной "уголовно-террористической" группировки -- он
меньше, чем интерес к данному феномену... В крайнем случае,
памятуя о былых догадках, можно было бы замаскировать его в
разработке под английского шпиона. А теперь, пожалуй, шабаш...
Если узнает, куда его определят -- откажется... э-э-э...
подниматься (?) "на зону" -- тогда еще есть шанс, вернем в
Бабилон. А если согласится, то там ему и конец с кисточкой.
Может, через оперативные службы его предупредить? Задним умом все
мы крепки -- поздно, он уже -- то ли жив, то ли не очень.
Информация с мест -- большую задержку имеет, "конторские"
сотрудничают сопровождая свои услуги зубовным скрипом, но не
больно-то на них надавишь -- Сабборг сидит на мохнатой лапе у
самого Старика... Дэнни, впрочем, тоже, но ведь Дэнни, а не
Муртез... А у Муртеза и основной работы выше крыши, по Штатам, по
Британии, по Мальвинам... Лишь бы только Адмирал войны не затеял,
тут уже не Аргентина будет: мы -- бритам, они -- нам... Полыхнет
так, что... Надо будет Дэнни все и полностью доложить о фактах и
догадках, в две головы лучше думается... Ах, ты, сраный гром и
С... молния! Может быть уже и докладывать-то не о чем? Подождем с
докладом, подождем...
@BL =
Гек скучал. Пару дней его развлекали допросы по поводу
покойника Указа, но никто ничего не показал и списали человека
по "несчастному случаю". Во время очередного шмона из камеры
изъяли книги, зубную пасту, карандашные грифели и иную
"неположенку", которую знающие свое дело вертухаи привычно
находили в привычных "начках". Кое-что, наиболее важное в
арестантском быте оставалось, конечно, карты, кости, бритвы, те
же грифели и стержни от шариковых ручек, деньги... И вертухаи об
этом знали, и сидельцы понимали, что те знают и опять нагрянут в
неожиданный момент; но таковы были правила игры: одни ловят,
другие прячут. Если, скажем, поместить в относительно простом
тайнике заранее обреченные на обнаружение предметы --
"жертвоприношение", то лягавые остальное полегче ищут:
результат-то уже есть, отчетность и так в порядке будет. Но и
надзиратели понимают: ну случись чудо, вывернули все до пылинки,
а потом что? -- запрещенных предметов не обнаружено? Ну-ка,
попробуй не найди еще один раз!..
Тусовка прошла успешно, народ занял положенные места, люди
приходили-уходили, а Гек вторую неделю ожидал последнего этапа на
место назначения. Из команды покойного Указа почти все ушли в
этап, оставался только Лунь, который после трех оглядочных суток
окончательно уверился в Геке и держался рядом, вызывая ревнивые
косяки у Сим-сима, поскольку тот считал себя вправе числиться
первым помощником при шефе.
Но Гек относился к обоим ровно и особо не выделял никого. Скука
его отчасти носила нервный характер: ожидание хуже наказания
(банальная истина -- все равно -- истина). Показывать
неуверенность и напряжение -- категорически нельзя, чтива нет, в
камере тишина и покой: чуть что не так -- Лунь и Сим-сим вместо
утюгов работают, рвение проявляют. Байки травить -- разучился
Гек, нет охоты, а других слушать -- тысячу раз он все эти приколы
и легенды слышал. Как-то запел один парнишка песню: "Так я сел в
девятый раз, потеряв при этом глаз, потому что -- Черная
Суббота...". Гек дослушал ее до конца, стал расспрашивать --
откуда песня, кто сочинил, да знаешь ли о чем и о ком поешь?
Парнишка не знал, окружающие тоже, для них Черная Суббота --
просто кличка для рифмы, а главное -- веселый мотивчик очередной
блатной песенки, невесть когда и неизвестно кем сочиненной... Гек
не стал им ничего пояснять. К чему?..
-Ларей! А тебя ведь на двадцать шестой определили. Это правда?
-Правда.
-Ну и... как же ты теперь?.. Зона-то псиная?
-Скуржавые там, все правильно.
-Упрешься рогом?
-Поднимусь.
-А... как же?..
-Да вот так. Кофе-какао пить с ними не намерен, не думай.
Просто я всеми фибрами ощущаю, что выбора мне нет: откажусь --
еще хуже чего придумают. Меня ведь не только лягавые пасут, есть
нюхачи и покруче и попротивнее.
-А ты почем знаешь?
-Во время шмона в первой пересылке мгновенно нашли у меня два
потайных кармашка на теле, да даже и не нашли -- кумовья сразу
туда сунулись. А знали об этом только некие мальчики из столичной
Службы -- заметь, не из Конторы -- которые пасли меня, еще когда
я припухал в Пентагонной больничке. До этого, до суда, ни на
одном шмоне не находили. Видимо после инструкция пришла. Почему
пасут -- знать не знаю, шпионов им, видать, не хватает. А что
зона скуржавая -- так это -- пока... Случаются ситуации и похуже.
-Похуже -- редко бывает для нашего брата, если вообще бывает. И
зона-то -- проклятая, жить на ней -- западло...
-Лунь, дружище, только не вздумай учить меня правильной жизни.
Да сядь, я не в претензии за вопрос. Но учись думать своей
головой: зона проклята и проклята за дело. Но если бродяги будут
обходить ее стороной и только из-за забора кулаком туда грозиться
-- что получится? Как там порядок восстановится -- Божиим
промыслом, что ли? Фраты и обиженка как сидели, так и будут
сидеть, думая, что их порядки -- общепринятые. Лягавые -- как
правили со своими псами, так и будут править. Навеки, что ли, в
нашем доме чуланы загаженные смердеть будут? Половина зон в
стране -- псиные...
Лунь поразмыслил и, ощутив, что Ларей не прочь поговорить и
настроен спокойно, недоверчиво покачал головой:
-Так, да не так. Туда надо этапом идти, большим этапом, чтобы
нетаки, золотые, фраты -- заодно стояли. Сучню -- под корень,
прихвостней -- к параше.
-Красиво говоришь. Только чтой-то давненько туда правильные
этапы не ходили. Времена Большой Рвакли миновали, всем теперь
нравится спокойная жизнь. А гангрена расползается. Но есть такое
слово -- диалектика, хотя я сам, скорее, метафизик. А диалектика
-- это примерно, как твое "так, да не так", только по-научному.
Рвакля утихла, но значит и "жучкины" пробы потеряли лягавской
патронаж. То есть -- у администрации они по-прежнему в
помощниках, но поддержки, той, старинной и безоговорочной -- нет.
И еще... Слушаешь, нет?
Лунь жадно затряс головой, внимая философским откровениям старого
урки. С верхнего яруса свесил круглую голову Сим-сим. Вокруг
шконки собралось еще с полдюжины слушателей, молодых парней, из
числа сочувствующих урочьим идеям. Гек покосился, но разгонять
аудиторию не стал.
-Так вот. А еще свершилась революция в зонном
царстве-государстве, которую все ощутили, да никто не заметил.
Раньше ведь как было: лягавская Контора -- люди государственные:
ГлавпСс велит им использовать сидельцев в качестве дармовой
рабочей силы, да еще госзаказы назначает. Не выполнишь --
останешься без погон, а то и без шкуры... Ну те -- вниз спускают,
раздают задания по зонам, да по командировкам, а там -- ниже, по
отрядам да бригадам, с тем же стимулом: выполнишь -- пайка, не
выполнишь -- могила.
Но в главбудке -- новый главпСс (слушатели поежились, но
продолжали внимать), на дворе -- новые времена. Разрешили на воле
широко бизнес разворачивать, к кормушке другие рыла пробились. Им
теперь эти самые заказы только подавай: он станок за сто тысяч
купит, да к ним вольняшку-другого за сто тысяч годовых приставит,
они наворочают как тысяча кустарей-сидельцев, да еще с качеством
и без саботажа. Что дешевле и выгоднее? Ведь сиделец -- он только
условно бесплатен: землю под зону -- предоставь, охрану, колючку,
электричество, персонал... О качестве работы я и не говорю... И о
воровстве архангелов наших... Вот и получилось, что работы в
зонах поубавилось, а соответственно и понукалова. Теперь работа
больше на пряник стала походить, чем на кнут. Верно я говорю,
ребята?
-В цвет. -- Худой, жердеобразный Кубарь, мотающий уже третий
срок за мошенничество осторожно, но с неторопливым достоинством
вступил в разговор. -- Раньше -- ты в отказ, а тебя гнут, ты
мастырку -- тебя в бур. А теперь -- в очередь стоят, да нарядчика
максают, чтобы только работу дал. Теперь даже деньгами, хоть и
малыми, платить стали за работу. Есть работа -- в лавочку ходишь.
Нет работы -- жди кешер с воли, или подыхай: кормят нынче погано,
хуже прежнего намного... Но проба, которая на зоне, скажем, свой
кусок с работяг всегда имеет. Фрат -- горбит, блатной -- спит.
Скуржавые -- беспредельщики, все жилы тянут. Стальные не лучше.
Золотые -- те малость полегче орудуют.
Лунь мгновенно ощерился в его сторону:
-Парашу несешь! Ржавые с фратов добровольно в общак имеют, без
гнулова!
-Помолчи, малый, не так ты много видел, чтобы меня выправлять.
А я скоро полтора червонца барачного стажа накручу, да за свои
слова всегда готов ответить. Но что правда -- то правда, на
промзону силком никого гнать не надо по нынешним-то временам.
-Именно (Гек, к огорчению Луня, оставил без внимания не
слишком-то лицеприятную оценку блатного мира из уст Кубаря). А
потому и надсмотрщики над рабами -- стали менее нужны. Но по
инерции старая телега долго еще катится будет, пока на камень не
наедет...
-Какой камень?
-Каменный. Ну, все. Напыхтели -- дышать нечем. Расходись,
братва, а я придавлю часок перед обедом... Лунь, ты понял мою
мысль?
Лунь тотчас вернулся к шконке, где сидел Гек.
-Наверное да, хотя, может, не совсем. А ты не боишься, что
заложат твои речи?
-Не боюсь. Я сейчас куда больше волнуюсь за свои ближайшие дни:
я поднимусь на зону Ь26/3, но боюсь, что среди розовых лепестков
на моем пути будут попадаться и тернии, в смысле шипы...
Гек отвалился на цветастую, тощую, но все же не казенного образца
подушку -- в карты выиграл третьего дня, да сон не шел. Делать
предварительные заявления хорошо и нетрудно, а реально выжить в
предстоящие годы -- это задача не из самых простых. Пришел язычок
с воли -- утешительного мало. Ребята шустрят вокруг двадцать
шестого спеца, но все снаружи. А как оно там внутри повернется --
ой-ей-ей... Да еще водолаз в углу бубнит и бубнит, то ли
проповедует, то ли исповедует...
-Сим, позови-ка сюда Анафему...
Бывший католический священник, в насмешку прозванный сидельцами
Анафемой, действительно, сидел на свой шконке и проповедовал в
узком кругу прозелитов, вспомнивших бога в тяжких условиях
отсидки. Сам он слыл на голову ушибленным и мало приспособленным
к жизни человеком. Срок он получил за то, что попытался продать
золотую церковную утварь на черном рынке, но попался с поличным.
Земная власть из уважения к церкви отвесила ему всего семь с
половиной лет, а духовное начальство лишило его сана и чуть ли не
отлучила от церкви. Отец Амелио, ныне Анафема, рассказывал, что
-- да, был грех, но деньги он собирался раздать своим прихожанам,
лишившимся имущества и крова в результате наводнения. Сидельцы
хохотали, но верили "падре", уж очень он был чудаковат и
непрактичен. На пересылку он попал после того, как на утреннем
разводе публично предал анафеме главного на своей восьмой допзоне
блатного Хрыча.
Зона была скуржавая и порядки там царили соответственные, но
священнику по традиции полагался полный кус и прочие послабления.
Чудак-чудаком, но у отца Амелио хватило ума, чтобы не переть на
рожон и внедрять проповеди Христовы только добровольцам из
нуждающихся. И вот однажды ночью его разбудили и представили
перед самим Хрычом, битым уголовником, некогда разжалованным из
золотых, да не пожелавшим принять участь простого фрата-трудилы.
Теперь он истово служил скуржавой вере и даже сподобился
перевестись, как исправляющийся, на более "курортный" допрежим,
где и правил по своему людоедскому разумению. Отца Амелио против
воли ввели в курс дела: два шныря, по очереди дневалящие в
Хрычевом бараке, проворовались -- тяпнули сотню из тумбочки у
самого Хрыча. Вернее, проворовался один, но неизвестно кто
именно. Кража случилась на стыке дежурств, твердой отмазки ни у
кого не было, авторитетом, естественно, они не пользовались,
денег ни у кого из них не нашли. Допросы с битьем и простейшими
пытками результатов не дали: оба знали каков будет итог признания
и упирались намертво, плача и божась "на парашу". А может быть и
действительно никто из них виновен не был, но для предстоящего
правежа это никакого уже значения не имело.
Хрыч любил обставлять дело театральными эффектами: он объявил
несчастному отцу Амелио, что вручает судьбу подозреваемых в руци
Господни, пусть де мол, святой отец укажет на виноватого,
всевышний не попустит ошибки... Отец Амелио, уразумев, что от
него хотят -- осел на пол почти без памяти, но это его не спасло:
вылили ведро воды на голову, подняли на ноги и повторили, чтобы
протянул перст и указал виновного. Дальнейшее падре смутно
помнил, потому что омрачен был разум его, только впоследствии
понял из посторонних уст, что попытался слабыми своими пальцами
выцарапать Хрычу глаза. Отца Амелио сперва унимали, потом
отоварили дубинкой по голове и отволокли на место. Утром на своих
койках нашли двух покойников -- обоих шнырей: таков был соломонов
суд Хрыча. И тогда отец Амелио, собрав все свои силы, дотерпел до
развода и выкрикнул анафему Хрычу.
Следствие зашло в тупик -- один единственный свидетель, да и тот
ушибленный. Тем более, что вину взял на себя (за два куба чаю и
блок сигарет) помоечный пидор с нераспечатанными двадцатью годами
срока. Администрация прекрасно понимала что к чему, но все, что
могла сделать для бедного священника -- отправить его в другую
зону, где до него не дотянулись бы скуржавые.
-Скажи мне, святой отец, ты ведь сана лишен?
-Только рясы, сын мой. Один лишь Господь лишить меня может
сана, за мои грехи в будущем и прошлом. -- Отец Амелио стоял перед
шконкой Гека, по-монашески сунув крест-накрест руки в рукава
своей выцветшей до голубизны, но чистой робы.
-А как же ты узнаешь, если оное случится? Земные глашатаи воли
Его для тебя, как я понимаю, не авторитет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52