Теперь все они были мертвы и Гек один владел золотом ванов. Но
осознание этого ничуть не вскружило ему голову. Золото -- это еще
отнюдь не деньги. Если кольцо, серьги, часы, монеты -- еще можно
"забодать" барыгам без особых проблем, то за песочек -- шалишь,
сразу ноги к затылку пригнут. Это приравнено к государственной
измене -- и без связей и авторитета лучше не трепыхаться. Гек
очень хорошо это понимал и решил не спешить -- до совершеннолетия
еще очень далеко. А было его, желто-красного, родимого, похоже --
две тонны, не менее...
После того раза Гек повадился посещать подземелье. Он затащил
туда стул, заменил лампочки, ухитрился даже разобрать фановые
трубы и пробить грязевые пробки. И вода зажурчала и свет
загорелся и Гек впервые ощутил, что такое свой дом. Смотреть на
золото было довольно скучно, поэтому Гек открывал ящик и читал.
Эти чтения наполнили сердце Гека горечью и смятением. Слишком
много мерзости вылилось на него, слишком подлым был окружающий
мир. Старые ваны, Варлак с Субботой, щадили его юную душу и
старались в своих рассказах смягчать острые углы, не показывать
нагромождения предательства, злобы, тупости и бессмысленности
того, что составляло ткань их бытия. Гек и сам все это хлебал
полной ложкой до и во время отсидки на "малолетке", но ему
казалось, что, может быть, у взрослых это иначе... Но нет, из
прочитанного следовало, что и во взрослом мире, мире
общепризнанных авторитетов, кумиров малолетних сидельцев, так же
правит бал скотство, жадность, глупость и мелочность.
Оказывается, не только среди ржавых, но даже среди ванов
встречаются "кряквы", продавшиеся кумовьям за марафет или
помиловку... Нет, не все, конечно, такие. На Субботу, который,
оказывается, в молодости носил кликуху Анархист, на Варлака, на
Достаня ничего порочащего, с сидельческой точки зрения он не
нашел. И еще были многие, не сломленные и не запятнанные
властями, но... романтика блатной судьбы издохла.
Гек прикинул про себя -- смог бы он питаться в побеге человечиной
-- и не сумел себе четко ответить. Хотелось, конечно, думать, что
смог бы.
Однажды, разомлев в тепле, он так и заснул на подстилке возле
стены, с листочками на коленях.. И приснились ему кошмары, да
такие мрачные и тоскливые, что он проснулся в смертельном ужасе и
наяву испугался еще больше: вокруг было темно. Сон все еще
мешался с явью и Гек не мог понять: то ли он действительно ослеп,
то ли свет вырублен. Вдруг он заметил слабый "пуговичный" блеск
пары маленьких глаз и вспомнил: сквозь сон что-то шевельнулось у
него на груди, теплое, мягкое... Тут то он и проснулся. Крысы!
Гек выхватил нож, щелкнул им и, стремительно вращаясь вокруг
своей оси, стал кромсать темноту. Видимо, крысы были значительно
ниже ростом, чем Гек себе вообразил, поскольку нож так и не
встретил у себя на пути живой преграды и лишь свистел
разочарованно. Геку даже почудился шепчущий хохоток, хотелось
дико закричать и проснуться... Нет, руки-ноги слушаются, он себя
четко осознает -- это не сон. Главное не паниковать, а:
сориентироваться по стенке,
добраться до предохранителя,
нажать на пипку.
Гек взял себя в руки и через минуту уже фыркал возле крана,
смывал с себя страх. Он потом обшарил и выстукал все углы и
закоулки и нашел все-таки крысиную щель под одним из ящиков у
стены. Он набил дыру битым стеклом и металлическим мусором,
который насобирал в тоннеле, с тем, чтобы в будущем замуровать ее
наглухо. Уходя, он и железный ящик поставил на унитаз, придавив
крышку бутылкой с золотом. Он знал сам и слышал от других,
насколько хитры и изобретательны эти твари: они проникают даже
сквозь воду унитазной трубы.
После того случая он долго боялся спускаться "в Пещеру", как он
это называл. Его смущало, что он вовсе не слышал крысиного писка.
И глазки очень уж высоко блестели, откуда бы? "Бабские" страхи он
преодолел, но с тех пор не засыпал там ни разу.
Когда пошла катавасия с документами и отпечатками пальцев, Гек
сообразил, что если бы к пальчикам еще и внешность поменять, то
он и судимостей лишится, и ненужных обязательств и сможет начать
новую жизнь. Золотишко подождет пока, никуда не денется... А сидя
в сицилийской тюрьме, решился окончательно. Правда, он
предполагал, что сделает это в Бабилоне, но уже в Швейцарии
решил: чего тянуть -- здесь даже надежнее будет. И доктору Бетюну
он дал для образца два отлично скопированных по памяти
рисунка-портрета: Джез Достань -- в фас и в профиль.
И теперь он оставил львиную часть на номерном счете в Швейцарии,
прихватив с собою новую внешность и две "сотни" в долларах --
миллион, если в талерах, а поселился на Кривой улице, в
однокомнатной квартирке без телефона за сто талеров в месяц.
Далее предстояло решить основную задачу: получить настоящие
документы и вновь стать гражданином Бабилона, но уже с другим
именем и с другой судьбой. По фальшивым ксивам легко сюда
добраться, но жить...
По этой причине Гек старался вести себя тише травы и ниже воды,
большую часть времени гуляя по паркам и сидя в публичной
библиотеке.
Вооружившись тетрадками и ручками, он часами листал подшивки
бабилонских газет, стараясь прояснить для себя события тех
недавних лет, когда он скитался на чужбине.
Все мертвы, -- если верить газетам. Не понять только -- кто кого
убивал и кто кого победил.
Гек ежедневно и помногу ходил по городу, изучая настоящее и
вспоминая былое.
Дом продолжал работать, Гек даже мамочку Марго видел мельком, но
рожи там крутились незнакомые, много латинов и черномазых.
Штаб-квартира на Старогаванской -- закончилась, весь дом пошел на
капремонт, хозяин сменился. Гек отныне лишен был возможности
черпать сведения из той среды, в которой эти сведения рождались,
и вынужден был промышлять догадками и невнятными статейками в
бульварных газетах. Он хорошо питался, ежедневно, не менее
трех-четырех часов, интенсивно тренировался, читал по вечерам,
бродил по городу -- времени на все хватало. Но где-то через месяц
почувствовал он, что жизнь стала нудной, блеклой и... тревожной.
Да-да. Что же теперь, коли деньги есть -- так до старости и
тлеть, по киношкам да обжоркам? Ни черта не сделано полезного за
всю жизнь, вспомнить не о чем, поговорить не с кем. Сдохни я сию
секунду -- месяц никто не хватится, пока за квартиру платить
время не придет. Что делать, как жить, кто научит? Кто учил --
тех уж нет, а в своей голове, видать, нейронов и синапсов не
хватает...
Гек почувствовал, что проголодался и зашел в первую попавшуюся на
пути забегаловку с чернушным названием "Трюм" (и с дурной
репутацией), выгодно расположенную неподалеку от рынка. Времени
уже было -- четырнадцать тридцать, а он позавтракал аж в семь
тридцать.
"Трюм" открылся менее полугода назад на месте бывшей
псевдопиццерии и Гек, конечно, не знал, что его настоящий
владелец -- Нестор Пинто, он же Нестор, некогда прозванный
Гиппопо их общим покойным шефом, Дядей Джеймсом.
Нестор еще более возмужал, хотя пока не начал обрастать лишним
мясом, набрал силу и влияние в окрестностях, но до титула Дяди
ему было еще очень далеко. Однако он был независим, молод и
нахрапист и свято верил, что дальше будет лучше. Он сидел в
кабинете директора за стенкой, отделяющей кабинет от небольшого,
пустынного в этот час, полутемного зала, и пожирал двойной
бифштекс с картофелем фри под кетчуп. Ему предстояло ехать в
полицейский участок вызволять оттуда двоих своих орлов,
набедокуривших вчера в ресторане при казино. Казино -- это
казино, там на твои плечи и связи никто смотреть не будет -- в
лучшем случае пинка под жопу, а то и в полицию сдадут. Это не
шалман и распугивать приличных людей никому не позволено. Так
что, хотя Нестор и сам держал долю в пять процентов в этом
казино, никаких претензий к охране (те еще быки!) он не имел.
Звякнул колокольчик над дверью, в зал, отделанный искусственной
кожей по стенам -- все выдержано в красных тонах, кроме
бежевого потолка, похожего на квадратное поле, засеянное то
ли мелкими сталагмитами, то ли акульими зубами, вошел
посетитель. Это был крепкий мужик, повыше среднего роста,
одетый, как всегда одеваются простолюдины, хорошо зарабатывающие
на жизнь физическим трудом. Обращали, пожалуй, на себя внимание
только малоподвижные черты его лица и не по-людски нехорошие
глаза. Когда темные бабки-мамки боятся сглазу -- они именно
такие имеют в виду.
Паренек в несвежей белой рубашке с галстуком-бабочкой принял
заказ на ромштекс и кока-колу, пробил чек и смылся на кухню.
Буквально через минуту опять раздался звон колокольчика и в кафе
почти вбежал худой и низенький парнишка-наркоман по кличке Рюха.
Он бросил взгляд на посетителя, взял у стойки стакан с напитком и
пошел садиться к соседнему столику.
-Ой, господин хороший, -- споткнулся он вдруг. -- это вы бумажник
потеряли?
Гек недоуменно хлопнул себя по карману и машинально ответил:
-Нет, мой при мне.
-И мой при мне. Значит этот ничейный, надо посмотреть -- что
там такое? -- Рюха поднял бумажник к самому носу Гека и развернул
-- оттуда торчала увесистая пачка сотенных купюр. -- Поделим?
По-честному, пополам, а?
Гек с насмешкой взглянул на парнишку и решил подшутить над
дешевым фармазоном:
-Само собой. Давай-кось, я сосчитаю...
Сотенных там было только три верхних бумажки, остальные трешки и
пятерки. Для весу. Скоро должен был появиться и "владелец"
бумажника, а официант все не шел -- видимо планировал срубить
халяву после "раскрутки". Ну и шарага...
Гек, приняв в руки пачку, отвлек на мгновение взгляд
нервничающего Рюхи и тотчас подменил две сотенных на две пятерки,
что были у него в кармане.
-Нет, руки-крюки у меня -- сам считай. -- Рюха послушно взялся
считать и остолбенел: две сотни исчезли, как не было. Сам же
заряжал, глаз не спускал, что за черт!.. -- Ну считай, считай,
неграмотный, что ли? Учти, я смотрю, как ты считаешь!
А в кафе уже ввалился "владелец" бумажника.
-Ребяты, я давеча лопатник потерял, не видели случаем?.. А-а-а,
вот он родимый! А чтой-то вы в нем копаетесь, а?
Гек повернул голову и чуть не вскрикнул -- Дуст, собственной
персоной! После Червончика, видать, остался беспризорным, застрял
на марафете и теперь промышляет мелкими аферами, гадина! Ай да
встреча!
Дуст действительно, выглядел неважно: по-прежнему здоровенный,
как кувалда, он обрюзг на лицо, обносился, ходил небритый и плохо
причесанный.
На шум из зала отвлекся Нестор за стенкой. Он подошел к окошку,
для зала -- зеркалу, и заглянул внутрь. Начинающаяся сцена ничем
его не удивила, он недовольно сморщился, но вмешиваться не стал
-- мир не переделаешь, да и ехать пора. Ч-черт, не харчевня --
притон!
Он еще раз бросил взгляд на участников и замер. Мужика он не знал
и не видел никогда, но что-то там было не так. Рюха остолбенело
стоит с лопатником в руке -- ну он артист известный, растерялся
-- с понтом дела! Дуст -- тот похуже изображает, но вот мужик...
Он ведь ничуть не боится и не менжуется, как у себя дома. И на
дурака не похож... Лягавый, может? Ну их всех к хренам, пусть
сами разбираются. Нестор вышел через черный ход, по пути велев
директору приглянуть за ситуацией и доложить потом, если что
случится...
Долго ждать доклада не пришлось. Не успел Нестор посадить своих
"хулиганов" в мотор, чтобы отвезти в контору, да по-отечески с
ними "побеседовать", как к нему подбежал один из прикормленных
ранее стражей порядка и сообщил, что Нестора обыскались в
"Трюме".
"Так и есть, -- с досадой подумал Нестор, -- на лягавого
наскочили.
Ну все: эти аферисты пусть сидят, пока не сгниют, а остальных
уродов я отважу. Шалман только за счет "товара" да отстежки и
держится, сам -- убыточен... ну, почти убыточен..."
Действительность оказалась не лучше лягавского прихвата. Дуст,
судя по последней информации, умирал в больнице с перебитым
хребтом, у Рюхи сломана правая рука и оторваны оба уха, у Пенса,
официанта, "молодчика-наводчика", отобраны наличные деньги и
оторван указательный палец правой руки (за наводку). Все столы и
большинство стульев в зале разломаны, бутылки перебиты. Витрины
тоже. Свидетелей не было, патрульных не вызывали. Окружающие
соседи, торговцы, наученные горьким опытом, думали, что все идет
по программе, обычной в этом заведении, только чуть более шумной
сегодня.
Пенс, обнимая забинтованную руку, рассказал о случившемся.
Мужик догадался о раскрутке и видать рассердился.
-Надо же... -- прокомментировал Нестор.
Сначала он разделался с Дустом, как с цыпленком-табака. Выбил ему
зубы хрустальным салфеточным стаканом, уложил на пол, на живот --
и каблуком по позвоночнику... Потом взялся за Рюху, потому что
тот вздумал бритвой махаться. Он этой бритвой ему одно ухо и
откромсал. А потом и второе, но уже пальцами оторвал. Уж как Рюха
кричал!.. Пенс все это видел, потому что действительно надеялся,
что у мужика после раскрутки аппетит пропадет и чек останется
невостребованным. Мужик его заметил и спросил про свой заказ. А
заказ-то еще не был готов.
-Ты, скотина, и не собирался его делать? Говори, как есть, не
то вышибу навеки отсюда! -- опять перебил его Нестор.
Пенс, его двоюродный племянник, пристроенный к делу по просьбе
сестры, виновато вздохнул и продолжил рассказ.
Мужик, узнав, что ромштекс не готов, ударил его в ухо и велел
поторопиться... И тогда... ему было сказано... что его ждут
большие неприятности...
-Кем было сказано?
Пенс опять горько вздохнул и потупился.
-Дальше...
А дальше мужик стал крушить мебель, бар и витрины.
-А что он говорил при этом?
Ничего мужик не говорил, улыбался только. И деньги у Пенса отнял.
А потом палец отломал и ушел. Но Пенс уже этого не видел --
сознания лишился.
Да... Дуст переживал не лучшие свои дни, но на здоровье еще не
жаловался. И в этих краях никто не стремился меряться с Нестором
на его поле. И деньги тот хмырь отнял не в виде ограбления, а,
похоже, так, для куража... Недаром у Нестора сердце екнуло, надо
было вмешаться, уж он-то сумел бы утихомирить того гада.
Наверное... Но он очень четко запомнил его лицо и если встретит,
не дай бог... Морды бить -- да, если в своем праве, а мебель
крушить за чужой счет -- не надо! Ну, ничего, он его на всю жизнь
в памяти запечатал... Сейчас надо директору рыло начистить и
выгнать взашей на рынок, пусть опять за прилавком стоит. А то
хитрый больно, слинял, а я расхлебывай!
Гек после этого случая с Дустом, своим старым врагом, почти
неделю держал отличное настроение. Он опять полюбил спускаться в
тайники, просиживая там сутками, ночевал. Во втором тайнике он
обнаружил толстенную пачищу дореформенных денег, годных теперь
только на растопку, кипу самодельных карт южных лагерных
территорий, имена, адреса, обстоятельства тех официальных лиц,
кто был на крючке у Ванов. Цена этим данным была примерно такая
же, как и дореформенным сотням и тысячам, поскольку данные не
пополнялись с шестидесятого года и безнадежно устарели. А
последним посетителем тайника Ь2, точного подобия первого, был
некий Бивень, который и деньги туда заложил, не ведая о
местонахождении основной "казны" и о предстоящей близкой реформе.
И, наконец Гек обнаружил еще одно своеобразное сокровище:
небольшую коллекцию "портачных мамок", матерчатых и кожаных основ
с тщательно подобранными в узор иголками. При известной сноровке
и аккуратности стоило только смазать иголки и кожу, наложить
"мамку" -- и татуировка готова. Гек был счастлив, когда нашел
"медведя оскаленного", гордую реликвию "Ванов", потому что ни
Варлак, ни Суббота не помнили -- есть она в том тайнике или на
руках у кого-то. Он примеривался и тренировался три дня. А на
четвертый -- наложил себе мамку на лопатку, под левое плечо --
имел на это законное право. Получилось четко, не хуже, чем у
Субботы. (У Варлака кабан был с двадцати лет, так он его и
оставил, перебивать -- посчитал несолидным). Нагноения не
случилось и болело недолго.
А дело шло к зиме, Геку уже стукнуло двадцать. Полгода он топтал
уже родную землю, а придумать с документами и перспективами
ничего так и не сумел.
Помог случай. Когда ищешь решение трудной, невозможно трудной
проблемы, случай почти всегда приходит на помощь. Но чаще всего
он помогает тем, кто не опускает рук и неустанно ищет,
безжалостно перебирая и отбрасывая сотни возможных вариантов
решения поставленной задачи. Большим ловцом удачных случайностей,
к примеру, был один английский физик, некий Фарадей...
Гек зашел в банк, чтобы сдать десятитысячную предъявительскую
облигацию и угодил в вооруженное ограбление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52